Мозг человека

1. Мозг — продукт развития материи
История учения о психической деятельности человека носит на себе печать непримиримой многовековой борьбы материалистического и идеалистического мировоззрений.
Данные науки позволили ученым создать стройное учение о деятельности мозга, проникнуть в тайну психической деятельности человека и животных. Большая заслуга в этом принадлежит великим ученым И. М. Сеченову и И. П. Павлову. Еще в 60-х годах прошлого столетия И. М. Сеченов показал, что основным механизмом психической деятельности является рефлекс, т. е. закономерно возникающая в ответ на внешнее раздражение реакция организма, осуществляемая при помощи центральной нервной системы. И. П. Павлов на большом фактическом материале вскрыл и сформулировал основные принципы работы нервной системы и ее высшего отдела — головного мозга. И. М. Сеченов и И. П. Павлов привели неоспоримые доказательства правильности одного из основных положений марксистско-ленинской философии — положения о первичности материального мира и вторичности сознания.
Энгельс писал по данному поводу: «…Наше сознание и мышление, как бы ни казались они сверхчувственными, являются продуктом вещественного, телесного органа — мозга»[1]. Для идеализма характерным является, напротив, отрыв сознания от его материального субстрата — мозга.
Многовековая борьба материализма с идеализмом, идущая со времен глубокой древности и не прекращающаяся в настоящее время, несмотря на убедительные данные естествознания, особенно ярко выражена в вопросе о психической деятельности человека и животных.
Материалистическое учение о происхождении организмов, созданное знаменитым английским биологом Чарльзом Дарвином, показало, что мозг является продуктом приспособления живых существ. Благодаря же работам Ф. Энгельса мы знаем, что на высшем уровне своего развития, в связи с возникновением общественных форм труда, мозг становится активным орудием преобразования окружающей среды на благо человеку. Поскольку, таким образом, мозг — продукт длительного биологического и исторического развития, мы можем понять его природу и законы его работы, только рассмотрев последовательные этапы его эволюции. Такое рассмотрение представляет большой интерес — оно наглядно показывает, как по мере совершенствования головного мозга инстинктивная, безусловно-рефлекторная деятельность животных постепенно дополняется более сложными рефлексами, вначале элементарной, а затем все более развитой мыслительной активностью и, наконец, превращается в высшую, социально обусловленную форму психики — в сознание человека. Проследим в общих чертах этот удивительный процесс, закономерно совершающийся в условиях взаимодействия организма и окружающей среды.
Сравнение нервной системы низших и высших животных помогает понять, как постепенно формировалось одно из основных свойств живой материи — способность воспринимать и отражать явления внешнего мира, как усложнение нервной системы обусловило переход от раздражимости к ощущению, от ощущения к восприятию и мышлению. Действительно, простейшие одноклеточные организмы еще вообще не обладают нервной системой. Ее функцию выполняют наружные слои протоплазмы, которые воспринимают раздражения окружающей среды. Естественно, что реакции подобного одноклеточного организма чрезвычайно примитивны, но простейший анализ внешних раздражений здесь уже налицо: одноклеточный организм удаляется от источников вредоносных раздражителей и, наоборот, приближается к источникам пищи. Следовательно, на уровне «донервных» функций уже имеют место, в наиболее примитивной своей форме, три составные части рефлекса, т. е. восприятие раздражений, их анализ и отраженное действие. У многоклеточных организмов возникает своеобразное «разделение труда» между клетками, проявляющееся в специализации последних. Одни клетки образуют кожу и чувствительные органы (периферические части анализаторов), предназначенные для восприятия воздействий окружающей среды. Другие клетки образуют ткань скелетной мускулатуры, внутренних органов и т. д. Кроме того, появляются клетки, специализирующиеся на проведении возбуждений, вызванных внешними или внутренними для организма раздражителями, на анализе возбуждений и осуществлении двигательных или секреторных ответов на раздражения.
Все эти клетки, снабженные многочисленными отростками, образуют в совокупности нервную систему. В наиболее примитивной форме нервная система возникла у таких многоклеточных животных, как гидра и медуза. Она имеет здесь характер диффузной сети, рассеянной по всему телу животного и образованной нервными клетками и их волокнами. Любое возбуждение, вызванное раздражением тела этого животного, распространяется по сетевидной нервной системе во всех направлениях и вызывает в ответ движение всего тела, как целого.
В процессе дальнейшей эволюции организмов, в связи с изменением условий их существования (выход жизни из водной среды, где она впервые зародилась, на сушу), изменяется и их нервная система. Нервные клетки концентрируются в своеобразные тяжи, схема расположения которых повторяет общую схему тела этих животных. Возникает «тяжевая» нервная система. У морской звезды образуется околоротовое нервное кольцо, от которого в «лучи» ее тела отходят нервные тяжи, связанные с наружными покровами и мышцами. Следовательно, уже на данном этапе развития нервной системы намечается прообраз ее разделения на части центральную и периферическую. У червей концентрация нервных элементов становится еще более отчетливо выраженной, и мы встречаемся здесь с так называемым «узловым» этапом в развитии нервной системы. Нервные узлы, или ганглии, соединяясь у червей перемычками, образуют так называемую нервную цепочку. В передней ее части имеются два особенно больших узла — подглоточный и надглоточный. Последний уже можно считать прообразом головного мозга.
Тот факт, что надглоточный узел — прообраз головного мозга возникает именно в передней части нервной цепочки, является еще одним ярким выражением ведущей роли влияний окружающей среды в процессе возникновения и формирования нервной системы. Действительно, при движении наибольшее количество раздражений падает на головную часть, нервные элементы которой специализируются на анализе этих раздражений и регулировании активности всех остальных узлов нервной цепочки. Нервной системой, построенной по типу нервной цепочки, обладает большое число беспозвоночных животных, причем, в связи с постепенным усложнением их тела, усложняется и нервная цепочка, а отдельные узлы менее равномерно располагаются по длиннику тела. Наиболее мощные из них связываются с наиболее интенсивно работающими органами, в частности с конечностями. Усложняется и головная часть нервной цепочки, связанная с такими воспринимающими образованиями (анализаторами), как глаза, органы обоняния, слуха и т. д., которые позволяют животным ориентироваться на расстоянии.
Совершенствование нервной цепочки у насекомых и ракообразных явилось одним из направлений в развитии животного мира. Другим направлением оказалась постепенная концентрация нервных элементов, обусловившая возникновение единого органа — нервной трубки с утолщением на ее верхнем конце. По этому принципу построен спинной и головной мозг всех позвоночных, начиная от рыб, земноводных, пресмыкающихся и кончая млекопитающими, включая человека. Если узловая нервная система является субстратом инстинктивных, т. е. врожденных, целесообразных реакций, то трубчатая нервная система, с ее бурно развивающимся головным концом, открыла дорогу для увеличения роли индивидуального опыта позвоночных. Как известно, очевидная целесообразность инстинктивных актов служила, да и сейчас еще служит нередко поводом для псевдонаучных суждений о каком-то сверхъестественном начале, якобы управляющем жизнью даже наиболее примитивных организмов. В действительности инстинкты представляют собою лишь сложные цепи безусловных рефлекторных актов, основанных на наследственно закрепившихся нервных связях. Несмотря на то что инстинктивное поведение насекомых или ракообразных может быть очень сложным, едва изменится привычная обстановка, животное оказывается беспомощным и целесообразный характер его поведения сразу утрачивается. Проткните, например, дно восковой ячейки, — пчела все равно будет носить в эту ячейку мед, несмотря на то, что последний через отверстие вытекает.
Рядом ученых было показано, что на уровне узловой нервной системы можно вырабатывать и условные рефлексы, однако последние не. имеют для животных решающего биологического значения.
Иные отношения имеют место на уровне трубчатой нервной системы позвоночных. Будучи представлена в наиболее примитивной своей форме, например, у ланцетника, нервная трубка обеспечивает реакции вряд ли более сложные, чем у червей. У ланцетника от нервной трубки отходят, однако, парные нервы к сегментам тела, и, следовательно, уже появляется отчетливое разделение нервной системы на центральную и периферическую части. Поскольку в том месте, где у позвоночных возникает головной мозг, у ланцетника имеется только зачаток более сложной организации нервных элементов трубки, все отношения с окружающей средой осуществляются у данного животного спинным мозгом, а зачаток будущего головного мозга не является еще в сколько-нибудь отчетливой форме анализатором окружающей среды.
Однако на более высоких уровнях развития, у позвоночных, анализ и синтез раздражений начинают в возрастающей степени осуществляться головным мозгом, который значительно увеличивается в объеме по сравнению со спинным. Особую роль в этих процессах отражения окружающей среды начинают играть передние отделы головного мозга, постепенно превращающиеся в его большие полушария.
Все это усложнение головного мозга тесно связано с развитием нервного аппарата органов чувств, анализаторов, позволяющих воспринимать раздражения на расстоянии при помощи зрения, обоняния и слуха. Уже у рыб головной мозг подразделяется на три основных отдела: задний мозг, средний мозг и передний мозг.
Развитие первого тесно связано со слухом, второго со зрением, третьего — с обонянием. Задний мозг, в состав которого входит и мозжечок (орган равновесия и координации движений), кроме восприятия изменений давления и колебаний водной среды, осуществляет у рыб регуляцию двигательных реакций и управление внутренней средой организма. В нем располагаются ядра блуждающего нерва, регулирующего кровообращение, дыхание, пищеварение, и другие жизненно важные нервные центры. Средний мозг регулирует зрительные реакции, включая движение глазных яблок. Развитие этого отдела отчетливо коррелирует со степенью развития зрения различных рыб. Развитие зрения, происходящее в связи с повышением биологической роли последнего у более высокоорганизованных животных, приводит к дальнейшему усложнению среднего мозга у земноводных и пресмыкающихся и к особому усовершенствованию этого образования у птиц. Передний мозг имеется уже у рыб, однако здесь он еще не достигает значительного развития. Только у двоякодышащих рыб в нем появляются полушария. Из переднего мозга образуются так называемый конечный мозг и мозг промежуточный (зрительные бугры). Конечный мозг делится у земноводных, например у лягушки, на два полушария. В дальнейшем развитии этого отдела мозга и выражается фактически вся последующая эволюция центральной нервной системы.
У млекопитающих полушария головного мозга покрываются так называемой корой, составленной из многослойно расположенных нервных клеток. По мере совершенствования коры больших полушарий анализ внешних раздражений становится все более сложным. Кора мозга позволяет млекопитающим чрезвычайно гибко приспосабливаться к условиям окружающей среды. В ней все более совершенно происходит анализ и синтез возбуждений, которые приходят в нее от периферических частей анализаторов, непосредственно связанных с воспринимающими системами органов чувств. Зрительный анализатор связан в коре мозга с затылочной частью, слуховой — с височной, кожный — с теменной и т. д.
Большую роль в жизнедеятельности животных играют промежуточный мозг и подкорковые узлы конечного мозга (т. е. скопления клеток, расположенных ниже коры). Это — механизмы сложнейших безусловных рефлексов и инстинктов. Общеизвестно, например, значение инстинктов в поведении птиц. У этих животных подкорковые узлы конечного мозга достигают очень большого развития. И на более поздних этапах эволюции, у высших животных и человека, наряду с прогрессирующим развитием коры больших полушарий, существенной является особенность эволюции подкорковых образований.
Впервые кора больших полушарий мозга начинает появляться в виде тонкого клеточного слоя у пресмыкающихся. Это наиболее старая по времени своего появления и примитивно построенная кора, связанная в основном с переработкой обонятельных раздражений. У пресмыкающихся появляется зачаток и так называемой новой коры, однако настоящее развитие последняя получает только у млекопитающих (рис. 1).

У млекопитающих начинают развиваться области коры, которые вступают в особую связь со зрением и слухом, в то время как области, связанные с обонянием, относительно уменьшаются. Весь этот процесс бурного роста новой коры приводит к значительному дальнейшему усложнению строения и увеличению полушарий головного мозга млекопитающих. У сравнительно низко организованных млекопитающих, таких, как крыса, кролик и т. п., полушария сохраняют простую форму, имеют гладкую поверхность, причем относящаяся к обонянию более старая часть коры еще занимает значительное пространство в нижней части полушария. Но уже у хищных, например у собаки, льва, тигра и др., полушария настолько увеличиваются, что начинают покрывать расположенные позади отделы головного мозга (средний мозг, мозжечок) наподобие плаща. У обезьян этот процесс покрытия мозжечка еще более увеличивается и последний почти полностью, как и у человека, исчезает под нависающими полушариями. Резко изменяется соотношение между старой обонятельной корой и новой; последняя многократно увеличивается по сравнению с первой. Одновременно с вытягиванием полушарий назад они загибается и с боков, образуя у обезьян височную долю.
Одновременно с ростом новой коры, сзади, с боков и книзу ее поверхность значительно увеличивается за счет образования складок, получивших название борозд и извилин. Расположение борозд и извилин у различных млекопитающих оказывается неодинаковым. У сравнительно близко стоящих друг к другу видов животных, относящихся к одним и тем же отрядам и в особенности семействам, еще можно обнаружить определенное сходство в структуре борозд и извилин. Но чем дальше в зоологическом отношении стоят животные, тем большие различия выступают при сопоставлении формы их мозга.
Особенно глубокие различия в величине и форме мозга и в развитии борозд и извилин отмечаются при переходе от низших обезьян к высшим и от последних к человеку. Так, например, маленькая игрунковая обезьяна обладает совершенно гладким мозгом; у низшей мартышкообразной обезьяны мозг покрыт бороздами и извилинами, но и их еще сравнительно немного; у высших обезьян, таких, как шимпанзе, орангутанг или горилла, поверхность полушарий покрыта уже большим количеством борозд и извилин, и еще более возрастает количество борозд и извилин у человека (рис. 2).
Следует подчеркнуть, что процесс развития мозга животных полностью детерминирован биологическими факторами, развитие же мозга человека детерминировано не только биологическими, но главным образом и прежде всего социальными условиями.
Такова история формирования мозга и коры его больших полушарий, если рассматривать эти образования макроскопически, на глаз. Как же изменяется и совершенствуется строение коры, если этот процесс исследуется под микроскопом?
В отличие от пресмыкающихся, у которых зачаток новой коры однороден по своему клеточному составу, у млекопитающих дальнейшее развитие мозга выражается не только в колоссальном увеличении числа клеток коры, но также в том, что эти клетки становятся все более разнообразными по своей форме и, самое главное, располагаются послойно друг над другом. Основной тип строения коры — шестислойный, а главные составляющие ее элементы — нервные клетки имеют форму зерен и пирамид.

Отростки этих клеток идут в различных направлениях. Волокна клеток, имеющих форму зерен, не выходят за пределы коры и разветвляются вокруг клеток других слоев. Волокна пирамидных клеток обладают длинными отростками (аксонами), идущими в белое вещество мозга, через которое они достигают еще более низко расположенных отделов или связывают различные участки коры друг с другом. В свою очередь из белого вещества снизу в кору поступают многочисленные волокна, исходящие от подкорковых образований и периферических частей анализаторов. Эти волокна поднимаются вверх сквозь слои коры и дают отростки к различным ее клеткам.

Такое устройство коры, сложно-разветвленное расположение в ней отростков клеток создает исключительно выгодные условия для распространения нервных возбуждений в пределах мозга в самых разнообразных направлениях с одновременным захватом многих не смежных его отделов.
В зависимости от расположения, а также формы клеток кора больших полушарий делится на целый ряд различающихся друг от друга участков, получивших название «полей» (рис. 3). Они отличаются друг от друга не только по своему строению, но и по характеру осуществляемой ими деятельности; так, некоторые из них оказываются связанными с анализаторами двигательными (рис. 4), зрительными (рис. 5), слуховыми (рис. 6) и т. д.

Изучение этих полей показало, что они усложняются и возрастают по своему числу при переходе от низших млекопитающих к человеку. Действительно, если подвергнуть микроскопическому исследованию кору мозга ежа, то можно видеть, что ее поверхность разделяется на два больших отдела, из которых нижний, относящийся к функции обоняния, превосходит верхний, занятый новой корой. Новая кора этого животного разделяется всего на несколько полей. В середине каждого полушария можно видеть поле, связанное с кожным анализатором. Сзади находится поле, связанное со зрительным анализатором, а сзади и снизу — со слуховым анализатором.

Впереди располагается поле, из которого идут двигательные импульсы к нижележащим отделам головного и спинного мозга. У грызунов новая кора уже намного превышает по площади старую, так называемую обонятельную часть полушария; кроме того, у грызунов появляются поля, которых не было у ежа. С увеличением количества полей становятся более резкими и границы между ними.

Еще более сложной становится кора у хищных. И особенно в демонстративной форме этот процесс прогрессивного количественного и качественного усложнения выступает, если обратиться к обезьяне и человеку. Чтобы показать его, сравним микроскопическое строение коры низшей обезьяны (мартышка), высшей (шимпанзе) и человека.

Мозг низшей обезьяны по расположению корковых полей мало чем отличается от мозга хищных, однако кроме полей, связанных с анализаторами, здесь уже отчетливо выделяются поля в пределах лобной и нижнетеменной областей. В коре мозга высших обезьян обнаруживается дальнейшее значительное увеличение лобной и нижнетеменной областей (см. рис. 2) и составляющих их полей. У человека наблюдается огромное усложнение лобной, теменной и височной областей коры, в которых происходит дальнейшая дифференцировка полей и подразделение их на подполя. В особенности усложняется лобная область и район, занимаемый нижней лобной извилиной — поля 44, 45, 46 — и нижнетеменной областью — поля 39, 40 (см. рис. 3 и 7).
Таковы в общих чертах основные этапы эволюции строения коры больших полушарий — органа, возникшего в процессе длительного развития живых существ и обеспечивающего все более полное и точное отражение явлений окружающего мира.
2. Строение мозга человека
Рассмотрим теперь более подробно высший продукт этой многовековой эволюции — мозг человека.
Большая продольная борозда делит мозг на два полушария — правое и левое, которые соединены между собой большой спайкой (мозолистым телом). Поверхность полушарий испещрена многочисленными извилинами и бороздами. Каждое из них делится на доли: впереди — лобная, за ней — теменная, самая задняя — затылочная, а сбоку — височная.
Если бы разгладить все извилины коры мозга, то можно было бы увидеть, что площадь ее поверхности составляет 0,16—0,21 квадратных метра.
От средней части основания мозга отходят двенадцать пар нервов, которые связывают мозг со всеми частями головы. Только одна пара из этих нервов спускается ниже. Это блуждающие нервы. Их веточки можно найти и в грудной клетке, и в брюшной полости.
Если отделить одно полушарие от другого, то видно как располагаются его отделы. В самом низу виден толстый валик — продолговатый мозг. Он является как бы продолжением спинного мозга, но кверху становится шире. К нему прилегает выпуклая часть — мост. Здесь же располагается центр дыхания, центр, регулирующий сужение и расширение кровеносных сосудов, а также целый ряд центров для осуществления сложных, жизненно необходимых актов, таких, как глотание, сосание, потоотделение и многие другие.
Впереди продолговатого мозга расположен средний мозг. Дальше, как продолжение среднего мозга, лежит промежуточный мозг. Все эти образования в совокупности составляют ствол мозга, от которого попарно отходят черепномозговые нервы.
Под полушариями расположен мозжечок. Он похож на головной мозг в миниатюре. В нем тоже есть два полушария и много борозд, разделяющих его на узкие извилины. Мозжечок играет важную роль в координации движений, в поддерживании равновесия и правильной позы тела.
Над стволом расположены большие полушария. Говоря о стволе мозга, нельзя не коснуться клеточной структуры, которая приковывает к себе в последние десятилетия внимание исследователей всего мира. Это так называемая ретикулярная система мозга. Последняя была описана еще в прошлом веке и представляет собою обилие клеток и волокон, на первый взгляд беспорядочно разбросанных в средней части ствола мозга. Уже давно было известно, что эти клетки связывают друг с другом различные и порою жизненно важные аппараты ствола мозга в единое целое. Позднее морфологи показали, что ретикулярная формация не однородна по своему клеточному составу, а состоит из большого количества различных ядер и простирается от верхних отделов спинного мозга до переднего отдела промежуточного мозга, залегая между проводящими путями анализаторов и соединяясь с ними посредством многочисленных коллатералей.
На основе многочисленных физиологических экспериментов зарубежных и наших отечественных исследователей было установлено, что ретикулярная формация способна оказывать как возбуждающее, так и тормозящее влияние на механизм мозга, причем эти влияния могут распространяться как в восходящем, так и в нисходящем направлении. Изучение восходящих влияний показало, что ретикулярная система имеет непосредственное отношение к поддержанию тонуса, к активации коры больших полушарий, к регулированию смены сна и бодрствования. Кроме того, было обнаружено, что в противоположность раздражению органов чувств, обусловливающему изменение состояния строго определенных специфических частей коры, раздражение ретикулярной формации вызывает диффузные ответы в различных корковых структурах.
Все эти интересные и важные факты зачастую получают, однако, методологически неправильную трактовку в зарубежной литературе. Деятельность ретикулярной формации некоторые зарубежные исследователи истолковывали в отрыве от деятельности систем анализаторов и связывали с ней сугубо корковые процессы, как воспоминания, память, сознание и прочее. Советские ученые много сделали для вскрытия этих ошибок и для того, чтобы разработать правильный строго научный подход к вопросу о связи функций коры и ретикулярной формации. Они показали, что ретикулярная формация не является каким-то изолированным образованием ни с морфологической, ни с физиологической точки зрения. Она без резких границ переходит в специфические системы (системы анализаторов) и может функционировать только в том случае, если получает от анализаторов соответствующие раздражения. Как по своим связям, так и по своей структуре ретикулярная система, хотя и является очень важной системой, но представляет собою систему вспомогательную и зависимую от анализаторных систем. Поэтому связывать с ней высшие психические функции совершенно необоснованно.
Рассмотрим теперь более подробно полушария головного мозга человека. Нервные клетки располагаются в них по периферии, образуя тонкий серый покров толщиной в несколько миллиметров. Это и есть высший отдел мозга — его кора. Именно с корой связана, как мы уже указывали, высшая нервная деятельность человека — его психическая жизнь. По самым скромным подсчетам кора мозга человека содержит более 14 миллиардов клеток. Эти клетки расположены отчетливо видимыми под микроскопом слоями. Всего таких слоев насчитывали шесть. Один слой не похож на другой. В верхних слоях, особенно во 2-м и 4-м, часто встречаются клетки округлой фор595 мы (зерна). Клетки нижних слоев имеют преимущественно пирамидную и веретенообразную форму. Каждая из этих клеток имеет многочисленные ветвящиеся отростки — дендриты. «Тело» клетки составляет лишь одну десятую ее массы, а 9/10 приходится на отростки. Используя оптический микроскоп с большим увеличением, можно видеть, что множество дендритов усеяно короткими «шипиками» (рис. 8).
Нервные клетки различных участков мозга отличаются друг от друга не только по. своей форме, по количеству отростков, но и по характеру «шипиков» на этих отростках. Благодаря «шипикам» одна клетка может иметь более 4—5 тысяч контактов с другими клетками. Общее количество связей, естественно, достигает при этом астрономического числа. Характер этих связей различен. В одних случаях длинное волокно одной нервной клетки оканчивается на теле другой клетки (рис. 9). В коре полушарий чаще встречается, однако, другой тип связи, когда длинный отросток одной нервной клетки — аксон встречается с дендритами другой (см. рис. 8).
В этих условиях увеличивается поверхность соприкосновения между клетками и создается морфологическая основа для сложнейшего их взаимодействия. Многообразие связей в коре во многом, по-видимому, обеспечивает аналитическую и синтетическую деятельность мозга.
Нервные клетки различных слоев характеризуются особенностями строения не только дендритов и аксонов, но также и «шипиков» на дендритах. В онтогенезе, т. е. на протяжении жизни индивидуума, шипики начинают проявляться относительно поздно — в конце эмбрионального периода (примерно начиная с 6—8 месяцев) и быстро развиваются в первые месяцы после рождения. Прежде всего шипики появляются в наиболее рано созревающих первичных полях коры больших полушарий, например в полях прецентральной области. Среди различных нервных клеток шипики ранее всего обнаруживаются на крупных пираыидных клетках 5-го слоя.
Исследования невронов, т. е. тел клеток со всеми их отростками, показывают, что в процессе исторического и индивидуального развития происходит непрерывный рост их количества и усложнение как их собственной структуры, так и связей, существующих между ними. Известный английский физиолог Шеррингтон, в свое время изучавший эти вопросы, назвал эти межневрональные связи синапсами.


В настоящее время можно считать твердо установленным, что существует два основных типа межневрональных синапсов. К первому типу относятся так называемые аксосоматические, или терминальные, окончания, когда аксон одной клетки образует синапс с телом другой клетки, Ко второму типу относятся аксодендритические, или коллатеральные, окончания, когда аксон одной клетки разветвляется, оканчиваясь на дендритах другой клетки. Следует отметить, что за последнее время появились работы, в которых говорится о дендрито-дендритных, аксо-аксональных, а также аксо-вазальных связях, т. е. связях аксона клетки с близрасположенными сосудами.
Первый тип связей изучен довольно хорошо. Гораздо большие трудности представляет изучение второго типа связей из-за отсутствия полноценных методов фиксации и окраски. Новые исследования, посвященные изучению особенностей структуры невронов и межневрональных связей, поддерживают высказанное нами[2] в свое время предположение о том, что если в спинном мозгу, а также в стволовых образованиях имеют место преимущественно аксосоматические связи, то в коре превалируют связи аксодендритического типа. Новые данные о межневрональных связях, обогащая представления об интимных морфологических и физиологических механизмах мозговой деятельности, представляют одновременно значительный интерес также для клиники нервных и психических заболеваний, для понимания причин, вызывающих нарушение функций мозга. Наши исследования показали, в чем заключаются особенности изменения межневрональных связей (синапсов) при воздействии на организм различных токсических веществ. Обнаружилась, например, ясно выраженная чувствительность и избирательная поражаемость дендритов и их связей, наряду с отсутствием поражения тела клетки, при введении в организм сравнительно небольших доз токсических веществ типа фозостигмина. При увеличении же дозы этих веществ поражение захватывало не только дендритные системы и их связи, но и тело клетки.
Подобные факты указывают на исключительный интерес, который представляют исследования, направленные на изыскание химических и фармакологических веществ, избирательно действующих на определенные структурные образования мозга. В настоящее время найден целый ряд химических веществ — так называемых ингибиторов, действующих тормозяще на синаптические образования нервной системы, особенно на синапсы коры больших полушарий, вызывая определенные психические нарушения. Вместе с тем расширяется изучение и синтезирование фармакологических веществ, блокирующих тормозящее действие этих химических средств, и, следовательно, создаются условия для лечения психических заболеваний. Так, например, найден препарат циклон, который блокирует развитие психоза у человека, вызванного другим веществом. Работа в данном направлении основывается на развитии изучения химического состава нервной ткани, который очень сложен.
В мозгу содержатся белки, представляющие сложные комплексы, связанные преимущественно с липоидами (например, фосфоросодержащий белок — нейроглобулин и нейростромин), нуклеиновые кислоты, разнообразные липоиды (цереброзиды, холестерин, фосфатиды) и углеводы, являющиеся основным источником энергетических процессов. В мозгу содержатся также различные экстрактивные вещества (например, креатин), а также ферменты, катализирующие превращение белков, углеводов и липоидов. Кроме того, возбуждение тех или иных отделов мозга сопровождается освобождением специфических физиологически активных веществ, получивших название медиаторов, т. е. передатчиков нервного возбуждения. Сложность химического состава мозга усугубляется тем обстоятельством, что в различных участках мозга он не одинаков. Это совпадает и с неодинаковым значением, которое имеют различные участки мозга в общей целостной его работе.
Успехи современной биохимии открыли новые возможности изучения тончайших биохимических процессов, лежащих в основе высшей нервной деятельности. А комплексные исследования биохимиков, фармакологов, физиологов, морфологов и клиницистов создают важные и заманчивые перспективы не только теоретического познания интимных механизмов деятельности мозга, но и практического применения этих знаний в борьбе со сложными нервными и психическими заболеваниями.
Мы остановились кратко на значении, которое имеет изучение тонкого строения межневральных связей для психоневрологической теории и практики. Нам хотелось бы, однако, сделать еще несколько замечаний по поводу особенностей строения и деятельности коры больших полушарий головного мозга.
Нельзя не отметить прежде всего той роли, которую сыграло в последние годы изучение межневрональных связей при помощи электронного микроскопа, т. е. исследование этих связей при сверхмощном увеличении, порядка нескольких десятков тысяч раз. До электронномикроскопических исследований находились еще скептики, которые считали, что «шипики», например, являются не нервными образованиями, а продуктами обработки нервной клетки солями серебра. Электронный микроскоп показал реальность существования шипиков на дендритах, как подлинных морфофизиологических структур. Не было также ясно, как именно передается нервное возбуждение, построена ли нервная система из отдельных невронов, только соприкасающихся друг с другом (невронная теория), или тончайшие волокна соединяют одну нервную клетку с другой, переходят из одной клетки в другую, образуя своеобразную сеть — синцитий (невропильная теория).
Электронный микроскоп показал, что диффузированной структурной единицей нервной системы является неврон, безоговорочно подтвердив тем самым справедливость невронной теории. Благодаря электронной микроскопии была открыта возможность изучить также интимную структуру синапсов. Оказалось, что между отростками нервных клеток в месте их контактирования существуют тончайшие межсинаптические щели, которые не мог показать оптический микроскоп, поскольку их толщина исчисляется в 100—150 Å, т. е. всего лишь миллионными долями миллиметра. Во время передачи нервного импульса в эти щели выделяются так называемые медиаторы — вещества, передающие нервное возбуждение от одной нервной клетки к другой.
Вряд ли нужно подчеркивать, что сказанное выше отнюдь, конечно, не исчерпывает все многообразие особенностей строения и деятельности межневрональных связей. Эти связи осуществляются при помощи сложных химических реакций, электрических явлений и т. д. Мы не можем, однако, на всех этих важных специальных моментах задерживаться, так как хотели бы осветить в основном лишь вопросы строения и общих принципов деятельности головного мозга.
Кора мозга состоит, как уже мы об этом говорили, из центральных или мозговых концов различных анализаторов, каждый из которых имеет в ней свою территорию или область. Это доказано наблюдениями над больными людьми и многочисленными опытами с удалением различных отделов коры у животных — кроликов, кошек, собак, обезьян. Удаление или повреждение, например, височной области приводит к различным нарушениям слуха, повреждение передних отделов полушарий, в частности так называемой двигательной области, — к нарушениям движений, вплоть до полной их потери (паралича) и т. д.
В мозговом конце каждого анализатора имеются участки, характеризующиеся особыми чертами строения. В одних участках какой-нибудь из шести слоев расщепляется на два или три (поле 17 — см. рис. 5), в других — одного из слоев не хватает (поле 4 — см. рис. 4). Иногда в соседних участках число слоев одинаково, а величина клеток, густота их отростков различны. После детального изучения всех этих особенностей были составлены так называемые архитектонические карты мозга, подобные-той, которая дана на рис. 3. Вся кора на таких картах разделена на структурно отличные участки, имеющие свое характерное клеточное строение и получившие название цитоархитектонических полей. В каждом полушарии мозга таких полей насчитывается свыше пятидесяти. Было показано, что анализаторы представлены в коре не одним, а несколькими клеточными полями. Так, например, корковый конец двигательного анализатора (двигательная область) состоит из двух полей коры, зрительного анализатора — минимум из трех и т. д. К сожалению, мы еще не знаем границ и взаимосвязей анализаторов в коре.
Работами советских авторов, в основу которых были положены фило- и онтогенетические исследования мозга, установлены индивидуальные варианты клеточной структуры — архитектоники коры больших полушарий мозга человека (рис. 10).

В мозгу человека между определенными полями и подполями встречаются переходные участки, называемые некоторыми авторами «зонами лимитрофных адаптаций». Эти участки характеризуются смешанными признаками строения двух соседних полей, между которыми они располагаются. Отмечено, что эти зоны особенно выражены между полями филогенетически более новых областей, таких, как лобная, нижняя теменная, височная, но они имеются и между полями филогенетически более старыми (см. рис. 3).
Можно предполагать, что эти участки, налагающие своеобразный отпечаток на структуру каждого мозга, являются зонами перекрытия между корковыми концами различных анализаторов. В то же время не исключена возможность (особенно в филогенетически более новых полях), что эти участки представляют собой зоны формирования новых корковых структур, поскольку они в онтогенезе выражены лишь в более старших возрастах. Такие же участки переходных зон хорошо выражены между полем 40 нижней теменной области и полем 37 височно-теменно-затылочной подобласти, а также между другими филогенетически новыми полями коры мозга.
Кроме указанных выше индивидуальных особенностей строения, можно отметить также наличие модификаций внутри отдельных полей коры мозга. Этих модификаций структуры особенно много в филогенетически новых полях.
Существование индивидуальной вариабильности в строении коры мозга человека опровергает расовые теории различных лжеученых, утверждавших примитивность структур мозга у «низших» рас. Исследованиями установлено, что индивидуальные варианты строения коры оказываются даже более значительными, чем все то, что ранее описывалось как особенности расовые[3].
В процессе эволюции происходит постепенное усложнение структуры и функции нервной системы в целом. Это усложнение касается всех корковых концов различных анализаторов, но особенно процесс усложнения встречается в формировании корковых концов новых анализаторов, т. е. специфически человеческих областей (лобной, нижней теменной, части височной области) коры мозга.
Известно также, что И. П. Павлов определил речевую функцию как «чрезвычайную прибавку» в мозгу человека. Какие же сдвиги в строении мозга человека можно отметить по сравнению с мозгом низших и высших обезьян? Структурные особенности архитектонических полей, имеющихся в мозгу человека, в той или иной степени выражены и в мозгу обезьяны. Однако многочисленные исследования показывают значительные различия в совершенствовании и сложности этих структур у человека, и особенно в областях мозга, имеющих преимущественное отношение ко второй сигнальной системе (поля 44, 45, 21, 37, 39, 40).
Ранее было показано, что мозг человека во всем своем многообразии и сложности структуры является продуктом длительного исторического развития. Интересно, что на протяжении своего формирования в процессе эмбриональной жизни мозг человека в общих чертах повторяет этапы своего исторического развития. Как это видно на рис. 11, на ранних стадиях эмбриональной жизни мозг человеческого плода лишен борозд и извилин и напоминает мозг некоторых сравнительно низко организованных млекопитающих (ср. рис. 2). Только постепенно, на более поздних стадиях развития мозг плода увеличивается в размерах, покрывается бороздами и извилинами, одновременно совершенствуясь в своем микроскопическом строении.

После того как мы познакомились в общих чертах с тем, как в процессе биологического развития возник мозг и каково его устройство у человека, остановимся кратко на аппаратах, при помощи которых мозг связывается с окружающим миром. Эти аппараты получили в учении И. П. Павлова название анализаторов. Под анализатором понимается система, в которую входит воспринимающий прибор, т. е. соответствующий из органов чувств, и связанные с ними отделы периферической и центральной нервной системы. Анализаторы разлагают действия явлений окружающего мира на отдельные раздражения: световые, звуковые, осязательные, вкусовые и т. д. Возбуждения, вызванные зрительными раздражениями, достигают затылочной доли мозга, звуковыми — височной, осязательными — теменной и т. д.
Разберем для примера работу зрительного анализатора. Лучи света, падающие на глаз, воспринимаются сетчатой оболочкой. Под действием света в сетчатке возникает процесс возбуждения, передающийся сначала к подкорковым зрительным центрам головного мозга, а затем— коре мозга, в центральный или мозговой отдел зрительного анализатора (поля 17, 18, 19).
Уже первая стация зрительного анализатора — глаз —построена очень сложно. В сетчатой оболочке глаза находятся светочувствительные элементы — свыше ста миллионов так называемых «палочек» и около 7 миллионов так называемых «колбочек». Последние связаны с ганглиозными клетками сетчатки, отростки которых образуют зрительный нерв. По зрительному нерву возбуждение от сетчатки глаза передается в мозговые отделы зрительного анализатора. Центральная или корковая часть зрительного анализатора состоит из многих сотен миллионов нервных клеток, сложно соединенных между собой своими отростками. Здесь происходит сложный анализ пришедших сигналов. В результате деятельности зрительного анализатора у человека, как и у животного, возникают зрительные ощущения и восприятия предметов и явлений.
Головной мозг и в особенности кора больших полушарий обладает замечательной способностью, как образно выразился И. П. Павлов, замыкать друг с другом раздражения, которые пришли в нее по системам анализаторов. Такое свойство позволяет животному и человеку подвергать не только анализу, но и синтезу приходящие раздражения, отражая окружающий мир и получая представления о взаимосвязи отдельных явлений. Теория механизма анализаторов и механики замыкания была разработана И. П. Павловым, как учение о «первой сигнальной системе», общей для человека и животных.
Человек имеет, однако, кроме этой первой сигнальной системы, общей для него с животными, также еще так называемую вторую сигнальную систему — систему словесной сигнализации действительности. Слово является для человека таким же реальным раздражителем, как свет, звук, запах и т. и. Слово — это вместе с тем сигнал, который может заменять любые другие раздражители. Вследствие этого в процессе трудовой деятельности на основе слов, языка, развилось специально человеческое, абстрактное мышление. Попытаемся пояснить это на примере. Предположим, что у человека выработан условный рефлекс на звонок. Этот рефлекс может сохраниться и при замене звука звонка словом «звонок», произнесенным и написанным. Кроме того, условный рефлекс может быть вызван и другими словами, близкими по смыслу к тому слову, на которое он был выработан первоначально, в то время как слова, отдаленные от этого первоначального сигнала по смыслу, условной реакции вызывать не будут. Следовательно, слово является сигналом особого типа — сигналом обобщающим.
Речь возникла как результат общественного труда, коллективной деятельности; следовательно, речевое мышление человека — это выражение качественно отличной от животных деятельности второй сигнальной системы. Однако физиологические механизмы восприятия и передачи словесных сигналов во многом те же, что и механизмы передачи любых других сигналов, идущих по системам анализаторов. Процессы мышления происходят поэтому во многом по тем же закономерностям анализаторной деятельности, которые определяют работу первой сигнальной системы.
3. О локализации функций в мозгу
На протяжении последних полутора веков важную роль в развитии учения о мозге сыграла так называемая проблема локализации функций. В начале прошлого века исследователи, вслед за известным анатомом Галлем, пытались связывать различные психические способности, особенности характера, различные склонности и т. п. со структурой и деятельностью узко ограниченных участков мозга. Это направление породило даже целое учение, так называемую френологию. Френологи, последователи Галля, полагали, что на основании выпуклостей и впадин костей черепа можно определять характер человека, его склонности, способности, пороки. Исходя из обычного положения, о локализации сложных психических процессов в небольших изолированных участках мозга, френологи думали, что увеличение массы мозгового вещества в месте развития той или иной способности вызывает выпуклость черепа над этим участком мозга и, следовательно, та или иная способность может быть обнаружена путем наружного обследования черепа человека.
Несостоятельность этих взглядов стала ясной уже очень скоро, и поэтому как бы в противовес узколокализационистским представлениям физиологом Флурансом в 30-х годах прошлого века было выдвинуто учение об «эквипотенциальности», т. е. функциональной равнозначности всех участков коры мозга. Действительно научное изучение локализации функций в мозгу животных и человека началось, однако, только после того, как экспериментально было установлено, что раздражение электрическим током различных участков мозга вызывает различные реакции как у подопытных животных, так и у человека на операционном столе. Начиная с 70-х годов прошлого столетия в разработку проблемы локализации включилась масса исследователей, у нас, в частности, школы В. М. Бехтерева и И. П. Павлова. Основываясь на наблюдениях над людьми с повреждениями или с заболеваниями мозга, а также на данных опытов с разрушениями и удалениями различных участков мозга у животных, исследователи пришли к определенным выводам по поводу представительства в коре больших полушарий многих более элементарных сенсорных (чувствительных) и моторных (двигательных) функций. Однако по поводу локализации более сложных форм мозговой активности, в частности функций второй сигнальной системы, опять развернулись ожесточенные споры. В настоящее время можно с определенностью сказать, что человеческое сознание, мышление является результатом целостной деятельности всего мозга, продуктом сложнейшего взаимодействия мозговых центров, происходящего на основе механизма анализаторов и механизма замыкания. Однако в этой целостной деятельности мозга отдельные его структуры не равнозначны. Так, например, функция речи нарушается по-разному в зависимости от того, какие участки мозга оказываются поврежденными болезненным процессом. Повреждение задней части верхней височной извилины, а также близлежащих участков нижнетеменной области может привести к нарушению понимания слышимого, в то время как какие-либо болезненные очаги в заднем отделе нижней лобной извилины приводят к затруднению воспроизведения речи, к утрате способности произносить слова, хотя больной может все отлично понимать.
Можно привести и другие примеры тому, как отдельные повреждения мозга влекут за собой те или иные нарушения его деятельности. Болезненные очаги в нижнетеменной области могут привести к тому, что у человека нарушается способность выполнять хорошо усвоенные на протяжении жизни и на первый взгляд казалось бы очень простые действия. В клинике нервных заболеваний такое расстройство называют апраксией. Человек разучивается зажигать спичку, брать ложку, вставлять ногу в туфлю и т. д., хотя у него нет никаких параличей и его мускулатура функционирует нормально.
Таким образом, естествознание все глубже проникает в закономерности строения и деятельности мозга. Работа целой армии ученых убедительно подтверждает, что деятельностью мозга объясняются те явления, которые долгое время оставались непонятными, таинственными, что даже тончайшая и сложнейшая психическая деятельность может быть предметом строго научного, объективного исследования. Психика человека, следовательно, предстает как свойство наиболее развитой и высокоорганизованной материи — мозга, а наука о мозге тем самым оказывает неоценимые услуги для дальнейшего углубления диалектико-материалистического понимания мира.
Следует, однако, помнить, что и в настоящее время, несмотря на огромные успехи в изучении структуры и функции мозга, продолжается борьба между последовательным материализмом и разными видами идеализма в понимании природы «духовной жизни», сознания и мышления человека.
Вместе с тем диалектический материализм ведет борьбу против вульгарного механистического материализма, упрощенно рассматривающего сложные проблемы сознания и мышления человека.
В капиталистических странах весьма распространенными в настоящее время являются различные формы дуалистического мировоззрения. Так, один из участников симпозиума «Мозг и сознание», происходившего в 1954 г. ею в Оксфорде, Кюби[4] открыто выступил с заявлением, что «сознание есть абстракция и не может быть объектом научного исследования».
Для того чтобы показать, как своеобразно в настоящее время дуалистические концепции отражаются в умах многих зарубежных исследователей, приведем еще некоторые примеры.
Не так давно знаменитый английский невролог Ч. Шеррингтон открыто отстаивал религиозно-мистические взгляды на работу мозга, на психику человека. Признавая сложность функции мозга, Шеррингтон настаивал, что механизмы мозговой деятельности пускаются в ход и действуют благодаря какому-то «психическому принципу», существующему вне мозга, познание которого является делом не науки, а «естественной теологии».
Один из современных крупных представителей нейрофизиологической науки, Экклс, известный своими тончайшими экспериментальными исследованиями физиологии клеточных элементов центральной нервной системы, пытается идти еще дальше в попытках отрыва сознания и мышления от мозга. По мнению Экклса, Шеррингтон, Эдриан и другие, утверждая связь сознания с находящимся вне мозга «духом», не показывали, как эта связь осуществляется. Сам же Экклс пытается доказать, что связь сознания с мозгом происходит только при определенных состояниях «материально-энергетической системы коры», когда «дух» действует на мозг, механически передвигая и сближая межневрональные связи. Так, более чем своеобразно, выдающийся физиолог интерпретирует современные успехи в изучении строения нейрона и его тончайших связей, в понимании функций мозга. Нельзя, однако, сказать, что идеалистические воззрения Экклса сколько-нибудь новы или оригинальны. Подобную же роль «души» в свое время признавал, как известно, Декарт, описывая, как «дух» механически передвигает маленькую железу — вместилище души, расположенную в глубине мозга.
Некоторое время тому назад в журнале «Америка» имело место выступление заведующего кафедрой антропологии Пенсильванского университета Л. Айсли. В своей статье Л. Айсли вслед за Уоллесом (современник Дарвина) считает, что человеческий мозг, при превращении обезьяны в человека, возник настолько быстро, по сравнению с «черепашьим» ходом развития остального животного мира, что его образование не может быть объяснено естественными причинами с позиций дарвинизма. По его мнению, это «чудо», и поэтому «некий духовный фактор должен руководить развитием мозга».
Все остальное содержание статьи и, в частности, вновь напоминаемая в ней история о пильтдаунском человеке нужны автору только для того, чтобы подчеркнуть, что, стремясь объяснить происхождение мозга как результат естественного отбора, он не видит тем не менее другого выхода, как принять упомянутый выше сугубо идеалистический вывод. Для «обоснования» своей позиции Л. Айсли придает пильтдаунской находке то значение, которого она никогда не имела (как известно, данные антропологических исследований свидетельствуют о том, что возраст человечества равняется приблизительно одному миллиону лет, а пильтдаунская находка якобы показала, что человек уже существовал в эпоху питекантропа и, следовательно, он древнее, чем думали ранее). Когда же было установлено, что пильтдаунская находка — фальсификация, то Л. Айсли не нашел ничего лучшего, как сказать, что вот, дескать, была возможность объяснить происхождение мозга естественными причинами, но увы, она утрачена, а все остальные научные данные теоретически бессильны дать объяснение столь быстрого его возникновения.
Примеры подобных трактовок грубо псевдонаучного характера можно было бы продолжить. Таким образом, к сожалению, не только среди необразованных людей, но и среди ученых имеется немало таких, которые, еще в настоящий момент, признают существование души, независимой от мозга.
Подобного рода воззрения имеют место в какой-то степени в силу существования многих еще нерешенных вопросов, касающихся сложных механизмов структуры и функции мозга. Однако нет сомнения в том, что созданное в нашей стране учение о высшей нервной деятельности позволяет развивать далее науку о мозге по методологически правильному пути.
Советской науке, И. П. Павлову принадлежит заслуга экспериментального физиологического обоснования сформулированной в свое время И. М. Сеченовым проблемы единства организма и окружающей среды, а также открытия условных рефлексов, приобретаемых организмами на протяжении их жизни и способных изменяться или даже вовсе исчезать в зависимости от условий окружающей среды. Именно учение об условных рефлексах дало возможность И. П. Павлову сосредоточить внимание на принципе нервизма и обнаружить процессы, при помощи которых осуществляется связь организма с окружающей средой. И. П. Павлов показал, что эта связь практически осуществляется двумя наиболее общими механизмами высшей нервной деятельности — механизмом анализаторов и механизмом временных связей, играющих сигнальную роль в жизнедеятельности организмов и получивших название «первой сигнальной системы». При помощи этой системы реализуется установленный Дарвином закон изменчивости и приспособления к окружающей среде как у человека, так и у животных. Однако в процессе превращения обезьяноподобных предков в человека в указанных механизмах нервной деятельности возникла чрезвычайная прибавка в виде появления «второй сигнальной системы», позволившей человеку от чувственного, конкретного мышления животных сделать шаг в сторону отвлечения и обобщения, т. е. к возникновению у него абстрактного мышления, возможности образования понятий, суждений, умозаключений, сложных логических построений и т. п. Только на данной ступени развития возникла возможность правильного отражения существенных закономерных связей в природе и обществе, появилось то, что называется сознанием.
Павловские принципы нервизма и структурности до сих пор остаются важными вехами в методологически правильном направлении современного изучения мозга. Принцип структурности диктует необходимость связывать функцию со структурой. В этом отношении весьма показательным является прогрессивное развитие мозга, как органа мысли, в частности нашедшее конкретное выражение в работах Института мозга АМН СССР (И. Н. Филимонов[5], Е. П. Кононова[6], И. А. Станкевич[7] и др.) по эволюции коры головного мозга и ее онтогенезу у человека.
С другой стороны, экологическое направление в эволюционной морфологии анализаторов, развиваемое в Институте мозга В. П. Зворыкиным[8], показало на конкретном материале, что прогрессивное развитие коры больших полушарий является только одной стороной эволюции мозга человека. Этому исследователю удалось разрешить проблему, уже давно занимавшую умы ученых, а именно: какими структурными особенностями слухового анализатора определяется тот факт, что собака, летучая мышь, дельфин воспринимают ультразвуки, а человек их практически не слышит? Оказалось, что данные особенности определяются не за счет слуховой коры или кортиева органа (периферической части слухового анализатора), а исключительным развитием системы подкорковых (стволовых) слуховых формаций, достигающих у летучей мыши и дельфина уникальной величины и сложности и сильно рудиментированных у человека. В. П. Зворыкин выдвигает в своих работах гипотезу о том, что способность воспринимать ультразвуки не является казуистическим свойством отдельных млекопитающих (как это расценивается в литературе), а представляло собою свойство всех млекопитающих, которое, однако, было утеряно в процессе эволюции отряда приматов, причем обезьянами частично, а человеком почти полностью.
Таким образом, данное исследование показывает, что человек одновременно приобрел одни свойства слуха, связанные с восприятием речи, и потерял многое в широте диапазона восприятия звуков (ультразвуки). Первое нашло свое выражение в прогрессивном развитии коркового конца слухового анализатора, а второе в редукции (частичной) всей системы подкорковых слуховых формаций. У млекопитающих, воспринимающих особенно высокие ультразвуки (до 150 000 колебаний в секунду, в то время как предел слуха человека 20 000 колебаний в секунду), было обнаружено огромное увеличение и усложнение упомянутых подкорковых слуховых формаций и, на примере летучей мыши, наиболее примитивное развитие коркового конца слухового анализатора. Таково одно из конкретных проявлений диалектической связи структуры и функции.
Методологически очень важно подчеркнуть, что изучение мозга в плане единства структуры и функции в свою очередь вызывает необходимость комплексного подхода к этой проблеме, и не только морфологического и физиологического, но вообще интеграции усилий различных наук — не только биологии и медицины, но химии, физики и математики. Ни одна область знания не нуждается в этом так, как наука о мозге. Такой подход раскрывает новые пути, новые возможности в познании интимных механизмов мозговой деятельности.
Действительно, буквально на наших глазах применение электронного микроскопа раскрыло загадку синапса не только в морфологическом отношении, но подтвердило и даже конкретно показало роль химических процессов в передаче нервного возбуждения с клетки на клетку. Весьма заманчиво оказалось изучение тончайших био- и гистохимических процессов клеточной структуры мозга, уже сейчас открывшее возможности воздействия так называемыми психотропными веществами на центральную нервную систему при различных формах нарушений мозговых функций человека.
Не менее заманчивы перспективы кибернетической науки в понимании сложных информационных систем работы мозга. Применение кибернетики в биологии открыло возможности моделирования отдельных систем организации центральной нервной системы. Однако кибернетика может развиваться только на основе глубокого познания физиологических механизмов, связи организма с окружающей средой.
Решающим же для дальнейшего прогресса научного знания является то, что диалектико-материалистическая направленность в этих научных изысканиях обеспечивает методологически правильную интерпретацию вскрываемых закономерностей, а новые успехи в науке о мозге в свою очередь обогащают марксистско-ленинскую философию, позволяя в еще более глубокой и конкретной форме ставить основной гносеологический вопрос — проблему первичности материи и вторичности человеческого сознания.
- К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 285—286. ↑
- С. А. Саркисов. Некоторые особенности строения неврональных связей коры большого мозга. М., 1948. ↑
- См. С. А. Саркисов. К вопросу о так называемых расовых признаках в строении коры большого мозга человека. «Невропатология и психиатрия», 1939, вып. 7, стр. 27; «Цитоархитектоника коры большого мозга человека», под ред. С. А. Саркисова, И. Н. Филимонова и Н. С. Преображенской. М., 1949; Е. П. Кононова. Развитие некоторых полей лобной области, имеющих отношения к речедвигательному анализатору (поля 44 и 46). В кн.: «Структура и функция анализаторов человека в онтогенезе». М., 1961, стр. 237; IO. Г. Шевченко. Индивидуальные и групповые вариации строения коры большого мозга (нижнетеменной области) современных людей. «Вестник АМН СССР», 1956. № 6, стр. 35. ↑
- L. S. Кubiе. Psychiatric and psychoanalitic considerations of the problem of consciousness. В кн.: «Brain mechanisms and consciousness». A symposium. Oxford, 1954. ↑
- И. Н. Филимонов. Общие закономерности развития большого мозга. В кн.: «Неврологические проблемы. Сборник, посвященный 80-летию проф. С. Н. Давиденкова». Л., 1960. ↑
- Е. П. Кононова. Лобная область большого мозга. Л., 1962. ↑
- И. А. Станкевич. Сравнительная характеристика онтогенеза большого мозга человека и низшей обезьяны. М., 1964. ↑
- В. П. Зворыкин. Морфологические основы ультразвукового восприятия млекопитающих. В кн.: «Структура и функция нервной системы». М., 1962; В. П. Зворыкин. Морфологическая перестройка слухового анализатора, связанная с сужением диапазона воспринимаемых звуков у приматов. М., 1964. ↑