Выступление Б.М. Гессена на заседании Президиума Коммунистической академии. 1 августа 1931 г.

^[1] Выступление Б.М. Гессена на заседании Президиума Коммунистической академии 1 августа 1931 г. представляет собой его отчет о поездке в Лондон на Второй Международный конгресс по истории науки и техники. В ходе этого заседания выступили несколько участников советской делегации. Б.М. Гессен подробно рассказывает о своих контактах социалистически настроен­ной интеллигенцией Великобритании, об обстановке, в которой проходил конгресс, о посеще­нии им научных учреждений Великобритании, о встрече с П.Л. Капицей.

Гессен. Тов. Рубинштейн^[2] очень полно охарактеризовал, что было на конгрессе. Я хотел сделать пару замечаний о периоде, который отно­сится к отъезду тов. Рубинштейна и Кольмана^[3]. Во-первых, из инте­ресных вещей там было совещание по поводу организации материа­листического журнала в Англии. Инициативная группа этого журнала состоит из Хогбена^[4], Добба^[5] – экономиста и Краузера. Они пригласили в качестве гостей на это совещание нашу делегацию. Мы были на этом совещании, и они обратились с просьбой помочь им советом в орга­низации этого журнала, а потом присылкой всякого материала, всяких статей, которые они в этом журнале хотят печатать. Так что здесь они сами чрезвычайно заинтересованы в очень близком общении с нами. Вся эта группа приезжает к нам в СССР. Краузер уже приехал и целая группа ученых. Я не знаю, почему не было никого из Комакадемии на приеме этой делегации. Приехал Краузер, Хаксли^[6], который принимает участие в Обществе культурной связи с Россией. Приезжает Хогбен. Это надо использовать, чтоб материалистическая пропаганда в Англии направлялась нами как следует, потому что вся эта группа – несомнен­но, механистические материалисты, и очень грубого толка, потому что, несмотря на все авансы, которые они нам делают, когда они дали нам свои книжки, – видно, что они стоят на необычайно низком уровне. И книга того же Ласки^[7] о коммунизме стоит на таком же низком уровне. Здесь совершенное отсутствие какой бы то ни было научной информа­ции очень сильно сказывается. Такую информацию нужно поставить в более общем виде и не только в Англии, но и в Германии, где это также чрезвычайно слабо. И если говорить о важности, то мы очень много сил и денег затратили на Англию, а между тем Германия гораздо важнее, и эффективнее было бы, если бы затратили это на Германию в смысле помощи и распространения наших идей.

Здесь, во-первых, нельзя ограничиться только простым перево­дом наших работ, потому что трудно представить, действительно, тот уровень, на котором сейчас нужно с ними говорить, потому что эти люди не прошли того этапа, который давно прошли в Германии, им надо рассказывать самые элементарные вещи, чтобы они это пони­мали. Даже молодежь, и даже коммунистическая молодежь, возьмите того же самого Рамсея^[8], который является одним из крупных англий­ских математиков, – не имеет абсолютно никакого представления о диалектическом материализме.

Так что, я думаю, что выводы, которые сделал тов. Рубинштейн, надо поддержать. И тут Комакадемия должна что-то предпринять, не только в смысле организации перевода, но и в смысле организации информации, как в специальном журнале, так и в прессе. Они сами охотно помещают наши статьи. Возьмите такой орган, как «…»^[9], он обратился в посольство, чтобы мы дали статьи от 3 до 5 тыс. слов по различным отраслям советской науки. Это следовало бы сделать в организованном порядке. Затем русско-британский журнал, кото­рый издается там, он дает часто недоброкачественную информацию, а эта информация очень нужна. И затем, конечно, личные связи игра­ют громадную роль. Когда приехал Бухарин, […]^[10] и другие устроили специальный прием, на котором присутствовал весь цвет науки, где расспрашивали – как организована у нас наука и т. д. Особенно им им­понирует тип организации научно-исследовательской работы. В этом отношении они чрезвычайно заинтересованы.

Вот первое замечание

Второе – еще после приезда был организован Обществом культур­ной связи очень большой митинг, а котором Бухарин делал доклад о нашей пятилетке, об основных принципах построения нашей пя­тилетки. На этом митинге присутствовало свыше 500 человек, так­же различных ученых, журналистов. Этот доклад, вероятно, будет опубликован в русско-британском журнале. Кроме этого митинга появился в очень солидных газетах, в «Манчестер Гардиан», в «Дей­ли Герольд», целый ряд интервью, которые более или менее объек­тивно дают информацию о наших научных достижениях и о наших экономических достижениях. Вообще, если брать отзывы печати, – я собрал примерно все, что было там, – мы имели свыше 150 ста­тей по поводу нашего приезда – в разных органах печати, только в английских, из которых примерно 40 падает на серьезную печать, как «Таймс», «Манчестер Гардиан», «Дейли Герольд», «Спектай­тор». Я все это собрал, думаю, что было бы интересно напечатать наиболее интересные выдержки из этого и то, что имело известное политическое значение. Надо сказать, что правые газеты и журналы делали нам чрезвычайно большую рекламу, большую, чем мы могли бы сами. Я думаю, что все это может явиться показателем того, что, несомненно, такая информация чрезвычайно важна и что такую ра­боту надо, несомненно, наладить.

Что именно импонировало особенно всем этим ученым – это то, что в первый раз они слышат не просто политические речи, а солид­ные, научно обоснованные доклады, которые трактуют те вопросы, которые перед ними встают большею частью в первый раз. Потому что, например, вопрос о планировании науки – это проблема, которая для них встала впервые и представляет чрезвычайный интерес.

Если говорить о самом конгрессе, на конгрессе было левое крыло, критически настроенное, оно возглавлялось главным образом Хогбе­ном. И они не только поддерживали нас, но и сами выступали против […]^[11]. В этом отношении был не бой с ветряными мельницами, а есть определенная группа, на которую можно опереться. Эта группа тоже разнокалиберна по своему составу. Есть часть людей, которые – ме­ханистические материалисты по незнанию, но часть – и по убежде­нию. Я думаю, что Хогбена и Хаксли вряд ли можно переубедить, но борьба за молодежь очень важна. Любопытно, что после нашего отъезда в «Дейли Телеграф» появилось сообщение о конгрессе, где было сказано, что особенное значение имеет влияние этих докладов на молодежь. И они отмечают, что самое опасное, что мы завязали личные отношения с молодежью и инструктировали их в основах диалектического материализма. Это надо сделать на гораздо более широких основах. В частности, надо отметить, что наше пресс-бю­ро, которое имеется в посольстве, дает исключительно политическую информацию в газетах, а информация по линии научной совершенно отсутствует, и совершенно ясно почему: потому что весь материал передается в пресс-бюро Наркоминделом, и связь с организованным научным центром, который мог бы давать авторитетную научную ин­формацию для дальнейшего распространения в Англии, отсутствует. В этом отношении надо поставить вопрос перед Комакадемией о та­ком центре, который во все пресс-бюро мог бы давать информацию по научной линии.

Милютин^[12]. Вам, вероятно, удалось посетить научно-исследова­тельские учреждения. Не можете ли сообщить нам: какие работы ве­дутся, как организованы.

Гессен. Разные делегаты интересовались по своей специально­сти. Мы все вместе были в физической лаборатории Капицы. Я еще был в учреждениях, которые меня лично интересовали, – это в биб­лиотеке Патентного бюро и в Лондонской палате мер и весов. Я дол­жен сказать, что если брать крупнейший институт Палаты мер и ве­сов, то по масштабу он ничего поражающего не представляет, и чтобы там было что-нибудь такое, что могло бы поразить, и чтобы там было что-нибудь такое, чего у нас нет, – я бы не сказал. Они, правда, строят большую аэродинамическую трубу, но наши работы в ЦАГИ, по-мо­ему, не очень отстают по масштабу. Надо сказать, что в смысле уров­ня научного исследования здесь нет ничего сногсшибательного. У нас в Ленинграде есть по оптическим, математическим исследованиям, несомненно, лучшее. Правда, у них строится новая лаборатория, но то, что сейчас есть, по-моему, ничего любопытного не представляет. Любопытна там система финансирования этой Палаты мер и весов. У них она наполовину на хозрасчете. Дело поставлено так: их бюд­жет, с одной стороны, государственный, но государственная дотация составляет примерно не больше 35 %, остальное – это частно-про­мышленные заказы. Бюджет у них большой, свыше 700 тыс. фунтов стерлингов, и 65 % работают на промышленность. В этом отношении, когда спросили, есть ли у них специальная организация по исследова­нию, они говорят, что они не могут это делать.

Что касается до Патентного отдела – это у них блестяще постав­лено. Там можете в библиотеке Патентного отдела в 10 минут навести справку о любом патенте во всем мире, начиная с 1628 г. и до сего­дняшнего дня. Я поинтересовался, есть ли там наши. Я был 7 июля, и последний бюллетень от конца июня был уже на полке. Это действи­тельно организовано прекрасно. Но любопытно следующее: что та­кое учреждение не имеет абсолютно никакого бюллетеня^[13]. Я хотел получить там просто их материалы – у них никаких материалов нет. Я жалел, что мало времени, потому что поработать в этой библиоте­ке, особенно для работников по истории техники, – это совершенно неисчерпаемый кладезь, потому что они имеют, начиная с 1628 г., с XVII в., – все патенты, которые когда бы то ни было были. Это наибо­лее интересное научное учреждение.

Что касается физических учреждений Лондона – у них нет осо­бенно интересных. В Кембридже очень интересно, и если сравнить с германскими научными институтами, Вас поражает разница. Я был в Берлине, видел новый отстроенный институт Герца. Вас поражает роскошь отделки – и мрамор, и золото и т. д. И несмотря на такую роскошь отделки, в смысле лабораторий, и в особенности в смысле оплаты персонала, там очень туго обстоит дело. А в Англии – наобо­рот, Вас поражает необычайная простота построек. В Кембридже, и особенно в новом здании Палаты мер и весов, стены помещений, не имеющих специального значения, коридоры – не штукатурены. И ко­гда мы говорили по этому поводу, они говорят так, что, если возьмете расходы, у нас расходы распределяются на три части. Прежде всего даем на здание – меньше всего, больше даем на оборудование и са­мую большую сумму – на обеспечение людей. В этом отношении на­до помнить также, что у них кастовость, в смысле обеспечения, чрез­вычайно сильна. Если возьмете избранный круг профессоров, как они обеспечены, и средний технический персонал – здесь громадный ска­чок, но обеспечение крупных профессоров совершенно несравнимое.

Например, финансирование лаборатории Капицы. Он имеет в год примерно свыше 3 тыс. фунтов – несколько десятков тысяч рублей. Эти деньги даются в его полное и бесконтрольное владение. Есть ко­митет из трех лиц, который контролирует не расходование этих денег, а только научное ведение работы судит о работе по ее практическим результатам. Он обязан доложить, что он сделал. Раз в год он докла­дывает комитету, что сделано, а эти деньги он может фактически тра­тить, как хочет. Никакого финансового контроля нет, так что в этом смысле трудно понять, почему такие суммы тратятся.

О специальных физических работах, я не думаю, чтобы было интересно говорить. О работе Капицы я мельком говорил. Сейчас у него такого рода работа, что он подвергает систематическому иссле­дованию все чистые элементы в пределах очень высокого магнитного напряжения. Сейчас у него имеется 28 элементов. Теперь он хочет подвергнуть систематическому исследованию все эти элементы по определенным группам, чтобы можно было установить некоторое об­щее свойство. Так что сейчас фактически он продолжает ту же работу, и новых результатов пока нет. Технических заданий он не имеет и ни с какими техническими учреждениями не связан.

Опубликовано в журнале «Эпистемология и философия науки» / Epistemology and Phylosophy of Sciense , т. 53, № 3, 2018.

Публикация и примечания С.Н. Корсакова.

1. Архив РАН. Ф. 350. Оп. 1. Д. 427. Л. 22–28. ↑

2. Модест Иосифович Рубинштейн (1894–1969), зам. директора Института эконо­мики Коммунистической академии, участник советской делегации на Втором Международном конгрессе по истории науки и техники. ↑

3. Эрнест Яромирович Кольман (1892–1979), председатель Ассоциации институтов естествознания Коммунистической академии, участник советской делегации на Втором Международном конгрессе по истории науки и техники. ↑

4. Ланселот Томас Хогбен (Lancelot Thomas Hogben, 1895–1975), профессор социаль­ной биологии Лондонской школы экономики и политических наук Лондонского университета, с 1936 г. член Лондонского королевского общества. ↑

5. Морис Херберт Добб (Maurice Herbert Dobb, 1900–1976), преподаватель Кембриджского университета. ↑

6. Джулиан Хаксли (Julian Huxley,1887–1975), президент Национального союза на­учных работников Великобритании и профессор Королевской ассоциации, пер­вый генеральный директор ЮНЕСКО в 1946–1948 гг. ↑

7. Гарольд Джозеф Ласки (Harold Joseph Laski, 1893–1950), профессор Лондонской школы экономики, в 1945–1946 гг. председатель Лейбористской партии. ↑

8. Фрэнк Пламптон Рамсей (Frank Plumpton Ramsey, 1903–1930), директор по мате­матике Королевского колледжа в Кембридже. ↑

9. В тексте стенограммы название отсутствует. ↑

10. В тексте стенограммы фамилия отсутствует. Известно, что в ходе конгресса в честь Бухарина и его коллег давали обеды секретарь Лейбористской партии А. Гендерсон, председатель конгресса, профессор Лондонского университета Ч.Дж. Сингер, а также П.Л. Капица. Но все эти обеды носили частный характер. ↑

11. В тексте стенограммы фамилия отсутствует. ↑

12. Владимир Павлович Милютин (1884–1937), зам. председателя Президиума Коммунистической академии, репрессирован в 1937 г. ↑

13. В первом случае бюллетень означает текущую информацию о зарегистрирован­ных патентах, во втором случае – периодическое издание. ↑