Научная концепция детерминизма

Концепция детерминизма занимает исключительно важное место в науке — в философии как общей науке, в естествознании и общественных науках как частных. Объясняется это тем, что ближайшей познавательной задачей науки является познание законов изучаемых явлений; философия в лице диалектики изучает наиболее общие законы всякого движения, всякого развития, совершающегося в природе, обществе и мышлении, а также общие законы мышления, Естествознание и все его отрасли изучают законы природы как всей в целом, так и самых различных ее областей. Общественные науки изучают широкие общесоциологические законы развития и структуры всего общества, действующие во всех социально-экономических формациях, и более узкие законы, присущие лишь отдельным формациям или же отдельным сторонам жизни общества.

В число законов, которые открывают и изучают науки, входят и те законы, которые выражают причинную связь явлений. В этом случае закон выступает в форме причинно-следственного отношения, связывающего два явления, из которых одно выступает как причина, другое как следствие (или действие). В более общем случае всякий закон есть так или иначе более узкое выражение универсальной закономерной связи между явлениями, вещами, процессами или же их сторонами, свойствами, «моментами». Именно эти-то законы и составляют прежде всего предмет той или иной науки и вместе с тем они-то и образуют собой фундамент концепции детерминизма. (В дальнейшем концепцию детерминизма мы будем обозначать латинской буквой D.)

В данной главе излагается прежде всего научная концепция D — та, которая опирается на учение Маркса, Энгельса и Ленина и является в своей основе диалектико-материалистической. По этой причине мы будем в дальнейшем излагать взгляды классиков марксизма-ленинизма, из которых вытекает научная концепция D; в связи с этим мы будем называть различного рода ненаучные концепции D, которые подвергались критике со стороны Маркса, Энгельса и Ленина. Но, разумеется, мы не ограничиваемся лишь приведением цитат из трудов Маркса, Энгельса и Ленина, а стремимся систематизировать их взгляды по данному вопросу, а там, где это необходимо и возможно, продолжить их разработку применительно к нынешнему уровню развития науки и самой исторической действительности.

Как и всегда, прежде чем начинать анализ вопроса, необходимо установить содержание тех понятий, которыми мы будем оперировать. В данном случае речь идет не только о понятии детерминизма, но и о других, связанных или соотносительных с ним понятиях закономерности, причинности, необходимости и др.

1. Об основных понятиях в учении о детерминизме

Мы исходим из того, что в мире все без исключения находится во всеобщей взаимной связи, причем эта связь может быть либо непосредственной (такая связь интересует исследователя обычно в первую очередь), либо более или менее опосредованной через ряд промежуточных звеньев, число которых может возрастать практически до бесконечности. В совокупности такую всеобщую связь можно определить как универсальную закономерную связь всех вещей и явлений мира. (Обозначим ее латинской буквой U.)

В «Философских тетрадях» В. И. Ленин отмечал, что универсальная связь явлений — это „связь всего“^[1]. В соответствии с этим гегелевское основное требование «необходимости связи» толкуется как очень важное, означающее, по — мнению Ленина, следующее: «Необходимая связь, объективная связь всех сторон, сил, тенденций etc. данной области явлений…»^[2], распространенная на весь мир, на всю вселенную, на всю объективную реальность. Мысль об U выражена Лениным в положении: «связь (всех частей) бесконечного прогресса»^[3].

Как всякий сложный предмет, U имеет множество различных, часто не совпадающих сторон и проявлений; они отражают различные разрезы или аспекты этой всеобъемлющей и всеохватывающей связи явлений U. Детерминизм D есть общее учение, признающее существование подобной U и отрицающее существование каких-либо явлений и вещей в мире вне этой U. Вместе с тем D как учение, имеющее широкий, диалектический характер, в противоположность механическому D, не ограничивается таким общим положением, но требует исследования определенных закономерных связей между изучаемыми наукой явлениями и отвергает однотипность этих связей, возможность сведения их лишь к каким-либо общим формам или типам, как якобы наиболее общим, простейшим.

Членение U на отдельные ее стороны, или «моменты», может быть осуществлено различными путями. Без такого членения невозможно познание U, так как она охватывает все вещи и явления, а познать сразу все не по частям, а в его совокупности невозможно; тот, кто хочет познать сразу все, не познает ничего. Поэтому вопрос о членении U приобретает для науки громадное познавательное и практическое значение.

Членение U проводится прежде всего по двум главным направлениям: объемному, путем последовательного сужения вычленяемого участка U (вплоть до наименьшего из возможных), и порядковому, путем сопоставления закономерных связей, относящихся к различным уровням: структурной организации материи. Каждому из обоих направлений отвечает ряд понятий, выражающих U с ее соответствующей стороны.

Абстрактным выражением U служит общее понятие закономерности. Оно характеризует ту часть, или сторону U, которая в качестве общей охватывает данную область явлений природы, общества или духовной жизни. Более узким выражением той же U является понятие закона, соотносительное с понятием закономерности, но не совпадающее с ним прежде всего по своему объему.

Еще более дробным членением U служит такое, которое доводит до минимума число связанных между собой вещей или событий в рамках тоже доведенных до минимума числа процессов. Очевидно, что число вещей или событий в пределе их уменьшения не может быть меньше двух, иначе становится беспредметным самое представление о связи чего-то с чем-то; число же процессов, в рамках которых может рассматриваться эта связь, может быть доведено до одного. Это будет предельный случай вычленения из U отдельных ее сторон, или «моментов», другими словами, ее простейший, элементарный случай. Такие элементарные случаи представляют особый интерес для науки с познавательной точки зрения.

Когда из U выделяются два явления, связанные между собой закономерно, то такая связь двух явлений обычно выражается в понятии причинно-следственная связь: в таком случае (т. е. в случае предельного членения U) одно явление по отношению к другому обнаруживает себя как причина, другое по отношению к первому — как его следствие; значит, причинность есть малая частица, кусочек U, доведенный до ее элементарной ячейки.

Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге» писал по этому поводу: «Мы видим далее, что причина и следствие суть представления, которые имеют значение, как таковые, только в применении к данному отдельному случаю; но как только мы будем рассматривать этот отдельный случай в его общей связи со всем мировым целым, эти представления сходятся и переплетаются в представлении универсального взаимодействия, в котором причины и следствия постоянно меняются местами; то, что здесь или теперь является причиной, становится там или тогда следствием и наоборот»^[4].

Здесь понятия причины и следствия трактуются Энгельсом как стороны («моменты») универсального взаимодействия, которое в данном случае является эквивалентным выражением U^[5].

Ту же мысль Энгельс развил в «Диалектике природы»: «Взаимодействие — вот первое, что выступает перед нами, когда мы рассматриваем движущуюся материю в целом с точки зрения теперешнего естествознания… Только исходя из универсального взаимодействия, мы приходим к действительному каузальному отношению. Чтобы понять отдельные явления, мы должны вырвать их из общей связи и рассматривать их изолированно, а в таком случае ^[6]сменяющиеся движения выступают перед нами — одно как причина, дроге как следствие».

Эти воззрения на причинность (причинно-следственные отношения) и универсальное взаимодействие полностью поддержал и развил дальше В. И. Ленин. В книге «Материализм и эмпириокритицизм», ссылаясь прямо на взгляды Энгельса, он процитировал приведенное нами выше высказывание Энгельса, содержащееся в «Анти-Дюринге», после чего сделал вывод: «Следовательно, человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая её, искусственно изолируя те или иные стороны единого мирового процесса»^[7]. Ленин подчеркивает при этом, что тому, кто сколько-нибудь внимательно читал философские сочинения Энгельса, «должно быть ясно, что Энгельс не допускал и тени сомнения насчет существования объективной закономерности, причинности, необходимости природы»^[8]. И далее: «Признание объективной закономерности, причинности, необходимости в природе совершенно ясно у Энгельса наряду с подчеркиванием относительного характера наших, т. е. человеческих, приблизительных отражений этой закономерности в тех или иных понятиях»^[9].

Эти же мысли Ленин развивает дальше в «Философских тетрадях». Здесь особенно подчеркивается то положение, что причинность или каузальность (её мы будем в дальнейшем обозначать латинской буквой C) есть лишь частичка U, которая, как и сама U, существует объективно и лишь отражается в нашем сознании. «Каузальность, обычно нами понимаемая, — пишет Ленин, — есть лишь малая частичка всемирной связи, но (материалистическое добавление) частичка субъективной, а объективно реальной связи»^[10]. И Ленин поясняет: «Причина и следствие, ergo, лишь моменты всемирной взаимозависимости, связи (универсальной), взаимосцепления событий, лишь звенья в цепи развития материи»^[11]. Как особо важное Ленин выделяет следующее положение: «Всесторонность и всеобъемлющий характер мировой связи, лишь односторонне, отрывочно и неполно выражаемый каузальностью»^[12].

В тех же «Философских тетрадях» Ленин отмечает, что образование абстрактных понятий и операции с ними уже включают в себя представление, убеждение, сознание закономерности объективной связи мира. «Выделять каузальность на этой стадии нелепо»^[13]. Анализируя философию Гераклита, Ленин записал чрезвычайно интересную мысль, которая дает нашим историкам философии и частных наук ключ к созданию к созданию марксистских трудов по философии: «Тысячелетия прошли с тех пор, как зародилась идея «связи всего», «цепи причин». Сравнение того, как в истории человеческой мысли понимались эти причины, дало бы теорию познания бесспорно доказательную»^[14].

Здесь «цепь причин» понимается как «связь всего», т. е. как U. Следовательно, совокупность всех форм C позволяет, составляя из множества отдельных малых частичек U, образовать представление и о самой U.

2. Универсальная и причинная связь явлений

Итак, между универсальной связью U, с одной стороны, и отдельной причинной (или причинно-следственной) связью, выражаемой в понятии C, — с другой, имеется глубокое родство, как между целым и наименьшей частицей этого целого в смысле его элемента.

Причинная связь в таком её понимании является всеобщей в том смысле, что любой участок U, доведенный любыми способами объемного членения до возможного минимума, обнаруживает наличие двух причинно связанных между собой вещей или событий. Значит, каждая вещь имеет свою причину и в свою очередь может служить причиной некоторой другой вещи как её следствия. Абсолютно беспричинных событий нет и не может быть.

Для причины существенно, что она непосредственно, без каких-либо других звеньев определяет вытекающее из нее следствие (действие) и что поэтому она во времени не может следовать за ним, а должна ему предшествовать либо во всяком случае совпадать с ним по времени. При этом речь идет не просто о следовании во времени различных событий, а о наличии между ними внутренней связи, зависимости, определяющей появление одного события (следствия) из другого (причины). Значит, речь идет о существенном отношении между ними; раскрытие этого отношения требует анализа сущности каждого из обоих событий для доказательства наличия между ними причинной зависимости.

Если теперь, мы будем мысленно двигаться в обратном порядке — от выделения причинно-следственной зависимости к U, то окажется, что внутри U причина и следствие могут меняться местами: то, что было (при одних обстоятельствах) причиной, становится (при других обстоятельствах) следствием, и обратно. Такая перемена местами выражается понятием взаимодействия причины и следствия. Описание их взаимодействия с количественной стороны осуществляется при помощи понятия функциональной зависимости, отражающей, во-первых, способность причины и следствия меняться местами подобно аргументу и функции и, во-вторых, их количественные значения (величину).

В книге «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин показал всю несостоятельность попыток подменить понятие причинности понятием функциональности. При этом Ленин ссылается на Маха, который делает само собой понятную оговорку, что понятие функции может выразить точнее «зависимость элементов» лишь тогда, когда достигнута возможность выразить, результаты исследования в измеримых величинах, — а это даже в таких науках, как химия, достигнуто лишь отчасти. В связи с этим Ленин высмеивает русских махистов, которые, по-видимому, решили, что «Фейербах (не говоря уже об Энгельсе) не знал того, что понятия порядок, закономерность и т. п. могут быть выражены при известных условиях математически определенным функциональным соотношением!»^[15].

Ленин показал, что русские махисты с поразительной наивностью подменяют вопрос о материалистическом или идеалистическом направлении всех рассуждений о законе причинности вопросом о той или иной формулировке этого закона. Они поверили немецким профессорам-эмпириокритикам, что если сказать «функциональное соотношение», то это избавит, как они заявляют, от «фетишизма» выражений, вроде «необходимость», «закон» и т. п. «Конечно, это чистейшие пустяки…»^[16] — констатирует Ленин.

И он разъясняет: «Действительно важный теоретико-познавательный вопрос, разделяющий философские направления, состоит не в том, какой степени точности достигли наши описания причинных связей и могут ли эти описания быть выражены в точной математической формуле, — а в том, является ли источником нашего познания этих связей объективная закономерность, природы, или свойства нашего ума, присущая ему способность познавать известные априорные истины и т. п. Вот что бесповоротно отделяет материалистов Фейербаха, Маркса и Энгельса от агностиков (юмистов) Авенариуса и Маха»^[17].

Понятие функциональной зависимости и понятие причинности хотя и стоят в определенной связи между собой, однако оба находятся как бы в разных плоскостях. Понятие функциональной зависимости, кроме присущего ему количественного характера, показывающего, что тут имеют дело с измеримыми величинами, отражает универсальную связь явлений U в другом отношении шире, чем это достигается с помощью С. Для С существенна известная ограниченность и даже односторонность, обусловленная тем, что из U вырваны два связанные между собой закономерно явления в рамках одного отдельного процесса, которые именно поэтому выступают одно как причина, другое как следствие. В контексте данного отдельного процесса они не могут меняться местами, т. е. здесь причина не может выступить как следствие, а следствие — как причина.

Когда же речь идет о функциональной зависимости, существенно как раз то, что причина и следствие могут меняться местами; это означает, что здесь мы уже вышли за рамки одного отдельного процесса и вступили в более широкую область, где в полном его виде развертывается универсальное взаимодействие. Последнее же как раз и предполагает способность причины и следствия меняться местами. В функциональном соотношении эта их способность выступает в виде возможности рассматривать одну из функционально взаимосвязанных величин как аргумент, другую — как его функцию, или наоборот: первую как функцию, вторую как аргумент.

Рассмотрим это на конкретном материале одного из исторически первых законов физики, на который ссылается Энгельс, а за ним и Ленин. Речь идет о законе Бойля-Мариотта. Это — один из законов так называемых идеальных газов. Он гласит, что при постоянной температуре объем газа V обратно пропорционален его давлению Р. Это значит, что если при данных условиях мы увеличим вдвое внешнее давление на газ (с помощью подвижного поршня), то объем газа как следствие этого уменьшится вдвое, т. е. газ сожмется наполовину своего первоначального объема. В данном случае давление Р будет аргументом и будет выражать причину изменения состояния газа. Но мы можем поступить иначе, убрав перегородку, отделяющую газ от соседнего с ним пустого пространства того же сосуда — второй его половины. Тем самым мы позволим газу расширяться вдвое, т. е. увеличим в 2 раза его V. В результате этого давление Р упадет (уменьшится) тоже в 2 раза. Тут уже в качестве причины изменения состояния газа выступит изменение V, а в качестве следствия — изменение Р. В функциональном выражении это будет представлено так: что в данном случае аргументом является V, а функцией его — Р.

Как видим, с точки зрения причинно-следственных отношений оба случая различны. Но с точки зрения функционального соотношения оба они полностью подпадают под общее выражение: P = f(V) или V = F(P); оба этих случая объединяются в функциональном выражении рассматриваемого закона физики: PV = const (произведение Р на V есть величина постоянная).

3. Различные порядки закономерной связи явлений

До сих пор мы рассматривали U и С как различающиеся между собой в объемном отношении: U есть всеобщая, мировая связь явлений, С — ее малая (наименьшая) частичка. Теперь же мы обратим внимание на то, что членение U по объемному признаку дополняется ее членением по ступеням усложнения самой связи явлений в зависимости от перехода с одного уровня структурной организации материи на другой, более высокий. Такой переход, например, осуществляется при движении от индивида к коллективу, образованному такими же индивидами. В этом случае соотношение между закономерностью, присущей целому (коллективу), и поведением отдельных индивидов внутри данного коллектива выражается соотношением понятий необходимого и случайного. Эти понятия столь же соотносительны, как и понятия причины и следствия, но они отражают U с другой ее стороны, а именно со стороны порядка или уровня образующих ее отдельных связей.

В «Философских тетрадях» Ленин отмечал бесконечный процесс углубления познания человеком вещи, явлений, процессов и т. д. «от сосуществования к каузальности и от одной формы связи и взаимозависимости к другой, более глубокой, более общей»^[18]. Соотношение между закономерностью целого (коллектива) и закономерностью части этого целого (индивида) как раз и выражает подобное углубление в познание различных по своему уровню’ (или порядку) форм связи и взаимозависимости, присущих U.

Для пояснения этого положения обратимся к тому же физическому закону Бойля-Мариотта, которому подчиняются идеальные газы. Всякий газ, в том числе и идеальный, представляет собой физический коллектив, образованный огромным множеством отдельных частиц (индивидов), причем такими индивидами могут служить молекулы (в молекулярном газе), атомы (в атомарном газе), электроны (в электронном газе), фотоны (в фотонном газе) и т. д. Для простоты ограничимся лишь молекулярным газом, который был изучен раньше всех остальных. Для, такого газа имеем два ряда законов: во-первых, законы поведения всего газа в целом как физического агрегата — это законы его термодинамики, простейшими из которых являются законы, связывающие собой попарно такие его свойства, как объем — V, давление — Р, температура — Т и др. К числу таких законов относится и закон Бойля-Мариотта. Во-вторых, законы поведения отдельных молекул (индивидов) внутри этого же газа, образующих его, — это в первой абстракции законы механического движения и механического взаимодействия (столкновения) отдельных молекул.

Оба ряда законов — термодинамические (для всего газа в целом) и механические (для отдельных молекул) — как раз и представляют собой законы двух различных, но, так сказать, «смежных» порядков. Суммируясь, движения и взаимодействия (механические) всех отдельных молекул внутри газа дают газ в целом со всеми его термодинамическими (макроскопическими) свойствами, так что закономерность более высокого порядка (газа в целом) как бы основывается на закономерности более низкого порядка (отдельных молекул). В общем случае такое же соотношение в принципе будет иметь место всегда, когда речь идет о соотношении между закономерностью коллектива и закономерностью отдельных индивидов, образующих данный коллектив. Разумеется, в каждом случае нужно учитывать качественное своеобразие коллектива и индивида, а также тип взаимодействия индивидов между собой внутри коллектива, так как иначе легко впасть в серьезные ошибки, если, скажем, физический коллектив отождествить с биологическим, не говоря уже о социальном. Как правило, законы, которым подчиняется данный коллектив, и законы, которым подчиняется индивид, изучаются разными науками, как это мы видели в случае движения и столкновения отдельных молекул внутри газа (предмет механики) и в случае состояния и движения газа как целого (предмет термодинамики). Если же учитывается тип взаимодействия между отдельными индивидами внутри коллектива, то само такое их взаимодействие может стать предметом изучения особой науки, в данном случае физической статистики (или статистической физики), которая выступает как связующее звено между термодинамикой газа и механикой отдельной молекулы.

Здесь мы вплотную подходим к вопросу о соотношении между необходимостью и случайностью в их связи с детерминизмом.

4. Детерминизм, необходимость и случайность

Для понимания концепции детерминизма D вопрос о том, как толкуются категории необходимости и случайности, имеет первостепенное значение. Идеалистические направления всех родов — объективный и субъективный идеализм, идеалистическая диалектика (Гегеля), агностические течения и течения скептицизма, метафизические школы и школы механистического материализма, все они свое искаженное представление о закономерности развития предметного мира и его различных областей, следовательно, о детерминизме D так или иначе связывали и связывают со своим толкованием названных двух категорий.

В свою очередь и марксистская концепция D также неразрывно связана- с научной, диалектико-материалистической трактовкой тех же двух категорий, которые выступают здесь как категории материалистической диалектики. В книге «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» Энгельс показал, что только для старой метафизики такие противоположности, как необходимость и случайность, оказываются непреодолимыми, тогда как для диалектики они имеют лишь относительное значение: «…то, что утверждается как необходимое, слагается из чистых случайностей, а то, что считается случайным, представляет собой форму, за которой скрывается необходимость, и т. д.»^[19]. Отсюда вытекает известное определение случайности как формы проявления необходимости.

В другом месте Энгельс трактует необходимость как резюмирование случайности: «В историческом развитии случайность играет свою роль, которая в диалектическом мышлении… резюмируется в необходимости»^[20]. Это означает, что содержание (необходимость) выступает как то, чем определяется в конечном счете форма (случайность). Другими словами, случайность вовсе не исключает того обстоятельства, что ее основу составляет необходимость, причем выраженная самым категорическим безусловным образом.

В связи с этим Энгельс приводит рассуждение Гегеля из «Логики» (кн. II, отд. III, гл. 2, «Действительность»), гласящее, что случайное имеет некоторое основание, ибо оно случайно, но точно так же и не имеет основания, ибо оно случайно; что случайное необходимо, что необходимость сама определяет себя как случайность и что, с другой стороны, эта случайность есть скорее абсолютная необходимость^[21]. К такому диалектическому взгляду на соотношение случайности и необходимости присоединяется и сам Энгельс. Например, он отмечает, что в развитии Вселенной воспроизведение материей присущих ей форм движения происходит «более или менее случайным образом, но с необходимостью, внутренне присущей также и случаю»^[22].

Следовательно, случайность рассматривается Энгельсом отнюдь не как нечто беспричинное, незакономерное, лишенное собственной /необходимости. Напротив, случайность, будучи формой проявления скрытой за ней необходимости, сама обладает необходимостью, но лишь иного порядка, так сказать, более низкого уровня, нежели та необходимость, которая за ней скрывается в качестве ее внутреннего содержания.

Подобно любым полярным противоположностям, находящимся в нераздельном единстве и взаимном проникновении друг в друга, случайность и необходимость способны переходить друг в друга, превращаться одна в другую при определенных условиях в процессе развития данного объекта. «Тождество и различие — необходимость и случайность — причина и действие — вот главные противоположности, которые, если их рассматривать раздельно, превращаются друг в друга»^[23], — писал Энгельс. Следовательно, подобно причине и следствию (действию) они способны меняться местами, так что случайное в одной связи становится необходимым в другой, и наоборот, необходимое в одной определенной связи обнаруживает себя как случайное в другой связи.

Так, Энгельс показал, что Дарвин в работе «О происхождении видов путем естественного отбора» исходит из самой широкой фактической основы, которая покоится на случайности: «Именно бесконечные случайные различия индивидов внутри отдельных видов, различия, которые могут усиливаться до выхода за пределы видового признака и у которых даже ближайшие их причины могут быть установлены лишь в самых редких случаях, именно они заставляют его подвергнуть сомнению прежнюю основу всякой закономерности в биологии — понятие вида в его прежней метафизической окостенелости и неизменности»^[24].

Если случайные индивидуальные различия живых существ могут усиливаться до выхода за пределы видового, а значит, необходимого признака, то это и значит, что случайное переходит на уровень необходимого, превращается в необходимое, влечет за собой изменение необходимого. Такая диалектика указанных противоположностей немедленно дает себя знать и в сфере мышления, сфере научного познания, в данном случае в сфере биологии и ее учений: «Случайность опрокидывает существовавшее до сих пор понимание необходимости. Прежнее представление о необходимости отказывается служить»^[25], — отмечает Энгельс. И тут же на полях он разъясняет свою мысль: «Накопленный за это время материал о случайностях раздавил и сломал старое представление о необходимости»^[26].

Диалектику случайного и необходимого, включая вопрос об их взаимных переходах и превращениях, развил В. И. Ленин. Говоря о том, что всему человеческому познанию присуща диалектика, он писал: «А естествознание показывает нам (и опять-таки это надо показать на любом простейшем примере) объективную природу в тех же ее качествах, превращение отдельного в общее, случайного в необходимое, переходы, переливы, взаимную связь противоположностей. Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма…»^[27]

Понятие необходимости является однопорядковым по отношению к закономерному, причинно обусловленному: необходимость, закономерность, причинность отражают в конечном счете одну и ту же U, но отражают ее по-разному, с различных ее сторон, в различных аспектах. Поэтому они могут быть равнозначными и даже заменять друг друга лишь в том случае, когда речь идет о признании всей U и ее выражении через данное понятие. Но они немедленно обнаруживают, что каждому из них присуща своя специфичность, как только речь заходит о выяснении, с какой конкретной стороны и каким образом отражается U в наших понятиях.

Понятие случайности является соотносительным с понятием необходимости. Случайность поведения индивида по отношению к коллективу, в который он входит, отнюдь не означает беспричинность, незакономерность, индетерминированность поведения индивида. Движение отдельной молекулы внутри газа или бросание монеты сами по себе являются строго детерминированными, причинно обусловленными: для молекулы—начальным ее состоянием и последующими соударениями с другими молекулами и со стенками сосуда, заключающего данный газ; для монеты — характером сообщенного ей толчка при подбрасывании, влиянием окружающего ее воздуха, характером поверхности, на которую она падает, и т. д. Но если мы отвлекаемся от всех этих и подобных обстоятельств и рассматриваем данный индивид с точки зрения всего коллектива с его закономерностями как целого, то в такой связи поведение (движение) индивида выступит по отношению к коллективу как случайное, а закономерность коллектива как необходимое. Так как необходимость поведения коллектива как целого реализуется через различные случайные сочетания образующих его индивидов, то соотношение между обоими понятиями может быть определено так: случайность есть форма проявления необходимости. Следовательно, вне их взаимного соотношения эти понятия не имеют смысла.

Необходимость, получившая количественное определение и соотнесенная со случайностью, выражается понятием вероятности (обозначим ее латинской буквой W. Зная закономерность целого, можно эту закономерность выразить путем определения возможности того или иного поведения индивида в рамках данного; целого. Значит, вероятность W есть способ количественного определения свойств коллектива, но преломленных через случайность, т. е. отнесенных к возможному при данных условиях случайному поведению индивида. Так, равновероятность случайного выпадения той или другой стороны монеты определяется однородностью материала, из которого изготовлена монета, и строгой симметричностью ее формы.

Следуя рекомендации В. И. Ленина относительно показа диалектики на любом простейшем примере, рассмотрим следующий пример из области классической статистической физики. Допустим, что в данном объеме V содержится газ, состоящий из N одинаковых молекул. Мысленно разделим весь этот V на Z равных ячеек. Очевидно, что в среднем в каждой ячейке будут находиться N/Z молекул. Классическая статистика принимала такое равномерное размещение молекул за необходимое. Ясно, что оно может осуществиться не одним каким-либо способом, а многими, которые выступают по отношению к нему как случайные.

В самом деле, если мы примем во внимание индивидуальные различия между молекулами, как это делает классическая статистика, то обнаружим, что молекула № 1 при одном и том же общем размещении может находиться в любой из Z ячеек. Для данного размещения существенным признаком служит то, сколько молекул находится в каждой ячейке, но не то, какие именно молекулы (индивиды) в них находятся. Поэтому от перестановки двух молекул, например № 1 и № 2, находящихся в разных ячейках, общее размещение молекул не меняется. Но меняется их сочетание, которое выступает как комбинация, случайная по отношению к размещению, являющемуся в данной связи комбинацией необходимой.

Можно сказать, что данное размещение реализуется посредством определенного числа сочетаний, подобно тому как, по Энгельсу, всякая необходимость слагается из чистых случайностей, а случайное представляет собой форму, за которой скрывается необходимость. Далее можно сказать, что, чем больше число тех случайных комбинаций, посредством которых может осуществляться данная необходимая комбинация, тем эта последняя будет чаще реализоваться и появляться, тем, следовательно, больше ее вероятность W. (Такая вероятность именуется вслед за Планком термодинамической.)

Запишем это соотношение следующим образом. Обозначим размещение буквой d, а сочетание — буквой с и условимся ставить в фигурные скобки (парантезы) символ необходимой комбинации, а в квадратные скобки — символ случайной (в данной связи) комбинации. Тогда данное (необходимое) размещение d будет реализоваться посредством W случайных сочетаний с: {d} = W [с]. Для наглядности можно провести такое сравнение: если театральный зал полон, то при данном числе людей он все время будет оставаться полным, каким бы способом не рассаживались люди в креслах, меняясь местами.

Но можно представить дело и так, что необходимой комбинацией молекул является не размещение d, а сочетание с, которое предполагает, что в каждой ячейке имеется не только вполне определенное число молекул, но и данные определенные индивидуальные молекулы № 1, № 2, № З и т. д. При таких условиях случайной комбинацией будет та, которая меняется при перестановке молекул уже не между ячейками, а внутри них. Назовем ее расстановкой р. Тогда получим уже другое соотношение [{c} = ‘Wp], где W’ обозначает число расстановок р, посредством которых осуществляется данное с. Продолжая сравнение с заполнением зала зрителями, можно сказать, что сочетание с равносильно тому, что каждая семья получила именные билеты в определенную ложу (ложа соответствует ячейке). При переходе зрителя из ложи в ложу меняется с, но при пересаживании зрителей внутри одной и той же ложи с не меняется, но меняется р.

В более общем случае соотношение закономерных связей различных ступеней, соответствующих различным структурным уровням организации материи, может быть также отражено в понятиях случайности и необходимости. При сопоставлении событий, происходящих в разных плоскостях на разных уровнях действительности, обнаруживается, что одни события по отношению к другим выступают как случайные^ хотя эта случайность в каждом конкретном случае имеет свои причины, цель которых в принципе может быть прослежена.

Случайность выступает в этих условиях как то, что не вытекает с полной определенностью из существа (или из «природы») тех событий, которые совершаются в иной плоскости (на ином уровне). Так, в случае газа из общего его состояния (равномерное размещение всех молекул в данном объеме V) не вытекает, что данная молекула № 1 должна находиться в данной определенной ячейке. Напротив, в силу своего собственного (механического) движения и случайных столкновений с другими молекулами она может оказаться в любой ячейке, образуя то или иное сочетание с, посредством которого реализуется данное общее размещение d.

Рассматривая этот вопрос с точки зрения физической статистики, можно обнаружить, что классическая статистика с ее признанием индивидуальных различий между молекулами (с ее индивидуализацией молекул) оказалась бессильной правильно выразить связь между такими двумя фундаментальными величинами, как энтропия и вероятность состояния. Поэтому она вынуждена была уступить место иной статистике, которая возникла на почве теории квантов, а потому получила название квантовой статистики. В ее основу легла идея отказа от индивидуализации молекул, т. е. идея их обезличивания. Это означало, что та кие комбинации, как сочетание с, а тем более расстановка р, вообще не принимались во внимание при расчете W данной системы.

Тем самым фактически за случайную комбинацию, избираемую в качестве единицы для измерения W, в квантовой статистике было принято размещение d. За необходимую же комбинацию, которая выражала бы термодинамическое состояние всего газа, была принята сначала группировка g, а затем общее распределение всех молекул r. Для первой из них (для g) существенным признаком было число ячеек, содержащих определенное число обезличенных молекул. Для второй (для r) — все вообще возможные комбинации, которые способно образовать число молекул N, распределяемых между Z ячейками. Следовательно, для r существенным признаком было только число N молекул, находящихся в Z ячейках.

Если теперь обозначить смешанными скобками [ } те комбинации, которые, с одной стороны (в одной связи или на одном уровне событий), выступают как случайные, а в другой связи (на другом уровне) — как необходимые, то в итоге получим следующий ряд, выражающий каждую из рассмотренных комбинаций, взятую в связи с другими на разных уровнях закономерной связи событий:

{r} — [g} — [d} — [c} — [p].

Естественно, что крайние члены этого ряда, поскольку они выступают лишь в односторонней связи, оказываются либо только необходимыми, как r, либо только случайными, как р. Но это лишь по той причине, что мы искусственно обрываем данный ряд комбинаций и замыкаем его в рамки данного ограниченного их числа.

Приведенный ряд комбинаций молекул в газе показывает, что каждая комбинация внутри его ведет себя двойственно, противоречиво: и как случайная (в одной объективной связи), и как необходимая (в другой). Связи, в которых берутся и рассматриваются отдельные комбинации молекул, носят вполне объективный характер, а вовсе не зависят от нашего субъективного усмотрения. Когда это требование объективности нарушается (например, когда, согласно классической статистике, начинают учитывать индивидуальные различия между молекулами), то получаемые математические соотношения перестают соответствовать объективным требованиям физики. Напротив, когда эти различия элиминируются, как это делает квантовая статистика, то указанные требования выполняются.

Приведенный ряд случайных и необходимых комбинаций показывает наглядно, каков «механизм» превращения одной и той же комбинации молекул из случайной в необходимую или же обратно из необходимой в случайную при переходе от одного уровня закономерной связи событий на другой — в первом случае на более низкий, во втором — на более высокий.

В соответствии с тем, что было сказано выше, можно сделать более общий вывод: детерминизм D различает два основных типа закономерностей: во-первых, динамические, когда зависящие друг от друга события связаны строго однозначным соотношением, и, во-вторых, статистические, основу которых образует совокупность громадного множества случайных событий, происходящих с отдельными индивидами, образующими данную статистическую совокупность. При этом оба типа закономерностей способны при определенных условиях переходить друг в друга: по мере увеличения числа случайных событий статистическая закономерность поведения всего коллектива в целом имеет тенденцию превращаться в динамическую; так, это имеет место в случае соотношения статистической механики и термодинамики.

При этом в основе перехода статистической закономерности в динамическую лежит переход случайности в необходимость, составляющий самую суть первого перехода. В самом деле, закон Бойля-Мариотта, о котором говорилось выше, представляет собой образец динамической закономерности, поскольку он однозначно связывает между собой два макроскопических свойства газа — его объем V и его давление Р. Однако молекулярно-кинетическая теория газов показывает, что тот же закон может быть выведен статистически путем суммирования процессов движения и механического соударения множества молекул, образующих данный идеальный газ. Статистическое исследование пространственного и энергетического распределения молекул газа как раз и приводит к названному закону, причем его динамическое выражение выступает как предельный случай статистического выражения той же самой по существу закономерности.

Следовательно, статистическая и динамическая закономерности оказываются лишь различными сторонами или различными выражениями единой закономерной связи явлений. Различие их состоит в том, что один тип закономерности (статистический) учитывает и суммирует действие огромного множества случайностей, выявляя скрытую за ними необходимость, а другой ее тип (динамический) выражает ту же самую необходимость, но только в ее «чистом», абстрактном виде, как освобожденную от наличия всякой случайности, хотя эта последняя представляет собой в реальной действительности обязательную форму, без которой никогда и нигде не существует никакой необходимости, следовательно, никакой динамической закономерности.

Рассмотренный выше пример, когда давление газа Р вычисляется исходя из учета движения и столкновений отдельных молекул, наглядно показывает, каким образом в пределе увеличения числа случайных событий статистическая закономерность приводит к динамической и превращается в нее. В свою очередь механическое движение каждой отдельной молекулы газа, будучи случайным по отношению ко всему газу в целом (ко всей совокупности молекул, образующих данный газ), совершается на основе присущей движению отдельных молекул необходимости (динамической закономерности). Следовательно, в основе статистической закономерности, присущей всей совокупности молекул (всему их коллективу), лежит динамическая закономерность, присущая единичным элементам (индивидам) данной совокупности (коллективу).

Со своей стороны, закономерность, присущая данному индивиду β, рассматриваемая как динамическая, может быть представлена как некоторый предельный случай статистической закономерности иного (низшего) порядка, в основе которой лежит динамическая закономерность, но также иного (низшего) порядка, присущая тем элементам а, из которых складывается индивид β, и т. д.

Если обозначить статистическую закономерность через Stat, а динамическую — через Dyn, то можно составить следующую схему, раскрывающую «механизм» последовательных связей и взаимных переходов одних закономерностей в другие, в том числе статистических в динамические разных уровней или порядков, которые охвачены ниже горизонтальными парантезами:

… Dyn (α) → Stat (nα) → Dyn (β) → Stat (n₁β) → Dyn (γ) → …

Здесь буквы α, β, γ обозначают все более сложные объекты, последовательно возникающие из более простых, подобно тому как коллектив возникает из отдельных индивидов: например, объект β возникает из элементов а, объект γ — из объектов β, которые в данной связи выступают уже как элементы по отношению к объекту γ, и т. д.; буква n показывает, что совокупность образована из громадного множества элементов данного порядка, а индекс у n означает, что соответствующие множества численно не одинаковы; стрелки указывают то направление, в котором один тип закономерности переходит в другой; горизонтальными парантезами охватываются, как уже было сказано, различные стороны (статистическая и динамическая) одной и той же по сути дела закономерной связи явлений, т. е. закономерности одного и того же порядка.

Так, с помощью категорий случайности и необходимости в учении о детерминизме раскрываются в их противоречивой связи, взаимопроникновении и взаимопереходах различные стороны и различные порядки (уровни) универсальной связи явлений мира.

5. Гносеологические аспекты учения о детерминизме. Соотношение необходимости и свободы

До сих пор проблемы детерминизма рассматривались в главе преимущественно как относящиеся лишь к объекту. Но они часто ставятся в плане гносеологическом, т. е. в их отношении к познающему субъекту. Здесь имеется несколько различных направлений: (1) признающее, что вся U есть объективно существующая, следовательно, независящая от человека и человечества; люди способны лишь познавать эту связь и, познав ее, использовать в своих целях. Это относится и ко всем ее частным определениям или аспектам, выраженным понятиями закономерность, закон, необходимость, случайность, причинность, детерминированность и т. д.; (2) признающее, что вся U со всеми ее частными определениями полностью или частично представляет продукт деятельности человеческого сознания, выступает ли оно в виде сознания отдельного субъекта или в его гипертрофированном виде («мировой разум», «абсолютная идея» и т. д.); (3) признающее, что человек в принципе не способен познать либо саму по себе U в любом ее пункте или аспекте, либо определенные ее стороны. Представители диалектического материализма стоят на позициях первой концепции и считают только ее согласующейся с данными современной науки.

Понятия случайности и вероятности имеют строго объективный характер, а не являются следствием или выражением нашего незнания или неполного знания изучаемых процессов. Понятие случайности есть отражение объективной формы проявления необходимости, а не способ обойти наше незнание огромного множества причин, обусловивших явление, считаемое нами случайным. Понятие вероятности аналогичным образом есть особый случай выражения объективной закономерности целого (коллектива), отнесенной к возможному поведению отдельного индивида, а не мера нашего ожидания грядущего события, детальных причин которого мы не знаем.

Вопрос о действиях субъекта, основанных на знании объективной закономерности, отражается в понятии свободы воли. Это понятие в свою очередь связано с понятием цели, которую ставит человек перед собой и которую он стремится достичь своими действиями. Встречаются два разных толкования понятия свободы воли: во-первых, в смысле возможности совершения наугад чисто произвольных, ничем не обусловленных (кроме воли и желания субъекта) поступков; однако если поступки человека, будучи с его точки зрения совершенно свободными, не опираются на знание и строгое соблюдение объективных законов, то они не только не приведут к осуществлению намеченной цели, но могут привести к прямо противоположному результату. Например, человек может вполне «свободно» спрыгнуть с подножки движущегося транспорта против направления движения, не считаясь с законом инерции, но результатом этого «свободного» прыжка будет падение. Во-вторых, понятие свободы воли толкуется в смысле строгого согласования поставленной цели и способов ее осуществления с объективными законами. В этом случае свобода воли есть возможность и способность достичь поставленную цель, строго согласуй свои действия с объективными законами, познанными человеком. Отсюда понимание свободы как познанной необходимости, как принятие решения со знанием дела.

Именно так понимали данную проблему Маркс, Энгельс и Ленин. Для них свобода (в смысле свободы выбора человеком способа и направления для своих действий) есть познанная необходимость. Приведя слова Гегеля, что необходимость слепа, лишь поскольку она непонята, Энгельс затем сформулировал взгляд диалектического материализма по данному вопросу: «Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей. Это относится как к законам внешней природы, так и к законам, управляющим телесным и духовным бытием самого человека… Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела. Таким образом, чем свободнее суждение человека по отношению к определенному вопросу, с тем большей необходимостью будет определяться содержание этого суждения; тогда как неуверенность, имеющая в своей основе незнание и выбирающая как будто произвольно между многими различными и противоречащими друг другу возможными решениями, тем самым доказывает свою несвободу, свою подчиненность тому предмету, который она как раз и должна была бы подчинить себе. Свобода, следовательно, состоит в основанном на познании необходимостей природы [Naturnotwendigkeiten] господстве над нами самими и над внешней природой; она поэтому является необходимым продуктом исторического развития»^[28].

В другом месте Энгельс пишет о том, «что мы отнюдь не властвуем над природой так, как завоеватель властвует над чужим народом, не властвуем над ней так, как кто- либо находящийся вне природы, — что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и находимся внутри ее, что все наше господство над ней состоит в том, что мы, в отличие от всех других существ, умеем познавать ее законы и правильно их применять»^[29].

Проанализировав приведенное выше рассуждение Энгельса, Ленин говорит: «У Энгельса вся живая человеческая практика врывается в самое теорию познания, давая объективный критерий истины: пока мы не знаем закона природы, он, существуя и действуя помимо, вне нашего познания, делает нас рабами «слепой необходимости». Раз мы узнали этот закон, действующий (как тысячи раз повторял Маркс) независимо от нашей воли и от нашего сознания, — мы господа природы. Господство над природой, проявляющее себя в практике человечества, есть результат объективно-верного отражения в голове человека явлений и процессов природы, есть доказательство того, что это отражение (в пределах того, что показывает нам практика) есть объективная, абсолютная, вечная истина»^[30].

В. И. Ленин далее резюмирует, переходя к критике махистских воззрений: «Что же мы получаем в итоге? Каждый шаг в рассуждении Энгельса, почти буквально каждая фраза, каждое положение построены всецело и исключительно на гносеологии диалектического материализма, на посылках, бьющих в лицо всему махистскому вздору о телах, как комплексах ощущений, об «элементах», о «совпадении чувственного представления с вне нас существующей действительностью» и пр., и т. п. и пр.»^[31]

Махистские концепции при всей их вздорности и нелепости оказываются весьма живучими; они возрождаются вновь и вновь, паразитируя на успехах современного естествознания. В частности, они широко используют то обстоятельство, что характер физических микропроцессов оказался неизмеримо сложнее, нежели это рисовалось механистами в прошлом. Но несравненно более сложно обстоит дело в области духовной деятельности человека. Здесь число факторов, оказывающих воздействие на тот или иной процесс, столь велико, столь многообразно, что порой кажется, что свои действия люди определяют совершенно свободно, руководствуясь только собственным (внутренним) решением. Между тем и здесь имеется свой детерминизм, свои закономерности и своя форма причинности. Люди, стоящие на позициях, сходных в принципе с лапласовским детерминизмом, утверждают, будто поведение индивида в человеческом обществе определяется в конечном счете совокупным действием всего громадного множества микрочастиц, из которых данный индивид состоит. Но так как в известных пределах (согласно соотношению неопределенностей Гейзенберга) поведение микрочастиц остается все же неопределенным, то в меру этой объективно существующей неопределенности микропроцессов поведение всего индивида якобы тоже может быть недетерминированным, а значит, остается известное место для «полной свободы воли» этого индивида. Такая позиция представляется очень слабой и неточной.

Однако детерминизм и свободу воли по отношению к поведению индивида можно мыслить существенно иначе. Для того чтобы объяснить и предвидеть развитие духовных процессов, в том числе и поведение отдельного человека, требуются отнюдь не поиски особенностей физической организации данного индивида вплоть до движения образующих его тело микрочастиц, а выяснение генезиса его психической жизни, социальной стороны и условий его жизни и деятельности (поскольку человеческий индивид есть член общества) и т. д. В каждой качественно особой сфере явлений мира необходимо прежде всего искать своеобразные причины, закономерности и т. д., лежащие именно в данной сфере, соответствующие данному уровню структурной организации материи. Это полностью относится к духовной и социальной жизни человека, где события определяются в первую очередь не микрочастицами, из которых строится тело человека, а закономерными связями, лежащими в плоскости тех явлений, причины которых мы хотим отыскать.

Если под свободой воли (применительно, разумеется, к человеку) понимать готовность индивида принимать решение наугад, не считаясь ни с чем, в том числе и с объективными законами природы, общества или духовной жизни, то такая «свобода», разумеется, предоставляется каждому, но она тождественна со вздорностью и капризом индивида. Никаких разумных решений, дающих возможность осуществлять сознательно поставленные цели, такая «свобода» не предполагает. Она сводится к своевольному заявлению: что хочу, то и делаю. Если же, напротив, под свободой понимать способность и возможность свободно принимать определенные решения, учитывающие наличие объективных законов природы, общества или нашего духа, то такая истинная свобода не противостоит необходимости, но опирается на нее, а потому предполагает познание этой последней. Чем в большей мере познал человек необходимость данного круга явлений и чем полнее он может использовать ее на практике, тем он сам свободнее относительно данного круга явлений, тем он увереннее ставит перед собой цели и тем успешнее достигает их.

6. Некоторые спорные ситуации в науке. Их исторический и логический генезис

Обобщая все сказанное выше, можно сделать следующий вывод: понятие детерминизма, как и всякое другое достаточно широкое понятие, может быть рассмотрено по меньшей мере в двух планах: во-первых, как общее понятие, охватывающее всю область U, и, во-вторых, как более частное понятие, когда речь идет об одной из сторон U или об одной из форм или типов проявления U. Предпосылка правильного оперирования понятиями, связанными с учетом детерминизма, состоит прежде всего в том, чтобы удержать в ходе исследования истинное соотношение между общим и частным, выраженными в соответствующих понятиях. Их смешение, подмена одного другим (общего понятия частным) приводит к серьезным затруднениям и даже ошибочным гносеологическим выводам.

Сказанное касается не только понятий, связанных с детерминизмом, но и других фундаментальных естественнонаучных и философских понятий, встречающихся в современной науке (понятия материи, движения и др.). Особенности возникновения и последующего развития научного познания таковы, что оно начинается с изучения частных форм предметного мира и лишь постепенно приходит к открытию и осознанию того общего, что за этими его частными формами скрывается и проявлением чего являются уже познанные частные формы. Пока же общее еще не открыто, частное нередко принимается за общее. Так было с познанием материи и движения; материя первоначально (вплоть до конца XIX в.) отождествлялась в естествознании с частными физическими ее видами и свойствами (атомами, веществом, массой), так как это были первые наиболее простые (по представлениям того времени) материальные объекты, попавшие в сферу человеческого познания; значит, материя (как общее) отождествлялась с отдельными, частными ее формами. Движение тоже первоначально отождествлялось с простейшей по тому времени ого частной формой — механическим движением.

Принятие механического движения (частной формы)- за всеобщее (за движение вообще) породило стремление сводить все более сложные формы движения к механическому, т. е. представлять их как комбинированное и усложненное механическое движение. Все системы в природе трактовались поэтому как механические в конечном счете. Это проистекало из того же положения, что частное понятие в начале развития науки принималось за общее. Когда же попытка такого «сведения» рушилась, несводимое к механике объявлялось либо непознаваемым, либо обусловленным сверхъестественной силой (например, сущность жизни приписывалась особой «жизненной силе» немеханического происхождения).

Принятие частных видов и свойств материи за самое материю породило в результате открытия делимости атомов и их сложного электронного состава ложные утверждения: «материя состоит из электричества», «сводится к электричеству», «заменяется электричеством». Новооткрытые физические виды материи (электрон и др.) явно не укладывались в старое понятие материи («материя есть атомы», «материя есть масса» и т. д.); отсюда стали делаться гносеологические выводы об исчезновении материи, о вытеснении ее чем-то «нематериальным», или же о том, что материя (в смысле масса) порождается чистым движением. Это было следствием того, что и здесь общее понятие материи подменялось частным (понятием ее физических частиц — атомов — или ее физического свойства — механической массы).

Аналогичная ситуация сложилась в отношении детерминизма и связанных с ним понятий причинности, закономерности и др. Исторически первой была познана наиболее простая форма причинности, детерминированности — механическая. Принципы, масштабы и понятия механики с самого начала стали переноситься на все области науки, в том числе и на такие понятия, как U и все ее стороны и «моменты». Отсюда и случайность трактовалась не как объективная категория, поскольку объективно признавалась только одна механическая необходимость, причинность, а как категория субъективная, выражающая наше незнание истинных причин «случайных» явлений. Вопрос о разнопорядковости уровней и сторон в U был полностью снят механистами; вся U представлялась как монотонная, чисто механическая во всех своих звеньях.

Механический детерминизм, наиболее четко сформулированный Лапласом (лапласовский детерминизм), опирается на механическое представление о закономерности, причинности. Так как вся U мыслится одинаковой во всех своих частях, как в целом, так и в малейших деталях, то различие между понятиями причины как малой частицы этой U и закономерности как более широкого понятия стирается.

Понятие механической причинности, принятое первоначально за общее понятие причинности вообще, обладает следующими признаками: (1) связи явлений, выступающих одно как причина, другое как следствие, мыслятся как механические и в этом смысле как чисто внешние, подобно тому как это имеет место при ударе, который получает шар при соударении с другим шаром; (2) закономерность, выражаемая механической причинностью, является строго динамической, однозначной, подобно сложению векторов скоростей при соударении шаров; (3) причина количественно равна действию, а потому по заданным начальным условиям механической системы можно всегда с любой точностью рассчитать будущие и прошедшие состояния. Однако такой тип причинности (закономерности, детерминизма) является сугубо частным (механическим) и не должен отождествляться с причинностью вообще, закономерностью вообще, детерминизмом вообще.

Как и в случае материи и движения, здесь происходила подобная же подмена общего частным, когда понятия механической причинности, закономерности неправильно универсализировались. Причинность признавалась лишь в том случае, когда налицо были признаки механической причинности, и это распространялось на закономерность, необходимость, детерминизм и всю U. О том, что частной формой причинности, детерминизма не исчерпывается причинность, детерминизм в их общем виде, ученые даже не догадывались именно потому, что сама наука в своем развитии не шла пока еще дальше одной, реально уже познанной их частной формы.

Открытия, связанные с рождением квантовой механики, застали ученых врасплох: была открыта новая форма закономерной связи, действующая в области физических микроявлений (микромира), отличная от лапласовского (механического) детерминизма; область последнего теперь стала ограничиваться областью макротел. Новая форма закономерных связей в области микромира свидетельствовала о том, что понятия макромеханики (координаты и импульса) хотя и могут быть применены к описанию микропроцессов, однако в строго ограниченном виде (соотношение неопределенностей Гейзенберга). Это соотношение указывало на то, что точность описания микропроцессов с помощью понятия координаты и импульса имеет строгую границу, за пределами которой возникает неопределенность, выражающая уже закономерность иного типа, действующую только в области микроявлений. Такой ее тип был обусловлен специфической (корпускулярно-волновой) природой микрообъектов.

Само по себе такое открытие не повлекло бы, возможно, за собой отрицание закономерности микропроцессов, объявление их акаузальными, индетерминированными, если бы созданию квантовой механики не предшествовал взгляд, что детерминизм вообще — это лапласовский, механический, что причинность, закономерность вообще — это механическая. Но такая подмена общего частным была прочной традицией, поэтому открытия, сделанные на основе квантовой механики, не могли не выступить с этой точки зрения как свидетельствующие о мнимом крушении принципа причинности, детерминизма: все, что не сводилось к механической причинности, к лапласовскому детерминизму, оказывалось в этих условиях чем-то автоматически выходящим за пределы понятия причинности вообще. Подмена общего частным была познавательной предпосылкой для такого вывода. Этот вывод был неправильным, совершенно необоснованным, так же как и исходная, породившая его логическая ошибка (подмена общего частным) .

Соотношение неопределенностей Гейзенберга столь же мало опровергает принцип причинности, детерминизма, как открытие электрона могли бы «опровергнуть» понятие материи и «доказать» нематериальность тех частиц, из которых построен атом. Подобно тому как открытие электрона доказало, что атомы не суть последние частицы материи, так и открытие принципа неопределенностей доказало, что кроме механической формы, ранее принимавшейся за единственную форму причинности, детерминизма, существуют и другие формы и типы причинных связей, характеризующих детерминизм более высокого и сложного характера, нежели механический, лапласовский.

Но на основании того, что к этим квантово-механическим формам закономерности не применимы некоторые признаки старого понятия механической причинности, нельзя лишать их права считаться другим частным видом причинности, закономерности, детерминизма.

Заключение

Изложенное представляет точку зрения, которая, как нам кажется, вытекает из основных принципов диалектико-материалистической философии и согласуется с данными современной науки и общественно-исторической практики. Целью данной главы была попытка разобраться в некоторых общих понятиях, которыми приходится оперировать при анализе проблемы детерминизма, и в некоторых спорных ситуациях, возникающих в связи с анализом названных проблем. При этом главной задачей была известная систематизация высказываний Маркса, Энгельса и Ленина, касающихся данного круга вопросов, поскольку речь шла о научной, а значит, диалектико-материалистической концепции детерминизма, основоположниками которой они являются. Возможно, что это поможет дальнейшему обсуждению данного круга проблем, на что и рассчитана эта глава.

1. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 310. ↑
2. Там же, стр. 89. ↑
3. Там же, стр. 103. ↑
4. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 22. ↑
5. Как было показано мною в 1947 г. в книге «Энгельс и естествознание», разложение универсального взаимодействия может быть произведено и другим способом до выделения из него своего рода элементарного (т. е. далее нерасчленяемого) взаимодействия. ↑
6. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 546—547. ↑
7. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 160. ↑
8. Там же, стр. 159—160. ↑
9. Там же, стр. 161. ↑
10. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 144. ↑
11. Там же, стр. 143. ↑
12. Там же. ↑
13. Там же, стр. 160. ↑
14. Там же, стр. 311. ↑
15. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 18, стр. 164. ↑
16. Там же, стр. 163. ↑
17. Там же, стр. 164. ↑
18. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 203. ↑
19. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 303. ↑
20. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 537. ↑
21. См. там же, стр. 535. ↑
22. Там же, стр. 361. ↑
23. Там же, стр. 531. ↑
24. Там же, стр. 535. ↑
25. Там же, стр. 536. ↑
26. Там же (примечание). ↑
27. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 321. ↑
28. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., Т. 20, стр. 116. ↑
29. Там же, стр. 496. ↑
30. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 198. ↑
31. Там же. ↑