Неудачи популяризатора

I

Сколь ни практическая вещь революция, она связана с широким оживлением теоретической мысли, теоретических интересов. Десятки тысяч рабочей молодежи занимаются у нас сейчас изучением марксизма, его философских основ. Это вызывает подъем педагогического и литературного творчества.

При таком стремительном роете движения вширь естественно появление тут и там уклонов в сторону упрощенства. Если ошибки не будут исправляться, то самая стремительность движения, его широкий размах приведут к понижению теоретического уровня партийной мысли, искажению ее.

Можно ли, например, проходить мимо философских работ т. Сарабьянова? Нельзя, ибо т. Сарабьянов очень энергично работает в области пропаганды марксизма. За короткое время вышли четыре книги, в коих т. Сарабьянов говорит о философии марксизма. Книги эти следующие:

1) «Исторический материализм».

2) «Введение в диалектический материализм».

8) «Основное в едином научном мировоззрении-методе».

4) «Беседы о марксизме» (изд. «Безбожник»).

Уже то обстоятельство, что «Исторический материализм» т. Сарабьянова выдержал довольно большое количество изданий, говорит о широкой популярности нашего автора. Тов. Сарабьянов умеет поставить вопрос в простейшей форме, способной увлечь читателя; особенно, если последний — из числа только что приобщающейся к «тайнам» марксизма молодежи, на которую по большей части «ориентируется» т. Сарабьянов. Эти действительные достоинства т. Сарабьянова, как популяризатора), заставляют том более внимательно отнестись к его книжкам со стороны их содержания.

Прежде всего приходится отметить, что «популярные очерки» т. Сарабьянова, выпускаемые МК, по мысли самого автора не только популяризируют марксизм, но и пытаются «утончить наш марксистский метод» (см. Предисловие ко 2-му изданию «Исторического материализма»). «Я провожу свою мысль по вопросу о взаимодействии базиса и надстроек», — пишет т. Сарабьянов[1]. «Мне пришлось влить в слово «техника» непривычно широкое содержание», пишет он и т. д.[2]

Таким образом, мы видим, что т. Сарабьянов выступает в качестве «оригинального мыслителя». Это особенно подчеркивается им самим, когда он предлагает «свое» толкование категории «качества». Дело в том, видите ли, что до т. Сарабьянова в «марксистской литературе определения «качества» не существует». — «И Гегель, и Маркс с Энгельсом и Плеханов широко использовали категорию «качества» как метода, т. е. оружия изучения, но мало уделили внимания самому оружию». Так пишет т. Сарабьянов.

Также, например, «триада» была, по мнению т. Сарабьянова, не ясна Гегелю и Плеханову, так как им была неясна категория качества. «Если же принять «качество» в том толковании, какое мы ему дали выше, то ясно, что речь идет только…» и т. д.[3]

Посмотрим же, что за открытия делает наш автор. При этом мы оставим в стороне главы о монизме, материализме и различных вопросах специально исторического материализма. Мы выделяем здесь только один важнейший вопрос, на котором и остановимся. Это понимание т. Сарабьяновым марксистской диалектики.

II

Начнем с наиболее известного: переход количества в качество.

Здесь мы прежде всего узнаем от т. Сарабьянова, что «изменение качества возможно лишь в том случае, если отдельные его элементы будут развиваться или располагаться неодинаково». Например, «если бы крупная буржуазия, и пролетариат, и другие классы развивались во всех отношениях пропорционально, то оно (общество) оставалось бы капиталистическим»[4]. К счастью, дело обстоит не так. «Силы пролетариата количественно нарастают, силы буржуазии тоже растут, но не так быстро. Наступает какой-то момент, когда количество сил обоих классов одинаково. В этот момент наступает скачок, общество перестает жить старой жизнью, переживая какой-то кавардак, мутацию (так выражаются естественники), когда прекращаются производства, чиновники перестают регистрировать «входящие и исходящие», приостанавливается нормальное движение по улицам, вырастают баррикады, такают пулемёты, развеваются знамена»[5].

Картинно! Но не странно ли это представление о революции и скачке? А, главное, не слишком ли уж все механически просто, как на весах? «Трещат пулеметы, развеваются знамена»… «Немножко» в другом стиле говорит о подобных вещах Ленин:

«Люди привыкли абстрактно противополагать капитализм социализму, а между тем и другим глубокомысленно ставили слово: «скачок»… О том, что скачком учителя социализма называли перелом под углом зрения поворотов всемирной истории, и что скачки такого рода обнимают периоды лет по десять, а то и больше, об этом не умеет подумать большинства так называемых социалистов»[6]

На этом вопросе о понимании «скачка» вообще, и о понимании революции — в частности, подробно мы останавливаться не будем. Позволим себе только спросить, как можно в наше время писать следующие фразы: «Если говорить об обществе, то революция в нем мыслима только как очень кратковременный процесс»…[7] Поистине, т. Сарабьянов совершенно прав, когда пишет в другой своей книжке, что «теперь, к сожалению, эти скачки изображаются так ненаучно, так вульгарно, очень по-кювьевистски»…

Итак, с пролетарским переворотом дело обстоит очень просто, простой арифметический расчет: достигнуто равновесие сил, сейчас же снова нарушающееся в пользу пролетариата, и баста. «И тот и другой класс растут… Но вот пролетариат дорастает до буржуазии (силы равны) и перерастает ее (пролетариат сильнее), в результате чего качество отношения противоречащих сил становится иным, новым качеством: пролетариат господствует, буржуазия подчиняется».[8] Было: . Стало . Таковы обычные примеры т. Сарабьянова со «скачком». Было до коммунизма: природа верхом на обществе. Будет при коммунизме: общество верхом на природе и т. д. Эта чехарда и есть образ того, как наш автор понимает переход количества в качество вообще. В другой книжке он дает отчетливую формулировку этого понимания в его общей форме. Там читаем: «Отношение между противоречащими друг другу силами все время изменяется, а в результате господствующая сила или становится подчиненной, или превращается сама в какую-либо иную силу, или изменяет по существу противоречащую ей силу. В итоге получается то, что Гегель называл: количество переходит в качество»[9].

Итак, дело ясно: переход количества в качество объясняется новой расстановкой сил, новым их количественным отношением.

Тов. Сарабьянов выдает это за марксову диалектику. В этом отношении «проницательнее» его был его предшественник по данному вопросу, А. Богданов, точно то же самое писавший, выступая против Энгельса и Маркса. Вот цитата из «Философии живого опыта», как две капли воды похожая на сарабьяновскую схему развития: «Если тот или иной процесс — движение тела, жизнь организма, развитие общества — определяется борьбой двух противоположных сил, то, пока преобладает количественно одна из них, хотя бы немного, — процесс идет в ее сторону, подчиняется ее направлению. Как только другая сила, возрастая, наконец, сравнивается с нею, тотчас меняется весь характер процесса, его «качество».

При этом Богданов замечает, что Маркс и Энгельс потеряли возможность объяснить переход количества в качество таким простым и яснымобразом потому, что вообще «упустили из виду реальный смысл диалектики».[10]

Ниже мы еще увидим, насколько сходится в понимании Сарабьянова и в понимании Богданова этот «реальный смысл диалектики»…

«От равновесия, через нарушающую его борьбу двух сил, к новому равновесию», — так представляет себе диалектический процесс Богданов. «Говоря о скачках, как процессах нарушенного равновесия, нужно помнить»… и т. д., — пишет. Сарабьянов.[11] Близость позиции обоих авторов несомненна. В чем методологический смысл такой позиции? Прежде всего (но это еще не все) в том, что это по существу чисто количественная механическая (или «механистическая» то ж) точка зрения, что здесь нет качества, которое, количественно развиваясь, переходит в новое качество, а есть внешнее столкновение двух сил. Здесь нет «познания всех процессов мира в их «самодвижении», в их спонтанейном развитии» (Ленин).

В этой концепции активная роль остается только за количеством (притом необъяснимо-активная). Качество совершенно растворяется в количественных отношениях, будучи лишь их пассивным выразителем. Между том в диалектике Гегеля-Маркса качество играет активную роль, «специфицируя» количественные отношения, т. е. определяя их на свой манер.

Конечно, у т. Сарабьянова можно тоже найти три строки насчет «обратного перехода» качества в количество. Но это не более как непоследовательность. Обычная история: автор приводит пару общеизвестных верных положений, а затем истолковывает какое-нибудь существенное положение излагаемого им учения таким образом, что сразу обнаруживается неясность для него самого того, о чем он говорит. И в данном случае т. Сарабьянов сам не понимает, что он целиком сводит качество к количеству, когда доказывает, подобно Богданову, что переход к новому качеству имеет своей реальной основой изменения в количественном отношении двух или нескольких сил.

К Сарабьянову целиком применимы слова Энгельса, сказанные последним до адресу Негели, который, «стоя на господствующей механической точке зрения, считает объясненными все качественные различия лишь тогда, когда они могут быть сведены к количественным различиям». Механическая концепция, пишет Энгельс, объясняет «все качественные различия из количественных и не замечает, что отношения между качеством и количеством взаимны».[12]

Характерно, что т. Сарабьянов, так много занимающийся вопросом о категории качества, считающий этот вопрос «кардинальнейшим в диалектике» и так часто клянущийся именем Гегеля, ни разу не упоминает, что ведь по Гегелю (и вообще о точки зрения диалектики) «конкретная истина бытия» — это «мера», т. е. единство качества и количества. Это единство должно остаться непонятным с точки зрения Сарабьянова и потому им игнорируется.

То обстоятельство, что тов. Сарабьянов не понимает категории качества (и по существу ее устраняет), еще яснее из его непосредственных определений этой категории.

Постановка вопроса о качестве, говоря вообще, у т. Сарабьянова, прежде всего, схоластична.

Главное, чего он ищет, — это формальное, абстрактное определение «качества», которого он, к его огорчению, не нашел у Гегеля и марксистов в удовлетворяющем его виде[13]. Качество — это по преимуществу та «прекрасная незнакомка», которую тов. Сарабьянов усиленно преследовал в течение последних лет в своих философских работах. Но то, что он поймал в конце концов, оказалось лишь ее тенью.

III

В самом деле, как определяет качество тов. Сарабьянов?

В своем «Историческом материализме», в специальной главе: «Качество», т. Сарабьянов дает такое определение: «Качество есть отношение совокупности свойств данной вещи, данного явления к совокупности свойств другой вещи, другого явления» (по 7-му изданию, стр. 159. Курсив наш. — А. С.). Подобное же определение повторяется и в других книгах. В книге: «Основное в едином и пр.» автор, сославшись на некоторые определения, данные Гегелем и марксистами, называет «наиболее удачной» формулировку Плеханова. Но сейчас же после этого он заявляет: «Плехановское построение не решает вопроса, а лишь подводит к его решению». Затем тут же находим и искомое .решение: «Качество есть отношение одной вещи к другой (в пространстве) и вещи к самой себе (во времени), а так как вещь нами познается только в виде совокупности свойств, то наше определение качества будет выражено как отношение одной совокупности свойств к другой».[14]

Прежде всего следует задать себе вопрос: какой смысл противопоставления «качества» и «свойств»? Тов. Сарабьянов пишет: «Когда мы берем вещь в ее развитии, то находим, что в ней комбинация определенных свойств в течение некоторого времени остается неизменной в том смысле, что в течение всего этого периода имеются одни и те же свойства в одном и том же сочетании. Однако эти свойства становятся большими или меньшими, причем одни могут увеличиваться, другие — уменьшаться. Это сочетание определенных свойств и есть качество». И далее: «Не будем смешивать свойства с элементом и с качеством. Количественное изменение тех же элементов приводит к новому качеству, так как создает новые свойства».[15]

К этим положениям следует присмотреться ближе. На первый взгляд может показаться, что человек «просто» путается в трех соснах: качество, свойства, элементы. «Но он не «просто» путается «в его безумии есть своя система». В данном случае т. Сарабьянов сознательно или несознательно ставит себе задачу: свести качество к количественным сочетаниям чего-то другого, чего-то уже бескачественного. И вот он выдвигает свою теорию «элементов». Иными словами, здесь мы опять находим чисто количественную, механистическую точку зрения. Механистическая точка зрения — непременно «атомистическая» в том смысле, что она ссылается на последние простейшие элементы мира, которые являются чистыми единицами, качественно совершенно однородными. Вот что говорит об этом Энгельс: «Если мы должны сводить все различия и изменения качества к количественным различиям и изменениям, к механическим перемещениям, то мы с необходимостью приходим к тому положению, что вся материя состоит из тождественных мельчайших частиц».[16]

Для марксизма точка зрения простейших неделимых, «бескачественных», «неприемлема уже потому, что мир с нашей точки зрения неисчерпаем как и каждый «простейший элемент» мира. Бытие на всех ступенях его расчленения остается определенным, конкретным, т. е. качественным бытием, «мерой».

«Качество, — говорит Гегель, — есть тождественная с бытием определенность, так что все существующее перестает быть, чем оно есть, когда теряет свое качество».[17] Это Сарабьянова не удовлетворяет, и он предлагает свое определение, которое всюду повторяет: «качество есть отношение».

Таким образом, у тов. Сарабьянова категория «качества» уничтожается дважды: 1) поскольку качество нацело сводится к количественным сочетаниям; 2) поскольку оно отождествляется с отношением.

В последнем случае ярко обнаруживается неспособность т. Сарабьянова к диалектическим различениям. Сказать, что качество относительно, или что качество проявляется через отношение, и сказать, что «качество есть отношение» — это две совершенно различные вещи. Качество и отношение нельзя абсолютно противопоставлять. Но нельзя, конечно, и отождествлять. По существу, качество лежит в основе отношения, но не сводится к нему.[18] Чтобы существовать «для другого» (в отношении), надо сначала существовать «в себе».

Можно ли свести стоимость к отношению стоимостей в обмене на том основании, что меновая стоимость есть необходимая форма проявления стоимости? Субстанция стоимости, как известно, проявляется «лишь как общественное отношение одного товара к другому» (Маркс). Но из этого не следует, что стоимость равна «отношению». Стоимость товаров может изменяться, а отношение их стоимостей будет оставаться без изменения.

В «простой или случайной» форме стоимости отношение кажется еще чем-то действительно «случайным», произвольным, и «стоимость в себе» трудно отделить от отношения. Но уже в так называемой «развернутой форме стоимости» стоимость товара находит такое выражение, которое ясно указывает на ее «субстанцию», лежащую в основе всех отдельных отношений к различным потребительным стоимостям.

«Развернутая форма стоимости» у Маркса соответствует «мере, как ряду отношений меры» Гегеля. В переходе к развернутой форме стоимости, говоря словами Гегеля, «специфическая самостоятельность не остается существовать в одном прямом отношении, но переходит в специфическую определенность, которая есть ряд мер».[19]

К сведению т. Сарабьянова: это, в частности, означает, что качество «нечто», вступая в бесконечный ряд отношений, тем самым противопоставляет свое «бытие в себе» любому из этих отношений, «снимает» свою относительность в этом бесконечном ряде отношений. Если же качество есть отношение, то всякое субстанциональное бытие исчезает, материя исчезает. Такой релятивизм несовместим ни с материализмом, ни с диалектикой.

IV

Как известно, в частности, В. И. Ленин особенно настаивал на том, что диалектика включает в себя момент релятивизма, но не сводится к релятивизму. Тов. Сарабьянов этого не различает. И он действительно скатывается к релятивизму. «Как и все в мире, и качество тоже отношение», — пишет он.[20] И в другом место читаем: «абсолютность — относительна, относительность же — абсолютна».[21]

Предоставляем читателю судить о том, насколько это заявление об абсолютности относительности совместимо с положением марксизма, что «не существует непереходимой грани между относительной и абсолютной истиной» (Ленин).

Итак, «абсолютность относительна, относительность же абсолютна». Тогда т. Сарабьянов, может быть, согласится с Богдановым насчет того, что «диалектика… должна подчинить себе понятие материи, отнять у него абсолютное значение?»[22] Или тов. Сарабьянов согласится с Богдановым, когда последний упрекает Плеханова в абсолютном отрицании ведьм и леших? Ведь это звучит так «недиалектично»: «Леший и домовой либо абсолютно существовали в эпоху наших предков, либо абсолютно не существовали».

Но т. Сарабьянов сам выступает против Богданова. Ленин писал по адресу последнего: «С точки зрения голого релятивизма можно признать «условным», умер ли Наполеон 5 мая 1821 г. или не умер, можно простым «удобством» для человечества объявить допущение рядом с научной идеологией («удобно» в одном отношении) религиозной идеологии (очень «удобной» в другом отношении) и т. д .»[23] Тов. Сарабьянов нападает на Богданова тоже по поводу дня смерти Наполеона. Но как! Он пишет: «Так вот, условившись, что под Наполеоном мы понимаем такой-то процесс, а под смертью — прекращение дыхания и сердцебиения, условившись также пользоваться грегорианским летосчислением, — ответим ли мы категорически на вопрос, умер ли Наполеон 5 мая 1821 г.? Нам, вместе с Лениным, думается, что только сумасшедшим позволительно сомневаться в абсолютности и вечности этой истины. Но эта абсолютность, как видно из всего сказанного, вполне относительна, причем из всех отношений мы (субъективный момент! ) отбираем определенное, нас (подчеркнуто автором. — А. С.) интересующее, для нас (подчеркнуто автором. — А. С.) важное».[24]

Стоит только хорошенько приглядеться, сравнить слова Ленина со словами т. Сарабьянова, чтобы убедиться, что последний ничуть не опровергает Богданова, а становится на его позицию. Тов. Сарабьянов целиком осуществляет здесь «единство субъекта и объекта», т. е. «нападающего» т. Сарабьянова c подвергающимся «нападению» Богдановым. Тов. Сарабьянов даже с гордостью делает из беды добродетель, подчеркивая свою теорию «субъективизма». Что диалектический объективизм включает человеческую практику в рассмотрение предмета — это несомненно. В этом смысле диалектический материализм дает синтез объективизма и «субъективизма». Тов. Сарабьянов же преувеличивает момент субъективизма и дает вместо диалектического синтеза эклектику. Ленин выступал против метафизического объективизма Струве; но от этого до «субъективизма» еще далеко. Тов. Сарабьянов считает, что «субъективизм в марксизме с исключительной силой подчеркнул вслед за Марксом Ленин. У Плеханова он стушевывается. Плеханов уклонялся в сторону того самого объективизма, против которого выступил со своим первым тезисом Маркс».[25]

Неверно истолковав известный тезис Маркса о Фейербахе, т. Сарабьянов вслед за тем, как полагается «оригинальному мыслителю», раздул свою ошибку в целую систему. И вот он пишет: «Считается долгом научной чести высказаться против антропоцентрического отношения к миру. А между тем, именно в этому, если угодно, антропоцентризму, к субъективизму звал Маркс в цитированном выше тезисе о Фейербахе». «Решение вопроса о качестве вне «антропоцентрической» постановки его невозможна».[26] И т. д.

Вы думаете, что можно без «субъективизма» утверждать, что лошадь — не корова, что корова — не лошадь? Ничего подобного: все зависит от того, как вам «удобнее» (вспомним слова; Ленина насчет «удобных истин») с точки зрения вашей профессии, ибо «художник по-своему классифицирует мир вещей и процессов, а скотовод по-своему» (относится ли т. Сарабьянов к первым или ко вторым — остается под секретом). «Без субъективизма совершенно немыслима классификация, определение вида в естествознании.[27] А через несколько строк мы узнаем, однако, что «вид не условной пропастью, не условным скачкообразным процессом отделен от других видов, а действительными». Это очень утешительно, и мы успокаиваемся на том, что «вид — объективно-субъективная категория».[28]

Скучно задерживаться на всей этой путанице. Конечно, т. Сарабьянов не прочь примирить, соединить свой «субъективизм» с материализмом. На этом основании и т. Сарабьянов, несмотря на свой «антропоцентризм», может заявлять, что «качество есть объективное состояние».[29] Но все это не более как сбоку прилепленные фразы. «Дела» же, т. е. рассуждения т. Сарабьянова — это путанный и непоследовательный, непродуманный, но все же релятивизм и субъективизм.

Приведем один пример с понятием материального и духовного. По мнению нашего философа, «всякое явление должно рассматривать… и как материальное, и как духовное». «Танец, спортивные движения, картины, симфония, речь… только материальные, поскольку мы их рассматриваем как объективное. Но все это, рассматриваемое как отражение в субъекте, будет духовным».[30]

Например, про трудовой процесс, по мнению т. Сарабьянова, нельзя просто сказать, что это — материальное. Когда материальное, а когда и «идеология». [31] Тов. Сарабьянов очень широко использует формулу: «и да, и нет», «да — нет» и пр. Однако всякую мысль можно довести до абсурда. Так же и диалектика может быть превращена в софистику, коей на практике широко пользуются «герои оговорочек». Если бы большевики в вопросах политики руководились «марксистским» методом т. Сарабьянова, они не далеко ушли бы. Когда говорят о материальных и нематериальных отношениях в обществе, подразумевают совершенно определенную вещь. А т. Сарабьянову это кажется чересчур просто, и он начинает приводить, например, такие перлы: «В обществе нет никаких других отношений, кроме материальных». «В субъекте… возникают различные физические процессы, которые ему (субъекту) кажутся чем-то нематериальным, психическим, духовным. Это — то, что носит название психики, идеологии».[32]

Для всякого, обучавшегося марксизму не по т. Сарабьянову, ясно, что в этих словах психическое сводится к физическому, отождествляется с ним. Это — отголосок старой дицгенианской путаницы в данном вопросе. Но опять-таки у т. Сарабьянова можно найти и противоположные заявления. На то путаница и существует. Тов. Сарабьянов может при этом сослаться на формулу: «да — нет». На самом же деле это только означает, что наш автор не всегда хорошо продумал то, что пишет.

V

Понимает ли, в конце концов, т Сарабьянов, что «реальный смысл диалектики», которой по словам Богданова, не сумели уяснить себе Маркс и Энгельс, — что этот «реальный смысл» т. Сарабьянова как раз тот же, что и Богданова? Тов. Сарабьянову это, верно, и в голову не приходило; а между тем, «сродство душ» в данном случае установить не трудно.

Богданов пишет: «Под реальным противоречием можно понимать только одно — борьбу реальных сил, двух противоположно направленных активностей. Об этом ли говорит Энгельс? Очевидно, — нет».[33] «Тот или иной процесс — движение тела, жизнь организма, развитие общества определяется борьбой двух противоположных сил». «Дело тут идет именно о борьбе двух реальных сил».[34]

Относительно Энгельса Богданов совершенно прав: Энгельс не так понимает диалектический материализм. Другое дело т. Сарабьянов. У него читаем: «Любая вещь… есть противоречивое явление. Различные силы вещи действуют друг на друга, в результате чего вещь изменяется. Определенное противоречие есть причина определенного движения. Эти противоречия бывают, как внутренние (внутри вещи протекающие), так и внешние (вещь действует на вещь)».[35]

Вот хороший пример сарабьяновсвого «внутреннего» противоречия: «Я хвораю. Значит, во мне борются силы, приносящие и разрушающие мое здоровье». Или вот другой пример из другой книжки: «Все течет, все изменяется в силу противоречий, как внутренних (в самом, например, пролетариате, между сознательными и менее сознательными), так и внешних (между пролетариатом и буржуазией)».[36]

Чисто механическое понимание противоречия! Мы уже имели возможность обнаружить это понимание в примерах т. Сарабьянова о переходе количества в качество. Силы пролетариата растут быстрее, чем силы буржуазии — и вот вам крах капитализма. У т. Сарабьянова не найдете указания на действительно внутренне-противоречивый характер капиталистической экономики, на «самодвижение» капиталистического общества, или хотя бы на то, что пролетариат есть живое самоотрицание, ибо он уничтожает не только своего антагониста — буржуазию, но и самого себя.[37] Тов. Ленин особенно подчеркивает момент «само»-движения.[38] Тов. Сарабьянов же по-своему пишет: «Движение возможно только при наличии не менее двух сил».[39]

Поразительно, что г. Сарабьянов, выпустив семь изданий «Истмата» со всеми этими премудростями, не потрудился внимательно вчитаться в «Анти-Дюринг». Он там нашел бы следующие слова Энгельса, как будто специально написанные по поводу его рассуждений: «Если гегелевское «учение о сущности» низвести до плоской мысли о силах, движущихся в противоположном направлении, но не противоречиво, то во всяком случае лучше всего уклониться от какого-либо применения этого общего места».[40]

Это было сказано, однако, по адресу не Сарабьянова, а Дюринга. Но Дюринг совершенно «в духе Сарабьянова» писал: «Антагонизм сил, которые действуют в противоположном друг другу направлении, составляет даже основную форму всех процессов, обусловливающих существование мира и обитающих в нем существ, но этот антагонизм сил в элементах и индивидуумах («внутреннее» противоречие по Сарабьянову. — А.С.), однако, далеко не совпадает с идеей нелепого противоречия».[41]

Последняя фраза свидетельствует о том, что Дюринг (как и Богданов) не был лишен способности — различения в такой степени, как т. Сарабьянов. Дюринг прав: одно дело — механическое столкновение сил, другое дело — диалектика Гегеля—Маркса.

В. И. Ленин говорит в одном месте о «раздвоении единого», как о «сути» диалектики. Тов. Сарабьянов предпочитает вовсе не заниматься вопросом об единстве противоположностей. Да по существу, в его концепции и невозможно никакое единство противоположностей, кроме чисто механического. Его непонимание диалектического единства — только другая сторона его непонимания диалектического противоречия.

«Предмет в свете диалектики есть синтез единства и противоречий. . . — пишет т. Деборин. — Это открытие, которое чуждо еще даже многим марксистам (вот именно! — А. С.), имеет огромное значение. И кто не понимал учения о синтезе противоположностей, кто не понял, что конкретное понятие (научное) должно лечь в основу всякого научного понимания, тот не имеет никакого представления о диалектике, несмотря на то, что он может, как попугай, повторять известные ходячие положения».[42]

Известно, что с точки зрения диалектики брать вещи конкретно, — это значит брать их не только в определенной связи, но брать их, как они существуют, т. е. как единство противоположностей. Тов. Сарабьянов, не имея понятия о последнем, истолковывает конкретность истины только в одном смысле: «Явление должно брать в определенных, для нас важных, нас интересующих связях».[43]

Тов. Сарабьянов (с точки зрения механистической) последовательно устанавливает такое правило: «пока идет речь о качестве предмета, мы пользуемся правилами формальной логики, а если о количестве, то пользоваться приходится формулой логики противоречия».[44] Замечательное открытие!

На основании этого открытия т. Сарабьянов дальше поясняет: «Человек я или не человек? Да — да, ты человек… Предмет либо существует, либо не существует, свойство есть, либо его нет. Здесь беспредельно господствует формальная логика» (подчеркнуто нами. — А. С.).[45]

Ну, и диалектика! «Свойство есть или его нет»… Самый пример: «ты —человек» или (все равно) «он —человек» встречается как раз у Ленина. Ленин по поводу предложения: «Иван есть человек» и тому подобных истин, пишет: «Уже здесь (как гениально заметил Гегель) есть диалектика: отдельное есть общее… Значит, противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны».[46]

«К сожалению», в этих положениях не видно «противоположных сил», а посему естественно, что т. Сарабьянов не заметил и диалектики. Тов. Сарабьянов видит противоречие только там, где можно противопоставить: «Я» и «ты». Впрочем, т. Сарабьянов знает два сорта противоречий: «Противоречия нами наблюдаются и во времени и в пространстве. Например: Я есть Я и уже не Я, так как вчерашнее Я не есть Я позавчерашнее»[47]… Опять чисто формальное противопоставление, что равносильно сохранению формального тождества противополагаемых моментов.

«Формальное мышление, — пишет Гегель, — возводит себе в закон тождество, оставляет противоречивое содержание, находящееся перед ним, нисходит в сферу представления, в пространство и время, к коей противоречивое содержание удерживается одно вне другого, в сосуществовании и последовательности, и таким образом выступает перед сознанием без взаимного соприкосновения».[48]

Кто-то хорошо сказал, что если бы капитализм и социализм существовали одно вне другого, то была бы невозможна борьба между ними и, следовательно, переход. Но, где нет п переходов, там нет и диалектики. А y т. Сарабьянова именно нет и не может быть переходов. Например, Ленин учил о том, что социалистическая революция «не отделена китайской стеной» от буржуазной, что долго после падения буржуазии будет еще оставаться «буржуазное право» и вообще, что старое живет долго после того, как новое уже родилось и т. п. Но разве это совместимо с положением Сарабьянова: «свойства вещи или существуют, или не существуют»?

«За революцией обязательно наступает прямая противоположность того, что было до революции» — поучает т. Сарабьянов».[49] Повидимому, невозможно совместить Ленина и Сарабьянова. «Гений и злодейство —вещи несовместимые».

VI

Ошибка цепляется за ошибку. Механическое понимание противоречия связано с непониманием учения о конкретном понятии. Где нет синтеза единства и противоречий там нет и переходов. Где нет переходов, нет развития.

Это не значит, что т. Сарабьянов просто заявляет, что он не признает развития. Но это значит, что он его не понимает. Это выражается в частности в его толковании «отрицания отрицания» и «триады». Рассуждения о «триаде № 1» и «триаде № 2» — это сплошная схоластика человека, запутавшегося в чисто формальных определениях.

Так мы узнаем, что «триада № 1» есть простое утверждение факта, что «сегодня» не есть ни «вчера», ни «завтра». Мы узнаем далее, что «второй вид триады с синтезом свойств первой и второй ступени есть неплохое теоретическое выражение повторности явлений, на которой стоит вся наука».

«Отрицание отрицания» есть выражение того факта, что вещи в природе и в обществе явились в результате развития других вещей. Развитие «отринуло» эти «другие вещи», но не остановилось на голом отрицании, а создало нечто положительное, новое. Это новое нечто, как отрицание определенного, конкретное отрицание вещи, включает в себя свойства этой последней «в снятом виде». Развитие поэтому означает и уничтожение и сохранение, «идеализацию» (как иногда говорит Гегель) старого. Энгельс уже давно и Просто, без сарабьяновских премудростей, разъяснил этот вопрос об «отрицании отрицания». — «Первое отрицание я должен произвести таким образом, чтобы было или стало возможным второе отрицание», т. е. развитие, как положительный результат.[50]

Отрицание отрицания в диалектике — это синтез уничтожения и сохранения, который наблюдается в процессе развития. Но т. Сарабьянов, как мы видели, сводит дело к «повторению». «В этом толковании триады как бы отражается закон повторяемости явлений», — пишет он.[51] Когда же он говорит о том, что «третья ступень… включает в себя свойство первой ступени… обогащенное в процессе развития второй ступени», — он понимает этот «синтез» очень просто, как сложение. Кусок от «первой ступени», кусок от второй — и вот вам третья. «Коммунизм — от тезы, техника — от антитезы», и вот вам в сумме «грядущий коммунистический строй».

Впрочем, т. Сарабьянов сомневается, всегда ли «третья ступень» есть синтез тех или иных свойств первой и второй. «Известно, например, — пишет сомневающийся т. Сарабьянов, — что по Менделю при скрещивании… если от двух черных бастардов (помесей), происшедших от помеси черного с белым, мы получаем белое поколение, т. е. у этих двух черных бастардов совершенно отсутствовало свойство «белое», которое вновь появилось лишь в третьей ступени, то ведь рецидив «белого» необязателен, и по закону Менделя могло появиться и «черное» и «черно-белое».[52]

Итак, отрицание отрицания — это «рецидив», к тому же еще не обязательный. «Третья ступень» может и не включать «свойств» ранее пройденных ступеней. «Принимая триаду в первом смысле, — пишет т. Сарабьянов, —мы едва ли имеем очень серьезные основания к принятию ее в том смысле, что третья ступень включает в себя какие-то свойства первой ступени, выпавшие на второй ступени. Почему обязательно это воскресение из мертвых?».[53]

Повторение («рецидив») и сложение — вот из чего составляется у Сарабьянова его «триада» и «отрицание отрицания». Арифметика под видом диалектики.

Но зато какое «утончение вашего марксистского метода»! Изволите ли видеть: «Вот про эту-то триаду, часто говорят, что вещь развивается и четырьмя ступенями и больше. И сам Гегель и Плеханов отмечали случаи четырестепенности. Но объясняется это лишь тем, что как для творца современной диалектики (Гегеля), так и для его великого ученика (Плеханова) неясным представлялось «качество». Если же принять «качество» в том толковании, какое мы ему дали выше, то ясно, что речь идет только о триаде, только о трех ступенях, из которых на первой имеются какие-то из интересующих нас свойств, на второй — еще какие-то, которых не было на первой ступени, и на третьей — сочетание их».[54]

Еще раз, Т. Сарабьянов: сложение не есть «развитие». И затем: откуда же у вас взялись эти «еще какие-то»? Кто их поставил на «вторую ступень»? А главное — что это за «политграмота»?.[55]

VII

Итак, что же осталось от диалектики в «понимании» т. Сарабьянова?

Энгельс сводит законы диалектики к следующим трем:

Закон перехода количества в качество и обратно.

Закон взаимного проникновения противоположностей.

Закон отрицания отрицания.[56]

Первый из них т. Сарабьянов радикально «утончил», так как свел качество к отношению количеств. Качества, по существу, у т. Сарабьянова нет.

О «законе взаимного проникновения противоположностей» у т. Сарабьянева нет и не может бытьмречи, так как он понимает противоречие какммеханическое столкновение сил. В связи с этим у него нет «переходов», и невозможно понимание третьего «закона отрицания отрицания». Последний сводится у него к плоскому («простому», по выражению Сарабьянова) утверждению факта, что сегодняшний день будет сменен завтрашним, подобно тому, как вчерашний был сменен сегодняшним.[57]

Объявить т. Сарабьянова создателем какой-то особой философской системы было бы несправедливо. Но ежели выделить все то, в чем наш философ уклоняется от истины в области понимания диалектики, и соединить это воедино, то окажется, что все ошибки и «недоразумения» сводятся в основе к одному корню: механическое понимание диалектики, т. е., иными словами, полное ее непонимание.

  1. В. Сарабьянов. «Исторический материализм», изд. 7-е, 1925 г., стр. 20.

  2. Там же, стр. 11.

  3. В. Сарабьянов, Основное в едином научном мировоззрении-методе, стр. 95 и 123.

  4. Т. е., если бы общество не развивалось, а только росло. — А. С

  5. В. Сарабьянов, Исторический материализм, стр. 114. Подчеркнуто нами.— А. С.

  6. Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 36, с. 204-205.

  7. В. Сарабьянов, Исторический материализм, 1925 г., стр. 115. Подчеркнуто нами. — А. С.

  8. В. Сарабьянов, Введение в диалектический материализм, стр. 20.

  9. Там же, стр. 19.

  10. А. Богданов, Философия живого опыта, Москва, 1920_г., стр. 193 и 194.

  11. В. Сарабьянов. Основное в едином и пр., стр. 113. Подчеркнуто нами. — А. С.

  12. «Архив Маркса и Энгельса», т. II, стр. 145 и 149.

  13. «И Гегель, и Маркс с Энгельсом, и Плеханов широко использовали категорию «качества», как метода, т. е. оружия изучения, но мало уделили внимания самому оружию. Это относится не только к таким категориям, как качество и количество, но и к диалектике в целом» (В. Сарабьянов. Основное в едином и пр., стр. 95).

    Выручайте, т. Сарабьянов, — на вас вся надежда!

  14. Указанная книга, стр. 97. Подчеркнуто нами, — А. С.

  15. В. Сарабьянов. Исторический материализм, стр. 98.

  16. «Архив Маркса и Энгельса», т. II, стр. 145.

  17. Гегель, Энциклопедия, § 85.

  18. Так, Гегель пишет: «Качество есть свойство (Eigenschaft) прежде всего и преимущественно в том смысле, поскольку оно обнаруживает себя во внешнем отношении как имманентное определение» (Наука логики, т. I, стр. 54).

  19. Гегель, Наука логики, т. I, стр. 241.

  20. В. Сарабьянов, Основное в одином и пр. стр., 97. Подчеркнуто нами. — А. С.

  21. Там же, стр. 100. Подчеркнуто нами. — А. С.

  22. А. Богданов, Философия живого опыта, 1920 г., стр. 199.

  23. Н. Ленин, Материализм и эмпириокритицизм, Госиздат, 1920 г., стр. 133. Подчеркнуто нами. — А. С.

  24. В. Сарабьянов, Основное в едином и пр., стр. 120. Подчеркнуто нами, кроме оговоренных мест. — А. С.

  25. В. Сарабьянов, Основное в едином и пр., стр. 105.

  26. В. Сарабьянов, Основное в едином и пр., стр. 102 и 103.

  27. Там же, стр. 108 и 109.

  28. Капитализм тоже «субъективно-объективная категория». Так, т. Сарабьянов пишет: «Если под капитализмом мы (субъективный момент) понимаем совокупность следующих свойств (объективный момент): высокоразвитые орудия и средства труда и т. д.» (курс. авт. «Основное и т. д.», стр. 114).

  29. В. Сарабьянов, Основное и пр., стр. 105.

  30. В. Сарабьянов, Исторический материализм, стр. 16.

  31. Там же, стр. 17.

  32. В. Сарабьянов, Введение в диалектический материализм, изд. «Пролетарий», 1925, стр. 25 —26. Подчеркнуто нами, — А. С.

  33. А. Богданов, Философия живого опыта, стр. 190.

  34. Там же, стр. 194.

  35. В. Сарабьянов, Введение в диалектический материализм, стр. 18. Подчеркнуто нами. – А. С.

  36. В. Сарабьянов, Исторический материализм, стр. 119.

  37. «Все конечное не ограничено только извне, но по своей собственной природе снимается и переходит в свое противоположное» (Гегель, Энциклопедия, § 81).

  38. См., напр. его статью в «Большевике» 1925 г. № 5-6, стр. 102.

  39. В. Сарабьянов, Исторический материализм, стр. 11З.

  40. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, Птгр. 1918 г., стр. 109.

  41. Ф. Энгельс, Анти-Дюрипг, Птрг. 1918 г., стр. 106. Подчеркнутое нами. А. С.

  42. «Под знаменем марксизма», 1924, № 3, стр. 8-9.

  43. В. Сарабьянов, Основное в едином и проч., стр. 107.

  44. Там же, стр. 91.

  45. Там же, стр. 115.

  46. Статья в «Большевике», 1924, № 5-6, стр. 103.

  47. В. Сарабьянов, Основное в едином и проч., стр. 86.

  48. Гегель, Наука логики, т. III, стр. 206.

  49. В. Сарабьянов, Основное в едином и пр., стр. 91.

  50. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1918 г., стр. 127.

  51. В. Сарабьянов, Введение в диалектический материализм, стр. 22.

  52. В. Сарабьянов, Основное в едином и пр., стр. 124. Подчеркнуто нами — А. С.

  53. В. Сарабьянов, Основное в едином и пр., стр. 124.

  54. B. Сарабьянова, Основное в едином и пр., стр. 123. Подчеркнуто нами. — А. С.

  55. Книжка т. В. Сарабьянова, Введение в диалектический материализм, издана Юношеским сектором издательства «Пролетарий» в серии: «Политграмота. Книжка за книжкой».

  56. «Архив Маркса и Энгельса», кн. II, стр. 221.

  57. В. Сарабьянов, Основное в едином и проч., стр. 122.

Оглавление

Диалектический материализм и механисты

Субъективизм механистов и проблема качества