Причинность и проблема телеологии

Вопрос взаимоотношения причинности и телеологии может принимать различный вид в зависимости от развития научных знаний и методов, от типа телеологии. Прежде всего он должен рассматриваться как производный от основного вопроса философии. Столкновение причинного детерминизма и телеологии выступает в таком случае как проявление борьбы двух лагерей в философии. Если принцип причинности утверждает о естественном характере происхождения явлений, о невозможности мистического творения, то противостоящая ему телеология вводит идеальные цели, направляющие ход объективных процессов. Последнее означает «подсовывать природе сознательный образ действий, т. е. попросту говоря — бога»^[1]. Такое противопоставление не охватывает, однако, всех аспектов отношения причинности и телеологии. Для выяснения их требуется исторически конкретный подход, тщательное определение различных форм телеологии.

1. Понятие телеологии и ее формы

Термин «телеология» («наука о цели») может обозначать: 1) онтологические учения о целевых зависимостях в природе и обществе, 2) приемы познания, формы научного объяснения в том числе, применяющие категорию цели, (методологическая телеология), 3) описание человеческого поведения, определяемого сознательными целями, структуры и движения последних, 4) общую теорию категории цели и выражаемых ею отношений.

Наиболее принятым является применение термина «телеология» в более узком смысле только для обозначения воззрений, входящих в первую группу и носящих идеалистический характер (финализм), поскольку цель («конечная причина») выступает в них как идеальный фактор, определяющий материальную действительность, или поскольку целевая зависимость противопоставляется причинной. Последнее и имел в виду автор термина К. Вольф: «Природным вещам в самом деле могут быть даны двоякие основания, одни из которых получаются из действующей причины, другие из цели. Те, которые имеют начало в действующей причине, рассматриваются до сих пор в точных науках. Данная кроме них часть философии природы, которая рассматривает цели вещей, лишена до сих пор названия, хотя она и весьма обширна и полезна. Она, могла бы называться телеологией»^[2].

Слово «телеология» продолжает нести слишком явную идеалистическую смысловую нагрузку, чтобы в настоящее время было целесообразным обозначать научное понимание объективной целенаправленности в природе как «материалистическую телеологию», хотя подобные попытки и встречаются в марксистской литературе^[3].

Формами онтологической телеологии являются различные виды учений о внешних целях и имманентная телеология, видящая основу целесообразности, цель во внутренних связях самих вещей и процессов. Серьезного философского рассмотрения заслуживает только вторая форма^[4].

Использование категории цели при познании природы имеет место по меньшей мере на двух уровнях. Во-первых, это понятие может выступать в качестве констатации, описания определенной согласованности явлений, процессов, структур как, по выражению К. А. Тимирязева, «простое засвидетельствование факта». В зарубежной литературе применение телеологических высказываний на этом уровне называется иногда «телеологией факта»^[5]. Такое применение понятия цели не составляет еще философской проблемы. Последняя встает при рассмотрении его использования в ходе объяснения истолкования характера связей явлений. Вопрос отношения телеологии к причинности возникает именно на этом уровне.

Конкретно-исторический подход к телеологии включает в себя также учет изменения роли однотипных телеологических воззрений на разных ступенях развития человеческой мысли, в различных исторических контекстах научных теорий и философских систем. При этом необходимо иметь в виду, что в эволюции причинных и целевых концепций имеет место не простое отношение между соответствующими объективными связями в природе и их теоретическим более или менее адекватным или искаженным отражением. В это отношение в качестве переменного члена включается также семантика терминов «причина», «цель», «целесообразность», изменяющаяся с историческим развитием форм мышления, языка, культуры.

Так, например, при оценке телеологии Аристотеля необходимо учитывать, что целевая причина, «телос», у него далеко не полностью совпадает с «конечной причиной», основывавшейся на аристотелизме средневековой схоластики или современной идеалистической философии. В силу этого на нее неправильно безоговорочно распространять те представления о противоположности телеологии и детерминизма, которые отвечают значению соответствующих понятий и теорий в новое время^[6]. Аналогичным образом при оценке телеологии Канта нельзя игнорировать то особенное значение, которое имело слово Zweckmaßigkeit в немецком языке XVIII в. Оно отвечало в то время в первую очередь согласованности частей некоторого сложного целого независимо от основы и источника этой согласованности. В немецком же языке нашего столетия с данным словом связывалось уже представление только о сознательно-целесообразном, преднамеренном^[7].

2. Причинность и «рациональный смысл» телеологии

Даже в своих наиболее последовательно идеалистических формах телеология не могла представлять полного отрицания причинности. Целевой фактор в ней нарушал всеобщую каузальность тем, что сам не был причинно обусловлен, стоял над отношениями причин («действующих причин») и определял их порядок. Но роль его состояла именно в направлении причин-средств, что предполагало в определенных пределах действие закона причинности. Связь телеологии и причинности внешним образом проявлялась в стремлении рассматривать цели в качестве разновидности причин («конечные причины»).

Выражение в телеологии в иллюзорной форме некоторого специфического вида причинных отношений и должно в первую очередь составлять то, что Маркс определил как ее «рациональный смысл».

В телеологии Канта нашла, в частности, отражение целостность, организация рядов причинных связей в живой природе. Кант при этом особенно выделяет три момента: постоянное воспроизводство вида, его самопорождение; особенность органической ассимиляции, состоящая в том, что переработка усвояемого вещества придает ему специфическое качество тела организма; каждая часть организма устроена таким образом, что от ее сохранения зависит существование других частей и все направлено на поддержание жизни организма в целом. Указанные особенности зависимостей выходят далеко за рамки механистического детерминизма. Здесь налицо внутренние стимулы деятельности^[8], действие выступает в роли причины того, следствием чего оно является, существование частей определяется целым, через отношение к этому целому^[9]. Эти черты детерминизма живых существ характеризуют их как организованные и саморегулирующиеся устройства^[10]. В то же время законы физики, механическая причинность не утрачивают своей силы в органическом мире, где действия их оказываются координированными в высшем единстве. Но сочетание это из самих механических законов не вытекает, хотя им и не противоречит.

«Своим понятием внутренней целесообразности, — писал Гегель, — Кант снова возродил идею вообще и, в особенности, идею жизни. Определение жизни, которое дает Аристотель, уже содержит в себе внутреннюю целесообразность и стоит поэтому бесконечно выше новейшего понятия телеологии, которое имело в виду лишь конечную, , внешнюю целесообразность»^[11]. Внутренняя цель в природе, согласно Гегелю, — бессознательное направление закономерного движения. Гегель обращает внимание на обратное воздействие следствия на его причину, создающее момент цикличности в движении. Он понимает его как проявление цели потому, что именно в ней «начало и конец одинаковы друг с другом, так как мы субъективное делаем объективным для того, чтобы его снова получить обратно». Этот процесс самосохранения как непрерывного продуцирования «представляет собою взятие обратно деятельности для того, чтобы произвести само себя»^[12]. В определяемом целью взаимодействии «прямолинейный переход от причин к действиям и от действий к причинам отклоняется от своего пути и принимает обратное направление»^[13].

Обратные воздействия следствий на причины, цикличные процессы в природе понимаются Гегелем как указание на таящуюся везде целевую основу. «Результат только потому тождествен началу, что начало есть цель…»^[14] Причинность оказывается моментом скрытой в глубине цели. Основание взаимодействия — организованное единство причинно-следственных отношений, «целое взаимных причин» — может быть понято якобы только при помощи категории внутренней цели. «…Частичные определения постигаются через свои причины, но соотношение этих частичных определений, составляющее суть существования, не содержится в причинах механического. Это соотношение, целое как существенное единство, заключается лишь в понятии, в цели»^[15].

На глубокий смысл понятия внутренней цели в телеологии Канта и Гегеля указывал Энгельс. Оно было попыткой выразить организацию причинных отношений процессов жизни без помощи надприродных факторов, «протестом против дуализма» действующих и конечных причин. Противоположность действующей и конечной причин узка, будучи обусловлена весьма ограниченной трактовкой самой действующей причины. Она снимается в диалектической категории взаимодействия в связи с более широким пониманием причинности^[16].

В биологии указанная противоположность была фактически снята в учении Дарвина. Выяснение им «рационального смысла» телеологии было прежде всего раскрытием ее отношения к причинности. Дарвинизм, фактически впервые в истории, позволил объединить в единой теории причинное понимание жизни с признанием реальности целевых- отношений. Это оказалось возможным благодаря тому, что в нем было преодолено узкое механистическое понимание причины, характерное для естествознания и материалистической философии того времени. Причина выступает в дарвинизме не только в качестве действия некоторого вещественного агента, передающего явлению-следствию какое-то количество массы и энергии, а также непосредственно определяющего его структуру, как это имело место, например, в механоламаркизме. Естественный отбор —сложная совокупность взаимодействий в исторической смене поколений популяций и видов — является причиной объективной целесообразности в органическом мире. Целесообразность, определяя выживание изменившихся организмов, сама выступает в роли причины сохранения и закрепления возникшего изменения, а также, необходимого условия дальнейшего накопления изменений в том же направлении. В ходе исторического действия отбора целесообразность включается как необходимое звено ‘ причинно-следственной цепи, играя в разных отношениях то роль следствия, то причины, посредством которой отбор осуществляет свое действие. «Естественный отбор… действует только на пользу данного существа и через посредство этой пользы»^[17].

Таким образом, целесообразность оказывает активное воздействие на эволюцию не в форме идеальной цели, а как материальное условие отбора. Целесообразность высших органических форм представляет собою в данном отношении следствие полезных свойств более низких промежуточных форм.

Целесообразность можно, наконец, рассматривать как свойство структуры причинных рядов, лежащих в основе жизненных процессов. Именно в их особой упорядоченности заключается сущность качественного отличия причинной детерминации в биологии от причинности в физике и химии.

3. Действующая и целевая причины в современной науке

Развитие науки в последние десятилетия вело к дальнейшему преодолению телеологии как идеалистической концепции и одновременно к критическому освоению понятия целевой причины. Наука фактически реализовала диалектический синтез действующей и целевой причин.

С одной стороны, глубокое развитие получил сам принцип причинности. Не будем останавливаться на том, как, в частности, успехи квантовой механики бросили новый свет на диалектическую гибкость понятия причины, его многогранность, своеобразие на разных уровнях организации материи. Для нас важен лишь общий вывод, что учение диалектики о причинности обогащается и расширяется до охвата отношений организации причинных цепей, роли структуры этой организации как целого, обратного воздействия следствия на причину. При наложении на них простейшей, механической модели причинности за ее узкими рамками обнаруживается «остаток», который рассматривался телеологией как якобы доказательство несостоятельности причинного понимания мира.

С другой стороны, произошли сдвиги значения категории цели. Кибернетика, а также развитие близких ей способов научного мышления в ряде других дисциплин вновь остро поставили проблему этого понятия как «одной из коренных категорий науки»^[18].

К вопросу о значении диалектического понятия взаимодействия для спора причинного детерминизма и телеологии нас возвращает прежде всего принцип обратной связи. Он представляет собою в кибернетике обобщение одноименного принципа, теория которого была уже сравнительно давно разработана. Обратная связь рассматривалась в ней с точки зрения действующих в машинах сил, что в целом укладывалось в рамки механической причинности^[19]. Отождествление данного кибернетического принципа с механической обратной связью логически приводит к недооценке рационального содержания телеологических концепций, которым приписывается в таком случае только мистифицирование связей, исследованных наукой еще в прошлом веке, но не идеалистическое выражение более тонких, информационных отношений^[20].

Новое, внесенное кибернетикой в понимание обратной связи, заключается в первую очередь в рассмотрении ее с точки зрения циркуляции информации, в перенесении проблемы из области энергетики в область теории связи^[21]. Такой подход позволил “выделить моменты, общие как для автоматического регулирования в технике, так и для реакций организма и целенаправленной деятельности человека, открыв широкий путь имитации целесообразного поведения. Это придало старому принципу обратной связи особенный, философский смысл.

Статья Н. Винера и других о телеологии, ставившая задачей «подчеркнуть важность понятия цели», явилась «актом рождения» кибернетики. Цель в ней определялась как объективная характеристика поведения активной системы с отрицательной обратной связью, как ее конечное состояние, при котором она вступает в определенную связь в пространстве или во времени с некоторым другим объектом^[22]. Цель существует не только в уме человека-наблюдателя, но и обладает объективной реальностью в контексте сети обратной связи. Термин «телеология» приобретает благодаря этому, согласно Н. Винеру, значение объективной определенности поведения активно и целенаправленно движущейся системы с обратной связью. Интерпретация данного термина в прошлом, отмечалось в указанной статье, противопоставляла телеологию детерминизму, дискредитируя первую нарушением временной последовательности причин и следствий. Но с отбрасыванием телеологии отвергалось и ценное изучение целенаправленности^[23]. Поскольку же цель рассматривается как понятие, выражающее определенный способ поведения, телеологическое исследование не противопоставляется причинности и является оправданным и полезным.

Кибернетический принцип обратной связи лежит в категориальном отношении в том же русле, по которому в истории мысли происходило развитие представлений о цели и целесообразности, борьба детерминизма и телеологии. Обратная связь сохраняет устойчивую целенаправленность действия в хаосе случайностей, нейтрализуя отклонения при помощи самих же отклонений. Это придает системе относительную независимость от изменений среды, позволяет противостоять дезорганизующим влияниям, что служит основой активности системы в ее взаимодействии с окружающими объектами.

При сопоставлении с категорией причинности обратная связь предстает в виде некоторой организации причинно- следственной цепи. Кибернетика с этой точки зрения может быть охарактеризована как теория структур каузальных отношений, основной проблемой которой является синтез причинных сетей, обеспечивающих целесообразность реакций на внешние воздействия^[24]. Организация же причин, их архитектоника также одна из традиционных проблем учения о целенаправленности.

Целенаправленность предполагалось исследовать в отвлечении от конкретных причинных зависимостей поведения. В упоминавшейся выше статье Н. Винера телеология была в этой связи противопоставлена не детерминизму, а нетелеологии, соответствующей целенаправленному поведению. Будучи связанной с объективной целенаправленностью, телеология могла при определенных условиях играть роль формы детерминизма. Однако Н. Винер допускал слишком сильное утверждение, когда определял ее в общем виде структуры поведения как безразличную к проблеме причинной детерминации^[25].

Мысль о нейтральности телеологии по отношению к причинному детерминизму и учению о нематериальных конечных причинах получила затем известное распространение. «Дерево пускает ростки в направлении солнца», — пишется в одной из работ, посвященных проблемам кибернетики. «Восхищайтесь целесообразностью мира», — говорят финалисты. «Нет, дерево только детерминировано», — говорят детерминисты. Вековой спор оказывается беспредметным, если понять, что порядок порожден не целью и не причинами, а внутренней структурой действия — положительной обратной связью^[26].

Вряд ли можно согласиться с отчетливо выраженной в данном случае тенденцией рассматривать кибернетическую трактовку вопроса как якобы стоящую над противоположностью материализма и идеализма. В основе этой тенденции— абсолютизация отвлечения общей структуры причинно-информационных отношений от реального механизма причинно-следственных связей^[27].

На самом же деле именно указание на отношения обратной связи снимает противопоставление фактора структуры, целостности причине, характерное для многих, финалистских концепций. Условием этого снятия служит широкое понимание причинности не только как отдельного акта и не только как простого взаимодействия, но и как закономерного движения определенных множеств взаимосвязанных компонентов.

Кибернетика выражает одну из особенностей научного мышления нашего времени, состоящую в проникновении в различные области знания структурных представлений, идей целостности и системности. Она сделала доступной тонному изучению организацию, структуру предметов. Концентрация внимания на данном аспекте действительности, когда условия для его исследования методами точной науки еще не созрели, неизбежно принимала форму телеологии, в которой мистифицированное отражение этих отношений противопоставлялось количественно выражаемым причинным связям. Внесение теорией информации в понимание этой стороны вероятностного момента противостоит финалистскому гипостазированию целостности и структуры.

Понятие структуры наполняет в кибернетике категорию причины в двух отношениях. Во-первых, что уже отмечалось, как структура организации причинных цепей в обратные связи различных порядков и систем. Во-вторых, роль структуры обнаруживается при рассмотрении соответствия между причиной и следствием под углом зрения понятия информации. Вопрос об отношении последней к причинности хорошо освещен в целом ряде работ, и здесь нет необходимости на нем подробно останавливаться. Особенно существенным представляется то, что теория информации открывает возможность точного выражения направленности причинно-следственных отношений, на которую обращали внимание и которой спекулировали финалистские учения.

Понятие информации отражает важную для учения о целенаправленности связь причинности с возможностью. Передача информации от А к Б подразумевает наличие некоторых ограничений. Если при данном событии А в точке Б может произойти любое из возможных событий, то на все возможности состояний ограничений не наложено и из А в Б нет передачи информации. Если в телеологических концепциях организация рассматривалась как некоторый фактор, добавочный к изменяющимся элементам действительности и осуществляющий их отбор, то теперь она понимается как отношение между множествами самих этих элементов, как некое ограничение^[28].

В причинности выделились энергетическая и информационная стороны, что придало ее понятию еще большую гибкость и универсальность. Во взаимодействиях сигнального типа имеет значение только информационная сторона — «информационная причина»^[29]. Предоставив средства точного выражения этого рода причинности, кибернетика по-новому осветила вопрос, поставленный еще Р. Майером и использованный неовитализмом^[30], о неэнергетических причинных зависимостях (т. е. тех, которые не могут быть адекватно выражены в энергетических терминах) в процессах формообразования и регуляции.

Понятие информационной причины позволяет снять также противоречие между причинностью и целевой зависимостью, относящееся к временной последовательности причин и следствий.

На то, что телеология нарушает временные отношения между событиями, делая предыдущее последующим, обращал внимание еще Спиноза^[31]. Следует, правда, оговориться, что данную противоположность причинности и телеологии нельзя абсолютизировать^[32], поскольку сторонниками последней делаются попытки согласовать ее с однонаправленностью и необратимостью течения времени. Цель или включается ими в качестве идеального звена в естественную причинную цепь, или выносится в некое «аксиологическое пространство»^[33], или в сферу «субъективного времени»^[34] и т. д. Согласование с реальным направлением времени достигается финализмом путем признания мистической природы целевого фактора.

Настаивание же в свою очередь на «естественном характере» этого фактора требует от телеологии утверждений об обратном направлении течения времени. Как известно, подобные утверждения находятся в противоречии с такими положениями физики, как второй принцип термодинамики и закон постоянства скорости света. Причинное порождение содержит момент распространения физического воздействия в пространстве-времени. Скорость его не может превысить скорость света, в силу чего временная

последовательность причины и следствия является абсолютной, следствие всегда «позже» причины (воздействие следствия на причину в случае обратной связи не отменяет, конечно, необратимой однонаправленности временной характеристики самого акта причинного порождения). В гипотетических представлениях о возможности сверхсветовых сигналов в субмикромире допускается, что в этой области временные отношения «раньше» и «позже» теряют смысл^[35], но это означает неприменимость к ним не только современного понятия причины, но и ничуть не в меньшей мере также телеологии.

Выяснение реальности информации как стороны определенных материальных отношений, представление-о ее материальном коде устраняет кажущееся неразрешимым противоречие между целенаправленностью и необратимостью времени. Цель в значении заданной информации представляет собою определенную структуру физических элементов и включается в качестве информационной причины в развертывающуюся во времени цепь причин и следствий.

Она может, в частности, реализоваться в технических устройствах. В настоящее время делаются лишь первые шаги в искусственном синтезе некоторых сторон целеполагания, потребности, выбора, постановки цели и т. д. Но «нет предела сложности «целенаправленного» поведения, к которому могут быть способны машины, совершенно лишенные какого бы то ни было «жизненного» фактора»^[36].

Раскрытие принципов кодирования наследственной информации, механизмов ее передачи в процессе биосинтеза показало особую роль рассматриваемого вида причинности в репродукции живого. Химические и физические взаимодействия подчинены в размножающейся клетке задаче передачи информации от молекул ДНК в матрицы рибосом. Структуры соответствующих макромолекул выступают в общей связи этих превращений как информация. В качестве программы образования белков она играет роль целевой причины, реализующейся в структурах синтезирующего живого вещества тканей.

Понятие цели подверглось обобщению, освободилось от антропоморфных и биоморфных элементов, получив, как уже было сказано, значение объективной характеристики сложных регулирующихся систем, выражаемой в терминах обратной связи и информации. В то же время необходимо подчеркнуть, что указанные изменения, связанные с особым, абстрактным подходом, не могут вопреки мнению некоторых наших авторов служить основанием отрыва понятия цели в кибернетике от этой категории в философии и биологии.

Отмеченные выше исторические изменения понятия цели (равно как и других всеобщих категорий) происходили всегда лишь при сохранении неизменным его основного содержания (семантического ядра). Абсолютизация изменчивости категорий приводит фактически к отрицанию поступательного движения изучающей их философии^[37]. Многогранная категория «цель» имеет различающиеся между собою применения, выступавшие и развивавшиеся на разных этапах истории познания. В этих применениях содержание ее видоизменялось, но не отбрасывалось, не заменялось чем-то совершенно новым. Нельзя абсолютизировать одно из этих значений, закрывая путь более широкому применению категории в разумных пределах. Кибернетика позволяет уточнить эти границы, показывая важность различения оттенков категории, вносит свой, новый момент в ее содержание, не нарушающий, однако, логики развития понятия.

Маркс в свое время увидел в теории Дарвина смертельный удар по телеологии как форме идеалистического мировоззрения, подчеркнув одновременно, что великий английский естествоиспытатель эмпирически выяснил ее рациональный смысл. Можно сказать, что кибернетика в некотором отношении обобщает дарвиновскую теорию целесообразности, раскрывая содержание целенаправленности уже не просто эмпирически, а абстрактно-теоретически, открывая пути применению закономерностей целесообразности в технике. Практическое создание путем соответствующей организации причинных, информационных связей целесообразности, цели в экспериментальных и производственных устройствах является окончательным опровержением утверждений о нематериальной, нарушающей причинность природе этих явлений.

В кибернетике получила наиболее отчетливое выражение общая тенденция возрастания значения комплекса проблем, связанных с учением о целенаправленности. Она проявляется, в частности, и в физиологии, где еще К. Бернар ставил вопрос о саморегуляциях как о «внутриоргани- ческой телеологии»^[38].

К решению проблемы причинности и цели в поведении животного подводило павловское учение об условных рефлексах. И. П. Павлов поставил задачу исследовать цель как естественное, физиологическое явление. Развивая эти идеи, П. К. Анохин указал на аппарат в центральной нервной системе, в котором сосредоточиваются целевые сигналы и осуществляется сопоставление цели с информацией о ходе ее реализации^[39]. Он предложил в общей форме причинное объяснение феномена опережающего отражения действительности, лежащего в основе органической целенаправленности, на который как на аспект отношения причинности и цели указывали и некоторые зарубежные ученые^[40]. Философское значение идей П. К. Анохина состоит с рассматриваемой точки зрения в том, что он показал ошибочность абсолютизации идеальной стороны человеческой цели, отличия целенаправленности деятельности человека от действий высших животных, раскрыв связь целеполагания с органической причинностью. Все это позволило подчеркнуть значение категории цели для естествознания.

Возрастание роли «телеологической» проблематики отвечает в физиологической науке процессу перемещения главного внимания с аналитического изучения основных функций организма в состоянии покоя к исследованию его активной деятельности как целого. В этом находит свое проявление общий переход современной биологии к синтетическому изучению целостности явлений жизни. Как мы видели выше, в ходе развития философии (Кант) давно уже ставился вопрос об интегральном факторе целостности, в значительной мере обгоняя тем самым развитие естественнонаучного знания своего времени. Н. А. Бернштейн показал, что целесообразное управление двигательным актом не может быть обеспечено путем простой дифференциации реакций, определяемых множеством тонких условных рефлексов. Он обратил внимание на целостность целенаправленных двигательных актов. Движение не реагирует на деталь деталью. На изменение каждой частности обстановки оно откликается только как целое. Это необходимо предполагает существование цели — «проекта движения», «точного отображения того, что далее будет иметь место на периферии»^[41]. Подчеркивая значение разрабатывавшейся Н. А. Бернштейном «физиологии активности» для развития диалектико-материалистического понимания проблемы причинности и телеологии, мы в то же время не можем согласиться с отдельными высказываниями Н. А. Бернштейна о категории цели. Так, например, он склонен рассматривать целевой подход к биологическим объектам как стоящий рядом с причинным и равноправный последнему^[42]. С этим моментом отрыва целевой зависимости от причинной связаны, очевидно, ошибки этого крупного ученого и в оценке теории Дарвина, идущие в направлении финализма.

Интерес к проблеме цели, ее отношения к причинности усилился также и в науках об обществе в связи с применением кибернетических моделей, системного подхода, с разработкой теории управления^[43]. Наиболее отвечающей новым принципам исследования оказалась в данной области марксистская экономическая теория. Выяснилась поразительная в этом плане современность ее категориальной структуры. Во-первых, она содержит в себе четко выраженный момент системного подхода к исследованию действительности^[44]. Структура как целостность сообщает направление отдельным процессам, образуя их связь, расширяющуюся из прошлого и настоящего в будущее, отсекая ответвляющиеся в сторону возможности. Структурная необходимость господствует над элементными причинными звеньями. Во-вторых, Маркс раскрывает момент саморегуляции экономической системы, свойственную ей организацию цикличных причинных цепей различного уровня. Состояние, на достижение или поддержание которого эти циклы объективно направлены, выражается Марксом при помощи понятия цели.

Заметим, что указанные моменты дали еще раньше повод некоторым прогрессивным исследователям утверждать о «телеологии» в марксизме^[45]. Традиционный же смысл термина «телеология» предоставил возможность использовать подобные утверждения для клеветы на марксизм^[46].

Подчеркивая детерминирующую роль целого, объективность целевых регуляций в сложных направленных системах, марксизм не противопоставляет структурную детерминацию (Gfügedetermination, Canzheitsdetermination, sur- determination) закону причинности. Он выясняет причины происхождения и развития этих систем, а также указывает на необходимость раскрытия причинного опосредствования воздействия целого на входящие в него элементные процессы. Это составляет неоспоримое методологическое превосходство марксизма над организмическими натурфилософскими теориями, а также близким им по своей логической природе телеологическим структурно-функциональным направлением в социологии, что вынуждены признать и сами некоторые буржуазные исследователи^[47].

Выяснение в современной науке причинного характера целенаправленности определенных материальных систем, повышение интереса к явлениям целесообразности и целенаправленности вообще потребовали введения термина, который должен заменить старое понятие телеологии. Такой потребности на наш взгляд отвечает предложенный термин «телеономии»^[48], подчеркивающий противоположность современного понимания целевых отношений «телеологической» (финалистской) их интерпретации в духе идеалистической философии.

4. Об эвристической роли телеономии

Телеономическая связь процессов направленно организованных систем, определяемая начальной программой или соответствующими обратными связями, составляет объективную основу применения целевых («телеологических») форм заключения. Она выступает в виде особой зависимости действия причины от конечного результата, части от целого. Причинные цепи такой системы связаны с системой как целым таким образом, что в случае воздействия переменных факторов внутренней или внешней среды на те или другие элементы системы данные цепи (или одна причинная цепь) приводят с необходимостью к одному и тому же итоговому результату, несмотря на указанные воздействия и связанные с ними изменения. При этом амплитуда варьирования условий среды, как правило, больше числа потенциальных причинных цепей в системе. В подобном случае может создаться ситуация, при которой к одному и тому же следствию приводят то одни, то другие причинные цепи, а следствие само является одним из множества возможных. Возникновение же его при взаимодействии тех же элементов, не связанных между собою структурой подобной системы, носило бы характер случайности.

Знание данного следствия как цели происходящих в системе процессов позволяет выявить значение каждого из них в отдельности, иерархию причинных цепей, механизмы регуляции. Причинный же подход в его узком понимании выяснения только начального состояния отдельных элементов, воздействующих на них факторов не может показать необходимости направления суммарного процесса, его конечного итога. С этой точки зрения целевой подход может иметь, самостоятельную познавательную ценность, обладая добавочным значением, смысловым избытком^[49]. Справедливость этого подтверждается историей науки. Вспомним, например, что открытие кровообращения Гарвеем было связано, по его собственному признанию, именно с заключением о наиболее вероятной цели устройства венозных клапанов^[50].

В наши дни целевой анализ сыграл, как уже было отмечено, плодотворную роль в физиологии при изучении регуляционной природы рефлексов (П. К. Анохин), поведения (Н. А. Бернштейн).

В биохимии понятие цели цепи реакций указывает на значение тех или иных реакций для жизнедеятельности организма как целого. Заслуживает внимания момент целевого подхода в развитии теории регуляции активности энзимов. В ее основу легла гипотеза индуцированного приспособления энзима, исходившая из представления о нацеленности перемещения отдельных деятельных фрагментов на оптимальную связь с субстратом. В своей первоначальной формулировке эта теория исходит из рассмотрения конечного состояния комплекса энзим-субстрат как из цели, на которую направлен колоссально сложный механизм элементарных реакций и структурных изменений^[51].

Во всех подобных случаях целевой подход представляет собою специфический вид причинного в его широком, диалектическом значении.

Случаем методологического применения телеономии является использование ее понятий в некоторых современных системно-структурных методах, в создаваемой общей теории систем. Понятие цели в условном значении «квазицели»^[52] используется здесь при определении некоторых элементов системы, их роли в системе в целом. Поведение системы как целого описывается в связи с этой целью^[53]. Принципиальным отличием подобного подхода от методов кибернетики является отвлечение от причинной связи. Если кибернетика вскрывает механизмы целенаправленного поведения, основываясь на принципе круговых причинных цепей, то общая теория систем стремится вывести финальность из определений понятий системы и структуры, из совокупности предельно абстрактных характеристик системных объектов, безотносительных к их природе и внутренним отношениям причин^[54].

Такой подход может играть роль ценного средства или этапа познания. Однако при попытках абсолютизации его методологическая «телеология» незаметно превращается в концепцию финалистического типа. Неизбежность этого заключается прежде всего в фактической подмене причинности непричинными факторами. Примером подобного перехода могут служить взгляды Л. Берталанфи, телеологический характер которых отнюдь не снимается резкой критикой в адрес витализма, встречающейся подчас у этого ученого. Финалистические выводы допускаются здесь также отвлечением от качественных различий в организации систем, с чем связана возможность перенесения свойств целенаправленных систем фактически на все объекты действительности.

Между тем история познания показывает, что к источникам и содержанию телеологии всегда относилось распространение телеономичности на лишенные последней связи действительности, а также особенностей высших уровней телеономии на ее низшие уровни. Отношения целесообразности и целенаправленности складываются в природе объективно только с возникновением и развитием жизни. Причины порождения и эволюции последней являются и причинами становления телеономии. Вынесение телеономии за рамки связанных с жизнью систем означает неизбежно отказ от причинного понимания целесоооразности, противопоставление ее причинности, т. е. финализм.

Предложение рассматривать системный подход как адекватное средство исследования не любых объектов, а лишь обладающих органичной целостностью^[55] направлено в этой связи также против финалистского использования этого подхода.

Следует возразить против появляющихся в нашей литературе попыток применения понятий целесообразности, приспособления, цели в онтологическом смысле к структурам материи на ее доорганических уровнях^[56]. Указанные попытки, как нам кажется, развиваются объективно в направлении воззрений лейбницеанского типа и близких им i современных неотомистских и тейярдистских вариантов телеологии.

Ни законы механики и физики, ни простые системы типа маятника, упругого тела, химического равновесия и т. д. не несут в себе телеономичности в рассмотренном выше значении. Применение к ним телеологического подхода и соответствующих понятий не может иметь поэтому онтологической основы^[57]. Телеология, в прошлом сыгравшая здесь положительную эвристическую роль (например, в творчестве Мопертюи, сформулировавшего принцип наименьшего действия), могла иметь лишь сугубо условный характер.

Как динамические уравнения классической механики, так и уравнение Шредингера в нерелятивистской квантовой механике могут решаться не только из начальных _ условий, но и тогда, когда даны условия в конечный момент времени. В последнем случае «финализм» решения относится лишь к внешней форме познавательной деятельности, как познания прошлого на основе настоящего, и не представляет собою онтологической телеологии^[58].

Реальное состояние системы зависит вообще не только от ее собственных начальных условий, но и от конечного состояния воздействующей на нее среды, имеющей свою, независимую от системы детерминацию. Для точного установления конечного состояния системы необходим поэтому учет конечных условий среды. Подобная необходимость также может создать видимость телеологического суждения: заранее учитываются параметры, определяющие конечное состояние системы, выступающие в конце процесса и прямо, в непосредственную причину не входящие^[59].

На этом основании неопозитивизм, для которого как причинность, так и телеология — лишь определенный язык, не имеющий никакого отношения к объективной реальности, делает вывод об одинаковой истинности обоих. Уравнение финализмя в правах с причинным детерминизмом легко переходит фактически в защиту идеалистической онтологической телеологии. Это имеет место, например, у Г. Рейхенбаха при рассмотрении интерпретации Р. Фейнманом проблемы электрона с отрицательной энергией^[60]. Еще дальше идет в указанном направлении итальянский математик Л. Фантаппи. Он ссылается на математическое описание волнового движения в квантовой механике, исходящее из характеристик конечного состояния. Волны стремятся к отрицательному источнику как к цели, образуя обратный во времени «синтропический» процесс. Высшим источником его в природе является бог как цель мира^[61].

Наука нового и новейшего времени развивалась объективно как в той или иной мере отрицание идеалистической телеологии. В частности, в обосновании несостоятельности неоламаркистских концепций, еще недавно тормозивших развитие нашей биологии, не последнее место заняло разоблачение их финалистской сущности.

Нельзя забывать и о той особенной роли, которая принадлежит идеалистической телеологии в современной борьбе идеологий. В конечном счете задачей ее является опровержение материалистического понимания развития, внедрение пассивного отношения к объективному ходу общественных процессов. В то же время рядом современных критиков марксизма выдвигается абсурдное положение о якобы телеологическом характере социального учения Маркса и Ленина.

Рост реакционности идеологии империализма связан, как известно, с оживлением средневековых доктрин. В частности, на VI международном конгрессе томистов в 1965 г. говорилось о том, что телеология становится сейчас основным путем «доказательства» бытия бога, так как она якобы наиболее соответствует духу современной науки. Данные естествознания должны стать отправной точкой финализма^[62]. Активизация телеологических концепций в современной буржуазной философии пытается тем самым опереться на изменение значения категории цели в различных областях научного познания.

Как мы старались показать, новое понимание телеономии в науке, сдвиги в содержании понятий, развитие новых методов познания вынуждают значительно более глубоко разобраться в содержании учения о цели. Но все это ни в коей мере не означает возвращение к идеалистической концепции «конечных причин». Не существует и некоего, якобы отвечающего закону отрицания отрицания, восстановления античной телеологии на основе детерминистического миропонимания, как это утверждалось, в частности, некоторыми зарубежными авторами^[63].

Причинное понимание действительности в марксистской философии продолжает находиться в непримиримом противоречии с идеалистической телеологией. Ассимиляция причинным детерминизмом некоторых положений, которые были выработаны в ранних учениях о цели, служит лишь более полному и решительному опровержению идеалистической телеологии.

В этой связи становится очевидной отрицательная роль рецидивов вульгарного антителеологизма, способных только компрометировать борьбу против финалистских воззрений. Нужно помнить, что диалектико-материалистическое понимание проблемы было с самого начала противоположно не только финалистским учениям, но и антителеологизму подобного рода, сводящему все содержание учения о цели только к идеалистической идее антипричинного целевого фактора, отрицающему применимость категории цели к познанию природы. Как показывает, между прочим, история философии, антителеологические воззрения совсем не всегда являются выражением материалистического миропонимания.

Заслугой учения о целенаправленности являлось указание на сложные структурно-причинные, информационные отношения, исследование которых выдвигается на передний план в современной науке, определяя сдвиги в самом категориальном аппарате научного мышления.

1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 35. ↑
2. С. Wolfius. Philosophia Rationalis sive Logica. Fran cofur ti et Lipsiae, 1740, p. 38. ↑
3. G. Klaus. Das Verhältnis von Kausalität und Teleologie in kybernetischer Sicht.— «Deutsche Zeitschrift für Philosophic», 1960, N 10; M. Jankovič. Problem teleološkog i kausalnog u adaptacijawa i razviču organizma. — «Dijalektika», 1966, god. 1, br. 2. ↑
4. Расхождения в оценке роли телеологии связаны отнюдь не только с примитивным смешением этих ее двух форм, как это иногда считают (см. В. Цонев. За материалистическо тълкуване на някои понятия, свързани с проблемата за происхода и същността на живота. — «Известия на института по философия», т. XVI, 1968, стр. 202). ↑
5. Р. Pilet. La finalité de fait on biologie. — «Filosofia», Supple- mento al fasc. IV, 1963; P. Brien. La structure et la forme en biologie. — «Revue de l’Université de Bruxelles», 1957, N 4. ↑
6. См. нашу статью «Развитие категории «цель» в философских учениях древности». — «Ученые записки Тартуского гос. университета», 1966, вып. 187; Б. С. Украинцев. Процессы самоуправления и причинность. — «Вопросы философии», 1968, № 4; Л. К. Курников, А. I. Уемов. Про цiль доцiльность. — «Проблеми фiлософiї», 1968, вып. 7. ↑
7. Е. Cassirer. Kants Leben und Lehre. Berlin, 1921, S. 306—307. Значения Zweck и Ziel продолжают расходиться и в современном немецком языке (W. Brugger. Philosophisches Wörterbuch. Freiburg, 1961). ↑
8. I. Kant. Gesammelte Schriften, Bd. IV. Berlin, 1911, S. 544. На эти идеи Канта обращал внимание К. Бернар, указывая на значение регуляции организмом постоянства состава своей внутренней среды (С. Bernard. Leçons sur les phénoménes de la vie. Paris. 1878, p. 26). ↑
9. См. И. Кант. Соч. в шести томах, т. 5. М., 1966, стр. 398, 438. ↑
10. 10 См. там же, стр. 399. ↑
11. Гегель. Соч., т. I. М.—Л., 1930, стр. 314. ↑
12. Гегель. Соч., т. IX. М., 1932, стр. 292. ↑
13. Гегель. Соч., т. I, стр. 258. ↑
14. Гегель. Соч., т. IV. М., 1959, стр. 11. ↑
15. Г. В. Ф. Гегель. Наука логики, т. 2. М., 1971, стр. 73. ↑
16. См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 67, 72, 494, 523, 524, 559, 569. ↑
17. Ч. Дарвин. Происхождение видов. М., 4952, стр. 187. ↑
18. A. Rosenblueth, N. Winer. Purposeful and Non-purposeful Behavior. — «Philosophy of Science», vol. 17, 1950, N 4, p. 321. ↑
19. K. Fuchs-Kittowski. Kyhernetik in der molekularen Biologie. — «Deutsche Zeitschrift für Philosophie», 1965, N 3, S. 296; H. Keim; Kybernetische Regelmechanismen und wissenschaftliches Weltbild. — «Die Technik», 1965, N 1. ↑
20. Подобное упрощение допускает Э. Нагель (Е. Nagel. SelfRegulation. — «Automatic Control». New York, 1955, p. 2). ↑
21. См. H. Винер. Я — математик. M., 1964, стр. 253. ↑
22. См. Н. Винер. Кибернетика или управление и связь в животном и машине. -М., 1968, стр. 286. ↑
23. См. там же, стр. 294. ↑
24. См. В. Ф. Семков. Философские вопросы кибернетики, — «Вестник АН СССР», 1962, № 9, стр. 128 ↑
25. См. Н. Винер. Кибернетика или управление и связь в животном и машине, стр. 294. ↑
26. Р. de Latil. La pensée artificielle. Gallimard, 1955, p, 124. ↑
27. Здесь необходимо учитывать упомянутое уже различие уровней телеологии. «Телеология факта» не является, конечно, идеализмом. ↑
28. См. У. Р. Эшби. Принципы самоорганизации. — «Принципы самоорганизации». М., 1966, стр. 317. ↑
29. См. Б. С. Украинцев. Процессы самоуправления и причинность. — «Вопросы философии», 1968, № 4. ↑
30. См. нашу статью «О телеологии неовитализма». — «Ученые записки Тартуского гос. университета», 1969, вып. 225. ↑
31. См. Б. Спиноза. Избр. произв., т. I. М., 1957, стр. 397. ↑
32. Как это имеет, по нашему мнению, место в статье Я. Ф. Аскина «Время и причинность». —«Вопросы философии», 1966, № 5, стр. 78. ↑
33. R. Ruyer. Néofinalisme. Paris, 1952, р. 11; «Philosophic de la valeur». Paris, 1952, p. 65. ↑
34. A. Moulyn. Structure, Function and Purpose. New York, 1957. ↑
35. См. В. С. Барашенков. Об экспериментальной проверке принципа причинности. — «Вопросы философии», 1965, № 2. ↑
36. У. Р. Эшби. Конструкция мозга. М., 1964, стр. 97. ↑
37. В марксистских работах подобная тенденция имеет, как нам кажется, место, в статье: М. Simon. Progrés, raison et histoire. — «La Nouvelle Critique», 1966, N 176, p. 71. ↑
38. С. Bernard. Lemons sur les phénomènes de la vie, p. 340. ↑
39. Взгляды П. К. Анохина подвергались в недавнем прошлом критике как якобы телеологические (М. А. Алексеев. Некоторые замечания по поводу точки зрения П. К. Анохина на афферентный аппарат условного рефлекса. — «Журнал высшей нервной деятельности», т. VIII, 1958, вып. 3). Критик (М. А. Алексеев) допускает, по нашему мнению, помимо вульгарной телеофобии смещение понятий причины возникновения целесообразных устройств и принципа причинного механизма работы таких устройств, когда он обвиняет П. К. Анохина в отходе от дарвинизма (см. там же, стр. 455). ↑
40. N. Rashevsky. Possible brain mechanisms and their physical models. — «The Journal of General Physiology», vol. V, 1931, N 3, p. 389. ↑
41. Н. А. Бернштейн. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М., 1966, стр. 62. ↑
42. См. Н. А. Бернштейн. На путях к биологии активности. — «Вопросы философии», 1965, № 10, стр. 67. ↑
43. В литературе по вопросам экономической кибернетики нашел применение, в частности, термин «телеологический механизм» (L. Couffignal. La pédagogie cybernétique. — «Europe», anner 43, 1965, N 433-434, p. 33). ↑
44. См., например, К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 229. ↑
45. A. Baumgarten. Bemerkungen zur Erkenntnistheorie des dia- lektischen und historischen Materialismus. Berlin, 1957, S. 119; A. Cornu. Karl Marx. L’Homme et l’óeuvre. De Lhégélianisme au matérialisme historique. Paris, 1934, p. 405. ↑
46. J. Maritain. La philosophie morale. Paris, 1960, p. 323—324. ↑
47. См. А. Фрэнк. Функционализм, диалектика и синтез. — «Структурно-функциональный анализ в современной социологии». Вып. 1, № 6, 1968, стр. 321. ↑
48. С. S. Pittendrigh. Adaptation, Natural Selection, arid Behavior. — «Behavior and Evolution». New Haven, 1958, p. 394. ↑
49. Е. Nagel. The Structure of Science. London, 1961, p. 421—422; W. Stegmüller. Einige Beiträge zum Problem der Teleologie und der Analyse von Systemen mit zielgerichteter Organisation. — «Synthese», vol. XIII, 1961, N 1, S. 16. ↑
50. См. В. Уэвелл. История индуктивных наук от древнейшего и до настоящего времени, т. III. СПб., 1809, стр. 519. ↑
51. К. Kirschner. Strukturelle Flexibilität und Enzymfunktion. — «Die Naturwissenschaften», 1969, N 5; M. Perutz. X-Ray Analysis, Structure and Function of Enzymes. — «European Journal of Biochemistry», vol. 8, 1969, N 4. ↑
52. См. М. Ф. Веденов, В. И. Кремянский. К анализу общих и биологических принципов самоорганизации. — «Системные исследования». Ежегодник. М., 1969, стр. 140. ↑
53. См., например, М. Д. Месарович. Общая теория систем и ее математические основы. — «Исследования по общей теории систем». М., 1969, стр. 168. ↑
54. См. Л. фон Берталанфи. Общая теория систем: критический обзор. — «Исследования по общей теории систем», стр. 29. ↑
55. См. И. В. Блауберг, В. И.Садовский, Э. Г. Юдин. Системные исследования и общая теория систем. — «Системные исследования», стр. 18. ↑
56. См., например, Л. А. Петрушенко. Принцип обратной связи. М., 1967, стр. 239; В. А. Асеев. Принцип Гамильтона и проблема соотношения термодинамической и механической форм движения материи. — «Философия пограничных проблем науки», вып. II. Пермь, 1968, стр. 33. ↑
57. См., например, М. Бунге. Причинность. Место принципа причинности в современной науке. М., 1962, стр. 102; А. Поликаров. Относительность и кванты. М., 1966, стр. 410; Е. Nagel. The Structure of Science, р. 420. ↑
58. См. об этом Я. Ф. Аскин. Проблема времени. М., 1966, стр. 150. ↑
59. Н. Ertel. Kausalität, Teleologie und Willensfreiheit als Problemkomplexe der Naturwissenscbaft.— «Sitzungsberichte der Deutschen Akademie der Wissenschaften». Klasse für Mathematik, 1954, N 1 S. 20. ↑
60. Г. Рейхенбах. Направление времени. M., 1962, стр. 348—355. ↑
61. L. Fantappie. Sintesi di un finalismo fisico integrate. — «Causalitá e finalitá». Frienze, 1959. ↑
62. G. Bortolaso. Nuovi aspetti delle cinque vie tomistiche. — «La Civilta Gattolica», vol. IV, 1965, N 22, p. 360. ↑
63. L. K. Frank. Foreword «Teleological mechanismus». — «Annals of the New York Academy of Science», vol. 50, 1948, p. 192. ↑