Проблема синтеза различных концепций времени

Проблема синтеза научных знаний по-разному ставится в отдельных областях науки и при решении тех или иных конкретных вопросов. Кроме того, проблема синтеза сама имеет множество аспектов и оттенков. Один из таких аспектов, а именно аспект синтезирования в единую картину, в единую теорию различных, часто взаимно противоположных или взаимно дополнительных теорий, понятий или концепций, имеет, на наш взгляд, существенное значение для решения такой важной проблемы, как проблема времени.

Категория времени, наряду с категориями материи, пространства, движения, взаимодействия, является одной из наиболее фундаментальных в современном естествознании и философии. Выяснение объективного содержания этой категории, т. е. выяснение того, какие свойства реальности она отражает, составляет содержание проблемы времени. Эта проблема имеет ряд аспектов или уровней, связанных с выяснением смысла понятий, характеризующих различные свойства тех объективных отношений, которые рассматриваются нами как временные.

К понятиям этого типа относятся «прошедшее», «настоящее» и «будущее», понятие «поток» или «течение» времени, его «направление», «стрела» или «анизотропия», «необратимость», понятия «становление», «временной порядок», «одновременность» или «отсутствие временных отношений», «размерность» времени и ряд других.

Современное состояние обсуждения этих вопросов как в нашей, так и в зарубежной литературе способствовало осознанию того, что многие трудности, различное понимание и интерпретация проблемы обусловлены разным пониманием сущности времени и временных отношений. Это привело к выяснению возможности интерпретации временных отношений в рамках различных концепций или моделей времени.

Среди этих концепций можно выделить две пары наиболее фундаментальных, которые на первый взгляд являются взаимно противоположными, тогда как на самом деле их следовало бы оценить как взаимно дополнительные (в смысле принципа дополнительности Бора) концепции, которые акцентируют внимание на различных свойствах и сторонах времени.

1. Реляционная и субстанциальная концепции времени

Первая пара концепций по-разному истолковывает сущность времени и его отношение к веществу, субстанции, вернее к материальным событиям, составляющим Вселенную. Это так называемые субстанциальная и реляционная концепции времени. Хотя указанные концепции времени существуют с древнейших времен (Демокрит и Аристотель) и существовали в более поздние времена (Лейбниц, Ньютон), различие между ними было ясно осознано только в результате обсуждения философских вопросов, поставленных специальной теорией относительности (СТО), когда начали проводить различие между релятивистской и классической концепциями времени. Позднее в зарубежной литературе появился термин реляционная (relational) теория времени^[1], которой противопоставлялась «абсолютистская» концепция Ньютона.

Впервые сопоставление субстанциальной и реляционной концепций времени (именно как концепций) было проведено, насколько нам известно, Л. Б. Баженовым^[2]. Хотя суть различия между этими парами концепций одна и та же при всех наименованиях, представляется, что последняя терминология является наиболее удачной и всего точнее отражает их содержание.

Я. Ф. Аскин в книге «Проблема времени» (М., 1966) также употреблял термин «субстанциональная трактовка времени», которую он противопоставлял, однако, «трактовке времени как формы существования материи».

Субстанциальная концепция рассматривает время как особого рода сущность или нетелесную субстанцию, которая существует по своим законам, сама по себе, совершенно независимо от пространства, вещества и поля, от совершающихся в мире событий и взаимодействий между материальными системами, оказывая, однако, существенное влияние на их бытие и движение. Время, согласно этой концепции, придает событиям индивидуальность, устанавливает порядок их следования и длительность существования.

Ярким примером такого понимания времени является ньютоново абсолютное время. «Абсолютное, истинное, математическое время само по себе и по самой своей сущности без всякого отношения к чему-либо внешнему протекает равномерно и иначе называется длительностью»^[3].

Согласно субстанциальной концепции временные отношения имеют раз и навсегда данный, абсолютный характер. Временные отношения абсолютны здесь в двух смыслах: в смысле всеобщности и в смысле неизменности. Любая материальная система, любое событие связано временными отношениями со всеми остальными событиями, которые когда-либо существовали, существуют или будут существовать. Причем эти отношения абсолютно неизменны и одинаковы для всех возможных систем отсчета.

Временные отношения имеют, согласно субстанциальной концепции, предельно широкий характер, ибо в них включаются не только отношения «раньше — позже», но и отношение одновременности, которое рассматривается как отношение принадлежности событий к единому моменту абсолютного времени. Эта связь событий с одним мгновением абсолютного времени, как и связь событий во времени, есть временная связь; временные отношения являются в данной концепции первичными, далее неанализируемыми понятиями. Вопрос о реальном, физическом содержании этих понятий даже не ставится, ибо временные отношения устанавливаются здесь, выражаясь словами Ньютона, «сами по себе», «безотносительно к чему-либо внешнему».

Реляционная концепция рассматривает время как свойство или атрибут материи, как систему отношений между физическими событиями и телами. Эта система отношений не является первичной, ни от чего не зависящей. Напротив, она самостоятельного существования не имеет, а является следствием, результатом свойств взаимодействия материальных систем и событий.

В современном ее виде реляционная концепция была разработана в процессе создания и обсуждения философских проблем специальной теории относительности А. Эйнштейном, А. Роббом, Г. Рейхенбахом, В. А. Фоком, А. Д. Александровым, А. Грюнбаумом и др.

Ее также именуют релятивистской концепцией времени, поскольку она связана с истолкованием физического мира, в рамках основных идей теории относительности. Однако следует признать, что этот термин не совсем точен, ибо в подавляющей массе литературы, посвященной проблемам специальной теории относительности, время трактуется именно с точки зрения субстанциальной концепции, и необходимая связь специальной теории относительности и реляционной концепции времени вообще не осознается.

Согласно этой концепции, время является определенным отношением вступивших или вступающих во взаимодействие материальных систем или только обладающих возможностью в такое взаимодействие вступить.

В силу конечной величины скоростей передачи материальных взаимодействий^[4], верхней границей которых по современным представлениям является скорость света в вакууме, любое событие, любая материальная система связана временными отношениями не со всеми остальными событиями и материальными системами, существующими или когда-либо существовавшими во Вселенной (как это имеет место с точки зрения субстанциальной концепции), а только с теми из них, с которыми оно взаимодействует или имеет возможность взаимодействовать. Говоря более точно, события связаны временными отношениями только с теми событиями, которые происходят в пределах их световых конусов.

Для материальных систем и событий, находящихся вне пределов этих световых конусов, т. е. для событий, отношения между которыми характеризуются пространственно-подобным интервалом, временные отношения, если применить терминологию А. Эйнштейна, «не имеют физического смысла».

В реляционной концепции отношение одновременности приобретает значение, существенным образом отличное от значения этого понятия в субстанциальной концепции. Там одновременность означала принадлежность событий к одному и тому же мгновению времени и это делало в субстанциальной концепции одновременность временным отношением. В реляционной же концепции отношение одновременности означает просто невозможность материальных взаимодействий между событиями и, следовательно, отсутствие каких-либо временных отношений.

Это изменение смысла понятия одновременности по-разному выражается многими авторами. Так, Г. Рейхенбах говорит о том, что временной порядок таких событий «не определен»^[5], Дж. Уитроу говорит об областях «потенциальной одновременности» как релятивистском аналоге «абсолютной одновременности классической физики»^[6], В. А. Фок о «квазиодновременных событиях»^[7], А. Грюнбаум о «топологической одновременности»^[8] и т. д. Однако все эти разные термины и понятия имеют одно и то же значение, а именно, что временные отношения между такими событиями физически бессодержательны.

Следует подчеркнуть, что решающее различие между субстанциальной и реляционной концепциями состоит вовсе не в том, что первая исходит из возможности передачи материальных взаимодействий с бесконечно большими скоростями, а вторая отрицает такую возможность и настаивает на предельном характере скорости света, а в том, что первая вообще не связывает временные отношения с какими-либо взаимодействиями, тогда как вторая связывает существование временных отношений именно с возможностью материальных систем и событий в такие взаимодействия вступить.

Для субстанциальной концепции характерно, как мы уже говорили, понимание временных отношений как первичных, фундаментальных, ни к чему не сводимых. С точки зрения этой концепции совершенно безразлично, существует ли в природе возможность передачи материальных взаимодействий, с бесконечно большими скоростями, является ли скорость света высшим пределом для передачи материальных взаимодействий, и вообще существуют ли какие-либо взаимодействия между рассматриваемыми системами, могут ли эти системы или события взаимодействовать друг с другом. Независимо от ответов на эти вопросы, временные отношения между рассматриваемыми событиями с точки зрения субстанциальной концепции существуют, они являются раз и навсегда данными и ни от каких систем отсчета не зависят, не зависят ни от каких реальных или возможных взаимодействий.

Реляционная концепция рассматривает временные отношения как производные, существование которых зависит от возможности материальных взаимодействий между событиями.

Причем для реляционной концепции неважно, является ли скорость света высшим пределом распространения взаимодействий или нет. Если возможна передача материальных взаимодействий с бесконечно большими скоростями, тогда временные отношения в мире будут точно такие же, как и с точки зрения субстанциальной концепции, они будут уникальны, абсолютны и всеобщи, одновременность событий будет только абсолютной и в смысле уникальности, и в смысле всеобщности, и различие между субстанциальной и реляционной концепциями будет сводиться лишь к тому, связывают ли они существование временных отношений с возможностью материальных взаимодействий или нет.

Типичными примерами провозглашения такого рода реляционных концепций являются попытки восстановить картину мира классической физики путем обоснования возможности мгновенной передачи взаимодействий с помощью жестких стержней и неэластичных нитей. Хотя такие попытки обычно оцениваются в литературе как «классические», они представляют собой выражение реляционной концепции, но такой, которая стремится сохранить абсолютное время и абсолютную одновременность.

Если признавать скорость света высшим пределом скоростей передачи материальных взаимодействий, то мы получим картину мира специальной теории относительности. Если же окажется так, что в природе существуют взаимодействия, скорость света распространения которых выше, чем скорость света в вакууме, то это ничуть не затронет реляционную концепцию времени, а физическая картина мира, видимо, мало чем будет отличаться от картины мира специальной теории относительности, только в формулы преобразования вместо «с» войдет другая постоянная.

2. Статическая и динамическая концепции времени

Вторая пара взаимно-дополнительных концепций — статическая и динамическая концепции, или модели, времени характеризует различные точки зрения на соотношение времени и становления, бытия, существования материальных систем.

Согласно статической концепции нет никакой разницы в смысле статуса реального существования между событиями прошлого, настоящего и будущего. Все они существуют реально и, если можно так выразиться, «одновременно». Различие между ними примерно такое же, как и различие между разными точками поверхности Земли, и наше сознание, двигаясь вдоль своей мировой линии от прошлого к будущему, так сказать, только «наталкивается» на различные события, встречается с ними. Этот момент встречи переживается нашим сознанием как «настоящее время», «теперь» или «сейчас». Никакого объективного становления или, говоря более общó, возникновения и исчезновения событий и материальных систем, не существует. Становление — это иллюзия, возникающая в момент встречи сознания с тем или иным событием. «Исчезновение» события или вещи означает попросту удаление сознания от места встречи с событием в пространственно-временном континууме.

Согласно же динамической концепции реально существуют только события настоящего времени. События прошлого уже реально не существуют, события будущего еще реально не существуют. Эта концепция достаточно ясно выражена Т. Гоббсом: «Только настоящее имеет бытие в природе, прошлые вещи имеют бытие лишь в памяти, а будущие вещи не имеют никакого бытия»^[9].

Все множество событий и материальных систем, составляющих Вселенную, движется, так сказать, во времени, от прошлого через настоящее к будущему, реально испытывая становление, возникая и исчезая, превращаясь в другие события и материальные системы.

Относительно любого момента настоящего времени все остальные (будущие и прошлые) события непрерывно меняют свое положение. Будущие события становятся все менее будущими и через момент настоящего уходят в прошлое, становясь все более и более прошлыми. Момент настоящего времени объективно отделяет реально существующие события от их причинных «предков» и «потомков». Причинные «предки» существуют, так сказать, в нашей памяти, если мы когда-либо их переживали, либо в объективной действительности, в виде реальных следов или «протоколов», которые свидетельствуют о событиях прошлого, являясь в некотором роде остатками их бытия.

Причинные «потомки» существуют либо в нашем воображении, либо в наборе объективных возможностей, формируемых реальными соотношениями и взаимодействиями материальных систем в момент настоящего времени.

Статическая и динамическая концепции времени, так же как реляционная и субстанциальная, существуют уже в древнегреческой философии. Достаточно указать на динамическую концепцию времени Гераклита. Что же касается статической концепции, то ее фактически придерживались Парменид, Зенон и Платон. Парменид считал, например, что высшая реальность, которая лежит в основе чувственно воспринимаемого мира, существует вне времени. «Не возникает оно и не подчиняется смерти. Цельное все, без конца, не движется и однородно. Не было в прошлом оно, не будет, но все — в настоящем. Без перерыва, одно»^[10]. Он также утверждал, что если бы имелось становление, то вещи должны были бы возникать из ничего, а это он полагал логически невозможным. Зенон также пытался доказать своими апориями справедливость концепции Парменида о вневременном бытии. Платон же, как известно, считал, что время есть движущийся образ вечности, причем под вечностью он понимал не бесконечное время, а вневременное бытие.

После обсуждения проблем, связанных со статической и динамической концепциями времени в рамках античной философии, эти проблемы мало интересовали философов, и это, видимо, объясняется тем, что обе концепции можно было развести по разным сферам реальности. Динамическую отнести к сфере реального мира, оставляя для статической «высший», потусторонний мир.

После формулирования Ньютоном основных понятий классической механики, в частности понятия абсолютного времени, динамическая концепция рассматривалась как единственно возможная научная концепция времени и вопрос о каком-либо ином понимании времени даже не ставился.

Интерес к статической концепции времени был пробужден работами английского философа-персоналиста Мак-Таггарта, который в начале века, пытаясь доказать нереальность времени, сформулировал парадокс, который в современной западной литературе именуется «парадоксом Мак-Таггарта»^[11].

Мак-Таггарт обратил внимание на то, что временные отношения между событиями могут быть представлены, с одной стороны, в виде рядов или серий событий, члены которых связаны между собой отношениями предшествования и последовательности, порождаемыми отношениями «раньше (позже) чем». Эти ряды он назвал «В-сериями». Они соответствуют статической модели времени. С другой стороны, временные отношения этих же событий могут быть выражены их принадлежностью к прошлому, настоящему и будущему. Эти ряды он назвал «A-сериями». Они соответствуют динамической концепции времени.

Парадокс Мак-Таггарта состоит в следующем. Он доказывает неизбежность динамического понимания времени, поскольку только такое понимание способно выразить изменение и поскольку статическое понимание времени является производным от динамического.

Однако неизбежное динамическое понимание времени противоречиво. Эта противоречивость состоит в том, что любой член «A-ряда» является одновременно и настоящим и прошлым и будущим в силу изменчивости отношения принадлежности к этим временным сферам и отсутствия критерия выбора единого момента настоящего времени. Поскольку, по Мак-Таггарту, противоречивые понятия не могут быть истинным отражением реальности, а понятие времени противоречиво в силу неизбежности для его истолкования внутренне противоречивой динамической модели, то и время нереально, иллюзорно. Вообще говоря, почти то же писал еще Аристотель: «Что время или совсем не существует, или едва существует, будучи чем-то неясным, можно полагать на основании следующего. Одна часть его была и уже не существует, другая в будущем, и ее еще нет; из этих частей слагается и бесконечное время и каждый раз выделяемый промежуток времени. А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию»^[12].

Обсуждение парадокса Мак-Таггарта в современной англо-американской философской литературе вылилось в дискуссию о том, какая модель или концепция времени — динамическая или статическая — адекватно отражает свойства реального времени.

К сторонникам статической концепции времени можно отнести Б. Рассела, которого считают одним из основоположников логической теории времени, опирающейся на эту концепцию, а также Р. Брейтвейта, А. Айера, В. Куайна, А. Грюнбаума, Д. Смарта и др.

Они считают, что «A-ряды» (динамическая концепция) сводимы к «В-рядам» (статическая концепция), становление по времени имеет не объективный, а только психологический смысл. «В-ряды» объективны, и все события (прошлые, настоящие и будущие) равноправны относительно реальности их существования, а изменение может быть проанализировано с помощью статических временных отношений между качественно различными состояниями одной и той же вещи. Эта концепция хорошо формулируется словами Б. Рассела: «Прошлое, настоящее и будущее вытекают из временных отношений субъекта и объекта, тогда как отношения раньше или позже вытекают из отношений объекта и объекта»^[13].

Примерно то же самое говорит А. Грюнбаум. «Временные отношения раньше (до) и позднее (после) могут быть установлены между двумя событиями независимо от мимолетного „теперь” и какого-либо сознания. С другой стороны, разделение событий на прошлые, настоящие и будущие, присущее становлению, требует соотнесения с выражаемым наречием атрибутом „теперь”, так же как и с отношением „раньше” и „позже”… становление зависит от сознания потому, что оно не является атрибутом физических событий, но требует осуществления определенного концептуального осознания переживания происходящих физических событий»^[14].

Сторонники динамической модели времени (основателем логической теории времени, опирающейся на эту концепцию, считается Ч. Броад, а его последователями — Л. Стеббинг, Дж. Уисдом, П. Мархенке, А. Прайор, Д. Пирс, У. Селларс, С. Хемпшир, А. Страусов, Д. Финдлей, Р. Гейл) считают, что дело обстоит как раз наоборот, что «В-ряды» сводимы к «A-рядам» и могут быть проанализированы в рамках динамической концепции, что становление внутренне присуще всем событиям, что имеются существенные объективные различия между прошлым, настоящим и будущим и что динамическая концепция ведет к правильному пониманию сущности времени.

Мы не имеем возможности сколько-нибудь подробно рассмотреть здесь дискуссии по этим проблемам в западной литературе. Отметим только, что и та и другая сторона, в отличие от Мак-Таггарта, не сомневается в реальности и объективности временных отношений, и спор идет лишь о том, каков их реальный смысл, каково их реальное содержание. Что же касается проблемы объективности, проблемы реального физического содержания, то она затрагивает только понятие «становление», реальность которого утверждается сторонниками динамической и отрицается сторонниками статической концепции.

Необходимо отметить также, что обсуждение этих вопросов ведется, как правило, на уровне анализа логических высказываний и языковых выражений, в которых могут быть сформулированы эти различные точки зрения на реальность становления.

Мы не сомневаемся в том, что анализ логического и лингвистического содержания высказываний о временных отношениях имеет важное значение^[15]. Однако нас в данном случае интересует, какие преимущества и уязвимые места по сравнению с другими имеет та или иная концепция, из описанных выше четырех, с точки зрения их физического смысла и выражения объективного содержания временных отношений или проблемы «становления».

3. Проблема синтеза различных концепций времени

Субстанциальная концепция имеет следующие преимущества. Прежде всего, она в лице ньютоновой концепции абсолютного времени позволяет теоретически установить для всей Вселенной какую-то единую систему отсчета, относительно которой все события Вселенной могут быть упорядочены во времени. О необходимости для физики такой системы отсчета или, вернее, таких теоретических систем отсчета, говорил в свое время А. С. Эддингтон. «Внешние события, которые мы наблюдаем, как будто бы покрываются нашей собственной последовательностью времени, но в действительности не сами события, а чувственные восприятия, которые вызываются ими, укладываются во временную последовательность нашего сознания. С обычной точки зрения нет разницы между самими временными событиями и соответствующими событиями, вызванными их воздействием на наш мозг. Поэтому события грубо локализуются в нашей частной последовательности времени…». Указывая далее, что ошибочность подобных представлений была ясна уже в 1675 году, когда Рёмер доказал конечный характер скорости света, Эддингтон продолжает: «Имей предвзятую идею, что внешние события как-то должны быть сопоставлены мгновениям нашего частного сознания, физики устранили основные трудности, помещая события не в мгновения видимого восприятия, а в соответствующие предшествующие мгновения… Мы не будем придираться к этому полезному методу, который ведет к физическому времени. Мы только настаиваем на том, что нужно помнить о его искусственной природе и что первоначальное требование охватывающего весь мир времени возникло благодаря ошибке.

Нам, вероятно, все равно пришлось бы изобрести всеобщую сетку времени, чтобы получить полную координатную сетку, но мы были бы избавлены от значительной путаницы, если бы пришли к указанному решению как к произвольному построению, а не как к унаследованному ошибочному построению»^[16].

Таким образом, согласно Эддингтону, физика так или иначе нуждается в представлении о едином для Вселенной или хотя бы для разных систем отсчета абсолютном времени. Насколько он прав, можно убедиться на примере любой физической работы, в которой так или иначе используются временные измерения, координаты и переменные. Везде в них время трактуется в смысле субстанциальной концепции. Даже А. Эйнштейн, излагая основные положения своей теории, оказался не в состоянии обойтись без молчаливых ссылок на него. Однако необходимо помнить, как указывает Эддингтон, что абсолютное время теоретической физики есть не более чем произвольное, мысленное построение, которое достигается чисто теоретическим путем и не имеет строгого реального аналога в действительности.

Хотелось бы подчеркнуть, что применение таких абстрактных, идеализированных понятий в науке является обычным делом (точка, прямая, материальная точка и т. д.).

Другое преимущество субстанциальной концепций состоит в том, что с ней можно сопоставить довольно приемлемую материальную модель абсолютного времени и способ измерения длительности одних процессов с помощью подсчета числа циклов других равномерно Повторяющихся процессов.

Действительно, отвлекаясь от известных пределов, ограничивающих точность хода часов^[17], которые обусловлены не только аккуратностью их изготовления, но и воздействием внешней среды, можно сказать, что часы по отношению к сопоставляемым с ними событиям являются идеализированным аналогом абсолютного времени. Ибо по отношению к этим событиям часы идут «сами по себе» и их показания меняются «безотносительно к чему-либо внешнему», если под этим «внешним» подразумевать сопоставляемые с их показаниями события.

Материальным аналогом вселенского абсолютного времени было бы в таком случае множество одинаковых и одинаково идущих часов, расположенных во всех точках пространства и синхронизированных между собой. Синхронизация выражала бы наличие вселенской абсолютной одновременности.

Слабые стороны субстанциальной концепции состоят в том, что постулируемое ею необходимое для теоретической физики абсолютное время устанавливается только мысленно и ему, видимо, ничто не соответствует в реальном мире. Далее, хотя часы и являются вполне приемлемым, идеализированным в смысле точности хода аналогом абсолютного времени, они могут представить это абсолютное время только в одной точке пространства. Синхронизация же часов, расположенных в различных точках пространства, возможна, строго говоря, опять- таки только теоретически.

Наконец, субстанциальная концепция может только постулировать, провозгласить установление временного порядка между событиями, ибо с ее точки зрения временные отношения не связываются ни с какими физическими процессами или взаимодействиями.

Реляционная концепция, напротив, предлагает реальные физические основы для установления временного порядка. В рамках этой концепции временной порядок устанавливается с помощью объективных свойств реального мира (взаимодействия) и имеет физический смысл. Однако проблема установления единой системы отсчета временных координат получает здесь также только теоретическое, а не операциональное решение, а проблема измерения длительности событий и процессов всерьез в ее рамках пока не ставилась. Обычно молчаливо исходят из того, что и здесь длительность процессов можно фиксировать, как и в субстанциальной концепции, с помощью часов. Однако, видимо, имеет смысл продумать возможность установления длительности событий и процессов с помощью соотнесения их со скоростью света, вернее, с длительностью, необходимой свету, чтобы преодолеть то или иное расстояние.

Обе отмеченные выше концепции — субстанциальная и реляционная — вообще не затрагивают таких важных свойств временных отношений реального физического мира, как «течение» времени и «становление». Эти вопросы поднимаются, как уже говорилось, в споре между статической и динамической концепциями времени.

Преимущество статической концепции времени состоит в том, что она в общем и целом хорошо согласуется с реляционной концепцией, устанавливающей объективные отношения «раньше-позже». Ведь с точки зрения статической концепции только отношения временного следования и предшествования («раньше-позже») имеют физический смысл. Кроме того, предлагаемое ею понимание временных отношений полностью укладывается в те представления, которые выражаются четырехмерным пространственно-временным континуумом Минковского и понятием мировых линий, являющихся «биографиями» материальных систем. Необратимость времени также удовлетворительно выражается здесь понятием анизотропии, которое не связано с представлением о «течении» времени.

Однако картина мира, в котором имело бы место время со свойствами, приписываемыми ему статической концепцией, выглядит слишком фантастической и излишне сложной, чтобы ее можно было оценить как правдоподобную.

Здесь без видимых на то оснований увеличивается в бесконечное число раз количество физических сущностей, составляющих реальную Вселенную. Любая материальная система должна существовать во множестве экземпляров, каждый из которых соответствует «определенному моменту» статического времени. И поскольку с точки зрения этой концепции нет никакой разницы в смысле статуса реального существования между событиями прошлого, настоящего и будущего, все эти материальные системы должны состоять из одинаково реальных атомов и полей.

Уже с точки зрения старого принципа — «бритвы Оккама» — данная концепция представляется неправдоподобной, причем она вовсе не снимает проблемы становления, как полагают ее сторонники, усматривающие в этом главное ее достоинство.

Ведь если на самом деле «жизненные пути» или «мировые линии» материальных систем представляют собой, так сказать, длинные «очереди» материальных двойников этих систем, то все же между этими двойниками должна быть какая-то разница, выражающая в рамках статической концепции изменение этих предметов во времени или анизотропию их мировых линий. Вопрос о том, откуда появляются и чем обусловлены эти изменения в двойниках, и есть сформулированная в других терминах проблема становления, от которой статической концепции избавиться не удается.

Динамическая концепция свободна от отмеченных выше недостатков. Согласно этой точке зрения любая материальная система существует только «в настоящее время», «сейчас» или «теперь» в единственном экземпляре, и ее изменения представляют собой, грубо говоря, перегруппировку или замену составляющих ее материальных частиц. Эти представления полностью соответствуют закону сохранения энергии и принципу генетического тождества.

Однако возражения, которые выдвигаются против динамической концепции, также не лишены оснований и фиксируют ее определенные трудности.

Одним из основных аргументов против нее является указание на то, что ни одна существующая в настоящее время физическая теория, ни один физический закон не дают объективных критериев для выделения момента настоящего времени. И это действительно так. Однако, как отмечает один из сторонников динамической концепции американский философ Р. М. Гейл, подобная аргументация является уязвимой.

Требование к физическим теориям и законам обеспечить объективные критерии момента настоящего времени выходит за рамки тех задач, которые перед этими законами и теориями ставятся. Дело в том, что «любой такой закон или теория являются общими: их утверждения не ограничены во временном отношении, поскольку их действие распространяется на все времена. Поскольку закон или теория сохраняют свою истинность для любого момента времени, постольку они, очевидно, не могут служить критерием для выбора некоторого момента времени как данного настоящего: если они сохраняют свою справедливость во все моменты времени, они не могут быть истинными только для данного момента времени»^[18].

Однако, если физические теории и законы действительно не в состоянии предложить объективного критерия для выбора момента настоящего времени, то это не означает, что требование указать объективные критерии для его выделения лишено оснований.

Эта проблема ожидает своего решения в динамической концепции. Возможно, оно будет найдено на пути отказа от представления о едином для всей Вселенной моменте «теперь», что, вообще говоря, вполне логично после отказа от абсолютной одновременности и учета того, что различные моменты настоящего времени для различных материальных систем могут обладать разной длительностью, а может быть, еще на каком-то ином пути.

Нас в данном случае удовлетворяет пока констатация того факта, что все эти концепции в чем-то превосходят друг друга, а в чем-то уступают друг другу.

Видимо, будущая теория времени будет вынуждена найти какой-то синтез всех этих концепций, причем такой, который впитал бы в себя положительные стороны разных концепций и элиминировал отрицательные.

Нам представляется, что стержнем будущей теории времени все же останется реляционная концепция, которая уже сейчас в состоянии соотносить свойства времени с реальными физическими свойствами объективного мира и, видимо, она будет дополнена представлениями, которые пронизывают динамическую концепцию, хотя сейчас реляционной концепции, как мы уже говорили, более соответствует статическая концепция времени.

См.: A. Grünbaum. Fundamental Philosophical Issues in the Special Theory of Relativity; in: «Kritik und Fortbildung der Relativitätstheorie», ed. K. Sapper, Graz, Austria, 1958, S. 5. ↑
См.: «Философия естествознания». M., 1966, стр. 137. ↑
И. Ньютон. Математические начала натуральной философии. Перевод А. Н. Крылова, — Собрание трудов академика А. Н. Крылова, т. VII. М.—Л., 1936, стр. 30. ↑
Вернее, в силу отсутствия в природе мгновенного распространения материальных взаимодействий с бесконечно большими скоростями, будь то в рамках концепции дальнодействия, будь то в рамках концепции близкодействия. ↑
Г. Рейхенбах. Направление времени. М., 1962, стр. 61, 63. ↑
Дж. Уитроу. Естественная философия времени. М., 1964, стр. 383. ↑
В. А. Фок. Против невежественной критики современных физических теорий. — «Вопросы философии», 1953, № 1, стр. 171. ↑
А. Грюнбаум. Философские проблемы пространства и времени. М., 1969, стр. 44. ↑
Т. Гоббс. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М., 1936, стр. 49. ↑
«Античные философы». Тексты. М., 1935, стр. 13. ↑
R. Gale. The Language of Time, London — New York, 1968. ↑
Аристотель. Физика, IV, 10, 218а. М., 1936, стр. 76. ↑
В. Russel. On the Experience of Time. — «The Monist», 25 (1915), p. 212. ↑
А. Грюнбаум. Философские проблемы пространства и времени. М., 1969, стр. 384. ↑
Подобное освещение этих дискуссий читатель может найти в статьях: А. А. Ивин. Логические теории времени. — «Вопросы философии», 1969, № 3; Он же. Логика времени — «Неклассическая логика». М., 1970, стр. 124—191. ↑
А. С. Эддингтон. Теория относительности. М.— Л., 1934, стр. 46—47. ↑
Кстати сказать, абсолютная точность хода часов является не столь уж необходимой, хотя бы по причине неизбежности погрешностей измерения. ↑
R. Gale. The Language of Time, p. 224. ↑