Из истории идеологической борьбы вокруг теории относительности
Теория относительности появилась в эпоху, когда все ярче раскрывалась несостоятельность механицизма. И сама эта теория, по сути дела, была направлена против программы построения всей физики на основах механики Ньютона. При этом положении естественно, что она встретила отпор, доходивший до отчаянного сопротивления со стороны убежденных механистов, которые никоим образом не могли мириться с новым развитием физики. Весьма метко выражено это М. Планком, который верно отмечал, что тот, кто смотрит на механическое мировоззрение, как на постулат физического мышления, никогда не помирится с принципом относительности[1]. Ярый противник теории относительности П. Ленард утверждал, что теория относительности означает невозможность механического понимания природы[2].
Известно, что крушение механицизма привело к оживлению идеализма, который пытался «изгнать материализм» из физики. Та своеобразная форма идеализма, которая была тесно связана с позитивизмом Маха, была названа Лениным «физическим» идеализмом. В этой попытке подменить материализм как философскую основу физических наук идеализмом и состоит суть кризиса в физике.
«Физические» идеалисты спекулировали на временных трудностях бурного роста физики, в частности на трудностях, на которые наталкивались законы сохранения массы и энергии; они абсолютизировали относительность наших познаний, изменения в законах они толковали вообще как отсутствие объективных закономерностей и т. д.
Теория относительности, которая недвусмысленно доказывала существование объективных законов, строгую значимость законов сохранения и пр., была направлена против идеализма. Поэтому долгое время она была объектом атак со стороны идеалистического лагеря, который впоследствии был вынужден изменить свое отношение к ней, пытаясь переистолковать по-своему ее содержание.
В действительности, отражая правильно и более углубленно закономерности физического мира, теория относительности подтверждает основные положения диалектического материализма о пространстве, времени и движении и конкретизирует их на естественнонаучной основе.
Механистическая реакция против теории относительности
Для механистов теория относительности означала не более и не менее как запутывание ясных представлений механики. Их понимание теории относительности удачно выражено в виде дополнения к известному двустишию Поупа о Ньютоне:
Был этот мир глубокой тьмой окутан,
Да будет свет! — И вот явился Ньютон…
следующими строками:
Но Сатана недолго ждал реванша.
Пришел Эйнштейн — и стало все, как раньше[3].
Точку зрения механистов можно резюмировать так: все в теории относительности неустановлено, гипотетично; все ее предсказания могут быть объяснены другим путем; ничто нас не заставит изменить «привычный ход мыслей»[4], т. е. механического миропонимания.
Главную атаку механисты сосредоточивали на вопросе об эфире. Сторонники механицизма прилагали чрезвычайно настойчивые (и бесплодные) условия спасти эфир, нагромождая одну гипотезу на другую. Так, например, Ленард вводил два эфира: эфир и праэфир. Первый из них является чем-то вроде оболочки около каждого тела и участвует полностью в его движении, в то время как праэфир является полностью неподвижным и по отношению к нему можно определить абсолютное движение[5].
На самом деле эфир был детищем механического мировоззрения. Он был живым воплощением идеала однотипного механического объяснения различных природных явлений. И в этом смысле он в свое время напрашивался вполне естественно. Представление это, однако, претерпело крушение. Аналогия между световыми и звуковыми явлениями оказалась поверхностной. Еще исследования по поляризации света показали, что световые колебания являются поперечными (в то время как звуковые являются продольными). Отсюда следовало, что эфир должен быть твердым телом, так как поперечные колебания возможны лишь в твердом теле. При этом, имея в виду большую частоту световых колебаний, следовало принять, что эфир должен обладать колоссальной твердостью. И в то же время его плотность должна быть ничтожной, чтобы позволять беспрепятственное движение космических тел и чтобы не быть измеримой опытным путем. Одним словом, эфир стал сочетанием несовместимых и буквально парадоксальных механических свойств. На основе учения о теплоемкости Максвеллом (1875 г.) был сделан вывод о том, что «эфир не обладает молекулярным строением»[6]. Первоначальное механическое представление об эфире медленно, но верно отмирало. Таким образом, постепенно отказывались от всех механических свойств эфира, и единственное свойство, которое еще признавала за ним электронная теория, была его неподвижность, что тоже не выдержало проверки опытом.
Что касается теории относительности, то она отрицает эфир в его механическом представлении. Под эфиром Эйнштейн понимал физические свойства пространства, тесно связанные с гравитационным полем[7].
Опираясь на представление об эфире, механисты противопоставляли принципу относительности идею о некоторой привилегированной системе. Так, Толст пытался заменить эфир неким «нейтральным полем неподвижных звезд»[8]. Утверждая, что инерциальные системы образуют некоторую иерархию, позитивист Т. Цийен пытался по- своему обосновать абсолютное движение[9]. Рецидивы подобной идеи встречаются и до последнего времени. Так, А. Максимов пытался отнести все движения и траектории тел к вещественной «среде», в которой они совершаются, к «существенной системе»[10].
Попытку примирить теорию относительности с представлением о мировом эфире, который в целом покоится и определяет так называемую мировую систему отсчета, предпринимает Йеллинек[11].
В связи с этим, поскольку Йеллинек охотно ссылается на Эддингтона, заслуживает внимание мысль Эддингтона, что простое обнаружение факта, что наша система отсчета менее совершенна, чем какая-нибудь другая, не привело бы к большему, перевороту в науке; но признание полного равноправия нашей системы отсчета с бесчисленным множеством других систем влечет за собой полный пересмотр самой интерпретации и значения понятия системы отсчета[12].
Сюда следует отнести и точку зрения В. Штерна[13]. Он постулирует существование «принципиально привилегированного пространства» и абсолютного движения, слагающегося из всех относительных движений[14]. Считая это единственно материалистическим решением вопроса, он осуждает теорию относительности как идеалистическую, отрицает ряд ее положений[15].
Эта точка зрения была раскритикована при обсуждении его книги в ряде работ[16], а также в замечаниях редакции к предварительному заключению дискуссии по философским вопросам современной физики. Взгляды Штерна справедливо охарактеризованы как защита механистических представлений в физике[17].
Другой формой механицизма является отрицание особого закона распространения света и стремление подчинить его обычному механическому закону (сложение скоростей). В этом заключается так называемая баллистическая гипотеза В. Ритца, согласно которой — в духе корпускулярного понимания — скорость света зависит от движения светового источника[18]. Аналогичная попытка была предпринята позже Ла Роза[19] и еще рядом авторов, среди которых отметим претенциозную книжечку французского военного инженера и промышленника Бурбона под заглавием «Имеет ли право Эйнштейн?», в которой он заявляет, что теория относительности фальшива уже в своей исходной позиции, утверждая неизменность скорости света для всех наблюдателей. Вместо этого сей автор провозглашает, что «свет подчиняется тому же закону инерции, что и материя. Скорость света не должна иметь никакой привилегии»[20].
В непосредственной связи с этим отрицается относительность пространства и времени и защищается абсолютное время дорелятивистской механики. В некоторых кругах критика новых представлений о пространстве и времени стала модой. На этом поприще подвизались такие авторы, как Виттиг, Дюброка, Лередю, Варколье и др.[21]
Вообще сторонники механицизма (в том числе и считающие себя диалектическими материалистами) в своей борьбе против теории относительности доходят до явного нигилизма. Все это очевидно говорит о непримиримости механицизма с теорией относительности, преодолевающей механизм на почве самой физики. Тут ярко проявляется консерватизм некоторых авторов, которые не могли мириться с самым духом новой физики. А между тем, говоря словами Вейля, «новый цикл развития был закончен, — по крайней мере, что касается основных идей… Возврата нет; научная мысль перешагнет когда-нибудь дальше, за пределы того, что достигнуто сегодня, но возвращение к старой, слишком тесной схеме, больше невозможно»[22].
Теория относительности и сторонники идеалистической философии
В идеалистической философии нет единой линии по вопросу об оценке теории относительности. Тем не менее на первых порах превалирует отрицательное отношение к ней. Так, Э. Мах в предисловии (1913 г.) к первому тому своей книги «Принципы физической оптики», изданной посмертно, писал: «… роль предтечи (теории относительности. — А. П.) я должен отклонить с тою же решительностью, с какой я отверг атомистическое вероучение современной школы или церкви…»[23]. Говоря далее, что теория относительности кажется ему «все более догматической», он обещает остановиться на вопросах, почему и насколько он ее отбрасывает, и обосновать свои возражения во втором томе того же сочинения, которому, однако, так и не суждено было выйти.
Эта линия поддерживалась и некоторыми другими махистами.
Отметим, что А. Эйнштейн, который в молодости испытал некоторое влияние Э. Маха, осознал несостоятельность махистской философии[24]. Кстати, еще первые работы Эйнштейна в области молекулярной физики по своему существу направлены против махистского отрицания этого направления в физике. По свидетельству Райзера, еще к 1910 г. Эйнштейн относился враждебно к махистской точке зрения, но развил эти свои взгляды впоследствии[25].
Враждебно была встречена теория А. Эйнштейна и со стороны ряда кантианцев, ибо эта теория посягала на «святая святых» кантианского априоризма, именно на возведение в ранг априорных форм сознания абсолютных пространства и времени.
В ряде работ Эйнштейн высказывался против кантианского априоризма[26]. Полная противоположность теории относительности кантианству подчеркивается и авторами, далекими от материализма[27].
Не удивительно поэтому, что ряд представителей кантианства, таких как А. Мюллер, Л. Гольдшмидт, Е. Маркус, а также родственных им философов, выступает против нового учения[28]. Характерно в этом отношении резкое мнение Г. Шольца. «Можно ли примирить кантовское учение о пространстве и времени с эйнштейновской физикой?» — ставил он вопрос и отвечал: «Нет. Тут есть только: или — или. Или Кант или Эйнштейн». И несколько далее: «Больно нам или нет — это другое дело, но истина в том, что пути от Канта к Эйнштейну не существует»[29].
Бергсон, в свою очередь, признает, что его философская концепция длительности естественно гармонирует с универсальным временем. Для него «длительность» — это субъективное, психическое воспринимаемое и переживаемое время, которое немыслимо вне сознания и не подлежит измерению. Никакого другого, физического времени он, по сути дела, не признает, и, следовательно, ни о каком измерении и сравнении подобного времени не может быть и речи. Изменения времени и в различных системах не являются для него реальными, и это вытекает «из точки зрения нашего сознания»[30].
Ярый противник относительности пространства и времени — неореалист кантианского толка Вейнман[31].
Конвенционалист-волюнтарист Г. Динглер критикует сокращение длин по теории относительности как противоречащее закону достаточного основания. Его главные возражения направлены против общей теории относительности[32].
Свое недовольство общей теорией относительности с позиций операционализма выражает также Бриджмен[33].
Представители модной после первой мировой войны в Германии школы фиксионалистов, вроде Круза, Липсиуса и др., также отвергали теорию относительности[34].
Отметим также точку зрения виталиста Дриша. Называя абсолютное время и эвклидовую геометрию noli me tangere, он обвиняет Эйнштейна в том, что последний относит следствия из своей теории к реальному миру (!)[35].
С позиций ремкеанства теория относительности была подвергнута критике в книге Дрекслера[36], а с точки зрения так называемой онтологии — Якоби[37].
Из противников теории относительности из лагеря клерикалов упомянем католического философа Петрашека.
* * *
По мере утверждения теории относительности, в результате все новых опытных доказательств, многие представители идеализма, и прежде всего махисты, занялись интерпретацией теории в идеалистическом духе, выдвигая на передний план роль наблюдателя, абсолютизируя относительность наших познаний и сводя абсолютность природных законов к условному соглашению.
В духе конвенционализма теория относительности толковалась еще А. Пуанкаре. Для него старая механика является плодом «удобного соглашения», а новая — попытка нового, более «удобного соглашения». Выбор между обеими определяется привычками[38].
В этом же духе махист Шлик утверждает, что теорию относительности нужно воспринять не потому, что она более правильна, а потому, что она более проста[39].
Особое внимание в этом отношении заслуживают работы А. Эддингтона, являющиеся типичным образцом скатывания через релятивизм к субъективному идеализму и пифагорейской мистике чисел. Сводя пространство, время, движение, материю к «отношениям», Эддингтон провозглашал: «Дайте мне мир — мир, в котором есть отношения, и я построю материю и движение»![40]
Заключительный аккорд в его рассуждениях звучит так: «Мы нашли странный отпечаток ноги на берегу Неизвестного. Мы создали, одну за другой, много глубоких теорий для того, чтобы объяснить его происхождение. В конце концов нам удалось реконструировать то существо, которому принадлежит этот след. И оказалось, что это мы сами»[41]. Другими словами, «то, что мы постигаем во Вселенной, есть в точности то, что мы вносим во Вселенную, чтобы сделать ее постигаемой»[42]. Теорию относительности он трактует в операционалистском смысле как дающую правила преобразования символов.
Махист Петцольд, в отличие от своего учителя, утверждал, что теория относительности ни в одном из своих существенных утверждений не находится в противоречии со взглядами Маха, а, наоборот, является «плодом его мыслей»[43]. Такой взгляд проводил и А. В. Васильев[44].
В духе философского релятивизма трактовал теорию эмпириомонист А. А. Богданов, в то время как для эмпириосимволиста П. С. Юшкевича теория эта пропитана духом конвенционализма[45].
В духе конвенционализма освещается теория и в работе Рассела[46]. Сюда примыкает и другой английский позитивист Г. Дингл, объявляющий (вслед за Эддингтоном), что для физика больше невозможно поддерживать, что его законы суть законы поведения материи; они являются чисто рациональными и могут быть выведены без всякого эксперимента[47].
Новое отношение к теории относительности находим и у некоторых кантианцев, пытающихся во что бы то ни стало уложить ее в прокрустово ложе априорных форм сознания. Так, например, Кассирер весьма предусмотрительно сводит теорию только к «эмпирико-физическим измерениям», оставляя сферу философских выводов и толкований свободной для кантианских спекуляций. На основании инвариантности законов, Зелиен объявляет закон настоящей «субстанцией» мира[48].
Для Наторпа полное релятивирование времени теорией относительности подтверждает одно из фундаментальнейших положений Канта о том, что время (а также и пространство) не является предметом восприятия[49].
Упомянем еще Ал. Венцеля, который в 20-х годах провозгласил было теорию относительности «фикционалистской системой»[50], а в настоящее время с той же прилежностью приспосабливает ее к так называемому немецкому критическому реализму (объективный идеализм, близкий фомизму), ставя знак тождества между релятивным и субъективным[51].
Другой пример использования теории относительности для выводов субъективистского порядка представляет следующее рассуждение: признание времени относительной величиной, зависящей от скорости движения, обязательно влечет за собой признание иллюзорности и условности существования нашего мира. В других системах, при других скоростях он будет иметь глубоко отличное от наших представлений строение (вид). Мир такой, каким мы его видим, существует только в нашем сознании[52].
На самом деле, несомненно, что относительность пространственных расстояний и времени не означает субъективности так же точно, как и в классической механике относительность положений или скоростей не давала никому основания к подобным выводам. В этом отношении, несмотря на утонченные попытки идеалистов извратить дело[53], никакой принципиальной разницы между механикой Ньютона и теорией относительности не существует. Более того, самую теорию относительности следует рассматривать как естественное продолжение и завершение классической физики[54].
В связи с попытками использовать теорию относительности для релятивистских выводов еще М. Планк отмечал, что следует остерегаться из слов и обозначений, быть может не во всех отношениях удачно выбранных, выводить реальные следствия[55].
«Рассматривать масштабы и ход часов как субъективное кажущееся — писал М. Планк, — есть такой смысл теории относительности, который Эйнштейн никогда не вкладывал в нее»[56].
Ряд авторов идеалистов тоже признает, что теория не имеет ничего общего с релятивистским позитивизмом (Кассирер), с релятивизмом и бергсонизмом (Дриш).
Опираясь на теорию относительности, английский неореалист С. Александер, автор модного на Западе учения «эмерджентной» эволюции, провозглашает — в духе гегельянства (с бергсонистской поправкой) — пространство-время основой мира, а «точки-моменты» — последними единицами этой «субстанции». Они не материальны и недоступны чувственному и рациональному познанию, а достижимы только интуитивным путем. Материя является вторичной, производной от «пространства-времени» и получается внезапным и непознаваемым образом[57].
Аналогичную точку зрения находим и у Рассела, согласно которому «современная физика ликвидировала материю и поставила на ее место серию из событий»[58]. Но этими событиями, по заявлению того же автора, оказываются «наши собственные восприятия и все то, что может быть образовано из них»[59].
Другим источником идеалистических спекуляций служит установленное теорией соотношение между массой и энергией. Трактуя это соотношение чисто формально, многие авторы считают, что этим доказывается, что масса и энергия тождественны, что первая сводится ко второй. Вот типичный образчик подобного рассуждения: «Этим понятие массы теряет свое самостоятельное значение и кажется подчиненным понятию энергии. Таким образом оказывается недействительным также и существование закона сохранения массы; он оказывается скорее растворенным в законе сохранения энергии…» И далее: «энергия есть то, что играет господствующую роль при всех явлениях природы и которая находит свое ощутимое выражение в материи»[60].
Закон сохранения массы и энергии часто толкуется как доказательство того, что имеют место взаимные превращения массы и энергии. Еще дальше идет Гейзенберг, который в лекции в 1948 г. провозгласил, что вся материя состоит из одной единственной субстанции — энергии, проявляющейся в различных формах[61].
То же самое утверждает и Рассел. «В микроскопической физике, — пишет он, — «частицы» постепенно исчезают. «Материя» в старом смысле больше не нужна. То, в чем физика нуждается, есть энергия»[62].
Все это было основой для попыток оживить старую энергетику. Сводя все к энергии, современные адепты энергетики подчас самое энергию рассматривают в откровенно спиритуалистическом духе. Такое понимание находим, например, в книге Барнетта, где по-берклеански материя и энергия рассматриваются как условные знаки, созданные чувствами человека[63].
Ряд авторов пытается абсолютизировать математическую сторону теории относительности, истолковать ее в духе пифагореизма. В заключение своей книги «Пространство, время, материя» Вейль пишет, что в новой теории мы услышали «несколько основных аккордов той гармонии сфер, о которой мечтали Пифагор и Кеплер»[64]. Толкуя закономерность мира как чисто математическую, имеющую свои основания в боге, Вейль заявляет: «Гармония мира не является ни механической, ни физической; она математическая и божественная»[65].
Такой путь «доказательства» бога мы находим и у Уайттекера. Установленная теорией относительности абсолютность законов природы толкуется в духе Фомы Аквинского, согласно которому единство законов природы говорит о сотворении мира «единым умом»[66].
В пользу фомизма толкуется и единство пространства и времени. В своей речи в венском философском обществе А. Гааз говорил: «Мир Минковского, рассматриваемый как арена физических событий, есть осуществление определения вечности, даваемого Фомой Аквинским: вечность он называл «None Stans» («остановившееся ныне»)[67].
Примечательно во всем этом то, что теория относительности приспосабливается к нуждам различных идеалистических философских школ, одни из которых восхищаются ее (мнимым) релятивизмом, а другие, наоборот, ее абсолютным пониманием законов природы, конечно толкуемых в идеалистическом духе — как особенности нашей психической деятельности или же деятельности бога.
Все это красноречиво говорит о беспочвенности всех спекуляций этого рода, о том, что идеалисты всячески стремятся создать впечатление благополучия своих систем, чтобы не признать их крушения.
М. Планк. Положение новейшей физики по отношению к механическому мировоззрению (1910). В сб.: «Новые идеи в физике», № 2, Пг., 1916, стр. 146. ↑
П. Ленард. Эфир и материя. В том же сборнике, стр. 76, см. также стр. 68. ↑
С. Я. Маршак. Избранные переводы. М., 1946, стр. 185; аналогичное приводится и в книге: Г. Шмидт. Теория относительности и наше представление о вселенной. Берлин, 1922, стр. 129. ↑
См. также А. Тимирязев. Принцип относительности. В сб. «Теория относительности и материализм», Л., 1925, стр. 74. ↑
Ph. Lenard. Uber Ather und Urather, Leipzig, 1922. Его же. Ober Relativitatsprinzip, Ather, Gravitation, Leipzig, 1921; J. Stark. Die gegenwartige Krisis in der deutschen Physik, 1922; E. Gehrcke. Kritik der Relativitatstheorie. Berlin, 1924. ↑
Дж. К. Максвелл. Речи и статьи. М.— Л., 1940, стр. 126. ↑
А. Эйнштейн. О физической природе пространства. Берлин, 1922, стр. 19.
На современном состоянии вопроса об эфире, в связи с открытием так называемого нулевого электромагнитного поля, мы останавливаться не будем; в частности, мы оставим без рассмотрения мнения Дирака о том, что существование эфира не противоречит опыту Майкельсона, если для частиц его составляющих (!) имеет место соотношение неопределенности (Р. А. М. Dirac. The Lorentz Transformation and Absolute Time. «Physica», Leiden, 1953, XIX). ↑
H. Holst. Die Kausal Relativitsforderung und Einsteins Relativitätstheorie. Kopenhagen, 1919. ↑
Некоторые авторы в позитивистском духе ограничиваются лишь признанием факта невозможности установить абсолютное движение, оставляя открытым вопрос об его существовании. Так, например, Г. Вейль говорит: «Проклятие физики — я вам не дамся». В такой постановке вопроса выражается надежда уловить абсолютное движение: то, что существует, не может оставаться непознанным. Но весь вопрос как раз в том, что на основании безуспешных опытов мы должны сделать радикальный вывод, что абсолютного движения вообще не существует. ↑
А. Максимов. Марксистский философский материализм и современная физика. «Вопросы философии», 1948, № 3, стр. 114, 118; см. также его статью в сб.: «Великая сила идей ленинизма», М. 1950, стр. 205, 210. ↑
Karl Jellinek. Weltsystem, Weltäther und die Relativitätstheorie, Basel, 1949, S. 24 и др. ↑
A. S. Eddington. Das Weltbild der Physik. Braunschweig, 1931, S. 23. ↑
V. Stern. Erkenntnistheoretische Probleme der modernen Physik. Berlin, 1952; «Deutsche Zeitschrift für Philosophic», 1954, N 1. ↑
V. Stern. Über philosophische Fragen der modernen Physik, «Deutsche Zeitschrift für Philosophic», 1957, N 1, S. 92—94. ↑
Правда, после провала подобных взглядов в состоявшейся в Советском Союзе дискуссии (в которой Штерн тоже принял участие) он пытается прикрыть до некоторой степени свое враждебное отношение к теории относительности, отмежеваться от некоторых дискредитированных идей, причем итоги обсуждения теории относительности в СССР передаются им неправильно. ↑
Ср., например, R. Havemann. «Deutsche Zeitschrift für Philosophies, 1953, N 2; 1954, N 3. ↑
«Deutsche Zeitschrift für Philosophies, 1957, N 1, S. 113. ↑
W. Ritz. «Annales de chemie et physique», 1908, t. 13, S. 145; «Scientia», 1909, N 5. ↑
M. la Rosa. «Zeitschrift für Physik», 1924, N 21, S. 333. ↑
B. Bourbon. Einstein a-t-il raison? Paris, 1940, p. 20, 15. ↑
H. Wittig. Die Geltung der Relativitätstheorie, Berlin, 1921; M. Dubroca. Quelques illusions des sens et leur explication, Paris, 1921; его же. L’erreur de M. Einstein, Paris, 1922; R. Leredu. L’equvoque d’Einstein, Paris, 1925; H. Varcollier. La relativite degagee d’hypotheses metaphysiques, Paris, 1925, и т. д. ↑
Цит. по книге: Г. Шмидт. Теория относительности и наше представление о Вселенной. Берлин, 1922, стр. 144. ↑
Цит. по Fz. V. Krbek. Grundzüge der Mechanik. Leipzig, 1954, S. 170. Мы не можем согласиться с объяснением Крбека, что отношение к теории относительности определяется отношением к вопросу о роли математики в физике; на самом деле оно определяется философскими позициями. ↑
А. Эйнштейн. Физика и реальность. «Под знаменем марксизма», 1937, № II —12, стр. 114; А. Эйнштейн. Творческая автобиография. «Успехи физических наук», 1956, т. 59, вып. 1, стр. 78. ↑
A. Reiser. Albert Einstein. A Biographical portrait. 1930. p. 77, цит. по статье: В. Львов. Жизнь А. Эйнштейна. «Звезда», 1956, № 2, стр. 112. ↑
А. Эйнштейн. Геометрия и опыт (1921). В сб.: «О физической природе пространства». Берлин, 1922; А. Эйнштейн. Сущность теории относительности. М., 1955, гл. 1. ↑
Ср. Н Reichenbach. Relativitätstheorie und Erkenntnis a priori, erlin, 1920; ср. также О. Siebert. Einsteins Relativitätstheorie. 1921, S. 38. ↑
Al. Müller. Die philosophische Probleme der Einsteinischen Relativitätstheorie. London, 1922; L. Goldschmiedt, Gegen Einsteins Metaphysik, Lübeck, 1923; E. Marcus. Kritik des Aufbaus der speziellen Relativitätstheorie. 1926. ↑
Н. Scholz. Das Vermächtnis der Kantischen Lehre vom Ratim und von der Zeit. Kant-Studien, t. 29, H. 1—2, 1924, S. 62, 65. ↑
А. Бергсон. Длительность и одновременность. Пг., 1923, стр. 43, 152; ср.: Ad. Phalen. Über die Relativität der Raum und Zeitbestimmungen Upsala. Leipzig, 1922. ↑
R. Weinmann. Anti-Einstein. Leipzig, 1923; его же. Versuch einer endgültigen Wiederlegung der speziellen Relativitätstheorie. Leipzig 1926; его же. Hundert Autoren gegen Einstein. 1931. ↑
H. Dingier. Kritische Bemerkungen zu den Grundlagen der Relativitätstheorie. Leipzig, 1921. ↑
P. W. Bridgman. Einsteins Theorien vom methodoligischen Gesichtounkt. «Albert Einstein», Stuttgart, 1956. ↑
H. Driesch. Relativitätstheorie und Philosophie. Karlsruhe in Baden, 1924, S. 47. ↑
F. R. Liрsius. Wahrheit und Irrtum in der Relativitätstheorie. Tübingen, 1921; O. Kraus. Offener Brief an A. Einstein und M. v. Laue. Wien — Leipzig, 1925. ↑
Jos Dreksler. Grundwissenschaft zur Einsteins Relativitätstheorie. Grundwissenschaft, Bd. II, H. 1—2, Leipzig, 1921. ↑
G. Jacoby. Allgemeine Ontologie der Wirklichkeit. Bd. 11, Halle, 1955. ↑
А. Пуанкаре. Последние мысли. Пг., 1923, стр. 31. ↑
М. Sсhliсk. Raum und Zeit in der Gegenwärtigen Physik. Berlin, 1920. ↑
А. С. Эддингтон. Пространство, время, тяготение. Одесса, 1923, стр. 197. ↑
Там же, стр. 199. ↑
A. Eddington. Relativity Theory of Protons and Elutrons. Cambridge, 1936, p. 328. ↑
См. приложение к седьмому немецкому изданию «Механики» Э. Маха, ср.: J. Petzold. Die Stellung der Relativitätstheorie in der geistigen Entwicklung der Menschheit. Auf. 2, 1923. ↑
А. В. Васильев. Пространство, время, движение. Берлин, 1922, гл. VI, стр. 146. ↑
М. Шлих, В. А. Базаров и др. Теория относительности и ее философское истолкование. М., 1923. ↑
В. Russell. The ABC of Relativity. London, 1926. ↑
Н. Dingle. The special theory of Relativity. London, 1952. ↑
E. Cassiere. Zur Einsteinschen Relativitätstheorie. 1921; его же. Zur modernen Physik. Darmstadt, 1957, S. 71—72, 120; E. Sellien. Die erkenntnistheoretische Bedeutung der Relativitätstheorie. 1919. I. Schneider. Das Raum- und Zeitproblem bei Kant und Einstein. Berlin, 1921. ↑
P. Natorp. Die logischen Grundlagen der exakten Naturwissenschaften. Leipzig—Berlin, 1923, S. 403. ↑
Al. Wenzl. Das Verhältnis der Einsteinschen Relativitatslehre zur Philosoohie der Gegenwart München — Leipzig, 1924. ↑
Al. Wenzl. Die Einsteinsche Relativitätstheorie vom Standpunkt des Kritischen Realismus… «Albert Einstein», Stuttgart, 1956, S. 445. ↑
Б. Дюшен. Теория относительности Эйнштейна. Берлин, 1921, стр. 53—54. ↑
J. Piaget. Introduction a I’epistomologie genetique, t. IL Paris, 1950, p. 112. ↑
Ср. И. E. Tамм. А. Эйнштейн и современная физика. «Успехи физических наук», 1956, т. 59, вып. 1, стр. 7, 8. ↑
М. Plank. Wege zur physikalischen Erkenntnis. Leipzig, 1934, S. 143. ↑
M. Plank. Das Verhältnis der Einsteinschen Relativitatstheorie zur exakten Naturforschung, Wien — Leipzig, 1924. ↑
S. Alexander. Space, Time and Deity, vol. I, London, 1921, p. 329. ↑
B. Russell. Human Knowledge — Its Scope and Limits, 1948. p. 340. ↑
B. Russell. Analysis of Matter, London, 1927. p. 386. ↑
W. Becker. Die Relativitätstheorie. Leipzig, 1991, S. 81; Cp.: W. Westphal. Die Relativitätstheorie. Stuttgart, 1955, S. 32. ↑
В. Гейзенберг. Философские проблемы современной атомной физики. М., 1953, стр. 96 и след. ↑
В. Russell. Human Knowledge — Its Scope and Limits, p. 256. ↑
L. Barnett. The Universe and Dr. Einstein. New York, 1952, p. 21. ↑
H. Weуl. Raum, Zeit, Materie. Berlin, 1921, S. 284. ↑
H. Weуl. The Open World. New Haven, 1932, p. 26. ↑
E. T. Whitt acker. Space and Spirit. Cambridge, 1946. ↑
Цит. по книге: «Теория относительности и материализм», Л., 1925, стр. 81. ↑
