Философия «качества» и качество философии некоторых механистов​

Философия ставит своей задачей осмыслить, анализировать, привести в связь те основные понятия, которыми оперируют все отдельные «положительные науки». Различные категории, которые в своей совокупности составляют как бы основной костяк науки, лишь в философии получают свое более или менее завершенное определение. Таким образом, сама философия становится всеобщей «алгеброй науки».

«В основе всякого научного познания лежат основные понятия, имеющие характер категорий» (Деборин).

Никакая наука не возможна без использования этих «основных понятий», без определенной точки зрения на их общее значение, на их «сущность». Другое дело, что эта точка зрения может быть последовательной или непоследовательной, эклектической; может быть продуманной, критической или бессознательно положенной в основу научной работы.

Философия — это всегда более или менее упорядоченное, более или менее приведенное в систему воззрение на категории мышления (с точки зрения диалектического материализма, они являются, конечно, отражением «категорий бытия»).

Тем самым сказано, что каждый ученый в области той или иной другой частной науки не обходится без той или иной философии, хотя бы он этого и не сознавал.

В этом смысле Энгельс говорит: «Как бы ни упирались естествоиспытатели, но ими управляют философы».^[1]

Каждая категория выражает ту или иную сторону действительности, ту или иную сторону мышления. Но мышление развивается, и в меру развития мышления та или иная категория выдвигается в теории на первый план, оказывается методологически важнейшим или впервые выдвигается и осознается. Так, у Аристотеля центральной является категория субстанции (вещи), а у Канта — категория отношение, синтеза. Гегель же впервые обосновал и на первое место выдвинул категорию развития, которая предполагает также другой основной принцип гегелевской философии — конкретное тождество (единство тождества и различия).

Аристотель, Кант и Гегель в истории научной разработки категорий как основных принципов бытия и мышления (для Аристотеля — это преимущественно принципы бытия, для Канта — мышления, а для Гегеля — того и другого вместе) являются основными вехами. Уже для Аристотеля его логика была научной методологией. Кант стремился своей системой подвести базис под естествознание своего века. А. Гегель, опирающийся в первую очередь на «науки о духе», т. е. на общественные науки и действительную историю общества, впервые сделал возможным научное понимание истории общества, как и развития вообще, во всех областях жизни.

Без диалектики Гегеля невозможна законченно-последовательная, теоретически-завершенная научная методология — методология диалектического материализма, марксизма. «Без немецкой философии не было бы и научного социализма», — говорит Энгельс и повторяет Ленин. Правда, в наши дни из Гегеля думают сделать жупел, и в государственном научно-исследовательском институте СССР можно слышать возмущенные возгласы по адресу Гегеля.

«И подобного рода философы объявляются предтечами революционного марксизма».^[2] Но это свидетельствует лишь о невероятной путанице и о теоретическом отступлении от марксизма некоторых «горе-марксистов»

То новое, что вносит Гегель в исследование категорий в отличие от своих предшественников, сводится в основном к следующим двум моментам: 1) он берет их в их конкретной противоречивой природе, благодаря которой 2) они должны рассматриваться в их взаимной связи, вне которой они в действительности не существуют.

У Канта категории — это некие вечные застывшие сущности, стоящие рядом и никогда не сливающиеся, синтез которых едва намечается в форме некоторой триады.

У Гегеля категории живут, развиваются, так как они отражают живое движение действительности и историческое развитие науки.

Так, категории, выражающие непосредственное бытие, качество и количество, у Аристотеля и Канта лишь чисто внешним образом объединяются в третьих — в субстанции (Аристотель) или в трансцендентальной апперцепции (Кант). У Гегеля же «истина бытия» есть мера, т. е. единство качества и количества: качество и количество нераздельны, и каждое в своем определении заключает свое — противоположное.

«Обыкновенно, — говорит Гегель, — полагают, что качество и количество суть два совершенно самостоятельные, одно от другого независящие определения, и потому говорят, что вещи определяются не только качественно, но и количественно». «Но количество есть не что иное, как отрицание качества, и качество отрицает себя вследствие своей собственной диалектики».^[3]

Мы подробнее остановимся в дальнейшем на этом отношений категорий «качества и количества». Здесь существенно то, что Гегель в данном случае, отвечая потребностям науки, завершает предшествовавшее развитие, сохраняя и синтезируя то, что философия и положительная наука разрабатывали до него.

Из основных определений непосредственного бытия Аристотель выдвигает на первый план качество, Кант — количество, Гегель — их единство — меру.

Конечно, это не является прихотью великих философов, но отражает общее развитие теоретической мысли, которая от «стихийной диалектики» (Энгельс) древних через схоластическую науку средневековья и математическое естествознание «нового времени» — шла к осознанной диалектике Гегеля и Маркса и к — увы — еще далеко не осознанной диалектике современного естествознания.

«Так как греки еще не дошли до расчленения, до анализа природы, то всеобщая связь сущего у них рассматривается еще как целое, в общем и целом. Всеобщая связь явлений в мире еще не доказывается в подробностях: для греков она является результатом непосредственного созерцания. В этом недостаток греческой философии, благодаря которому она должна была впоследствии уступить место другим видам мировоззрения. Но в этом же заключается ее превосходство над всеми ее позднейшими метафизическими соперниками».^[4]

Но уже в недрах греческой культуры зародились те метафизические представления, которые потом достигли своего полного развития в философии средневековья. Разрозненные, самодовлеющие, неизменные метафизические качества, инертные, как и лежащая в их основе субстанция, — вот что характеризует науку средневековья. Четыре основных «материи» — земля, вода, воздух и огонь — представление, державшееся два тысячелетия, исходящее еще от Эмпедокла и поддерживавшееся авторитетом «единственного философа» средневековья — Аристотеля. Восемьдесят «хрустальных сфер» небесной тверди, бесконечные субстанции, обособленные и самодовлеющие «материи» и «формы», силы и сущности; иерархия и субординация в области понятий и категорий.

Вполне естественно, что когда экономическое развитие выдвинуло новое естествознание и новые формы мышления, реакцией на метафизику «качественного рационализма» схоластики явилась метафизика «математического рационализма» (особенно у Лейбница) — с одной стороны, голого эмпиризма (английская философия) — с другой.

Естественно также, что исследование начинает о «качества» вещей, т. е. их наиболее общих определений. Качество — это первая ступень каждой эмпирической науки. Но только измеренное — изучено как говорит Гегель. Количественное исследование — вторая ступень изучения. Физика окончательно становится на этот путь примерно с Галилея. Химия — с Лавуазье, ниспровергнувшего теорию флогистона и тем открывшего новый период в истории химии.

Семнадцатый век можно назвать «золотым веком» «количественной реакции». Великие философы являются в это время и Великими математиками. Декарт основывает аналитическую геометрию, Лейбниц — дифференциальное и интегральное исчисление

Метафизический момент при этом заключается в попытке универсализировать математический метод, представить его единственным и исчерпывающим, в забвении значения также и качественного, материального анализа и объяснения. Таким образом, мир снова схематизируется, умерщвляется, но уже не во множестве несводимых качеств и сущностей, a в абстрактном безразличии всеобщего тождества.

Математика, — говорит Декарт, — «это наука вообще». Все прочие науки являются лишь ее частями. Единственно-истинные, объективные определения материи — это пространственные, количественные определения. «Природа материи, т. е. тела, рассматриваемого вообще, состоит не в том, что тело — это вещь твердая, весомая, окрашенная или как-либо иначе возбуждающая чувство, но лишь в том, что оно — вещь протяженная в длину, ширину и глубину».

Соответственно с этим Декарт рассматривает животное, организм, как машину, и является предшественником не только Ламеттри, но и всех современных «механистов», вплоть до тт. Степанова, А. К. Тимирязева и В. Сарабьянова, который считает, что «душа есть физическое свойство живого организма» и что «в основном материализм отличается от других учений признанием, что все действия живого организма есть действия машины, механизма».^[5]

Со всем этим теснейше связано и то деление качеств на объективные — «первичные» и чисто субъективные — «вторичные», которое уже совершенно отчетливо проведено у Галилея в его «Диалогах» и которое через дуалиста Локка приводит к «классическому» субъективному идеализму Беркли.

Мы еще вернемся к вопросу об этой связи отвлеченно-количественной методологии механистов о учением о чистой субъективности «вторичных качеств», которое ныне защищается и В. Сарабьяновым и Л. И. Аксельрод, на которую т. Сарабьянов в данном случае ссылается и которой ныне угодно было возглавить пеструю армию философских путаников и ревизионистов от марксизма.

Было бы более чем близоруким педантством «упрекать» Декарта за его «механизм» или Ламетри — за его «Человека-машину». Исторически они были «правы», поскольку их воззрения означают гигантский шаг вперед от прошлого. Совсем другое дело, когда ныне пятятся назад к односторонне-количественному и механическому пониманию после Гегеля и Маркса…

Кант сделал грандиозную попытку обосновать материалистическое естествознание и устранить разрыв чувственного многообразия качеств и априорного единства математических принципов, объединить математический и эмпирический методы в высшем синтезе «трансцендентального». Как известно, по существу дело свелось к отнесению в сознание вслед за «вторичными» и так называемых «первичных качеств».

Пространство и время, качество и количество, причинность и субстанциональность и проч. были признаны исключительно категориями рассудка, не имеющими отношения к абсолютному бытию вещей самих по себе. Таким образом, единство было объявлено как чисто субъективное по существу единство трансцендентальной апперцепции.

Гегель устранил дуализм субъективного и трансцендентного, перенеся единство и связь категории в объективную действительность. Но он сделал это в извращенной идеалистическими предрассудками, в «мистифицированной» форме, прежде всего, поскольку сама действительность является для него лишь отражением идеи. Но, как сказал еще Маркс, «мистификация, которой диалектика подвергается в руках Гегеля, нисколько не мешает тому, что он впервые изобразил всеобъемлющим и сознательным образом всеобщие формы движения».

В частности, это не мешает тому, что он дал прекрасный, единственный в своем роде, анализ категорий качества и количества в их конкретной противоречивой природе, в их связи и взаимных переходах, в их единстве. Тем самым была дана база для научной методологии, и ныне было бы смешно пытаться метафизически рассматривать две эти категории абстрактно, изолированно, или пытаться признать лишь одну из них, как имеющую объективное значение.

Хотя истина заключается только в единстве качества и количества, мы здесь думаем остановиться преимущественно на категории качества потому, что именно на этой категории свихнулись некоторые современные «ученые марксисты», застрявшие на механическом миропонимании.

1. «Архив Маркса и Энгельса», т. II., стр. 191. ↑

2. Из речи Боричевского на заседании Тимирязевского научно-исследовательского института 8 февраля 1925 г. Надо отдать справедливость нашим ученым естественникам, что даже на этом собрании, где большинство принадлежало «механистам», сторонникам т. Степанова, такое заявление Боричевского было встречено смехом. См. «Механистическое естествознание и диалектический материализм», 1925 г., стр. 51. ↑

3. Гегель, Энциклопедия, т. I, стр. 173. ↑

4. «Архив Маркса и Энгельса», т. II, стр. 129. ↑

5. В. Сарабьянов, Беседы о марксизме, 1925, стр. 14 и 15. ↑