Инквизиционные методы насаждения христианства

Христианская церковь считает все другие религии дьявольскими, погаными, языческими, чем оправдывалась все времена насильственная христианизация всех покоряемых и порабощаемых народов. В глазах верующих эта христианизация получала высокое название «спасения неверных от сетей дьявола» и «просвещения» их «светом истинного учения Христа». На самом же деле она была в руках господствующих классов орудием для колониальных захватов, средством для покорения и порабощения национальных меньшинств.

Так король франков Карл Великий (769—814 гг.) обращал в христианство славян, франков и саксонцев при помощи огненных казней и меча, так норвежский король Олаф Тригвассон в 995—999 гг. крестил Норвегию, так рыцари-монахи просвещали Лифляндию, Эстляндию и Пруссию, так на Пиренеях испанская инквизиция обращала в христианства евреев и мусульман.

Доминиканский орден, взявши инквизицию в свои руки, включил в программу своей деятельности не только борьбу с еретиками, но и «спасение неверных» путем порабощения и физического искоренения их. Недаром герб этого ордена изображал разъяренную собаку с горящим факелом во рту. Меч и зарево костров, кровь и лютую ярость приносили они в страну «неверных» с собой.

Строго дисциплинированная и крепко спаянная единой общей целью армия доминиканцев постепенно проникла в Переднюю и Центральную Азию, Тибет, Японию, Китай, а также в Северную Африку, Персию, Индию, даже в Гренландию, стремясь подчинить папству весь мир и насаждая повсюду католицизм. В эпоху великих географических открытий (конец XV в.) они шли впереди испанских и португальских конкистадоров и помогали им в колониальном грабеже, порабощении и массовом истреблении туземного населения Америки.

Сменив доминиканцев с половины XVI в. иезуиты деятельно продолжали работу их. Став во главе инквизиции, они явились проводниками колониальной эксплуатации и применяли старую практику просвещения и спасения людей огнем и мечом, лишь более изощривши ее. Уже в XVI в. их деятельность в этом отношении приняла широкий размах. Они проникли во все уголки мира. Тысячами насильственно крестили они туземцев, не понимавших даже языка проповедуемой им религии, но видевших ясно, что выбора им нет: или крещение или насильственная смерть.

Русская православная церковь с момента се возникновения в Киевской Руси действовала как важнейший оплот укрепления феодального господства киевских, владимирских и московских князей. Высокая идея «спасения неверных» была в ее руках прекрасным средством для прикрытия и оправдания колониальных захватов, для порабощения народов и национального угнетения их.

История распространения христианства в России идет рука об руку с историей русского колонизаторства и подчинения народов огнем и мечом.

Первые христианские князья с огнем и мечом проходили по землям туземных финских племен. В 1055 г. новгородский посадник Остромир ходил с новгородцами на чудь и овладел там городом Осек Декипив, т. е. Солнечная гора, много народу сжег и перебил. В 1060 г. великий князь Изяслав ходил на сосолов и заставил их платить дань. Но скоро они восстали, выгнали сборщиков дани и угрожали самому Пскову. Псковичи и новгородцы подавили это восстание, и сосолов пало бесчисленное множество^[1]. В 1130 г. великий князь Мстислав посылал на чудь своих сыновей Всеволода, Изяслава и Ростислава. Летописец подробно говорит, чем окончился этот поход. Чудь перебили, дома их пожгли, жен и детей привели домой^[2]. В 1191 г. новгородцы ходили на ямь, землю ее разорили, много селений сожгли и перебили весь скот. В 1227 г. князь Ярослав Всеволодович снова ходил с новгородцами на ямь и привел бесчисленное множество пленных.

Первый рассказ о походе в мордовские земли относится ко времени князя Мстислава. Мстислав с 14 000 войска пошел на Ибрагимов городок, сжег этот город, а жителей перебил. В 1221 г. великий князь Юрий заложил на земле мордвы пограничную крепость — Нижний-Новгород. В 1226—1228 гг. из этой крепости Юрий посылал свою дружину на мордву. Они «разорили много селений, взяли бесчисленный полон и возвратились домой с победою великою».

Под 1229 и 1232 гг. летописец снова говорит о походи на мордву владимирского князя с князьями рязанским и муромским. Тогда «русские пожгли неприятельские села и перебили мордвы много». Через 145 лет мордва все еще упорно сопротивлялась порабощению. В 1377 г. московский князь посылал на мордву свою дружину под начальством воеводы Федора Андреевича Свисла. Русские, по выражению летописи, «землю их всю пусту сотвориша», селения были разграблены и сожжены, часть жителей истреблена, а часть взята в плен. В Нижнем-Новгороде пленников — мужчин, женщин и детей — «выводили на Волгу, волочили по льду и травили псами».

В середине XV в. московские князья окончательно поработили мордовский народ. Тогда начинаются походы на племя мари, или «черемисов».

В 1468 г. войска великого князя Ивана III «вошли к черемисам и выжгли всю землю их до тла, людей перебили, других взяли в плен, иных сожгли, имение все побрали, скот, который нельзя было увести, перебили»^[3].

Одновременно происходили насильственная христианизация покоряемых народов и отчаянная их борьба с непрошенными «просветителями». Упорно и ожесточенно сопротивлялись христианизации разоряемые и порабощаемые народы и даже огонь и меч новых пришельцев часто не мог принудить их к принятию христианства. Восстания против христианских епископов и проповедников, часто под руководством волхвов, вспыхивали непрерывно то там, то тут. Первые ростовские епископы Федор и Илларион вынуждены были бежать от ярости восставших, вызванной их насильственными методами обращения в христианство. То же самое происходило и во многих других местах.

Несмотря, однако, на эти восстания, насильственная христианизация продолжалась при поддержке княжеских военных отрядов. Монахи продвигались на север вместе с княжескими дружинами и при поддержке их насаждали там новую веру.

В 1227 г. князь Ярослав Всеволодович огнем и мечом принуждает креститься множество карел.

В XIII—XIV вв. новгородские выходцы-колонизаторы утверждают свои владения в Вятском крае и становятся первыми русификаторами его. Грамота митрополита Ионы вятскому духовенству от 1452 г. ярко характеризует этих колонизаторов и их поведение в порабощаемых краях: «и ныне воевали есте великого князя вотчину Сысолу и Вым и Вычегду, да людей есте православного христианства много перемучили, переморили, а иных в воду пометали, а иных в избы и хоромы насаживая, мужей, старцев и малых деток бесчисленно пожигали, а иным очи выжигали, а иных младенцев, на кол сажая, умертвляли»^[4].

Со второй половины XVI в., после завоевания Казанского царства, русская православная церковь начинает и здесь применять методы насильственной христианизации покоренных народов.

Во имя «утверждения христианской веры» шел Иван IV Грозный покорять Казань. Политические и экономические цели завоевания он облекал в религиозную форму. Он шел освободить «бедное христианство, страждущее у бусурман в великих бедах». Отправляясь в поход против Казани, он говорил: «Не могу терпеть погибели христиан, вверенных мне Христом моим; хочу страдати за веру православную и святые церкви и не только до крови, но и до последнего издыхания, до смерти, и Христос, видя несомненную веру мою, освободит нас от всех врагов наших»^[5]. С другой стороны, он шел для спасения и просвещения «неверных»: «да познают бога истинного неверные, новые подданные и вместе с нами да славят святую троицу во веки веков».

Очевидно, «для познания бога» по взятии Казани в 1552 г. было предано смерти почти все мужское население. А закончив кровавую резню населения Казани и ее защитников, стали немедленно служить молебны, кропить улицы «святой водой», заручаясь божьей помощью на новые подвиги.

Для христианизации края основан целый ряд монастырей, щедро наделенных вотчинами. Эти монастыри и сделались центрами насильственного распространения христианства в Казанском крае.

Меры, предпринимавшиеся для христианизации населения, были очень разнообразны. Сплошь и рядом встречались методы самого дикого насилия. Так, например, тех, которые не желали креститься, убивали или перевязывали, как скот, и толпами продавали иностранным купцам. Но так как подобные меры вызывали со стороны населения частые открытые восстания, то русское правительство постоянно предписывало местным духовным властям не злоупотреблять своим усердием в спасении неверных душ. В царских инструкциях повелевалось за обращение в христианство обещать новокрещенным освобождение от податей и повинностей на известный срок, давать им деньги, всякого рода подарки, поить их медом и квасом и т. п. Так как подати и повинности были чрезвычайно тяжелы и разорительны для всех покоренных народов, то они часто соблазнялись этими обещаниями и подавали царям свои челобитья, сообщая о намерении «креститься и прийти на православную христианскую веру» и прося о льготах и милостях прежде принятия крещения. Однако в большинстве случаев злоупотребления местных служилых людей — воевод. наместников, волостелей — сводили почти на-нет все эти. обещания и новокрещенные на деле не имели никаких льгот.

Тем не менее за новокрещенными следили строго. Когда в 1593 г. московское правительство узнало о намерении некоторых крещеных татар оставить христианскую веру, то в Казань была отправлена особая царская грамота с целым рядом распоряжений. В ней предписывалось поручить надзор за новокрещенными татарами и другими народами края особым опытным и благонадежным лицам из отбывших службу боярских детей. Они должны были «беречи того накрепко, чтоб новокрещены христианскую веру держали крепко, к церкви ходили и в домах у себя образы держали и на себе кресты носили и попов в домы свои призывали». Тех татар, чуваш и марийцев, которые не желают креститься, велено было выселять в другие места или «распродать» в качестве крепостных татарским, чувашским и марийским помещикам. Кроме того, велено было понуждать татар, чуваш и марийцев жениться на русских и дочерей выдавать замуж только за русских. Тех же, «которые христианской веры крепко держати и отцов духовных слушати не учнут, тех смиряти, в тюрьму сажати, и бити, и в железа и в чепи сажати… чтоб в христианскую веру привести крепко и утвердить, и от татарской бы веры отучить и остращать… Мечети же татарские все посметати и вперед мечетей не ставити и конечно б мечети татарские извести»^[6].

В XVII в. насильственная христианизация народов Казанского края шла одновременно с экспроприацией у них земель.

Статьей 42-й XVI главы Уложения царя Алексея Михайловича было постановлено: «У которых татар и у мордвы поместные земли русских людей, а платят они с них оброк, и те земли у татар и у мордвы взять и отдать в поместье русским людям». Исключение предоставлялось только крестившимся. «А которые князи и мурзы, и татаровя, и мордва, и чуваши, и черемиса, и вотяки крестилися в православную веру и у тех новокрещенов поместных земель не отымать» (ст. 44).

Тем не менее, происходила экспроприация как крестившихся, так и не крестившихся без разбору. Русские помещики захватывали земли и у обратившихся в православную веру, донося московскому правительству, что новокрещенные, хотя и крестились, но «кресты у себя поснимали». А о таких царские указы повелевали разыскивать и по розыску чинить с ними «по указу великих государей и по соборному уложению», т. е. экспроприировать у них земли. В 1681 г. был объявлен именной указ царя Федора Алексеевича об отобрании у некрещенных помещиков и вотчинников всех земель, населенных православными крестьянами. Подьячие и пристава разъезжали по татарским деревням и объявляли татарским помещикам, чтобы они «упорство свое отложили» и крестились. Многие, конечно, обращались в православную веру и становились служилыми людьми Московского государства, чтобы сохранить за собой свои поместья и вотчины. Некоторые же из татарских мурз и князьков решились противодействовать захвату их земель и в 1682 г. снаряжали даже посольство в Константинополь с челобитьем к султану Магомету IV, «чтоб им из-под державы царского величества свободным быть»^[7].

В то же время свободные крестьянские массы мордвы, марийцев и вотяков принуждались к обращению в православную веру под угрозой насильственного их закрепощения. Царским указом 1681 г. свободным мордовским крестьянам предлагалось, чтобы они «крестились все, а как они крестятся, и им во всяких податях дано будет льготы на шесть лет; а буде они креститься не похотят, и им сказать, что они будут отданы в поместья и вотчины некрещенным мурзам и татарам»^[8].

Однако обращение в христианскую веру свободных марийцев, вотяков и мордвы не давало им на самом деле никаких льгот и не спасало их от закрепощения. Их порабощали и закрепощали одинаково и русские помещики, и монастыри, и татарские мурзы, принявшие крещение. Они и принявши православие, много терпели от своих угнетателей. В 1681 г. новокрещенные архиерейские крестьяне-вотяки жаловались царю, что за челобитье о многих налогах и обидах, чинимых им архиерейскими управителями, их оковали «в железа», били кнутом, до смерти, убили двух, «а ныне многие их братья заточены в железах и сидят в тюрьме»^[9].

Подобных жалоб было очень много.

В ответ на насильственную христианизацию, сопровождавшуюся закрепощением и угнетением, народы Волжско-Камского края неоднократно восставали. В продолжение всей второй половины XVII в. тянутся эти восстания, в которых угнетенные и порабощенные крестьянские массы татар, башкир, чуваш, марийцев, мордвы, вотяков сражались плечом к плечу с русскими крестьянами против дворянского крепостнического государства. Эти восстания в условиях обычно принимали форму религиозного движения, и нередко во главе восставших становилось духовенство, которое в свою очередь разжигало у восставших религиозную нетерпимость к русским. Поэтому во всех этих восстаниях классовый смысл затушевывался, и они принимали характер религиозно-национального движения. Таково, например, огромное восстание башкир в 1704—1708 гг., слившееся с булавинским восстанием. Правительство Петра I жестоко подавило это восстание. Две орды калмыков по 10 000 каждая под начальством стольника Бахметева вторглись в Башкирию, жгли селения, сотнями загоняли башкир в пустые амбары и сжигали их, подвергали самым жестоким казням и пыткам, отрезывали языки, носы и уши, отсекали руки и ноги. Взятые в плен башкиры только под условием принятия христианской веры освобождались от смерти, и многие из них вынуждены были тогда креститься, спасая свою жизнь.

С XVIII в. русская православная церковь с еще большей энергией принялась за насильственную христианизацию покоренных народов. В основных законах Российской империи принципы так называемой «свободы совести» были выражены так: «Свобода веры присвояется не только христианам иностранных вероисповеданий, но и евреям, магометанам и язычникам, да все народы, в России пребывающие, славят бога всемогущего разными языками по закону и исповеданию праотцев своих, благословляя царствование российских монархов и моля творца вселенной об умножении благоденствия и укрепления силы империи».

Но в этой тюрьме народов не было никогда и тени какой-либо «свободы совести».

Уже со времени Петра I начинают проводиться самые решительные меры к спасению «неверных» на всем огромном пространстве -Российской империи и за отступничество от православия назначаются огненные казни на инквизиционных кострах.

В 1702 г. сибирский митрополит Филофей Лещинский начал огнем и мечом распространять христианство на Тобольском севере среди вогулов и остяков. Сначала деятельность его была неудачна. Березовские остяки в 1707 г. оказали его агентам сильное сопротивление. Но в помощь ему вновь прибывший сибирский губернатор князь М. П. Гагарин дал вооруженные отряды, а Петр I решительно приказал «ехать во всю землю вогульскую и остяцкую… в татары и в тунгусы и в якуты, и в волостях, где окажутся кумиры и кумирни и нечестивые их чтилища, пожечь их, а самих вогулов и остяков божьей помощью и своими трудами приводить в христианскую веру с мала до велика». А если кто из остяков и вогулов «учинит противность» и не пожелает креститься, «тем будет казнь смертная». После этого началась кровавая экспедиция Филофея по Иртышу и его притоку Конде, по Оби и ее притокам. С помощью вооруженных отрядов он всюду жег кумирни и насильственно крестил вогулов. Неоднократно происходили кровавые столкновения с агентами Филофея. На них открыто нападали, часто убивали в юртах и вступали с царскими отрядами в бой. Так, в 1715 г. по реке Конде в сатягинских юртах вогульский князек Сатыга с 600 вооруженных вогулов вступил в настоящее сражение с христианизаторами. Однако «сила христианства победила», как говорил в своем донесении Филофей. Прибрежные кондонские вогулы вынуждены были креститься в реке. Сам Сатыга, взятый в плен, под угрозой казни исповедал христианскую веру. Так проходил Филофей по всем вогульским и остяцким юртам, крестя всех до «сосущего младенца». Под страхом смертной казни остяки, вогулы и другие сибирские народы должны были отдавать своих богов на сожжение и креститься. Их толпами сгоняли к рекам, окунали, читали молитвы и раздавали подарки — кресты, иконки, мелкие безделушки, табак и водку. Они не знали еще языка новых просветителей, не понимали их речи и их молитв. Но они видели вокруг себя людей с ружьями, плетями и батогами и понимали, что приносит с собой новый русский бог.

Неоднократно происходили восстания и сибирских народов против христианизаторов. Так, в 1746 г. в Анадыре на почве христианизации вспыхнуло огромное восстание. Сразу поднялись оленные коряки от Акланска до Олюторска, юкагиры по Колымской дороге, тоганацкие и акланские коряки на Охотской и Пенжинской дорогах и олюторцы на Олюторском берегу. К некрещеным пристали и все ранее крещеные во главе с тоеном на Юмчинской реке Стефаном Коллеговым.

Но все восстания беспощадно подавлялись, и меч продолжал прокладывать дорогу новой вере и новому владычеству по всей Западной и Восточной Сибири. Местные же власти открывали широкую торговлю новокрещенными, массами распродавали их православным и неправославным сибирским предпринимателям в холопы.

Столь же энергично происходила в Российской империи и христианизация народов Волжско-Камского края. И здесь параллельно с деятельностью церкви неизменно шла помощь самодержавия, состоявшая в самых разнообразных способах «поощрения неверных» к спасению своих душ через принятие православия. Указом Петра Великого от 3 ноября 1713 г. было повелено, чтобы «басурманы (татары) Казанской и Азовской губернии», имевшие вотчины и поместья, «крестились конечно в полгода», в противном случае они лишались права владеть своими землями. В 1715 г. этот указ был проведен в жизнь. И только в 1727 г., когда дети и внуки татарских помещиков, приняв православие, просили возвратить им земли, конфискованные у отцов и дедов их, на это давалось согласие, но под условием, чтобы в их имениях не было некрещеных крестьян.

За принятие православия крестьянам по-прежнему обещались широкие льготы при сборе подушных и других податей, но эти обещания в большинстве случаев не проводили/в жизнь. В 1722 г. новокрещенные марийцы Яранского уезда, Жеребецкой волости, подавали жалобы царю, что они крестились еще в 1704 г., а льгот им никаких нет, с них берут по-прежнему: «По твоим императорского величества указам жить на льготе не дано, И ныне платим, по вся годы без доимки и от того платежа мы, рабы твои, оскудели и великими долгами одолжали и пришли во всеконечную нужду». Сенат указал дать им льготу только на три года, тогда как по царскому указу им была обещана льгота на семь лет.

По указу 1740 г. подати за новокрещенных обязаны были платить некрещеные. Ввиду этого каждый случай обращения в православие увеличивал податное бремя оставшихся в старой вере. Положение последних с увеличением числа насильственно крещенных, естественно, сильно ухудшалось. Сборы с них увеличивались и скоро стали превышать обычный податной оклад в несколько раз. Так, в 1749 г. на 148 326 «иноверцев» Казанского края было наложено подати за вторую половину года 79 850 рублей, да на них же пало недоимок за новокрещенных 379 581 рубль. Таким образом, вместо 53 коп. им пришлось платить 3 р. 10 к. с души, почти в шесть раз больше оклада. В дальнейшем недоимки возрастали еще больше. При таких обстоятельствах остававшимся в старой вере крестьянам предстояло одно из двух: или разоряться от непосильного обложения или принимать крещение. Многие спасались бегством и скрывались в лесах, чтобы избежать насильственного крещения и не платить непосильных податей.

Положение крестьянского населения стало совершенно невыносимым с 1740 г., когда начала действовать основанная при Свияжском монастыре специальная «новокрещенская контора». Она была учреждена «для умножения христианского закона среди казанских и нижегородских мусульман и язычников и для вящшего утверждения в вере новокрещеных иноверцев». Во главе ее стоял знаменитый инквизитор порабощенных народов, архимандрит Димитрий Сеченов. Ему дан был царский указ действовать «по образу апостольской проповеди, со всяким смирением, тихостью и кротостью, без всякого кичения, угрожения же и страха» и «ежели которые креститься не пожелают, таковым принуждения к крещению отнюдь не чинить»^[10].

Однако время деятельности этой «новокрещенской конторы», с 1740 по 1763 г., было временем неслыханного раз^ гула насильников от православия, проводников национального угнетения под видом «спасения неверных душ»- Уже в 1742 Р. Димитрий Сеченов доносил синоду: «В прошлом 1741 году в Казанской и Нижегородской губерниях разных иноверцев целыми деревнями и всеми уездами и сотнями, как мужеск. так и женск. пол, все до единого святым крещением просветились»^[11]. Только за первые два года существования «новокрещенской конторы» подверглось принудительному обращению в православие 17 362 человека. Кроме того, назначенный в 1742 г. епископом в Нижний Новгород Димитрий Сеченов в течение четырех лет только в очной Нижегородской губернии принудительно крестил 30 000 человек. Л его ближайший помощник член «новокрещенской конторы» Борис Ярцев только за 9 месяцев обратил в 1742—1743 гг. 10 000 человек.

Многочисленные жалобы крестьян на этих просветителей показывают нам, какие методы практиковали они.

Мордовские крестьяне жаловались на Димитрия Сеченова, что он, принуждая их креститься, держал многих в колодках и кандалах, бил мучительски, смертно; многих в купель окунал, связанных и избитых, и на связанных же надевал кресты. Кладбища и моленные дома пожег, а дома их разорил, отчего многие разбежались и живут в лесах, оставшиеся же «пришли в конечное разорение»^[12].

Подьячие и рассыльщики воеводских канцелярий вместе с церковниками разъезжали по вотяцким селам и всяческими истязаниями принуждали креститься. В 1747 г. вотяки трех обществ в жалобе, поданной царице Елизавете, писали: «Приезжали к нам, нижайшим, из Слободской воеводской канцелярии подьячий Афанасий Пупышев с рассыльщиком Федором Жуйковым, со священником Петром и с дьяконом, и сказывали, якобы по указу вашего императорского величества поведено нас крестить в веру греческого исповедания неволею… и вышеписанный Пупышев со священником и дьяконом велел рассыльщикам нас бить плетьми и мучил до смерти нас, так наших жен и детей». Новокрещенный деревни Пешкетской Федор Золотарев на допросе по поводу этой жалобы показал: не желая креститься, он бегал и жил в лесу; без него к ним в деревню приехали рассыльщики… связали жен двух его братьев, стегали их плетьми, увезли в деревню Елагинскую и держали под караулом сутки и взяли с них денег 1 р. 15 к. и отпустили в дом, причем говорили: «Посылайте-де их креститься, а то если увидим вас некрещеными, будем вас и их бить». Крестьянин деревни Полской Максим Возисов говорил, что, не желая креститься, он бегал и жил в лесу недели две: когда пришел домой, то явился рассыльщик и начал посылать креститься: когда же он. Максим, отказывался, то рассыльщик отстегал его плетью трижды и увел к реке насильно, где протопоп его и окрестил.

Крестьянин деревни Елагинской Максим Будин показал, что, когда он был болен и лежал в постели, пришел к нему в дом подьячий Афанасий Пупышев с товарищами и стал принуждать его креститься. После его отказа «Пупышев, взяв его за волосы, с постели сдернул и ударил о пол и, увезя голову его меж ноги, с рассыльщиком Феодором Жуйковым стегали его в четыре плети, и стегая, Пупышев говорил: «Крестись, крестись», на что он ему говорил, что креститься не хочет. После этого его связали и снова начали истязать. В то время дьякон Иван Мышкин взял его и, держа, бранил, и бил его по щекам неоднократно, приговаривая: крестись, крестись; а протопоп Петр, сидя на лавке, дьякону говорил: когда-де он не крестится, бей гораздо. Дьякон еще его, Максима, по щекам бил и не мога он тех побоев терпеть, пошел к реке креститься, и крестился, а потом и семейство велел крестить».

Вообще из допросов выяснилась картина массовых истязаний многих людей: их стегали плетьми, били дубинами, батогами, привязывали к лошадям, сажали под караул и «мучили смертельно», принуждая креститься^[13].

Таких документов о подвигах ревнителей русского православия можно привести много. Но не все они будут походить один на другой. Ревизовавший Казанскую губернию подполковник Свечин о действиях «новокрещенской конторы» докладывал Екатерине II в 1765 г.: «Оные проповедники и помощники, ездя по новокрещенским жительствам, тех, кои еще и поныне не крестились, не чрез проповедь слова божьего оных приводили в закон, но совершенным разорением, а именно: окны и двери рубили, печи и трубы ломали, били плетьми без всякого милосердия и сему подобные дела делали… Оные ж проповедники, бывая у новокрещенов в посты, делают розыски, не едят ли мяса и, осматривая по клетям, все, что есть, забирают: начатые крынки с маслом, ветчину, вареное мясо и прочее. А если ничего не находили подозрительного, то принуждали пить рвотный напиток — воду с табаком и после, когда вырвет, хотя мало что приметить могут, уже не принимая никакого оправдания, яко от изобличенного, устращивают, бив без всякого милосердия»^[14].

Люди решались на самоубийства, на массовые самосожжения, чтобы только избавиться от постоянных наблюдений. наездов, розысков и мучений инквизиторов.

В 1743 г. мордва восьми деревень Терюшевской волости подала прошение своему владельцу, грузинскому царевичу Баккару Вахтингеевичу: «А мы… сироты ваши, христианской веры принять не можем и желаем быть в своей старой мордовской вере попрежнему… А ежели, паче чаяния, нас сирот ваших, будут принуждать к крещению неволею, то мы… оставя домы свои, будем бегать и укрываться по лесам и по другим местам, как напредь дедов и отцов и сродников наших к крещению приводили, отчего они, дома свои оставя, разбежались… також и ныне домы свои и пожитки зажигать будут и сами собрався семьями пожгутся или всякими виды себя к смерти приводить будут, которые образцы и являются и крестившиеся из-под неволи в Арзамасском уезде предали себя удавлению»^[15].

Разжигаемый муллами, ахунами и другими служителями культов религиозный фанатизм в результате невероятных насилий православных инквизиторов выливался иногда в дикую ненависть ко всему, что называлось русским. В 1748 г. казанские татары задумали даже произвести поголовную резню всех русских «до малого ребенка» сначала в Казани, а потом и в селах Казанской губернии, чтобы «тем погубленьем избыть крещения и несносного платежа»^[16].

Церковь в своих сказаниях и «житиях» не постеснялась окружать чудесами насильственные обращения «неверных» в христианство. Кровавые деяния многочисленных «просветителей инородцев» — таких, как Стефан пермский, Трифон вятский, Гурий казанский, Софроний иркутский, Филофей тобольский и т. д., — она прикрыла бесчисленными легендами о божьей помощи им и заставляла верующих поклоняться этим «святым инквизиторам» как «великим угодникам божьим», «скорым заступникам народа христианского».

Правда, со второй половины XVIII в. русская православная церковь стала изменять методы христианизации порабощенных народов и вместо грубых и насильственных начала практиковать «культурные» и «утонченные». Но не исчезали совершенно и старые методы. Насаждая христианство и способствуя русификации, православные миссионеры продолжали хранить веками освященные традиции. По-прежнему брали у татар их маленьких детей и крестили против воли родителей. По-прежнему скрытых от крещения детей и жен бурят царская полиция, по спискам миссионеров, сгоняла в одно место для насильственного крещения. По-прежнему тех, которые не желали принять православие, миссионеры крестили при помощи полицейских чиновников и солдат.

Особенно жестоко карало царское правительство возвращение новокрещенных в старую веру. За переход из православия в иную веру или за так называемое «совращение иноверцем православного» еще Уложение царя Алексея Михайловича решительно определяло сожжение на костре. «А будет кого бусурман какими-нибудь мерами, насильством или обманом русского человека к своей бусурманской вере принудит, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется про то допряма, и того бусурмана по сыску казнить, сжечь огнем без всякого милосердия. А кого он русского человека обусурманит, и того русского человека отослать к патриарху и велеть ему учинить указ по правилам св. апостол и св. отец»^[17], т. е., другими словами, после пыток последний как «богоотступник» также подлежал сожжению. Но иногда смертная казнь могла заменяться и заточением в монастырскую тюрьму, где нераскаявшегося богоотступника ждала также верная смерть.

В XVII в., во время неоднократных восстаний порабощенных марийцев, башкир, чуваш, татар и др., все новокрещенные мусульмане, приставшие к повстанцам, объявлялись богоотступниками и при подавлении восстаний массами загонялись в избы и амбары и сжигались там усмирителями. Иногда мятежные новокрещенцы сжигались даже целыми деревнями вместе с женами и детьми.

В эпоху Российской империи статья Уложения о сожжении богоотступников неоднократно подтверждалась, что свидетельствовало о ее широком применении в инквизиционной практике того времени. Так, при Петре II в изданном в 1730 г. «Наказе губернаторам и воеводам» сказано, между прочим: «Понеже в Российской империи многие подданные обретаются иноверцы, а именно: мордва, чуваши, черемиса, остяки, вотяки, лопари и иные им подобные, из которых народов не без известно есть, что магометане превращают в свою веру и обрезывают, чего губернатору и воеводе накрепко смотреть, и отнюдь до того не допущать. А ежели явятся такие магометане или другие иноверцы, которые тайно или явно кого из российских народов в свою веру превратят и обрежут, таких брать и разыскивать, и по розыску чинить указ по Уложению, а именно: казнить смертью, сжечь без всякого милосердия»^[18].

Именно на основании этого указа был сожжен живьем в 1738 г. новокрещенный башкир Тойгильда Жуляков. Он после восстания башкир в 1734 г., спасая жизнь свою, принужден был креститься, но затем оставил православие и перешел опять в мусульманство. Русское духовенство довело о том до сведения управляющего Оренбургским краем Татищева. И тот приказал арестовать Тойгильду со всем семейством и отправить в Екатеринбург к майору Угрюмову. В то же время Татищев написал Угрюмову приказ: «Татарина Тойгильду за то, что крестясь, принял паки магометанский закон, на страх другим, при собрании всех крещеных татар, сжечь, а жен и детей его, собрав, выслать в русские города для раздачи; из оных двух прислать ко мне в Самару».

20 апреля 1738 г. Тойгильда был сожжен в присутствии всех находившихся в Екатеринбурге крещеных башкир.

Детей Тойгильды, привезенных с ним, Якшигула — 16 лет — и Якшимбая — 12 лет — отправили после казни Татищеву в холопы. Через два дня был привезен в Екатеринбург и третий сын сожженного, четырнадцатилетний Кутлумбай. Он со страху убежал по дороге, но его поймали в лесу. О нем было решено: «Башкиренка, приняв, за убег наказать розгами, и до отсылки… в русские города отдать с роспиской, кто взять пожелает. Буде же ко взятью охотников не будет, держать под караулом, а пропитание иметь милостыней. И для отдачи в Руси охотникам отослать его на судне в Казань»^[19].

В 1740 г. был сожжен другой «богоотступник», казак Исаев. Крещенный насильно со своей женой, он во время восстания башкир бежал и примкнул к восставшим. Скоро он попался в руки усмирителей и под пытками показал, что был крещен, но оставил христианскую веру. О нем последовал указ: «Понеже… казак Исаев, крестясь в веру греческого исповедания и быв в солдатах, бежал и обусурманился и во время башкирского бунта был в сообщении при главных ворах башкирцах… того ради надлежит оного Исаева, за показанные тяжчайшие его вины… казнить смертью в Санкт-Петербурге»^[20].

Позднее, когда прекратилась практика инквизиционных костров, за отпадение от православия новокрещенных наказывали все же сурово и беспощадно. Если даже они обращались с одной только просьбой о дозволении снова возвратиться в старую веру, их считали преступниками, били плетьми и ссылали в Сибирь или в отдаленные от их местожительства монастыри «для раскаяния и искоренения в них упорства». А на местах увещатели-миссионеры объезжали отпавшие приходы вместе с исправником, который распоряжался пороть всех без исключения для поощрения колебавшихся отступников «возвратиться паки в недра святой церкви».

Принуждение к принятию господствующей православной религии путем кровавых насилий испытывали на себе не только мусульмане и «язычники», вошедшие в состав России. Инквизиционные методы насаждения «истинной веры» господствующая церковь при поддержке царизма широко практиковала вообще ко всем так называемым «иноверцам». Поляки, литовцы, немцы, армяне, евреи — все одинаково испытывали на себе тяжелую руку воинствующего православия.

Когда в 1563 г. русские войска взяли Полоцк, Иван IV Грозный велел всех евреев с семьями, по словам летописца, «в воду речную вмешати и всех утопили их». Только немногие, принявшие православие, были пощажены. Потоплено было и много католиков. Такая же судьба постигла евреев других завоеванных городов. Иностранец Петр Петрей де Эрлезунд, побывавший в 1611 г. в России, сообщает об Иване IV Грозном: «Евреев, которые не хотели креститься и исповедывать Христа, их он либо сожигал живьем, либо вешал и бросал в воду»^[21].

Англичанин Джером Горсей, проживавший в Москве с 1572 по 1591 гг., сообщает, что при покорении Ливонии немцев и других «неверных» топили, привязывали к столбам и жгли, не щадя женщин и детей^[22]. После завоевания в 1654 г. Могилева евреи в городе были изменнически умерщвлены. Только немногие, не успевшие выйти из города евреи согласились креститься, чтобы спасти себя от смерти^[23]. Путешественник Павел Дьякон рассказывает, что при царе Алексее Михайловиче евреев, отказавшихся в Смоленске принять христианство, запирали в дома и сжигали^[24].

Пленных литовцев, поляков, евреев заключали в монастырские тюрьмы, морили голодом, чтобы они приняли православие. Многие погибали, но голод порой заставлял некоторых принимать православие, что влекло за собой освобождение из тюрьмы. В 1660 г. один поляк писал: «Сижу в Путивле в тюрьме другой год, бесприютен, помираю голодной смертью, а ныне я хочу креститься в православную крестьянскую веру… царь, пожалуй меня, иноземца, вели меня в православную веру крестить»^[25]. Имеются также известия о военнопленных евреях, родом из Витебска. томившихся вместе с поляками в Казани и насильно обращенных в христианство^[26].

В 1689 г., по ходатайству патриарха Иоакима, были сожжены в Москве немцы Квирин Кульман и Кондратий Нордерман как «неверные-еретики». Правда, в этом инквизиционном акте выявилось тесное единодушие и православия и католической и лютеранской церквей по отношению к еретикам. Квирин Кульман увлекся мистицизмом и вообразил себя пророком, который призван проповедывать о близком «падении Вавилона» и наступлении «иезуелитского царства». Переводчики посольского приказа, ознакомившись с найденными у Кульмана книгами, заметили, что Кульман и Нордерман — квакеры и сравнили их с раскольниками. Они нашли, что книги «еретические, противные христианской вере и дела в них написаны проклятые». Иезуиты и лютеранские пасторы также признали, что книги «безумные, злоплевельные и ложные суть, святому писанию зело противные и чину духовному зело бесчестны и смутительны».

В письме матери Кульмана сохранились подробности об их последних минутах жизни: «3 сентября вечером им сказали, чтобы они приготовились: завтра утром они будут освобождены. Но на следующий день в одиннадцать часов утра их, как ложных пророков, вывели из заключения на обширную городскую площадь, где уже приготовлен был из смоляных бочек и соломы небольшой домик^[27]. И когда этих невинных людей повели на смерть и не было никого, кто подал бы им утешение и не хотели дать им отсрочки, они оба остановились и стали молиться… И оба тотчас же преданы были огню»^[28].

В Новгород, Псков, Смоленск и Киев были отправлены воеводам царские грамоты, в которых доводилось до сведения, что «вор и богоотступник иноземец Квирии Кульман… за то его воровство с книгами и письмами богомерзкими сожжен». Затем следовали строгие распоряжения задерживать на границе всех приезжающих иностранцев, допрашивать их «накрепко» и делать сыск, с какой целью и к кому едут, а после допросов доводить обо всем до сведения царей. Все это делалось под прямым влиянием патриарха Иоакима, который в каждом иностранце, прибывшем в Московское государство, видел «злобожника» и еретика.

В эпоху Российской империи эта инквизиционная политика начала по преимуществу направлять свои удары на еврейский народ, чему способствовали обстоятельства чисто экономического порядка. После присоединения Украины и западных белорусских областей, а затем после раздела Польши в 1772 г. многочисленная часть еврейского населения этих местностей перешла в российское подданство. Вместе с этим на почве экономической конкуренции началась борьба между русскими и еврейскими торговыми слоями. Увидя в еврее-купце и мелком лавочнике своего конкурента, русские купцы и лавочники стали принимать все меры к тому, чтобы добиться ограничения торговых прав евреев и устранить их со своего пути. Знамя борьбы против «неверных», за «истинную веру христову» сделалось в данном случае удобным орудием для расправы с конкурентами.

Уже во второй половине XVII в. ректор Киевского духовного коллегиума Иоаникий Галятовский отражал эти торговые интересы мелкопоместного дворянина, купца и лавочника в своих полемических сочинениях против евреев. В них дышит злобный дух беспощадного инквизитора, фанатика-пропагандиста, с нетерпимой ненавистью взывающего к огню п мечу для искоренения «неверных». Он исступленно взывает о мести, о крови, о муках евреям и требует их изгнания и искоренения, возводя свои звериные желания в заповедь божьей волн. Свою книгу «Мессия правдивый» он посвящает самому царю. «Мы, христиане, — пишет он здесь, — должны ниспровергать и сожигать жидовские божницы, в которых вы хулите бога, мы должны у вас отнимать синагоги и обращать их в церкви; мы должны вас, как врагов Христа и христиан, изгонять из наших городов, из всех государств, убивать вас мечом, топить в реках и губить различного рода смертями»^[29].

Эта погромная, антисемитская агитация падала на благоприятную почву экономического соперничества и приносила свои плоды.

В 1772 г. два смоленских мещанина-откупщика, враждебно настроенные к еврейским конкурентам, по наущению смоленского епископа Филофея, подали в синод клеветническую жалобу на одного еврея-откупщика по имени Ворох Лейбов. В этой жалобе говорилось, что евреи «размножились в Смоленской губернии, старозаконием своим чинят в простом народе смуты и прельщения, выхваляя свою веру и порицая благочестивую, а также превращая в жидовство… продавая нечистые кушанья, оскверненные мышами и не освященные молитвою». В частности против Бороха Лейбова выдвигались обвинения, что он построил синагогу близ церкви и в ней «ругается нашей христианской вере и бусурманскую веру свою отправляет… священника бил смертно и голову испроломил и, оковав, держал в железах и от того жидова мучения священник одержим был болезнью и, не освободясь от нее, умер»^[30].

Получив жалобу, синод немедленно приказал разорить до основания построенную еврейскую школу, а все имущество и все книги, в ней находящиеся, «сжечь без остатку»; смоленскому же архиерею Филофею поручил произвести следствие по делу Вороха Лейбова.

Кроме того, синод вынес чисто инквизиционное постановление, потребовав немедленного изгнания из России всех евреев^[31].

Для производства следствия смоленский архиерей Филофей назначил двух «духовных инквизиторов», под пером которых «преступления» Вороха Лейбова еще более возросли. «Инквизиторы» уже явно домогались огненной казни ни в чем не повинного человека. В этих видах в своем донесении они нанизывают на голову несчастного еврея одно преступление за другим. Он не только-де «бесчеловечно замучил священника Авраама», но вместе с женой «совершили и многие другие пакости, как то: служившую у них крестьянскую девку Матрену Емельянову в субботу против богоявления господня, связавши ей руки и ноги и повеся за переводной брус, держали в таком положении с вечера до утренного звона, и, завесивши ей голову, булавками и иглами испущали из нее руду (кровь) и освободили ее только тогда, когда на крики ее пришел мещанин села Зверовичи Никифор Петров; продавали православному простому народу мертвечину или мясо издохших коров» и т. п.^[32]

Дело было направлено в синод. Синод требовал сожжения «злобожного нечестивца». Но дело тянулось до самого 1737 г., когда против Вороха Лейбова инквизиторы сумели выдвинуть еще более тяжкое обвинение, приведшее его на инквизиционный костер. Его обвинили в том, что он совратил в еврейскую веру проживавшего в Москве отставного флотского капитана Возницына, который отступился от православия и хулил церковь. Синод добился на этот раз передачи дела в Тайную канцелярию, где после мучительных пыток в застенке Возницын «признался» в своем отступничестве и принятии им еврейской веры, а Борох Лейбов — в мнимом совращении его. Обоих быстро приговорили к сожжению по настоянию самой царицы Анны Ивановны, которой синод представил дело как крайне опасное для церкви. На сенатском докладе 3 июля 1738 г. Анна положила резолюцию: «Понеже оные, Возницын в богохулении на Христа спасителя нашего и в отвержении истинного христианского закона и в принятии жидовской веры, а жид Борох Лейбов в превращении его через прелестные свои увещания в жидовство, сами повинились… того ради, за такие их богопротивные вины, без дальнего продолжения… обоих казнить смертью, сжечь, чтоб другие, смотря на то, невежды и богопротивники от христианского закона отступать не могли, и таковые прелестники, как оный жид Борох, из христианского закона прельщать и в свои законы превращать не дерзали»^[33].

Спустя некоторое время по улицам Петербурга висели объявления: «Во всенародное известие. Понеже сего июля 15 дня, т. е. в субботу, по указу ее императорского величества. имеет быть учинена над некоторым против истинного христианского закона преступником и превратителем экзекуция на Адмиралтейском острову, близ нового гостинного двора, того ради публикуется сим, чтобы всякого чина люди для смотрения той экзекуции сходились к тому месту означенного числа, поутру, с 8-го часа»^[34].

Так добились наконец своего торжества над смоленским евреем-откупщиком сплоченные силы инквизиторов. Они прихватили по дороге к костру еще отставного капитана флота, жертву сложных интриг влиятельного света, оговоренного собственной женой. После казни мужа она получила часть движимого и недвижимого имущества сожженного и, кроме того, ей прибавлено «сто душ за учиненный донос на мужа»^[35] и отданы те крепостные, которых она уговорила показывать против Возницына и Бороха.

Эта казнь открыла собой целую эпоху инквизиционных преследований еврейского народа, продолжавшихся, можно сказать, до конца дней существования Российской империи. В 1739 г. были подтверждены все прежние указы о высылке евреев из Украины. А в 1742 г. последовало строжайшее распоряжение Елизаветы о высылке из всех городов, сел и деревень Российской империи всех евреев «какого бы кто звания и достоинства ни был». Исключение делалось только для тех евреев, которые соглашались принять православие: «Таковых, крестя, в нашей империи жить им позволить, токмо вон их из государства уже не выпускать».

Вскоре после издания этого закона к разным российским границам прибыло 25 евреев, пожелавших креститься. Они были обращены в православие и получили разрешение жить в пределах России. Но в 1746 г. всем местным властям было объявлено, что «нужно смотреть за ними накрепко, чтобы они веру греческого исповедания содержали, и для того в тех местах, где они жить будут, кому надлежит о том крепким указом подтвердить»^[36].

Эта инквизиционная травля еврейского народа скоро сделалась в руках русского самодержавия одним из способов борьбы против революционного движения трудящихся. Нужно было отвлечь внимание трудящихся масс от действительных виновников их нищеты, бесправия, эксплуатации. И царизм объявлял таким виновником еврейский народ и па него натравливал возбужденные народные массы.

Господствующая православная церковь проводила в жизнь эту политику царизма. Отстаивая православие, как «единую истинную веру» на земле, она стремилась всеми средствами разжечь в массах верующих религиозную и национальную вражду к евреям. Для возбуждения этой вражды она прибегала к давно испытанным средствам западноевропейской инквизиции — дикой клевете и лживым басням. Среди них первое место занимал гнусный навет средневековых инквизиторов, будто евреи мученически убивают христианских детей и на свою пасху употребляют в пищу их кровь.

Можно сказать, что эти средневековые кровавые наветы на евреев становятся краеугольным камнем во всей политике самодержавия по отношению к еврейскому народу. Они преследовали одну определенную целы утвердить реакцию, расколоть единый фронт трудящихся против эксплуататоров, ослабить их силы и направить их классовый гнев в русло национального шовинизма и религиозной вражды. И русская православная церковь, верная своим традициям, при помощи кровавых наветов усердно раздувала эту вражду^[37].

1. Соловьев — История России. Т. II. Стр. 311—312. ↑
2. Там же, стр. 365. ↑
3. Там же, стр. 1413. ↑
4. А. И., т. I, № 261. ↑
5. Полн. собр. русс. лет. Т. VI, стр. 311. ↑
6. Акты Архепгр. Экспед., т. I, № 358. ↑
7. «Русская старина». 1877. №. 9, стр. 28. ↑
8. Полн. собр. зак., т. II, № 867. ↑
9. Г. Никитников — Иерархия Вятской епархии. Прил. V, стр. 107—126. ↑
10. Полн. собр. зак. № 8236. п. 3. ↑
11. «Правосл. Обозр.», 1863, ноябрь. Стр. 218. ↑
12. Соловьев — Ист. России. Ки. XXII. М. 1872. Стр. 28. ↑
13. П. Луппов — Христианство у вотяков. Вятка. 1901. Стр. 160 и далее, также в приложении № XXVI. ↑
14. П. Луппов — ук. соч. Приложение XII, стр. 75—81. ↑
15. Мордва Татреспублики. Материалы по изучению Татарстана. Вып. 11. Казань. 1925. Стр. 186—187. ↑
16. И. И. Неплюев — Оренбургский край в прежнем его состоянии до 1758 г. Вып. 5. Казань. 1897. Стр. 845. ↑
17. Уложение. Гл. XXII, ст. 24. ↑
18. Поли. собр. зак., № 5333. ↑
19. «Русская старина». 1878, № 10, стр. 310—312. ↑
20. Полн. собр. зак. Т. XI, № 8125. ↑
21. «Чтения в общ. ист. и древн.». 1866. Кн. I. Отд. 4. Стр. 165. ↑
22. «Русское прошлое». Кн. 2, стр. 55. ↑
23. Археографич. сборник. Т. II, прил., стр. XIII—XIV. ↑
24. Е. Грекулов, ук. соч., стр. 34. ↑
25. Сборник «Русского историч. общества». Т. 137, стр. 727. ↑
26. Акты Виленской археографической комиссии. Т. V, стр. 173. ↑
27. Т. е. сруб, обложенный соломой и смоляными бочками. ↑
28. Н. Тихонравов — Квирин Кульман, «Русский вестник», 1867. № 12, стр. 592—593. ↑
29. Костомаров — Русская история в жизнеописаниях. 2-е изд. Т. II, стр. 365. ↑
30. Сб. «Пережитое». II. СПБ. 1910. Приложение, стр. 3—4. ↑
31. Н. Голицын — История русского законодательства о евреях. Т. I. СПб. 1886. Стр. 29. ↑
32. «Пережитое», стр. 5—6. ↑
33. Полн. собр, зак. Т. X, № 7612. ↑
34. Н. Голицын, ук. соч., стр. 294. Ср. «Пережитое», стр. 8—9. ↑
35. Полн. собр. зак. Т. X, № 7725. ↑
36. Ю. Гессен — История еврейского народа в России. Т. I. Петроград. 1916. Стр. 77—78. ↑
37. Подробнее об этом возрождении на русской почве средневековых кровавых наветов западноевропейской инквизиции см. в моей брошюре: «Кровавый навет и христианская церковь». М. 1932. ↑