Типология фашистских режимов и особенности итальянского фашизма

Типология фашистских режимов

Борьба с фашизмом всегда занимала важное место в деятельности международного рабочего движения и демократических сил. В решениях Берлинской конференции коммунистических и рабочих партий Европы 1976 г. подчеркивалась необходимость искоренения фашизма, предотвращения его возрождения в открытой или завуалированной форме, борьбы против фашистских и неофашистских организаций и групп[1]. Решение этих задач требует внимательного изучения истории возникновения фашистского движения, методов идеологической обработки фашистами населения, связей фашистских диктатур с ведущими группировками правящего класса и империалистической политикой крупного капитала.

За годы, прошедшие после окончания второй мировой войны, по этим вопросам накоплен огромный документальный и исследовательский материал, раскрыты многие факторы, приведшие к появлению на исторической арене фашистских государств. Правда, до сих пор объектами исследования были преимущественно отдельные разновидности фашизма.

Советская историография имеет значительные достижения в изучении разновидностей фашизма. Исходя из главного признака фашизма как открытой террористической диктатуры правящего класса, советские историки наибольшее внимание уделяли германскому фашизму, которому посвящено подавляющее число работ, вышедших в СССР в послевоенные годы. Однако актуальной остается задача изучения фашизма во всех его разновидностях, что особенно важно в настоящее время, когда неофашизм трансформируется, появляется подчас в неожиданных формах.

В недавно вышедшей монографии «История фашизма в Западной Европе» [М.: Наука, 1977] содержится первая попытка дать сравнительный анализ фашистских режимов и движений в Европе между двумя мировыми войнами. В этой книге выделяется главный критерий для типологии государственно оформившегося фашизма [с. 605]. Таким критерием считается степень концентрации власти в руках фашистской верхушки и сросшихся с ней экстремистских фракций монополистического капитала. Этот вывод вытекает из известного определения фашизма, выработанного Коминтерном. На первый план здесь ставятся отношения между фашистской верхушкой и стоящими за ее спиной фракциями монополистического капитала, с одной стороны, и государством и гражданским обществом — с другой.

Фашизм был сложным явлением, включавшим идеологические, политические, экономические, социально-психологические и другие аспекты жизни наций. Глубокий анализ этих аспектов имеет очень важное значение для разоблачения построений буржуазной историографии.

В советской историографии сущность фашизма как специфического метода осуществления классового господства наиболее реакционных элементов монополистического капитала по преимуществу раскрывалась в политической и социально-экономической сферах. Исследование социальной психологии, культуры и морали позволяет глубже и полнее раскрыть сущность фашизма и вскрыть несостоятельность буржуазных социально-психологических концепций, которые за последнее время явно оживились. Сторонники этих концепций возрождают в различных формах взгляды Г. Раушнинга и Б. Кроче, изображавших фашизм как прорыв на историческую сцену групп авантюристов, воспользовавшихся забвением духовных ценностей и психологической дезориентацией населения. Политическая направленность подобных теорий заключается в том, что вина за расшатывание традиционных устоев государственности и распространение пренебрежительного отношения к моральным ценностям возлагаются не только на мировую войну, но и на революционные события прошлого и нынешнего веков. Такая социально-психологическая трактовка фашизма по сути дела снимает вопрос о роли прогрессивных сил в разгроме фашизма: его ликвидация рассматривается как возврат к нормальному состоянию общества в результате освобождения людей от коллективного психоза.

Главный методологический порок схем буржуазных историков, признающих общность фашистских режимов, заключается в произвольном определении признаков фашизма. Чаще всего эти признаки ограничиваются областью идеологии. Западногерманский историк Э. Нольте выделяет шесть основных черт фашизма: антимарксизм, антилиберализм, принцип фюрерства, наличие военизированных подразделений в партии, антиконсервативная тенденция, тотальные притязания. Некоторые историки доводят число признаков до 12, другие — сокращают их до 3—4. Однако во всех случаях обращают на себя внимание произвольное смешение существенных и второстепенных признаков, отказ или нежелание выделить главный признак или главные черты.

В буржуазной историографии проявляется также стремление вообще уклониться от обобщающего определения фашизма, прикрываясь теорией «национальных фашизмов». Представители этого направления историографии утверждают, что каждая страна имела свой собственный фашизм и между фашизмом в отдельных странах было больше различий, чем сходства. При этом классической моделью объявляется германский или итальянский фашизм, а выяснение общих социально-политических корней фашизма подменяется рассуждениями о национальных особенностях немцев или итальянцев.

В отличие от буржуазных политических деятелей и историков марксисты уже в начале 20-х годов указывали, что фашизм, порожденный общим кризисом капитализма, — явление международное. Когда фашистская чума стала расползаться по Европе, это утверждение стало историческим предвидением. Однако лишены всякого основания упреки в том, что марксисты повсюду видели и видят единообразный фашизм. Социально-политическая основа фашизма была единой для всех стран, но в различных странах он обладал специфическими особенностями.

Марксистские исследователи помнят слова Г. Димитрова о необходимости конкретного изучения и учета своеобразия развития фашизма и различных форм фашистской диктатуры в отдельных странах и на различных этапах[2]. Эти различия зависели в первую очередь от уровня экономического развития страны, социальной структуры населения, исторических традиций, масштабов империалистических притязаний господствующих классов, степени воздействия фашистской идеологии, способности фашистских организаций дисциплинировать население, силы сопротивления диктатуре со стороны авангарда рабочего класса и ряда других факторов.

В наши дни, когда неофашисты пытаются укорениться в национальной жизни ряда стран, актуален вопрос о том, как зарождался фашизм и как он сумел прийти к власти. Ссылки буржуазных историков на особый психологический климат, созданный первой мировой войной, мало что проясняют, ибо фашисты всегда действовали в конкретной политической обстановке и имели дело с реальными социальными и политическими силами.

Между двумя мировыми войнами фашистские движения возникали в ряде стран Европы, однако ни в Англии, ни во Франции они не смогли приблизиться к власти. Наиболее благоприятными для них оказались условия в странах, вступивших позднее на путь капиталистического развития. В Германии и Италии быстрое развитие капитализма сопровождалось ломкой старых социально-экономических структур, что создавало напряженную обстановку для широких слоев населения и особенно обостряло классовую борьбу. Буржуазия этих стран поздно вступила в борьбу за раздел мира, и неутоленные империалистические аппетиты способствовали распространению шовинизма. Господствующие классы в Германии и Италии не обладали таким опытом в проведении гибкой политики в отношении рабочего класса, который имела буржуазия в тех странах, где переход от феодализма к капитализму произошел раньше, и буржуазно-демократические институты в Германии и Италии не имели длительных традиций и достаточно широкой базы.

Таким образом, уже в специфических чертах генезиса капитализма и империализма в Италии и Германии содержались предпосылки широких классовых столкновений. Однако эти исторические предпосылки сами по себе не могли обусловить появление фашистских режимов. Их утверждение проходило в упорной социальной и политической борьбе, исход которой зависел от многих объективных и субъективных факторов.

Непосредственным толчком к возникновению фашизма послужили обострение классовой борьбы и рост революционного движения под влиянием Октябрьской революции. Именно в этих условиях на сцене появились фашистские движения, которые с первых же дней сделали своим знаменем яростный антикоммунизм. Главным орудием политической борьбы фашистов стал террор, направленный против организаций рабочего класса. Однако одним террором фашисты никогда не достигли бы своих целей. Сделав главным принципом своей пропаганды бесстыдную демагогию, фашисты оказались способными вводить в заблуждение определенные слои населения и использовать массовое движение в антинародных целях. Они выдвигали в высшей степени радикальные лозунги: обещали освободить и оздоровить национальную жизнь, обвиняли рабочие партии в «классовом эгоизме» и провозглашали себя выразителями интересов всей нации. История убедительно показала, чего стоили все эти лживые лозунги.

Однако фашисты сумели гораздо энергичнее и успешнее использовать в своих интересах социальную демагогию, чем это делали старые буржуазные партии. Для защиты интересов крупного капитала им удалось создать партии, глубоко отличавшиеся от существовавших до того времени. Это не были обычные буржуазные партии, занятые главным образом собиранием голосов на выборах в парламент. Разветвленный организационный аппарат, военизация и партийная дисциплина сочетались с созданием у рядовых членов иллюзии участия в обновлении общества. В отличие от лидеров старых партий, которые происходили, как правило, из высших слоев общества, фашистские вожди были выходцами из низов и при каждом удобном случае кричали о своей близости к народу. В изучении методов создания и функционирования фашистских партий состоит одно из важных направлений познания фашизма, его способов воздействия на массы. В частности, это должно помочь борьбе с современным неофашизмом, ибо при всем его стремлении выглядеть «обновленным» во всех основных чертах он является лишь эпигонством старого фашизма. При исследовании истории фашистских режимов особое значение имеют две проблемы — это отношения между фашизмом и массами и отношения между фашизмом и правящим классом.

Фашистам никогда не удалось бы достигнуть успеха без мощной поддержки руководящих групп правящего класса. Документально доказано, что некоторые банки и промышленные монополии финансировали фашистов с самого начала. Однако союз крупного капитала с фашистами сложился далеко не сразу и не был столь гармоническим, как это иногда представляется. Решающую поддержку фашистам монополии стали оказывать лишь тогда, когда убедились, что в новых условиях именно фашисты способны лучше других служить их целям. Характерно, что в Германии, буржуазия которой имела перед глазами пример Италии, этот процесс протекал значительно быстрее.

Непосредственную поддержку фашистам при захвате власти оказали представители государственного аппарата, полиции и армии. Велика также ответственность за приход к власти фашистов руководителей буржуазных партий, в том числе и называвших себя антифашистскими. Как известно, деятели буржуазно-либерального толка часто надеялись, что после расправы с революционным движением фашизм сойдет с политической арены и освободит им место.

История прихода фашистов к власти изучена в отдельных странах довольно основательно. Значительные трудности встречаются в изучении взаимоотношений между фашизмом и крупным капиталом на последующих этапах.

В настоящее время мало кто из буржуазных историков полностью отрицает эту связь. Чаще встречается концепция примата политики над экономикой, суть которой сводится к тому, что промышленники, помогая фашистам, в то же время наряду со всеми испытывали гнет фашистской диктатуры.

Действительно, «капитаны индустрии» редко занимали видные посты в фашистских партиях. Но это было выгодно обеим сторонам — фашистским заправилам легче было ругать анонимных «плутократов», а крупные промышленники и аграрии избегали непосредственного участия в наиболее одиозных акциях фашистского режима. Дальновидные представители капитала отнюдь не исключали перспективу ухода фашистов с политической арены и предпочитали действовать за кулисами. Для воздействия на выбор решающих направлений политики фашистских государств у них всегда было достаточно средств.

Буржуазные историки, возражая против марксистской трактовки вопроса о взаимоотношениях крупного капитала и фашизма, пытаются представить фашистские движения как бунт средних слоев и пишут даже, что фашистские режимы отражали стремление мелкобуржуазной массы к политической власти. Марксисты не отрицают, что массовую базу фашистских режимов составляла в первую очередь мелкая буржуазия. Однако никто еще из буржуазных историков не доказал и не сможет доказать, что фашистские режимы отражали и защищали интересы мелкой буржуазии.

Что касается отношения рабочего класса к фашизму, то буржуазные историки часто готовы признать, что эта социальная категория оказалась наименее восприимчивой к фашистской пропаганде. Общепризнано также, что самыми непримиримыми борцами против фашистских режимов были коммунисты. Ведущую роль рабочего класса в борьбе с фашизмом следует особо подчеркнуть, ибо буржуазные историки часто идентифицируют моральное неприятие фашизма с активной борьбой против него. Поэтому еще одно важное методологическое требование, которого следует придерживаться при изучении фашизма, — это рассмотрение его в комплексе с антифашистской борьбой. При этом не остается места для попыток поставить на одну доску пассивный моральный протест против фашизма u решительную героическую борьбу коммунистов с фашизмом.

Наиболее полное развитие все черты фашистской диктатуры получили в фашистской Германии. Страх крупной буржуазии перед массовым рабочим движением, перерастание ее империалистических устремлений в притязание на мировое господство — все это способствовало проникновению фашизма в национальную жизнь и формированию тотальной фашистской диктатуры. Нацистская партия в процессе сращивания с государственно-бюрократической организацией подчинила ее себе и стала полновластным хозяином в стране. В Германии имелись наиболее благоприятные возможности для трансформации национальной экономики в материально-техническую основу экспансионистской внешней политики.

Хотя итальянский фашизм пришел к власти раньше германского, ему удалось достичь меньшей степени концентрации власти. Монополистические объединения в Италии были слабее германских и представляли меньше возможностей для создания мощной военной машины. Итальянская фашистская партия не сумела полностью подчинить себе милитаристскую верхушку и ликвидировать монархию. Номинально главой государства в Италии всегда оставался король. Степень влияния идеологии и организационной структуры фашистской партии на гражданское общество в Италии была также меньшей, чем в Германии.

Все это сказалось па судьбе фашистских режимов в двух странах. В то время как итальянские монархические и военные круги с помощью фашистских иерархов легко совершили дворцовый переворот и в 1943 г. убрали Муссолини, верхушечный заговор 1944 г. в Германии, преследовавший те же цели, потерпел провал.

Но если германский фашизм пошел в своей внутренней логике развития гораздо дальше итальянского, то итальянский фашизм имеет право первородства. Это был первый фашистский режим, который «прокладывал дорогу» и у которого, как об этом говорил Гитлер, он многому научился. Приоритет итальянского фашизма в захвате власти обусловил многие его особенности и характерные черты. Прежде всего — это его медленное становление как государственного режима. Придя к власти в 1922 г., итальянский фашизм лишь в 1929 г. в общих чертах обрел форму государственного устройства. Если германский фашизм менее чем через четыре года после захвата власти был готов осуществлять свою политику военной силы, то Муссолини понадобилось для этого более четырнадцати лет.

Придя к власти, итальянские фашисты по сути дела не имели сколько-нибудь законченной программы политической и административной реформы государства. Бросается в глаза одно важное обстоятельство: не затрагивая главные столпы государства (монархия, армия, церковь), фашисты стремились как бы «привить» «фашистскую революцию», как они ее называли, к старому «стволу легальности». Организационными каналами, через которые шел процесс этой «прививки», стали «большой фашистский совет», который все больше ограничивал законодательные функции парламента, и «добровольная милиция национальной безопасности», призванная внести «фашистский дух» в армию. Таким образом, итальянский фашизм впервые добавил к традиционным органам государства свои собственные организации, постепенно включая их в государственный аппарат. Однако итальянский опыт в этом отношении не был столь успешным — Гитлер провел его гораздо масштабнее и последовательнее.

Свои главные задачи в экономической и социальной областях итальянские фашисты обещали выполнить путем создания «корпоративного государства». Основные принципы корпоративной политики были изложены в так называемой «хартии труда», опубликованной в 1926 г., однако их претворение в жизнь началось значительно позднее. Профсоюзные организации стали преобразовываться в отраслевые корпорации промышленности, сельского хозяйства, торговли и т. д. (всего было создано 22 корпорации, объединившие предпринимателей и лиц наемного труда). Были образованы министерство корпораций и Национальный совет корпораций, а палата депутатов была переименована в палату фашизма и корпораций. Таким образом, формально корпоративное государство было построено. Корпорации изображались организациями, которые были призваны покончить с классовыми конфликтами и тем самым разрешить социальные проблемы. Некоторые апологеты корпоративизма в то время писали даже, что «мощной воспитательной работой» корпорации вообще ликвидируют классы как таковые.

Однако действительность была далеко не такой, какой изображали ее фашистские пропагандисты. Так называемый классовый мир поддерживался мощным полицейским аппаратом. Что касается разрешения трудовых конфликтов «мирным» путем, то даже официальные документы корпораций свидетельствуют, что таким образом разрешался ничтожно малый процент споров между предпринимателями и рабочими.

По утверждениям фашистской пропаганды, корпоративный строй знаменовал собой не только «социальную революцию», но и установление «нового типа» руководства экономической жизнью, способного «преодолеть» антитезу либеральной свободы и социалистической централизации. Государству при этом отводилась роль арбитра, который, не занимаясь непосредственно производительной деятельностью, руководит и направляет ее. На деле все без исключения представители крупных капиталистических объединений и их доверенные лица как «крупные специалисты» занимали ключевые посты в корпоративных органах. Кроме того, промышленники сохранили свое профессиональное объединение — конфедерацию промышленников, проявлявшую гораздо больше оперативности, чем громоздкий и неповоротливый корпоративный аппарат.

Слабость итальянского фашизма сказывалась и в области внешней политики. Поставив фашизм у власти, итальянская крупная буржуазия надеялась с его помощью успешнее осуществить свои империалистические цели. Однако лишь в 1936 г. Муссолини провел первую захватническую акцию крупного масштаба, напав на Эфиопию. С захватом Эфиопии к титулу итальянского короля был добавлен титул императора, а Муссолини присвоил себе звание первого маршала империи. Однако к большой войне, к которой так стремились итальянские милитаристы, Италия оказалась плохо подготовленной, настолько плохо, что когда 1 сентября 1939 г. Гитлер напал на Польшу, Муссолини воздержался от вступления в мировую войну. Это было сюрпризом для многих, в том числе и для Гитлера.

После вступления в войну итальянская армия терпела ряд поражений. Итальянский фашизм оказался банкротом не только в военной и экономической областях, но и в области социальной политики.

Важнейшим фактором, побудившим итальянскую верхушку пойти на заговор против Муссолини и совершить государственный переворот, были выступления рабочих Северной Италии в марте 1943 г. Впервые в истории фашизма в разгар войны трудящиеся крупнейших предприятий прекратили работу и открыто потребовали покончить с войной и фашизмом. Итальянская верхушка понимала, что усиление борьбы трудящихся может не только опрокинуть фашизм, но и поколебать позиции всего правящего класса. Этим, в частности, объясняется тот факт, что в заговоре приняли участие монархические круги и представители фашистской верхушки, а за их спиной стояли высшие круги католической иерархии и крупные монополисты. Таким образом, бесславный крах режима Муссолини задолго до окончания второй мировой войны явился результатом органической слабости, присущей этой разновидности фашизма.

  1. За мир, безопасность, сотрудничество и социальный прогресс. К итогам конференции коммунистических и рабочих партий Европы. Берлин, 29—30 июня 1976 г. М.: Политиздат, 1976, с. 39.

  2. Димитров Г. Избранные произведения. М.: Политиздат, 1957, т. 1, с. 456.

Похожие записи

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *