XI. Философия и задачи партии

«Политика должна быть нашей религией», говорил Фейербах. Насчет всякой «религии» мы, коммунисты, очень плохого мнения. Но верная мысль в этом утверждении Фейербаха заключается в подчеркивании громадного, руководящего значения «политики». Мы бы только не стали употреблять теперь такого неподходящего для данного случая термина, как «религия». Но верным остается то, что политика не может в наше время не быть для пролетариата и его «идеологов» превыше всего, ибо в политике — концентрированная теория и практика классовой борьбы, ее наука и ее искусство.

Предмет наших философских споров с механистами не может быть чуждым, посторонним политической практике пролетариата и его партии. «Предметом спора» является методология марксизма, ее основные принципы, «категории». Метод — это «душа» всякой науки. Без диалектики нет марксизма, нет ленинизма. Без диалектики не может быть и речи о правильной политической стратегии и тактике. У Ленина мы можем найти многочисленные указания на неразрывную связь политики и философии марксизма. «Основную задачу тактики пролетариата, — пишет Ленин в статье «Карл Маркс», — Маркс определял в строгом соответствии со всеми посылками своего материалистически-диалектического миросозерцания». (Ленин. «Маркс, Энгельс, марксизм», 1925, стр. 29.) В одной статье Ленин пишет об отношении марксистов к вопросам религии и об их политике в этом вопросе:

«То, что дилетанты или невежды считают шатаниями, есть прямой и неизбежный вывод из диалектического материализма». «Политическая линия марксизма и в этом вопросе неразрывно связана с его философскими основами». (Ленин. Собр. соч., т. XI, ч. I, стр. 252 и 253.)^[1]

Ленин пишет: «и в этом вопросе», что означает: так же, как и в других вопросах, политическая линия связана с философией марксизма.

Любая статья или книга Ленина по вопросам политической стратегии и тактики может служить иллюстрацией к этому положению. В 1920 г. Ленин пишет об ошибках западно-европейских «левых». Его книга по этому вопросу («Детская болезнь левизны») может служить и действительно служит настоящим руководством по диалектике марксизма. В статье по поводу «ошибок Троцкого» (1921) в вопросах «профсоюзной» дискуссии Ленин дает попутно сжатый очерк основных положений диалектики. К вопросам методологических основ политической тактики Ленин возвращается постоянно на всем протяжении своей политической и литературной работы. Уже к концу своей жизни, как бы подводя итоги своей длительной борьбы с меньшевиками, Ленин пишет, что они «не поняли решающего в марксизме — его революционной диалектики». («О нашей революции».)

Естественно, что сам Ленин чисто-философскими вопросами занимался очень основательно и очень многое в этом направлении дал, хотя и называл себя скромно «рядовым» в вопросах философии марксизма.

Особенно много он занимался философией после первой русской революции в период философской борьбы с Богдановым, виднейшим ревизионистом-махистом (последователем философа-идеалиста Маха).

Как раз к этому времени в своих письмах Горькому Ленин пишет: «Газету я забросил из-за своего философского запоя». «Беспризорный он. (Речь идет об органе большевиков «Пролетарий». А. С.) Я еще никогда так не неглижировал своей газетой: читаю по целым дням распроклятых махистов».

Ясно, что Ленин мог «неглижировать» руководящей партийной газетой только ради такого дела, которое считал не менее важным. Таким делом была в тот момент борьба с искажениями марксизма в чисто философских вопросах, исходившими в то время от группы большевиков во главе с недавно умершим А. Богдановым.

Для нас нет сомнения в том, что прав был Ленин, а не Богданов. Философские вопросы, служившие в тот момент предметом борьбы, отнюдь не являются для нас чем-то еще неясным, спорным, дискуссионным, подлежащим выяснению. В настоящее время механисты, выступая против диалектиков, которых они называют «де- борианцами», любят иногда говорить о том, что «деборинцы» якобы слишком резко нападают на своих противников, недостаточно «терпимы» в чисто-теоретических спорах. В таких спорах, говорят иногда механисты и «буферящие» люди, надо проявлять больше широкой терпимости, не претендуя на «монопольное» обладание истиной в вопросах дискуссионного порядка, в вопросах, требующих разработки, и т. д.

Разумеется, так называемые «деборинцы» не думают «запрещать» механистам, фрейдистам и пр. дискуссировать. Здесь применимы сказанные по другому поводу слова Ленина о том, что «раз выявился некоторый уклон, надо его обсудить». Механисты могут выступать и выступают устно и печатно. Но, во-первых, это вовсе не дает логического права «буферящим» или «беспартийным» в философии теоретикам-марксистам продолжать оставаться на позиции «вне всяких определенных позиций». А во-вторых, мы отнюдь не можем считать, что основные вопросы марксизма являются чем-то дискуссионным. Марксизм для нас не является «дискуссионным», следовательно, и его теоретические, методологические основы тоже.

Мы отстаиваем и будем отстаивать диалектический материализм и материалистическую диалектику марксизма; но признать, что марксист, коммунист может быть или не быть материалистом и диалектиком, смотря по вкусу, по настроению — этого мы не можем. Такая «широта взглядов» неприемлема для нас.

Ленин боролся с Богдановым. Современные механисты и релятивисты, как мы уже указывали, идут теперь по стопам Богданова во многих важнейших вопросах. Можем ли мы их «оставить в покое»? — Никогда.

Правда, ни механисты вообще, ни механисты, сугубо подчеркивающие свой релятивизм, в частности, не признают открыто своего родства с Богдановым. Это более чем понятно, разумеется. Это невыгодно. Зато сам Богданов открыто говорил о своей близости к механистам. В своем, кажется, последнем докладе в Коммунистической академии он говорил о том, что «единство» во взглядах у механистов с ним есть, но что механисты, естественно, не имеют оснований кричать об этом. (См. «Вестник Коммунистической академии», № 21, стр. 281.)

История борьбы Ленина против философского ревизионизма А. А. Богданова имеет еще одну интересную сторону. Богданов был в период ожесточенной философской «драки» (как выражался Ленин) политическим союзником Ленина. Он был большевиком, одним из виднейших, руководящих работников партии. Богданов был нужен в политической схватке с меньшевиками, с ликвидаторами. Надо было «отделить от фракции», от фракционной борьбы большевиков с меньшевиками борьбу по линии философских вопросов. В тех же письмах Горькому Ленин пишет об этом (см. «Ленинский сборник», № 1, стр. 98 и др.). Он не хочет, чтобы философские споры помешали политической борьбе сегодняшнего дня, хотя и не видит возможности говорить о «примирении» или о «нейтральности» в философских спорах.

«Какое же тут «примирение» может быть, милый А. М.? — пишет Ленин, обращаясь к Горькому. — Помилуйте, об этом смешно и заикаться. Бой абсолютно неизбежен. И партийные люди должны направить свои усилия не на то, чтобы замазывать или откладывать или увертываться, а на то, чтобы практически необходимая партийная работа не страдала».

«Как это сделать? — продолжает Ленин. — «Нейтральность»? Нет. Нейтральности в таком вопросе быть не может и не будет. Если можно говорить о ней, то разве в условном смысле: надо отделить всю эту драку от фракции».

До некоторой степени, в известной мере, можно разграничить, отделить философскую и политическую борьбу. В каждый данный момент плохой «философ» может быть хорошим политиком. О Богданове, как известно, и в те времена, о которых идет речь, нельзя было сказать, как о хорошем политике. Философскому ревизионизму у него соответствовали и политические уклоны. Но все же он был большевиком, человеком своей фракции, своей партии. Абстрактно рассуждая, тот или иной большевик может и вовсе не иметь никаких политических «уклонов», и в то же время безбожно «драть» в вопросах философии марксизма. Но ни в коем случае нельзя преувеличивать, это отграничение политики и философии.

Если у отдельных людей в данное время философский ревизионизм не сопровождается политическим ревизионизмом, то в тенденции переход от одного к другому в массовых явлениях неизбежен. Если бы партия в целом «пересмотрела» философию марксизма, то это грозило бы величайшими опасностями и в политической области.

Целый ряд таких «коммунистов» — теперь уже бывших коммунистов, — как Хеглунд, требовал, чтобы партия признала, что религия является «частным делом» отдельных членов партии, до которого партии в целом нет дела. Как известно, Коминтерн не пошел, не мог пойти на такую «свободу вероисповедания» для членов компартий. У нас в партии нет места религиозным лицам. Более того, в программе Коминтерна, принятой VI конгрессом, говорится о диалектическом материализме, как об «официальной» философии пролетарского Интернационала. Тем самым философия, так сказать, формально признается программным делом, не отделимым от политики.

Когда несколько лет назад (партии еще тогда было не до теоретических вопросов философии) Эммануил Энчмен выступил со своей «теорией новой биологии», со своим вульгарным эмпиризмом и упрощенчеством, — это сигнализировало наличие опасных явлений в партии. Неизбежное углубление в практику, уход «с головой» в практические вопросы дня, начинал кой-где приводить к упадку теории, к умалению ее значения, к «ползучему эмпиризму».

Известно, как Энгельс бесконечно издевался над «ползучим эмпиризмом». Ограниченный эмпиризм, руководящийся «фактами», без попытки углубленного объяснения — это подлинная философия «тред- юнионизма», философия реформизма всех стран. «Пошлый опыт — ум глупцов», употребляя выражение поэта Некрасова, — этим ограничивается вся мудрость классического оппортунизма в рабочем движении. Эмпиризм как методология неизбежно ведет к оппортунизму в политике. И наоборот, оппортунизм «подпирает» себя философской мудростью эмпиризма.

Энчмен был разоблачен с его вульгарным упростительством и «практицизмом».

Но разве отрицание диалектики как теории и подчинение философии марксизма эмпирическому естествознанию — разве это не прямая дорога к эмпиризму? Разве это не разновидность того же самого эмпиризма? Конечно, так. Отрицание теории — тоже теория; отрицание философии — есть тоже философия. Эмпиризм есть философия этой философии. И это есть истинная «обетованная земля» наших механистов.

Стать на точку зрения эмпиризма, приравнять, как делают механисты, философию марксизма «современному естествознанию», — это значит отказаться от целого ряда задач, вытекающих из лозунга «культурной революции» — одного из важнейших лозунгов переходной эпохи.

Наше отношение к научному наследству прошлого двусторонне. С одной стороны, мы ни в коем случае не отказываемся ни от чего положительного, что дает нам это прошлое. Мы не можем и не думаем отказываться, например, ото всех завоеваний хотя бы и «буржуазного» эмпирического естествознания. Но мы были бы «хвостистами» в теоретической области, если бы ограничились покорным следованием по тому пути, по которому «современное естествознание», как оно есть, нас ведет. Мы должны проверить научное «наследство» своими инструментами, своими методами, подвергнуть его критике с точки зрения диалектического материализма.

Мы должны что-то иметь свое, какой-то свой руководящий принцип, чтобы подчинить ему «положительную науку», чтобы подчинить искусство, чтобы там, где это нужно, переработать их.

Буржуазную науку, технику, искусство, буржуазные навыки мы подвергаем переработке, частью даже сдаем на слом. Мы перерабатываем людей, их психологию. На смену буржуазной культуре идет культура социалистическая.

Но все это возможно лишь постольку, поскольку мы не отказываемся от «первородства» нашей социалистической культуры и диалектического материализма, как «руководящего принципа». Иначе могло бы получиться то, о чем говорил Ленин, как об опасности: победивший пролетариат оказался бы подчиненным культуре побежденной буржуазии. Иными словами, это означало бы перерождение пролетарской революции.

Вот почему борьба с механистическим мировоззрением, борьба с эмпиризмом и субъективизмом, борьба со всеми и всякими ликвидаторами марксистской философии диалектического материализма является в настоящее время сугубо «практической», политической, партийной задачей.

Материализм вообще «партиен» по существу, партиен даже в чисто политическом смысле, ибо, как говорит Ленин, «материализм включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной группы». (Ленин. Собр. соч., т. II, стр. 65.)^[2] Наши философы-марксисты не являются вовсе «жрецами» какой-то эзотерической, недоступной непосвященным, «чистой теории» или «абстрактной философии». Нет, на ряду с другими, они являются солдатами на широком фронте революции. И борьба с философским ревизионизмом в марксизме — это не «музыка сфер», а подлинно партийное дело. Ибо задачей нашей философии является «объяснить мир» для того, чтобы его «изменить».

1. Ленин В.И., Указ. соч., т. 17, с. 418. ↑

2. Ленин В.И. Указ. соч., т. 1, с. 419. ↑