Понятие материи, движения, пространства и времени

Основной объективной истиной является существование материи независимо от нашего сознания. Понятие материи постоянно было и, по всей видимости, будет и впредь мишенью для нападок идеализма. Какова эта материя? — спрашивают идеалисты. — Как можно исходить от нее, когда каждый век иначе ее себе представляет? В XVIII столетии ее считали состоящей из молекул, но уже следующий век доказал всю неверность такого представления. Один физик рисует ее себе так, а другой иначе. На наших глазах «материя исчезает», сводится к электричеству и т. д. Следовательно, ее вовсе нужно отбросить при построении научного мировоззрения, вместе же с ней рушится и материализм как философия:

Огромнейшей заслугой Ленина являются его разъяснения по данному вопросу, несомненно, развивающие и обогащающие диалектический материализм. Спор ведется в данном случае только в той плоскости, в какой он и должен вестись: в плоскости философии, а не физики. Нужно отличать философские категории от категорий других позитивных наук. Общие философские категории, будучи перенесены в сферу отдельных наук, развиваются там, так сказать, по прикладной, специальной линии; они, конечно, должны сообразоваться с значением и содержанием этой же категории в плоскости философии, но должны получить и специальные определения. Например, категория «производительных сил» в политической экономии получает дальнейшее развитие, наделяется своими специфическими определениями и логически, по объему, не совпадает с этой же категорией, как социально-философской.

Так же обстоит дело с категорией «материи», абстракцией от объективной действительности, чем является всякая категория. Категория материи в физической науке не совпадает по объему признаков с категорией материи в философии, как общей методологии. Когда физики говорят о материи, они имеют в виду то или иное строение материи: в XVIII веке — молекулярное строение, в XIX веке — атомное, химическое, в XX — электронное, электрическое, а в XXI веке, быть может, еще некое, ибо знание есть непрекращающийся процесс. Когда о материи говорят философы, они не имеют в виду определенного строения материи, что и не является их прямым объектом. ««Совершенно непозволительно», — говорит поэтому Ленин, — смешивать, как это делают махисты, учение о том или ином строении материи с гносеологической категорией, — смешивать вопрос о новых свойствах новых видов материи (например, электронов) с старым вопросом теории познания, вопросом об источниках нашего знания, о существовании объективной истины и т. п.»^[1]

Философский вопрос о материи есть все тот же основной вопрос, разделяющий мыслителей на два противоположных лагеря. «Материя есть философская категория для объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них». Объективный сенсуализм и есть материализм, ибо он вещи, тела (=материя) считает единственными объектами, действующими на наши органы чувств.

Так смотрели на материю всегда материалисты-философы всех времен, как бы они ни отличались друг от друга в конкретных картинах строения материи. Такое понимание материи действительно вечно, оно не может устареть, как не устарела за две тысячи лет борьба тенденций Платона и Демокрита, идеализма и материализма, религии и знания. Вследствие этого повторение в наши дни философского определения материи, которое было дано Гольбахом и Дидро полтораста лет назад, отнюдь не является, научным реакционерством, невежеством. Французские материалисты, как известно, определяли ее так: материя есть все то, что так или иначе, посредственно или непосредственно, действует на наши органы чувств. Это определение очень «широко», но оно и не может быть «уже», ибо предмет определения сам предельно широк. Такое определение принимали и основоположники марксизма, и Плеханов; принимает его и Ленин, когда он говорит: «Материя есть то, что, действуя на наши органы чувств, производит ощущение; материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении».

Гольбах жил тогда, когда не было еще химии в современном нам смысле этого слова. Он еще принимал четыре «элемента»: огонь, воду, воздух и землю. Ясно, что с таким пониманием физического строения материи не мог примириться уже Энгельс. Ясно также, что мы не можем теперь довольствоваться тем строением материи, какое было научной физической истиной во времена Энгельса. Эти исторические взгляды его должны быть нами превзойдены, но истина материализма как философии тем самым не умаляется ни на йоту. Таким «ревизионистом» был Ленин, таким должен быть и каждый марксист. «Ревизия «формы» материализма Энгельса, — говорит он, — ревизия его натурфилософских положений не только не заключает в себе ничего «ревизионистского» в установившемся смысле слова, а, напротив, необходимо требуется марксизмом». И если бы авторы «Очерков по философии марксизма» принялись за такую ревизию, то они послужили бы только на пользу марксизма. Но на самом деле, под видом критики формы его, они подняли поход против сути марксизма, играя тем самым на руку реакционной буржуазной философии.

Кризис современной Ленину физики, кризис естественно-научного материализма проистекает из такой метафизической постановки вопроса: раз устарел атомный материализм, значит, устарел материализм вообще. Старая материалистическая естественная наука (а не философия) видела в своей теории, скажем, химического строения материи, реальное познание материального мира. С крушением этой теории вовсе не связано отрицание существования объективной реальности, т. е. той же материи. Еще и еще раз подчеркивает Ленин, что «единственное «свойство», материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания». Вопрос же о том или ином строении материи есть вопрос не философский, а специально физический, где, конечно, опять-таки возможны, с точки зрения Ленина, научно-реакционные и научно-передовые учения.

Когда некоторые физики заявляют, что «материя исчезла», то это означает только, что исчез тот предел, на котором останавливалось до сих пор наше знание материи, означает, что материя выступила перед нами теми своими сторонами, которые до сих пор не были известны. Объективно исчезновение или существенное видоизменение даже таких свойств материи, как непроницаемость, инерция, масса, означает не «исчезновение» материи, а то, что мы не обладали всей полнотой истины.

Отсюда ясно, что неверным, метафизическим было бы утверждение физиков, сторонников электронной теории материи, о том, что они обладают, наконец, истиной. Это верно, но верно лишь относительно. Они обладают истиной, но истиной сегодняшнего дня (как их противники — истиной вчерашнего дня); однако истина завтрашнего дня может «воплотиться» в какой-либо новой теории. Таким образом диалектический материализм и здесь как бы намечает пути развития знания. Диалектический материализм и здесь указывает, как должен быть научно-методологически поставлен вопрос. «Чтобы поставить вопрос с единственно правильной, т. е. диалектически-материалистической точки зрения, надо спросить: существует ли электрон, эфир и так далее вне человеческого сознания, как объективная реальность, или нет?» Естествоиспытатели должны будут ответить, да они и отвечают всегда положительно, и этот их положительный ответ идет на пользу диалектического материализма.

Естествоиспытатели наших дней боролись с механическим, метафизическим, старым естественно-историческим материализмом, и они по праву победили, преодолели его. Но вместе с водой они выплеснули и ребенка, вместе с исторически преходящей формой физического материализма они отвергли материализм вообще. Этим они сами себя показали метафизиками в мышлении, а не диалектиками. «Новая физика, — говорит Ленин, — свихнулась в идеализм, главным образом, именно потому, что физики не знали диалектики… Отрицая неизменность известных до тех пор элементов и свойств материи, они скатывались к отрицанию материи, т. е. объективной реальности физического мира».

Если атом исчерпал себя в процессе знания, то и электрон рано или поздно исчерпает себя; но в известном смысле можно сказать, что неисчерпаемы и тот и другой. Они неисчерпаемы как материя. «Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна, но она бесконечно существует».

С таким пониманием материи Ленин неразрывно связывает материалистическое понимание движения, пространства и времени. Подобно материи, он берет эти категории в философском их смысле, вовсе не занимаясь ими, как категориями специальной науки механики. Ленин не останавливается на том распространенном положении, что «без материи нечему двигаться»; ведь в определенном смысле можно сказать, что и мысль движется. Для Ленина проблема движения есть та же основная философская проблема, рассматриваемая под известным углом зрения. Для него «оторвать движение от материи равносильно тому, чтобы оторвать мышление от объективной реальности, оторвать мои ощущения от внешнего мира, т. е. перейти на сторону идеализма».

Материя исчезла, — говорят некоторые физики. — А мысль осталась? — спрашивает их Ленин. Если с исчезновением материи исчезла и мысль, тогда не о чем говорить, ибо исчезла и мысль самого противника. Если же с исчезновением движущейся материи сохранилось движение мысли, — это есть точка зрения идеализма. Энергетическое направление в физике, отрицающее материю, но сохраняющее движение, есть образчик метафизического метода мышления. «По случаю разложения считавшихся дотоле неразложимыми частиц материи и открытия дотоле невиданных форм материального движения» это направление отвергает вообще материю. Попытка мыслить движение без материи есть не что иное, как «протаскивание мысли, оторванной от материи», что по существу и есть философский идеализм.

Так же тесно связано с основными гносеологическими вопросами и учение о пространстве и времени. Поэтому и здесь Ленин— заодно с классиками материализма XVIII и XIX столетий. Пространство и время, как и движение, суть формы существования вещей, а не «модусы мышления», — как говорили о времени Декарт и Спиноза, — не формы человеческого созерцания, — как говорил Кант. Природа существовала во времени, которое измеряется миллионами лет, существовала до появления людей с их опытом. Уже это обстоятельство, практический критерий, должно разбить теоретические построения идеалистов. В мире нет ничего, кроме движущейся материи, и эта материя может двигаться не иначе, как только в пространстве и времени.

Следующее положение Ленина чрезвычайно отчетливо формулирует его материалистически-диалектическую точку зрения. Оно заслуживает того, чтобы быть приведенным целиком: «Человеческие представления о пространстве и времени относительны, но из этих относительных представлений складывается абсолютная истина, эти относительные представления, развиваясь, идут по линии абсолютной истины, приближаются к ней. Изменчивость человеческих представлений о пространстве и времени так же мало опровергает объективную реальность того и другого, как изменчивость научных знаний о строении и формах движения материи не опровергает объективной реальности внешнего мира».^[2] Читатель видит, что основная нить Ленина, его материализм и его понимание знания как процесса, сопутствует ему во всех частных философских вопросах и служит залогом ортодоксального марксистского решения их, решения неизменно ясного, недвусмысленного и строго последовательного.

Исходя из этих основных позиций и оставаясь строго последовательным, Ленин решает еще один философский вопрос, который касается уже не только философии природы, но и социальной философии. Это — вопрос о необходимости и свободе, имеющий, с точки зрения Ленина, особенно важное значение. Признание объективной закономерности, причинности, необходимости в природе ставится Лениным в теснейшую связь с признанием объективной реальности внешнего мира.

Верный основной задаче своей книги: вскрывать идеализм русских махистов, Ленин не пускается в пространные философские, научные доказательства причинной связи вещей и процессов природы; он ограничивается приведением соответствующих воззрений Фейербаха и Энгельса. Но и его собственные пояснения не лишены интереса и значения. Если признание объективной закономерности природы есть материализм, то, обратно, «субъективистская линия в вопросе о причинности есть философский идеализм, т. е. более или менее ослабленный, разжиженный фидеизм».

Как некогда он признавал, что наше познание вещей есть познание приблизительное, относительно точное, так и теперь он понимает, что отражение объективной закономерности природы не может быть абсолютно точным, абсолютно истинным. Но, как мы помним, истина абсолютная складывается сама из истин относи тельных. Законы мышления соответствуют законам природы, но в каждый данный момент наше мышление не адекватно отражает эти последние. «Человеческое понятие причины и следствия всегда несколько упрощает объективную связь явлений природы, лишь приблизительно отражая ее, искусственно изолируя те или иные стороны одного единого мирового процесса».

Но вопрос о степени точности наших описаний закономерных связей в природе не является вопросом принципиальным. Это — дело времени, это зависит от развивающегося и совершенствующегося знания. Принципиальный вопрос таков: наше представление закономерности явлений проистекает ли от объективной, реально сущей закономерности (материализм), или закономерность не присуща вещам «в себе», а привносится в вещи a priori, прежде всякого опыта, нашим разумом (идеализм)? Точка зрения Юма, согласно которой причинность не объективна, а имеет корни в нашей привычке, справедливо причисляется Лениным к разновидности идеалистической. Подобно тому как Ленин различал вещь в себе и явление, не полагая, однако, между ними принципиальной разницы, подобно этому он различает объективную причинность и наше субъективное знание о ней, но и между ними нет непроходимой пропасти, т. е. наше знание причинности является отражением ее. Это вполне понятно, ибо, конечно, знание предмета никогда не может стать предметом знания, хотя и приближается всемерно к нему в смысле его адекватного отображения. «Мир есть закономерное движение материи, и наше познание, будучи высшим продуктом природы, в состоянии только отражать эту закономерность» — таков философский вывод Ленина.

Этим, в сущности говоря, предопределено уже и ленинское решение вопроса о свободе воли. Оно совпадает с решением Энгельса, который вслед за Гегелем говорил, что свобода есть познание необходимости. Необходимость существует независимо от сознания человека, свобода — в зависимости от него, именно тогда, когда необходимость осознается человеком, свобода воли детерминирована; этим свобода не уничтожается, но научно объясняется. Свобода воли по Энгельсу-Ленину есть способность принимать решения с знанием дела. Материя — первичное, сознание— вторичное; в данном контексте это звучит так: необходимость природы — первичное, свобода воли —вторичное.

Луппол И.К. Понятие материи, движения, пространства и времени. // Проблема бытия и мышления. // Ленин и философия. К вопросу об отношении философии к революции. С. 108-114.

1. В.И. Ленин, Сочинения, издание второе, т. XIII, «Материализм и эмпириокритицизм», стр. 105. ↑

2. В.И. Ленин, Сочинения, издание второе, т. XIII, «Материализм и эмпириокритицизм», стр. 144. ↑