Философия «качества» и качество философии некоторых механистов

Существуют такие любители определений, которые думают, что все дело заключается в умении в одной ловкой фразе дать твердое, законченное определение предмета или понятия. Вот т. Сарабьянов особенно печалуется на то, что «в марксистской литературе определения качества не существует». При этом т. Сарабьянов утверждает: «и Гегель, и Маркс с Энгельсом, и Плеханов широко использовали категорию «качества», как метода, т. е. оружия изучения, но мало уделили внимания самому оружию».

Здесь прежде всего пикантно замечание по адресу Гегеля. Откуда т. Сарабьянов знает, занимался ли Гегель анализом понятия «качества»? Если бы знал, конечно, не сказал бы того, что сказал.

Затем, «мало уделили внимания» — это значит не дали никакого застывшего определения, ибо ясно, что «жизнью» качества, его связью с количеством, его переходами и пр. и Энгельс, и другие марксисты занимались достаточно. Но теория диалектики вообще учит, что определения всегда могут лишь приблизительно отражать предмет, имеют лишь относительную ценность, так как не могут охватить всего богатства действительности.

Даже Иммануил Кант, философ весьма педантический, нашел возможным обойтись без определений тех категорий, с которыми имел дело в своей философии. «От определения перечисленных категорий,—пишет Кант, — я намеренно воздерживаюсь в настоящем исследовании… Здесь они только отвлекали бы от главного пункта исследования, возбуждая сомнения и нападки, которые лучше отложить, нисколько не вредя нашей цели по существу».^[1]

По-видимому, примерно так же рассуждали Энгельс, Плеханов и др. Но поскольку в наше время некоторыми «марксистами» вносится невероятная путаница, поскольку, в частности, качество при этом сводится иногда к «отношению» или еще к «отношению свойств», приходится в той или иной мере выяснить различие таких категорий, как «качество», «отношение», «свойство», имея в виду дать приблизительное определение «качества».

Наиболее полный анализ категории «качества» — и при этом с диалектической точки зрения — дал Гегель. Но, как это известно теперь каждому рабфаковцу, «первородный грех» Гегеля заключается в идеалистическом исходном пункте его системы.

Это отражается и на исследовании категорий в «Логике» Гегеля. Категория «качества» есть категория бытия, что несомненно. Но Гегель, выводя эту категорию, опирается на такой исходный пункт, как абстрактное бытие без всяких дальнейших определений.

Что попытка исходить из чистой абстракции неудачна, это мы знаем со времени Фейербаха прекрасно. И если теперь т. Васильев пишет, что «основная ошибка Гегеля заключается в том, что он начинает с мыслимого бытия» и что из абстрактных «бытия и ничто» нельзя вывести становления,^[2] то он только повторяет то, что не раз говорилось даже самыми патентованными идеалистами. Например, такой «философский черносотенец» (по выражению Ленина), как проф. Лопатин, пишет: «Содержится ли признак перехода в самых понятиях бытия и небытия, отвлеченно взятых? Достаточно углубиться в их взаимное логическое отношение, чтобы заметить, что никакой идеи о движении в них не усматривается»^[3] и т. д.

Все это верно само по себе. Едва ли кто-нибудь лучше, чем сам Гегель представлял себе, что его абстрактное «бытие вообще» есть именно только абстракция, тем более, что именно Гегель всей своей логикой доказывает, что категории не имеют «истины» в их абстрактности. Чистое бытие есть чистая мысль, говорит Гегель. Но может ли мысль начинать с «чистого бытия»? Нет, не может. Это и доказывает совершенно справедливо Л. Фейербах в своей критике философии Гегеля.

Что ценно у Гегеля, — это обнаружение противоречивой природы всякого бытия, заключающего в себе и реальность, и ограничение, «бытие и небытие».

«Истина бытия и небытия — это становление» — верно это или нет? Я думаю, что верно. Истинным началом является и у Гегеля (в «Феноменологии духа»), как и в мышлении вообще, — эмпирическое многообразие действительности.

Именно поэтому Плеханов имел полное основание сказать: «Гегелева логика вовсе не есть порождение чистой мысли; она создана предварительным абстрагированием от природы… В диалектике Гегеля почти все взято из опыта».

Потому-то именно и ценна гегелевская логика; потому-то и недостаточно отмахнуться от нее ссылкой на «идеалистический исходный пункт».

Итак, абстрактное бытие ни в мышлении, ни в действительности не предшествует конкретному бытию и становлению. Но и абстрактно-эмпирическое «здесь» и «теперь», исходные моменты «Феноменологии духа», тоже не могут быть началом. Наконец, и само «становление», изменение вообще — тоже не может быть первым для сознания. Сознание охватывает изменение, поскольку оно уже сравнивает, различает определенные моменты непосредственного бытия. Нет представления об изменении, где нет перцепирования качеств, ибо сознание должно на чем-то фиксироваться, чтобы стало возможным сравнение и различение.

Таким образом, если рассматривать вопрос субъективно, а категории как мыслительные, то качество есть то, что сознание выделяет из общего потока бытия как относительно устойчивое. Тем самым сказано также, что определение этой столь общей «категории» может носить только весьма общий характер.

«Все течет» — эта истина явилась как результат опыта. Но она недостаточна. Здесь еще не на чем остановиться. Здесь нет еще никакого «утверждения», одно отрицание. Нет «наличного бытия», нет никакой определенности, никакой опоры… «Наличное бытие», определенное, конкретное бытие, эта истина всякого бытия, возможно только как отрицание этой абсолютной текучести, этого голого отрицания. «Нечто есть первое отрицание отрицания», — говорит поэтому Гегель. «Отрицание» в диалектическом смысле, конечно, не уничтожает становления, но, преодолевая, сохраняет его.

Гераклит говорил: «Мы не можем спуститься два раза по одной и той же реке». Другой философ, Кратил, добавлял, что нельзя этого сделать и однажды. По поводу последнего Плеханов замечает: «В таких суждениях элемент наличного бытия как бы отменяется элементом становления. — Это злоупотребление диалектикой, а не правильное применение диалектического метода».^[4]

Нечто определенное «наличное бытие» — это и есть качество,^[5] вернее, оно неразрывно с качеством, ибо качество — это есть та самая определенность, которая делает «нечто» тем, что оно есть, и без которой этого «нечто» нет вовсе.

То злоупотребление диалектикой, о котором говорит Плеханов и которое за; изменением не видит устойчивого, приводит к абсолютному релятивизму. Между тем «в природе нет ни абсолютного постоянства, ни абсолютной изменчивости, ни абсолютного бытия, ни абсолютного становления».^[6]

Это постоянство или устойчивость в изменчивости и есть то, что делает возможным определенное бытие, определенность которого, делающая его тем, что оно есть, и есть ого качество.

Я взял сначала субъективную сторону дела: устойчивое в представлении. Но устойчивое возможно в представлении только потому, что оно имеется в объективном мире.

Естествоиспытателям прекрасно известно значение момента «устойчивости».

Я могу здесь сослаться хотя бы на Дж. Дарвина. «В мире жизни, —говорит он, — натуралист называет устойчивые и сохраняющиеся формы видами; подобным же образом физик говорит об устойчивых внешних формах (конфигурациях) или способах движения материи, а политик говорит о государствах. В основе всех этих представлений лежит идея устойчивости или способности сопротивляться разложению».

И далее, в другой статье: «Законы, регулирующие устойчивость, прочно установлены в самых разнообразных областях; они приложимы и к движениям планет вокруг солнца, и к внутреннему расположению тех мельчайших частичек, из которых построен каждый химический атом, и к формам небесных тел». — «Решение проблемы эволюции связано с отысканием тех постоянных и устойчивых форм, которые биологи назвали бы видами».^[7]

Дж. Дарвин в статьях, которые мы здесь цитируем, подробно останавливается на вопросе об устойчивости на примерах отношения луны и земного шара и о происхождении двойных звезд. При этом он дает также и картину перехода одного «качества» к другому. Так он рассматривает модель идеальной жидкой планеты, которой сообщается ускоряющееся вращательное движение. «Ее устойчивость, — пишет он, — уменьшается с увеличением скорости вращения, и, наконец, мы достигаем стадии, на которой устойчивость исчезает. В этот момент форма ее представляется переходной, являясь началом нового вида, с чертами, отличными от предыдущей, и с весьма слабой устойчивостью или способностью к длительному существованию. Если мы сообщим ей еще большую скорость вращения, устойчивость нового вида возрастает до максимума и затем начинает падать, пока не образуется новой переходной формы и не возникнет нового вида. Таким путем мы переходим от вида к виду со все возрастающей скоростью вращения».^[8]

Аналогичные явления, замечает Дж. Дарвин, наблюдаются и в истории человеческого общества.

Излишне было бы продолжать ссылки на естествознание. Совершенно ясно, что в природе изменчивость и постоянство взаимно сочетаются.

Соответственно с этим и в теории диалектики изменчивость («становление») является первым отрицанием метафизической неподвижности формально логических представлений, первой истиной, но не единственной, не последней.

Второй истиной, первым отрицанием отрицания, «утверждающим» в изменчивом относительную устойчивость, является «качество», «определенное бытие», Dasein, в терминологии Гегеля. Таким относительно постоянным, относительно устойчивым являются различные формы движения и различные сочетания материи, отдельные роды и виды явлений и отдельные тела, вещи, — словом все, что имеет какое-нибудь определенное бытие.

Гегель определяет качество как «тождественную с бытием определенность, так что все существующее перестает быть тем, что оно есть, когда теряет свое качество».^[9]

В общем это — прекрасное достаточно широкое определение, но оно нуждается в некотором дополнении с точки зрения материализма. Ибо что такое определенность? И что такое «нечто» («чем оно есть»)?

Субъективно — это то, что позволяет устанавливать сходство и различие, создает самые общие предпосылки для упорядоченных представлений. Объективно, в материальном мире, это относительно устойчивые формы движения или сочетания материи — устойчивость которых выражается: 1) в более или менее постоянном характере изменений движения, которому они сами подвержены, 2) в более или менее сохраняющемся характере изменений, которые вызываются ими в других вещах, с ними соприкасающихся. Но изменения в пределах данного качества, изменения, не разрушающие данной, относительно устойчивой формы, называются Гегелем количественными изменениями, в чем бы они ни выражались.

В отличие от изменения самого качества, — это изменение тех или иных пространственно-временных определений «нечто» (величина, скорость и проч.) или интенсивности их.

Процесс количественного изменения вещи не есть нечто неопределенно другое по отношению к ее качеству, но определяется качеством вещи и является существенным моментом в определении самого качества.

«Количество, — говорит Гегель, — есть такая определенность, которую бытие имеет вне себя и к которой оно равнодушно; так, например, дом остается чем он есть, будет ли он больше или меньше, и красное остается красным, будет ли оно светлее или темнее» (там же).

Качество не исключает изменения в своих пределах. Наоборот, оно «включает в себя изменчивость без изменения самой вещи» («Наука логики», стр. 28).

Интенсивность качества, степень — это количественные определения, не связанные (в известных пределах: количество же «переходит в качество», т. е. приводит к изменению качества) с бытием вещи, как таковой.

Наоборот, качественная определенность — «одно с ее бытием».^[10]

Совершенно в этом же духе пишет Л. Фейербах:

«Только определенное бытие есть бытие». «Отнимите у бытия определенность, и вы не оставите мне более и бытия». «Если вы у человека отнимете то, посредством чего он является человеком, то без всякого затруднения вы можете доказать, что он не человек». «Единственным различием, границей между бытием и ничто — является определенность. Если я вычитаю содержание того, что есть, что будет представлять из себя это «есть»?^[11]

Все это Л. Фейербах направляет против представления о бытии, совершенно абстрактном, бескачественном, с которого Гегель начинает свою логику.

Но поскольку Гегель говорит о конкретном бытии, он как раз и доказывает, что, «благодаря своему качеству, нечто есть то, что оно есть, и, теряя свое качество, оно перестает быть, чем было». Таким образом, «качество есть неразрывная с конкретным бытием определенность».

Более полным и точным формулировкам определение «качества» поддается с трудом. Гегель сам сознавал это. Поэтому он пишет: «определенность, изолированная так для себя, как сущая определенность, есть качество — нечто вполне простое, непосредственное… Вследствие такой простоты о качестве, как таковом, ничего нельзя более сказать».^[12]

Качество — это опеделенность. Но определенность бывает и количественная. Изменения в пределах одного качества не прекращаются. Но это и есть то, что называется количественным изменением.

В том разрезе, в котором мы берем мир и его изменчивость, эта последняя может быть или качественной, или количественной.

Каковы обычные примеры «качеств» у Гегеля? В «Энциклопедии», в отделе о качестве, он называет: кислород, азот, луг, лес, пруд и проч. (стр. 162 и др.).

Каждая вещь есть синтез качественных и количественных определений. Но то, что делает ее именно данной вещью — это ее качество.

В одной из своих статей т. Сарабьянов пишет:

«Ведь т. Столяров без раздумья относит к различным качествам лошадь и корову, зерно и «продолжение» зерна — стебель. По нему, весь мир объективных явлений в каждый данный отрезок времени есть совокупность определенных качеств, количественно изменяющихся».

То обстоятельство, что сам т. Сарабьянов думает иначе, только подтверждает, что он не признает объективности качеств.

Вполне естественно, что мы в обычном словоупотреблении называем «качествами» то самые вещи, то свойства вещей. Одного ведь не существует без другого. Но единство нельзя превращать в безразличное тождество. Посему отождествление качества со свойствами, хотя и годится в качестве обычного словоупотребления, становится ложным, если на нем настаивать, как на полной истине.

Из сферы определений «непосредственного бытия» мы вместе с вопросом о вещи и ее свойствах вторгаемся в сферу «определений рефлексии».

Таким же вторжением является и определение качества как «формы». Это определение законно вообще, поскольку как субстрат, как «содержание» этой формы берется материя вообще или реальность вообще.

Так т. Деборин пишет в одной из недавних статей: «Каждая новая ступень составляет новый синтез, новую форму опосредствования движущейся материи. Смена форм и сводится прежде всего к качественному изменению; качественное изменение и перемена формы — одно и то же».^[13]

Это не исключает того, что качество относится к содержанию и непременно его предполагает. Диалектика как раз и учит, что форма и есть форма определенного содержания и не существует без него так же, как и обратно.

Форма и содержание соотносительны и меняются местами. Форма статуи сама становится ее «содержанием» и т. п. Мы говорим поэтому о качестве как формы, так и содержания (например, книги, стихотворения и пр.).

Выражаясь в «гегельянских» терминах, каждая категория «рефлексии» предполагает все категории «непосредственного бытия». Поэтому также «непосредственное существование (т. е. и качество. — А. С.) есть определенность как формы, так и самой материи», говорит Гегель.^[14]

1. Кант, Критика чистого разума, 1915 г., стр. 76. ↑

2. «Диалектика в природе», сборн. Вологда, 1926, стр. 85. ↑

3. Л. М. Лопатин, Положительные задачи философии, ч. I, 1911 г., стр. 378. ↑

4. Плеханов, Предисловие к ≪Людвигу Фейербаху≫ Энгельса, Петербург, 1919 г., стр. XXIII. ↑

5. См. напр., заметки Ленина при чтении «Науки логики». «Наличное бытие — есть определенное конкретное бытие—качество. «Под знаменем марксизма», 1925, № 1-2, стр. 21. ↑

6. Деборин, Философия и марксизм, 1926, стр. 298. ↑

7. «Философия науки», сб. под ред. А. К. Тимирязева, ч. 1, стр. 90, 121, 106. ↑

8. Там же, стр. 106. ↑

9. Гегель, Энциклопедия, т. I, стр. 143. ↑

10. Гегель, Наука логики, перевод Дебольского, стр. 28. ↑

11. Л. Фейербах , Сочинения, т. I, Гиз, 1923, стр. 19 и 131. ↑

12. Гегель, Наука логики, стр. 51. ↑

13. «Под знаменем марксизма», 1925 г., № 10-11, стр. 34. ↑

14. Гегель, Энциклопедия, т. 1, стр. 237. ↑