Новейший вариант псевдонауки. Часть первая

Прежде чем рассмотреть содержание «научного» креационизма, именуемого некоторыми религиозными идеологами «новым», «гармоничным», выявить полную антинаучность всех его теоретических построений, обратим внимание на существенные отличия этого течения, сложившегося в рамках протестантского фундаментализма, от других теологических направлений христианства.

Для апологетов «научного» креационизма характерны два момента. Первый — безусловное признание истинности буквалистского подхода к библейской версии сотворения мира и второй — обоснование этой истинности с помощью данных наук о живой и неживой природе. Они всеми силами стремятся представить «научный» креационизм и эволюционное учение как две конкурирующие между собой теории, противоречие между которыми является строго научным. При этом они стремятся доказать, что «научный» креационизм якобы точнее соответствует научным данным и лучше объясняет научные факты, чем эволюционное учение. Такого рода «теоретическая» линия всесторонне, с большим размахом разрабатывается во всех изданиях, выпускаемых институтом креационистских исследований. Это учреждение, претендующее на статус «научного», возглавляется Г, Моррисом, окончившим университет по специальности «гражданская инженерия» и защитившим диссертацию по гидравлике. Его заместителем является биохимик Д. Гиш, защитивший диссертацию в 1952 г. в Калифорнийском университете.

Оба они ныне переквалифицировались. Д. Гиш специализируется по ископаемым, преследуя цель опровергнуть истинность учения о биологической эволюции, а Г. Моррис стал теоретиком библейского потопа. Совместно с Дж. Уиткомбом он выпустил книгу под названием «Библейский потоп», переизданную в США уже более двух десятков раз, в которой авторы тщатся фальсифицировать данные геологии, палеонтологии, сравнительной анатомии и других естественнонаучных дисциплин.

Институт креационистских исследований за время своего существования выпустил в свет целый ряд воинствующих, направленных против эволюционного учения опусов; причем в целях их более широкого распространения и усиления идеологического воздействия некоторые из них переводятся на русский язык. На русском языке издаются и книги, предназначенные для популяризации идей «научного» креационизма в самой массовой аудитории. Одна из них — книга Т. Хайнца «Творение или эволюция?», изданная в Чикаго на русском языке в 1983 г. так называемым славянским евангелическим обществом.

Особый интерес для анализа всей теоретической системы «научного» креационизма представляет книга Г. Морриса «Сотворение мира: научный подход», изданная на русском языке в США в 1981 г. Она содержит в обобщенном виде всю сумму концептуальных аргументов «научных» креационистов. В ней, как и в других книгах института креационистских исследований, безоговорочно претендующих на научность, нет ссылок на Библию.

Анализ этой книги показывает, что для «научного» креационизма основополагающими, стержневыми являются два следующих начала: первое — это провозглашение абсолютной несовместимости эволюционного учения со вторым началом термодинамики и второе — отрицание взаимосвязи между подразделениями живого мира (иерархическая система таксонов) как отражения единого длительного эволюционного процесса на Земле* Данное отрицание базируется на отсутствии якобы промежуточных форм среди ископаемых и несостоятельности принципов научной геохронологии.

Итак, главный аргумент «научного» креационизма против эволюционного учения — это второе начало термодинамики. Надо сказать сразу, этот закон физики давно в ходу у апологетов религии для обоснования конца мира.

Как известно, второе начало термодинамики было сформулировано Р. Клаузисом и У. Томсоном в середине прошлого века. Его суть состоит в том, что во всех замкнутых системах в процессе превращения энергии теплота переходит от более нагретых тел к менее нагретым, так что происходит выравнивание температур. Для характеристики теплового состояния систем был введен термин «энтропия» (с греч. — повернутый внутрь). Энтропия — мера внутренней неупорядоченности системы, возрастающей при совершающихся в закрытых теплоизолированных системах самопроизвольных процессах.

С момента открытия второго начала термодинамики теологи широко использовали его в виде естественнонаучного обоснования неизбежной гибели мира. Они распространяли его на Вселенную и делали вывод, что со временем в ней вся энергия превратится в теплоту, температура станет одинаковой, прекратится всякое движение, наступит полный застой и тепловая смерть Вселенной. Современное естествознание показало полную несостоятельность подобных спекуляций, и ниже будут приведены соответствующие аргументы.

А сейчас обрисуем в общих чертах содержание концепции «научного» креационизма, развитой Моррисом. Следует подчеркнуть, что, борясь против эволюционного учения, Моррис создал глобальную модель мирового развития (она получила наименование «специальное творение»). Кстати сказать, при ее создании богословствующий физик использовал в своих целях и первое начало термодинамики — одного второго начала ему оказалось мало. Модель Морриса является альтернативой не только теории биологической эволюции, но и вообще диалектико-материалистической теории развития объективной действительности.

Это, конечно, не случайно и еще раз свидетельствует о том, что теология, пусть даже и выступающая в облачении самых новейших научных нарядов, не может давать истолкование более частным вопросам, в данном случае проблеме эволюции живого на Земле, не опираясь на общую схему сотворения мира.

Следует отметить, что Моррис, а это присуще, как правило, всякому богословствующему естествоиспытателю, стремится приписать своим идейным противникам сконструированную им же систему взглядов (весьма огрубленную и далекую от их истинных представлений), а затем с пеной у рта разоблачать ее как несостоятельную.

Прием, скажем, совсем не новый. Но тот факт, что современный фидеизм никак не может без него обойтись, является четким симптомом шаткости методологии «научного» креационизма.

В начале своей книги Моррис обращается к двум моделям мироздания — эволюционистской и креационистской. Содержание первой, которую он приписывает сторонникам материалистически понимаемой эволюции, излагается им так: сначала мир был в беспорядочном состоянии, а затем стал самопроизвольно организовываться; хотя эта модель и допускает в мире процессы «ухудшения» порядка (в весьма ограниченных масштабах), но общий результат всех процессов, согласно ей, ведет к «улучшению» порядка, «изменению вверх». По его словам, если верна гипотеза эволюции, то в природе должен быть некий все обновляющий и созидающий принцип, закон, по которому возник порядок из хаоса, происходит развитие высшего порядка из низшего. Но, категорически утверждает фидеист, такого закона нет и его никто не наблюдал.

Более обстоятельно, с пафосом излагает Моррис свою «родную» креационистскую модель «специального сотворения». Ее содержание таково: существовал особый начальный период творения, когда были созданы важнейшие системы всей природы в завершенном и совершенном виде; частицы, вещество, звезды, организмы и люди были в их нынешнем состоянии с самого начала, так что не требовалось никакого длительного времени для их развития.

Оттолкнувшись от сформулированного им ложного положения о специальном творении, Моррис делает затем страстно желаемый им вывод: в естественных процессах в настоящее время ничего подобного не создается, следовательно, процессы творения должны быть сверхъестественными, результатом деятельности всемогущего трансцендентного создателя. Этот создатель, оказывается, заменил процессы сверхъестественного творения процессами сохранения, которые должны поддерживать Вселенную и предоставить ей возможность «выполнить некое предназначение».

Модель сотворения, согласно Моррису, допускает только ухудшение порядка во Вселенной в целом. Улучшения быть не может по следующим обстоятельствам: во-первых, этот порядок был сотворен в совершенном виде с самого начала, а значит, может только ухудшаться; во-вторых, естественные процессы не в состоянии вызвать переход от низшего к высшему, улучшение естественных порядков, ибо это прерогатива только сверхъестественных процессов.

Креационистской модели ее автор приписывает даже прогностические функции. Она, мол, предсказывает наличие в природе двух универсальных принципов: первый— выражается в законе сохранения, стремящемся сохранить сотворенное (законы природы, вещество, энергию, важнейшие виды организмов и т. п.), чтобы осуществилось предназначение, для коего они и созданы. Второй принцип, предсказанный креационистской моделью, выражается законом упадка, суть которого в том, что все (энергия, вещество, виды и т. д.) ухудшается, а совершенный порядок, сотворенный богом во Вселенной, «сползает к беспорядку».

Так богословствующий физик вьет веревочку фидеизма. Но он не так прост, чтобы остановиться и оборвать ее, не привлекая для подкрепления своей модели мироздания солидного естественнонаучного материала. Тогда она будет выглядеть, в общем-то, заурядной поповщиной. А это для Морриса никак не годится: ведь он не кто иной, как директор института креационистских исследований, т. е. учреждения, претендующего на строгую научность.

И вот Моррис привлекает для обоснования своей обскурантистской схемы науку: не только второе, но и первое начало термодинамики. Ход его рассуждений таков. То, что предсказывает креационистская модель — законы сохранения и упадка, — обнаружено в природе в виде первого и второго начал термодинамики.

Первое начало фидеист пытается использовать для обоснования истинности догмы сотворения. Согласно Моррису, если сейчас в мире нет процессов возникновения энергии (т. е. ее сотворения. — М. С.), то из этого якобы следует, что Вселенная не могла возникнуть естественным путем, а обязательно должна была быть сотворена сверхъестественными процессами, создателем, находящимся вне мира. Но особую любовь проявляет Моррис ко второму началу термодинамики. Из него-де следует, что в настоящее время Вселенная «истощается:», и продолжение процессов приведет к наступлению ее «смерти».

Но если Вселенная, утверждает Моррис, была бы бесконечно старой, то она оказалась бы мертвой уже сейчас. Эта настойчивая идея конца Вселенной крайне нужна фидеисту для обоснования наличия у нее начала, разумеется, в виде сотворения. И действительно, манипулируя вторым началом термодинамики, Моррис приходит наконец к страстно желаемому выводу о том, что кто-то «запустил» Вселенную, что мир «в своем нынешнем виде обязан иметь начало»^[1].

Существенная особенность рассуждений Морриса — стремление придать своей борьбе против эволюционного учения видимость полной научной объективности. Так, он пишет об обязанности ученого стараться непредвзято учитывать все новые данные науки в свете обеих моделей, утверждая, что и та и другая модели могут быть видоизменены, подправлены для удовлетворения определенного набора научных фактов. Цель этих «научных реверансов» совершенно ясна: изобразить оголтелую борьбу против теории биологической эволюции как сугубо научную, в которой-де спор идет между двумя моделями только на почве научных фактов, поставить обскурантистскую креационистскую модель на одну доску с эволюционным учением, являющимся якобы только гипотезой.

Таким образом, в лице «научного» креационизма мы имеем дело не просто с системой определенных аргументов, направленных против эволюционного учения, а с концепцией глобального религиозного видения мира, претендующей на обоснование своей истинности с помощью естественнонаучного знания.

Эта претензия делает критику «научного» креационизма особенно актуальной. Рассмотрим с точки зрения современной науки изложенную выше часть концепции Морриса, являющейся как бы преддверием к собственно проблемам эволюции живого на Земле.

Уже отмечалось, что противопоставляемую «научному» креационизму эволюционистскую концепцию Моррис представляет в весьма ущербном виде: ее содержание сводится к утверждению, что общим итогом всех естественных процессов является якобы «улучшение» порядка во Вселенной, развитие «вверх», совершающееся под действием некоего «обновляющего» принципа.

В действительности диалектико-материалистическая теория развития не имеет ничего общего с тем, что ей пытается приписать богословствующий физик. Она дает диалектическое, полное, глубокое, всестороннее представление о развитии объективной действительности, о многообразных противоречивых, но органически взаимосвязанных в ней процессах.

Еще в прошлом столетии, обобщая с помощью материалистической диалектики достижения тогдашнего естествознания, Ф. Энгельс писал, что «вся природа, начиная от мельчайших частиц ее до величайших тел, начиная от песчинок и кончая солнцами, начиная от протистов и кончая человеком, находится в вечном возникновении и исчезновении, в непрерывном течении, в неустанном движении и изменении»^[2]. Ф. Энгельс подчеркивал, что точное представление о развитии Вселенной можно получить, только учитывая диалектическое взаимодействие «между прогрессивными изменениями и изменениями регрессивными»^[3].

Диалектико-материалистическая концепция развития природы включает в себя представление и о прогрессивных, и о регрессивных изменениях, и об относительной стабильности состояния многочисленных объектов во Вселенной. Эта концепция полностью подтверждается и обогащается современной естественнонаучной картиной мира, которая складывается на основе синтеза локальных картин природы, формирующихся на базе фундаментальных данных отдельных дисциплин (астрономии, физики, биологии и др.) и представляющих собой интегральные образы соответствующих областей природы.

Важное значение в возникновении естественнонаучной картины мира принадлежит верному союзнику наук о природе — философскому материализму. Интегрирующим фактором в формировании этой картины «всегда выступает материалистическая философия (в различных формах — от стихийного материализма в прошлом до диалектического материализма в настоящее время»)^[4].

Современная естественнонаучная картина мира является продуктом взаимодействия, взаимопитания наук о природе и диалектико-материалистической философии, одной из высших форм систематизации теоретического знания^[5]; она апробируется человеческой практикой даже в своих самых диковинных, невообразимых для разума чертах, является объективно-истинной. Не может быть никакой другой картины природы, имеющей хоть малейшие научные основания успешно конкурировать с картиной, созданной ныне естествознанием и научной философией.

Возьмем, к примеру, ту грандиозную картину эволюции космоса, которую яркими красками рисуют современная космология и физика элементарных частиц. Согласно ей рождается и возникает наша Вселенная (Метагалактика), «возникают и умирают звезды и туманности, эволюционируют галактики… Длительные, плавные периоды развития сменяются бурными периодами, даже скачками»^[6].

В этой удивительной картине мы видим возникновение и гибель, прогресс и регресс, круговорот, а не некое «улучшение», приписываемое Моррисом теории научной эволюции. И далее важно особо подчеркнуть следующее. Как для процессов космической эволюции, так и эволюции на всех других уровнях иерархии материальных структур неживой и живой природы не требуется никакого закона всемирного «обновления», которого, по мнению Морриса, никто не наблюдал.

Источник непрерывных изменений, эволюции всех материальных объектов глубоко раскрыла диалектико-материалистическая концепция развития. Она находит его во внутренних противоречиях этих объектов: именно эта противоречивость, взаимодействие, взаимопроникновение противоположных сил, процессов, тенденций, выступающих в единстве, являются определяющим фактором всякого самодвижения, саморазвития. В диалектико-материалистической концепции развития «главное внимание устремляется именно на познание источника «самодвижения»^[7].

Эта концепция о самодвижении материи в результате взаимодействия и борьбы противоположностей находит все новые и новые естественнонаучные обоснования в достижениях наук о живой и неживой природе, раскрывающих источники самодвижения, самоорганизации различных форм материи. Так, электромагнитное движение базируется на единстве излучения и поглощения микрочастицами квантов электромагнитного поля, химическое движение — на единстве процессов ассоциации и диссоциации атомов, процессы жизни неразрывно связаны с ассимиляцией и диссимиляцией различных веществ, в основе самодвижения материальных космических объектов лежат противоположные процессы притяжения и отталкивания, рассеивания и концентрации материи и т. д.

Что же касается космической эволюции, то ныне в астрономии «прямыми наблюдениями была выявлена грандиозная картина развития Вселенной от простейшего плазменного облака к ее современному состоянию, столь богатому различными структурными деталями и объектами»^[8]. Поэтому совершенно убедительным выглядит обоснованное опытными и теоретическими данными астрономии положение о том, «что во Вселенной, окружающей нас, нет такого фундаментального фактора, который, будучи от нас скрытым, определяет физические условия в космических объектах»^[9].

Итак, можно сказать, вспомнив замечательные слова нидерландского философа-материалиста (1632—1677) Б. Спинозы о природе как причине самой себя, что Вселенная есть причина самой себя, что она сама, не нуждаясь ни в каких сверхъестественных факторах, осуществляет бесконечный процесс взаимопревращения бесконечного множества своих материальных состояний.

Обратимся теперь к двум «костылям», с помощью которых Моррис стремится подпереть все шаткое здание «научного» креационизма, — первому и второму началам термодинамики. Первое начало термодинамики Моррис впрягает в систему своих доказательств без особых размышлений. Если в настоящее время в мире нет естественных процессов возникновения, сотворения энергии, то только потому, что их не допускает первое начало. Следовательно, мир должен был быть сотворен когда-то создателем с помощью процессов сверхъестественных.

Логика, мягко говоря, весьма странная. Дело в том, что в этом рассуждении в скрытой форме уже содержится то, что доказывается, — сотворение мира. Действительный ход рассуждений Морриса таков: сейчас, при наличии естественных процессов, творения нет, но поскольку оно было (это и есть скрытая посылка. — М. С.), значит, оно носило сверхъестественный характер. В «доказательстве» фидеиста явно проглядывает «круг», т. е. свой основной тезис он доказывает с помощью этого же тезиса. Впрочем, для богословствующего физика такая «логика» вполне естественна.

Первое начало термодинамики (напомним: закон сохранения и превращения энергии) было открыто в начале 40-х гг. XIX в. Р. Майером. Оно получило теоретическое и экспериментальное обоснование в работах М. Фарадея, Г. Гельмгольца, Э. Ленца и Дж. Джоуля. Закон сохранения и превращении энергии действует во всех областях природы и показывает, что энергия не возникает из ничего и не превращается в ничто, а переходит эквивалентно из одной формы в другую.

Этот закон дал естественнонаучное обоснование важнейшему принципу материалистической философии — несотворимостн и неуничтожимости материи, вечности природы, великому принципу, проходящему красной нитью через всю тысячелетнюю историю свободомыслия и атеизма. Еще две тысячи лет тому назад выдающийся римский философ-материалист поэт Лукреций Кар в своей замечательной поэме «О природе вещей» писал: «Из ничего не творится ничто по божественной воле». Весь ход развития наук о природе, их достижения дают все новые обоснования нерушимости этого принципа философского материализма.

Перейдем теперь к главной подпорке всего здания «научного» креационизма — второму началу термодинамики. Этому началу особенно повезло в плане внимания к нему со стороны богословской мысли. Еще бы, тепловая смерть Вселенной! — чем не конец света, да еще с помощью естественнонаучного обоснования?! Моррис не просто использует второе начало для теологических спекуляций, но ставит его в самый центр своей системы. Согласно ему, второе начало термодинамики обязательно ведет Вселенную к всеобщему разрушению, упадку, «истощению» и в конечном счете к «смерти».

Выше уже приводились данные астрономии и астрофизики о космической эволюции, наглядно свидетельствующие о процессах возникновения и разрушения, прогресса и регресса во Вселенной. Поэтому схема Морриса о всеобщей деградации мира, отсутствии в нем эволюции не соответствует рисуемой естественными науками картине мира.

Именно эволюция, как показывают достижения современной науки, является «источником неувядаемой жизни Вселенной»^[10]. Вселенная неисчерпаема, и это подтверждаемое все новыми и новыми данными астрономии, физики, биологии, геологии и других наук положение получило’ обобщенное выражение в основополагающем принципе диалектического материализма о неисчерпаемости материального мира, его качественном разнообразии, многокачественности материи.

Что же касается непосредственно концепции «тепловой смерти» Вселенной, то развитие науки выявило ее полную несостоятельность. В советской философской и научно-атеистической литературе, опирающейся на теоретические завоевания естествознания, дана аргументированная критика этой богословской схемы.

Суть критики состоит в следующем. Второе начало термодинамики, говорящее о росте энтропии, неупорядоченности системы, наступлении термодинамического равновесия, применимо только к замкнутым теплоизолированным системам, причем к находящимся в неизменных во времени внешних условиях. Релятивистская термодинамика показала, что такой замкнутой системы Вселенная не представляет. Дело в том, что то гравитационное поле, которое Вселенная создает, является переменным, и его следует рассматривать как внешнее и нестационарное (меняющееся) условие. Поэтому во Вселенной и при непрерывном возрастании энтропии она никогда не достигнет максимума, никогда не наступит, следовательно, термодинамическое равновесие — «тепловая смерть»^[11].

Всячески стремясь обосновать фактами науки положение о том, что эволюции не было в прошлом, что ее нет сейчас и она вообще невозможна, Моррис в своей книге уделяет много внимания проблеме возникновения живого на Земле. Жизнь, утверждает он, является, конечно, результатом сверхъестественного сотворения. Для доказательства несоответствия эволюционного учения данным науки Моррис развивает две группы аргументов. Первая связана со вторым началом термодинамики, которое якобы делает невозможным развитие от низшего к высшему, переход от хаоса к порядку, т. е. — невозможными в природе процессы самоорганизации. Он отвергает любой компромисс с эволюционным учением. Кто-то может подумать, по его словам, что сотворенной должна быть только первая клетка, а далее эволюционное развитие могло идти само собой. Это, по его мнению, невозможно, ибо в таком случае речь шла бы о переходе от менее сложной системы к более сложной, в то время как с возрастанием сложности вероятность такого события может только убывать.

Рассмотрим первую группу аргументов. Исходя из второго начала термодинамики, Моррис рассуждает следующим образом: чтобы ограниченная система развивалась в сторону улучшения порядка, она должна иметь программу, направляющую ее развитие, и механизм процесса улучшения. При этом он категорически подчеркивает, что и программа, и механизм должны быть заранее заданы системе извне.

Весьма примечательно, что в конце третьей главы книги, в которой обосновывается положение о невозможности эволюции и отсутствии ее в настоящее время, Моррис приводит несколько высказываний И. Р. Пригожина, ведущего исследовательскую работу в Брюссельском университете. За работы в области химической термодинамики ему в 1977 г. была присуждена Нобелевская премия, с 1982 г. он является иностранным членом Академии наук СССР.

Возникает резонный вопрос: зачем Моррис цитирует столь крупного ученого? А цель у богословствующего физика двоякая: с одной стороны, попробовать подкрепить модель «научного» креационизма авторитетом, а с другой — предупредить возможную опасность критики этой модели данными бурно развивающейся области физики — термодинамики неравновесных систем. А такая опасность, причем очень значительная, как будет показано ниже, действительно существует, и Моррис (он ведь все-таки по образованию инженер) ее чувствует.

В одном из приведенных высказываний Пригожина утверждается, что наука пока еще не в состоянии объяснить самопроизвольное зарождение жизни. В другом — говорится, что возможность преодоления порога между живым и неживым создается не просто какой-то одной неустойчивостью, а скорее, некоей цепью неустойчивостей, в которой мы начинаем только различать отдельные звенья. Наконец, цитируются слова Пригожина о том, что он питает надежду на то, что, возможно, когда-нибудь его теория сможет предоставить недостающий организующий механизм (т. е. механизм возникновения живого. — М. С.).

Моррис дает этим высказываниям следующий комментарий: если Пригожину (или кому-то другому) и удастся открыть программы и механизмы, которые в состоянии увеличивать порядок, несмотря на рост энтропии во Вселенной, то и тогда креационистская модель будет-де эффективнее эволюционистской. По мнению фидеиста, открытие этих программ и механизмов дало бы только второстепенные «подправки» и «натяжки», с помощью которых удалось бы привести эволюционистскую модель в соответствие со вторым началом термодинамики, в то время как теория сотворения с неизбежностью предсказывает этот закон природы. Поэтому, заключает Моррис, в свете наблюдаемых в настоящее время научных законов эволюция невозможна. Заявление в той же степени категорическое, как и несостоятельное.

Рассмотрим аргументацию «научного» креационизма под углом зрения новейших данных науки. В XIX в. классическая термодинамика изучала обратимые, или равновесные, процессы, которые, кстати сказать, довольно редки. Неравновесные процессы рассматривались как второстепенные и несущественные. Второе начало термодинамики, относящееся к тепловым процессам в замкнутых системах, противопоставлялось дарвиновской теории биологической эволюции, обосновывавшей постоянную самоорганизацию живых форм, являющихся открытыми системами.

Возникновение термодинамики необратимых (неравновесных) процессов, решающий вклад в создание которой внесли И. Р. Пригожин и его ученики, дало принципиально новое знание, имеющее большое материалистическое мировоззренческое значение. Сам Пригожин отмечает, что уточнить значение необратимости на уровне фундаментальных законов физики стало возможным после того, как была найдена новая формулировка динамики. Она «стала возможной благодаря работам советских физиков и математиков, и прежде всего А. Н. Колмогорова, Я. Г. Синая, В. И. Арнольда»^[12].

Огромное значение для проникновения в сущность термодинамики необратимых процессов имело изучение автоволновых (самоподдерживающихся) процессов в средах с источниками энергии. Оно началось с выдающегося открытия Б. П. Белоусовым в начале 50-х гг. периодических свойств в автокаталитических реакциях, по праву считающегося открытием века. В 1980 г. советские ученые Б. П. Белоусов (посмертно), А. С. Жаботинский, А. Н. Заикин, Г. Р. Иваницкий, В. И. Кринский были удостоены Ленинской премии за обнаружение и исследование нового класса автоволновых процессов.

В свете развития термодинамики неравновесных процессов аргументация Морриса, состоящая в том, что программа и механизм улучшения порядка системы должны быть заданы заранее и извне, т. е. что самоорганизация невозможна, полностью несостоятельна.

Как показывают новейшие данные теории самоорганизании, важнейшая характеристика самоорганизующейся системы выражается именно в том, что этот процесс совершается за счет действия внутренних источников самой системы. Следовательно, и программа, и механизм «улучшения» порядка системы формируются внутри нее исторически.

Дело в том, что в открытых системах (т. е. обменивающихся веществом, энергией, информацией с окружающей средой) в состояниях, далеких от равновесия (в сильно неравновесных состояниях), возможны самопроизвольное возникновение организации, переход от теплового хаоса к порядку, т. е. процесс самоорганизации.

Важно отметить два принципиальных момента. Во- первых, роль флуктуаций, т. е. случайных отклонений величин от средних значений. При сильно неравновесных процессах флуктуации определяют глобальный исход эволюции системы. «Вместо того чтобы оставаться малыми поправками к средним значениям, флуктуации существенно изменяют средние значения. Ранее такая ситуация нам не встречалась… мы предлагаем назвать ситуацию, возникающую после воздействия флуктуации на систему, специальным термином — порядком через флуктуацию»^[13].

Во-вторых, огромную роль в процессе самоорганизации играет момент химической неустойчивости системы, которую обусловливают «только стадии, содержащие автокаталитические петли, т. е. такие стадии, в которых продукт реакции участвует в синтезе самого себя. Этот вывод интересен тем, что вплотную подводит нас к фундаментальным достижениям молекулярной биологии»^[14].

В предисловии к английскому изданию книги «Порядок из хаоса» известный американский социолог и публицист О. Тоффлер отмечает, что «именно такие процессы позволяют объяснить, каким образом совершается переход от крохотных комочков ДНК к сложным живым организмам»^[15].

В своей фундаментальной работе И. Пригожин н И. Стенгере на основе разработки проблем термодинамики неравновесных процессов сделали ряд очень интересных и важных выводов по проблеме происхождения жизни, выводов, имеющих большое материалистическое, атеистическое мировоззренческое значение.

Так, отмечая в первой части книги, что проблема происхождения жизни остается весьма трудной и нельзя ожидать в ближайшем будущем сколько-нибудь простого ее решения, авторы пишут: «При нашем подходе жизнь перестает противостоять «обычным» законам физики, бороться против них, чтобы избежать предуготованный ей судьбы — гибели. Наоборот, жизнь предстает перед нами как своеобразное проявление тех самых условий, в которых находится наша биосфера…»^[16].

Подчеркивая во второй части книги, что биология, если к ней подходить с позиций физически неравновесных процессов, приобретает иное значение, авторы делают вывод: «Биосфера в целом и ее различные компоненты, живые или неживые, существуют в сильно неравновесных условиях. В этом смысле жизнь, заведомо укладывающаяся в рамки естественного порядка, предстает перед нами как высшее проявление происходящих в природе процессов самоорганизации…

Коль скоро условия для самоорганизации выполнены, жизнь становится столь же предсказуемой, как… падение свободно брошенного камня»^[17].

Здесь специально приведены обширные цитаты из книги Пригожина и Стенгере, чтобы выяснить вопрос о том, идет ли в данном случае речь о «второстепенных» подправках и натяжках (как квалифицировал возможности термодинамики неравновесных процессов в подтверждение истинности эволюционного учения Моррис) или о чем-то качественно ином.

Без сомнения, ответ может быть только однозначным: термодинамика неравновесных процессов дает новые, причем очень значительные естественнонаучные подтверждения истинности эволюционного учения и в целом материалистического подхода к проблеме происхождения и развития живого.

Сегодня сложилось новое направление исследований, изучающее процессы самоорганизации в сложных системах. Это направление обозначается древнегреческим словом «синергетика». Выявление объективных механизмов процессов самоорганизации, перехода от физического хаоса к порядку, к образованию устойчивых структур в неживой природе имеет большое научно-материалистическое значение. Ведь в данном случае речь идет о той самой природе, которая изображается богословами испокон веков как косная, инертная, лишенная внутренней активности и способности к самодвижению, саморазвитию без воздействия каких-либо нематериальных, сверхъестественных сил. Развитие новой концепции самоорганизации обогащает и углубляет основополагающий принцип диалектико-материалистического понимания мира — принцип самодвижения материи и тем самым наносит новый удар по религиозно-идеалистическому мировоззрению.

Таким образом, все попытки Морриса доказать несостоятельность эволюционного учения за счет обоснования невозможности в природе процессов самоорганизации не выдерживают научной критики.

Обратимся теперь ко второй группе аргументов воинствующего фидеиста. Они преследуют цель показать истинность положения, что эволюция не имела места на Земле и в прошлом. Моррис считает, что, хотя им и «доказана» невозможность эволюции вообще, все же кто-то может привести контраргумент об ее обусловленности в прошлом особыми обстоятельствами, исключительными условиями.

Поэтому, чтобы не оставить от эволюционного учения камня на камне, Моррис жаждет расправиться и с этим «возможным» контраргументом. Теперь ему уже требуется доказательство несостоятельности научной геохронологии, отрицание наличия ископаемых как свидетельства эволюции живого на Земле, обоснование буквальной истинности библейского учения о потопе как мировом катаклизме.

Особенно ожесточенную борьбу «научные» креационисты ведут против научной геохронологии — шкалы геологического времени. Это вполне объяснимо: ведь они всячески стремятся реабилитировать библейскую хронологию, а для этого им крайне необходимо изобразить нашу планету совсем молодой. Подобная задача очень трудна, если учесть большие успехи и геологических, и биологических дисциплин. Поэтому в борьбе с научной геохронологией у «научных» креационистов наблюдается удивительное соседство и методов, претендующих на научность, и обскурантистских утверждений — по сути самой откровенной поповщины.

Так, у них в ходу так называемая концепция «видимого» возраста Земли. В соответствии с ней Земля в действительности якобы совсем молодая. Но все дело в том, что бог, творя ее, специально сделал так, чтобы она выглядела значительно старше, чем она есть на самом деле. Да, против такого «аргумента», конечно, «трудно» что-либо возразить, хотя и возникает резонный вопрос: зачем богу потребовалось быть обманщиком, нарочно вводить людей в заблуждение?!

В анализируемой книге Морриса эта концепция «видимого» возраста Земли не рассматривается. Но пятая глава книги носит весьма интригующее название: «А так ли Земля стара?! Может, она просто переутомилась?» В ней предпринята попытка скорректировать современную научную датировку возраста Земли, причем, конечно, в сторону ее радикальнейшего уменьшения.

При этом обращают на себя внимание два момента в общем подходе Морриса к датировке возраста нашей планеты. Во-первых, он стремится навязать своим идейным противникам такие представления, которые искажают, огрубляют их подлинные воззрения. Так, взгляды сторонников научной геохронологии на развитие Земли Моррис сводит к униформизму, основывавшемуся на признании постоянных однообразных медленных изменений.

Униформизм, исходящий из единообразия в развитии природы, ее постоянства, устойчивости, сыграл большую роль в становлении геологии как науки. Он стал первой исторической формой выражения принципа закономерности в геологии, подвел под нее научную основу. Но униформистский подход, получивший классическое воплощение в трудах выдающегося английского естествоиспытателя XIX в. Ч. Лайеля, оказавшего, кстати сказать, значительное влияние на формирование взглядов Ч. Дарвина, абсолютизировал момент устойчивости в природе.

Дальнейшее развитие геологии привело к формированию метода актуализма, который, базируясь на строгом признании объективной закономерности всех природных процессов, диалектически учитывает единство сохранения и изменения в сложной, количественно и качественно многообразной теологической форме движения материи^[18].

Во-вторых, Моррис хочет показать, что вычисление возраста Земли у сторонников научной геохронологии базируется на произвольных исходных допущениях, и главным из них является вера «в эволюцию, требующую огромного периода времени»^[19]. Он, однако, все же снисходит к эволюционистам, говоря, что их можно назвать добросовестными учеными, если они сознают зависимость своих вычислений от произвольной «веры».

Для чего же потребовалась Моррису эта словесная эквилибристика? А для того, чтобы лишить эволюционистский подход строго научной основы предоставить креационистам возможность исходить тоже из своих допущений. Он прямо пишет, что креационисты имеет право вычислять возраст Земли на базе допущений, согласующихся с их верой в специальное творение Правда, говоря о креационистских допущениях, Моррис почему-то теряет слово «произвольные», фигурирующее у него при характеристике эволюционистских «допущений», хотя он и настаивает на полном равенстве. Но суть дела, конечно, не в словесной казуистике богословского физика. В научны; исследованиях могут быть и обязательно бывают допущения. Но допущения допущениям рознь. Допущения часты при разработке различного рода гипотез, особенно рабочих, но проистекают они не из-за приверженности к какой-то произвольной вере, а обусловливаются содержанием решаемой проблемы. Если эти допущения апробируются практикой, подтверждаются, то они становятся частью теории, если же нет, то отвергаются.

Что же касается научной геохронологии и эволюционного учения, то здесь Моррис хочет все поставить с ног на голову. Вовсе не потому возраст нашей планеты датируется несколькими миллиардами лет, что ученые «верят» в эволюцию и эта «вера» «требует» такой датировки. Все обстоит совсем не так. Многочисленные данные естественнонаучных дисциплин свидетельствуют о. длительном возрасте Земли, о процессе эволюции и его длительной истории. В полном соответствии с этими данными ученые и исчисляют определенные датировки геологических и биологических процессов.

Особенно рьяно «научные» креационисты выступают против методов геохронологии, основанных на явлении радиоактивного распада ядер ряда химических элементов. Разработаны и широко применяются свинцово-ураново-ториевый, калий-аргоновый и рубидий-стронциевый методы; для измерения сравнительно коротких промежутков времени используется углерод-14, имеющий Период полураспада 5730 лет. Эти методы дали в руки науки замечательные геологические «часы»^[20]. Причем «часы» очень надежные, можно даже сказать, идеальные, потому что их ход не зависит от влияния внешней среды (воздействия давления на огромных глубинах, больших температур и т. п.), неизменен в экстремальных условиях^[21].

С помощью таких «часов» стало возможным научно измерять гигантские эпохи, отстоящие от нас на сотни миллионов и даже миллиарды лет, создание абсолютной геохронологической шкалы. Это — несомненно, важное завоевание естественных наук, имеющее большое значение для понимания материалистической сущности возникновения и эволюции живого на Земле.

Для подтверждения значения абсолютной геохронологии приведем высказывания весьма авторитетных в научном мире авторов уже упоминавшейся книги «Порядок, из хаоса». Они пишут, что недавно были открыты ископаемые формы жизни, обитавшие на нашей планете приблизительно в эпоху первого горообразования «(самые древние из известных ныне ископаемых жили на Земле 3,8 * 10⁹ лет; возраст Земли считается равным 4,6 * 10⁹ лет» образование скальных пород также происходило примерно 3,8 * 10⁹ лет назад). Раннее зарождение жизни, несомненно, является аргументом в пользу идеи о том, что жизнь — результат спонтанной самоорганизации, происходящей при благоприятных условиях»^[22].

Данное мнение естествоиспытателей наглядно раскрывает причины ожесточенной борьбы «научных» креационистов против новейших методов геохронологии: эти методы дают неоспоримые свидетельства в пользу самоорганизации жизни как естественного процесса, начавшегося несколько миллиардов лет тому назад.

Ныне естественные науки отодвигают появление жизни все дальше и дальше в глубь земной истории. На XXVII международном геологическом конгрессе в Москве в 1984 г. отмечалось, что следы жизни можно уже датировать почти в 4 миллиарда лет!

Какие же возражения выдвигает Моррис против признанного и широко используемого современной наукой метода определения возраста объектов на основе радиоактивного распада? Прежде всего он говорит о неприменимости геологических «часов» к осадочным породам. Прямо применить этот метод к ним действительно не результативно, но учеными разработан надежный метод определения возраста осадочных пород, где геологические часы участвуют косвенно^[23].

Однако свою главную задачу Моррис видит не в поисках аргументов по ограничению применения этого метода, а в обосновании его несостоятельности вообще. Поэтому он уверяет, что если исходить из постоянства периода полураспада радиоактивных элементов, то мы непременно ошибемся, причем в сторону увеличения «расчетного возраста» системы. По мнению Морриса, сомнительно, что и раньше поддерживался такой постоянный темп распада. Он считает, что если в прошлом были какие-то катастрофические изменения окружающей среды, то процесс распада мог идти более быстрыми темпами; а это, мол, не учитывается и ведет к искусственно завышенным расчетам возраста Земли.

Вся «аргументация» Морриса совершенно несостоятельна. Конечно, он может сомневаться в чем угодно, но данное его сомнение относится фактически к постоянству действия закона природы. Наука же, базируясь на многократной практической апробации процессов, связанных с радиоактивным распадом, не сомневается в их постоянстве.

Чтобы подорвать доверие к такого рода методам исчисления возраста нашей планеты, Моррис в противовес им выдвигает другие, альтернативные методы, которые якобы игнорируются сторонниками научной геохронологии. В его книге помещена таблица, содержащая ни много ни мало целых 70 типов расчетов возраста Земли. Эта таблица заслуживает специального рассмотрения, поскольку Моррис преподносит ее как последнее слово науки. Он заявляет, что все расчеты в ней сделаны на основе стандартных униформистских принципов, признанных-де сторонниками эволюционного учения. Вот суть этих принципов: система, которая рассматривается, считается закрытой; скорость процессов изменяется непрерывно, без скачков. Такими системами у Морриса выступают атмосфера, земная кора, Мировой океан и т. п.; процессы же связаны с поступлением в эти системы определенных веществ, исходя из скорости поступления и накопления которых и исчисляется возраст Земли.

Надо сразу же сказать, что Моррис приписывает всем расчетам, якобы сделанным в соответствии с эволюционным учением, несостоятельные допущения. Ни земная кора, ни атмосфера, ни океан не представляют собой закрытые системы. Это — системы открытые.

Далее, современные эволюционисты не являются сторонниками плоской эволюции, не считают, что в природе все процессы совершаются без скачков, равномерно. Они признают и количественную постепенность, и ее перерыв. Скачки есть и в живой, и в неживой природе, их характер и формы протекания обусловлены особенностями самих объектов и тех условий, в которых они происходят. Главное, что выделяет эволюционное учение, — скачки совершаются в результате действия объективных законов и являются продуктом естественного саморазвития объектов.

Самое поразительное, что все 70 типов расчетов возраста Земли в таблице, построенные якобы на единых принципах, дают необычайный разброс исчисления этого возраста: от 100 до 500 млн. лет. Моррис делает вывод, что этот разброс есть результат ошибочных основополагающих униформистских допущений.

Уже отмечалось, что эти допущения действительно ошибочны, но они не имеют никакого отношения к подлинно научной геохронологии. В 1984 г. в Оксфорде на английском языке была издана книга «Наука и креационизм», содержащая статьи ряда ученых, раскрывающие. несостоятельность «научного» креационизма. В статье К. Р. Миллера показано, что нельзя исчислять возраст Земли по скоплениям в Мировом океане некоторых видов минералов. Он отмечает, что океан не закрытая система и соли и минералы не только приходят в него, но и уходят. Некоторые минералы могут смешиваться с другими. Так, алюминий очень реактивен, в результате чего образуется каолинит.

Если сам Моррис признает ошибочность допущений, на основе которых получены исчисления возраста Земли в таблице, то зачем же ему эти результаты?! А вот зачем. Его привлекает в большинстве из них сравнительно молодой возраст Земли.

Вряд ли он согласится, что ее возраст всего лишь 100 лет (эта цифра получена в таблице в результате расчета поступления в океан алюминия с речной водой) или 160 лет (а эта цифра получена в результате расчета поступления в океан титана с речной водой).

Но в целом таблица с 70 типами расчетов возраста Земли очень привлекательна для фидеиста. Он-то и делает, соответствующий вывод, что все это, дескать, доказывает акт «специального творения». Все теоретические пути богословствующего физика идут в одном направлении — к сотворению мира.

Все рассуждения Морриса вокруг таблицы исчисления возраста нашей планеты есть ярчайшее свидетельство алогичности, всегда присущей мракобесию: он сначала навязывает эволюционистам придуманные им допущения, затем признает их ошибочными и в конце концов из полученных на основе ошибочных допущений данных делает выводы в пользу своей обскурантистской схемы.

Но самый удивительный теоретический фокус Моррис показывает в следующей главе. Он утверждает, что если «эволюционная модель» требует непременно долгих периодов времени, то для «креационной» модели короткая хронология вовсе не обязательна.

Как же так?! Сколько было поломано копий вокруг проблемы определения возраста Земли! Одна только таблица содержала 70 типов расчетов, и вдруг для «научного» креационизма, стоящего на буквалистских позициях толкования Библии, короткий возраст Земли не обязателен?! Какими же еще, более серьезными аргументами он располагает? А вот какими. Моррис пишет, что если бы возраст Земли исчислялся и миллиардами лет, то, мол, все равно основные аргументы в пользу сотворения (стабильность родов, пробелы между родами, принцип энтропии) остаются.

Рассмотрим же те аргументы, которые, по мнению Морриса, позволяют «научным» креационистам соглашаться ставить под вопрос короткий возраст Земли. Моррис, конечно, никогда не откажется от именно такого возраста нашей планеты, но своей бравадой он хочет показать, что «научные» креационисты располагают столь широким спектром фундаментальных аргументов, что могут без особой опасности для своей модели чем-то и пожертвовать.

Что же касается принципа энтропии, то уже была показана в свете новейших научных данных полная беспочвенность попыток использовать его в целях обоснования креационизма. Обратимся же теперь к еще Двум упоминаемым Моррисом аргументам — «стабильности родов» и «пробелам между ними».

Сначала переведем эти термины на научный язык. Термином «род» Моррис обозначает первоначально созданную категорию живого мира, внутри которой могут быть вариации. Он уверяет, что понятия научной систематики изобретены людьми и их значения часто меняются. Термин «род» в креационистском смысле, поясняет Моррис, точно не совпадает ни с одним понятием общепринятой систематики, но ближе других к нему подходит понятие «семейство».

Директору института креационистских исследований вторит его заместитель Д. Гиш. Он тщится доказать, что различия между растениями и животными очень незначительны и выявить их может только бог, так как многие установленные человеком различия в систематике весьма недостоверны и не должны претендовать на окончательность. По мнению Гиша, можно наблюдать переходы одной группы в другую на уровне подвидов, можно предположить, что существуют переходные формы между видами, но между живыми существами самого высокого уровня («родами») переходных форм, взаимосвязей нет.

Подобный подход является основополагающим для всей литературы по «научному» креационизму. Разница, конечно, существует, но она носит фактически терминологический характер. Так, один из видных представителей этого течения X. Кларк в нашумевшей книге «Новый креационизм», изданной в 1980 г. в США, пишет, что «научные» креационисты признают только микроэволюцию, которая ими приравнивается к изменениям внутри «основных» видов, но отрицают макроэволюцию: любые переходы от одного «основного» вида к другому. Кларк акцентирует внимание на том, что подобные представления прекрасно-де согласуются с библейской книгой «Бытие» о сотворении богом животных и растений «по видам их».

Далее, «научные» креационисты утверждают, что пробелы между «родами» живого свидетельствуют об отсутствии промежуточных, переходных форм в живой природе. Моррис в рассматриваемой нами книге пишет, что все существующее многообразие организмов (с многочисленными вариациями внутри «родов» и четкими границами между ними) точно, мол, отвечает предсказаниям модели сотворения. При этом он категорически подчеркивает, что никаких промежуточных форм в живой природе никогда в действительности не было и не будет найдено ни среди существующих организмов, ни среди ископаемых.

Главное, что стремятся таким путем обосновать научные креационисты, — это неспособность живой природы создавать качественно новые формы в процессе своей эволюции. А если нет нового, то нет и самой эволюции. Этой теме особое внимание уделяет Т. Хайнц в уже упоминавшейся переведенной на русский язык книге «Творение или эволюция?». Дважды — в ее начале и конце — обращается он к теме естественного отбора и мутаций, указывая, что не отрицает ни того, ни другого.

Суть его схемы такова. Бог создал разные типы растений и животных, которые затем размножились; вот тогда-то и появился естественный отбор, но характер изменений, которые он дает, строго ограничен: это лишь вариации в пределах существующих пород. Изменения, признанные им, не выходят за рамки того, что уже заложено творением.

Хайнц отмечает наличие методов искусственного отбора, сельскохозяйственной селекции. Но сразу же оговаривает: они-де ничего нового к свойствам организма не добавляют и речь идет лишь о новых комбинациях старых свойств или их некотором усилении. Он упоминает о явлении полиплоидии в мире живого, когда происходит изменение обычного числа наборов хромосом, определенного у каждого вида. Но считает, что это явление — не аргумент в пользу доказательства эволюции, ибо дело якобы касается просто удвоения, утроения и т. д. тех же самых хромосом, которые уже имелись. Далее, Хайнц говорит о факте выживания при изменении окружающей среды тех организмов, которые более быстро приспосабливаются к этим изменениям. Он не отрицает, что многообразие жизни можно в какой-то, сравнительно небольшой, степени «приписать» влиянию мутаций и изменений среды. Но категорически восстает против того, чтобы считать, что жизнь развивается (подчеркнуто мною. — М. С.) благодаря этим изменениям, ибо мутации не могут «влиять на организм положительно».

В итоге Хайнц вопрошает: чего же в действительности «добился» естественный отбор?! И отвечает: лишь того, что показывают факты. А они, по его мнению, показывают, что органы тела могут становиться больше, меньше, но это, мол, только специализация уже имеющихся органов, новые же появляться не могут. Венцом его схемы является вывод, что на таком «крохотном» фундаменте (мутации, естественный отбор) не может устоять столь обширное здание атеистической теории.

Мы видим, что апологет «научного» креационизма готов в строго дозированных размерах признать и мутации, и естественный отбор, но только так, чтобы они не вели к признанию возможности возникновения нового, развития форм живого, т. е. к признанию эволюции.

В обскурантистской схеме Хайнца, пожалуй, верна только одна фраза об «обширном здании атеистической теории». Действительно, здание эволюционного учения обширно, мощно, целостно, ибо оно создавалось и упрочивается самоотверженной, кропотливой работой многих поколений естествоиспытателей, апробирующих свои теоретические достижения практикой. Действительно, теория биологической эволюции атеистична, ибо дает глубокие, все время пополняющиеся естественнонаучные обоснования принципам, законам и категориям философского материализма.

Итак, в противовес научной систематике, объявляемой произвольной, «научные» креационисты вводят понятие «род». За счет его использования они надеются сразу убить двух зайцев: с одной стороны, отождествить эти «роды» с первоначально созданными богом видами животных и растений и тем самым «подтвердить» библейскую версию сотворения живого, а с другой — придать креационистской модели как можно более научный вид.

Эта научная видимость, наукообразность, создается за счет Того, что креационистский «род» приравнивается к таксону «семейство» в общепринятой систематике, включающему в себя такие таксоны, как подвид, вид и род. Поэтому креационистский «род» выглядит весьма широким, и эта широта позволяет «научным» креационистам производить впечатление того, что они не отрицают переходы одной живой группы в другую на уровне подвидов и даже «предполагают» переходные формы между видами.

Вот на какое героическое «предположение» идут «научные» креационисты для поддержания притязаний на научность своей модели. Однако «научность» креационистского «рода» является только внешней. Ведь для апологетов буквального понимания библейского творения. взаимопереходы живых форм не есть объективный процесс возникновения качественно новых групп живого; речь идет у них только о вариациях внутри стабильных и неизменных «родов», продуктов сверхъестественного творения.

Таким образом, все аргументы «научных» креационистов должны, по их мнению, сокрушить эволюционное учение и показать истинность библейской догмы о сотворении богом в отдельности всех видов живого («родов», согласно Моррису), которые стабильны и неизменны.

1. Моррис Г. Сотворение мира: научный подход. — Сан-Диего, 1981. — С. 22. ↑
2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 20. — С. 354. ↑
3. Там ж е. — С. 22. ↑
4. Диалектический материализм и естественнонаучная картина мира. — Киев, 1976. — С. 77—78. ↑
5. См.: Вязовкин В. С. Материалистическая философия и химия. — М., 1980. — С. 11. ↑
6. Шкловский И. С. Проблемы современной астрономии. — М., 1982. — С. 209. ↑
7. Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 29. — С. 317. ↑
8. Шкловский И. С. Проблемы современной астрономии. — С. 208. ↑
9. Там же. — С. 210. ↑
10. Турсунов А. Беседы о Вселенной. — М., 1984. — С. 10). ↑
11. См.: Философия и естествознание. — М.» 1966. — С. 135; Бабосов Е. М. Научно-техническая революция и модернизация католицизма. — Минск, 1971. — С. 183—188; Турсунов А. Беседы о Вселенной. — С. 63—64. ↑
12. Пригожин И., Стенгере И. Порядок из хаоса. — М., 1986. — С. 7. ↑
13. Там же. — С. 237—238. ↑
14. Там ж е. — С. 200. ↑
15. Там ж е. — С. 20. ↑
16. Там ж е. — С. 56. ↑
17. Там ж е. — С. 234. ↑
18. См: Науки о неорганической природе и религия. — М., 1973. — С. 334—341. ↑
19. Моррис Г. Сотворение мира: научный подход. — С. 51. ↑
20. См.: Монин А. С. История Земли. — Л., 1977. — С. 11—13. ↑
21. См.: Озима М. История Земли. — М., 1983. — С. 104— 105. ↑
22. Пригожин И., Стенгере И. Порядок из хаоса. — С. 235. ↑
23. См.: Озима М. История Земли. — С. 113. ↑