3. Вера и «вера»

Доказательств не требуется

Быть может, богословы в какой-то степени не требуется правы, и наука, если не во всем, то хоть в чем-то, действительно опирается на веру, сходную с религиозной?

— Вера и знание по своему существу неотделимы друг от друга, — утверждают защитники религии. — Невозможно предположить, — говорят они,— чтобы ученый не верил в свой исследующий разум и в возможность достижения намеченных целей. Научные теории, — утверждается далее, — никогда но могут быть вполне свободными от положений, принимаемых на веру в тех многих случаях, когда их нельзя доказать опытным путем.

Религиозные проповедники нарочито смешивают два понятия: «верить» и «быть уверенным», хотя эти понятия имеют совершенно различное содержание.

— А если так, — делается вывод, — то нельзя требовать и доказательств существования бога: признавать или отрицать его есть дело исключительно веры.

Попробуем, однако, разобраться, существует ли в действительности что-либо общее между религиозной верой и процессом научного исследования природы, между верой в бога и убежденностью, уверенностью ученого в результатах научных исследований.

Вера — основа всякой религии; вера в бога, в сверхъестественное, в божий промысел, в загробный мир…

Защитники религии всегда прекрасно понимали, что строгое доказательство справедливости религиозных положений невозможно. Поэтому они стремились создать у верующих впечатление, что религиозные истины не только не нуждаются в каких- либо доказательствах, но и вообще не имеют ничего общего с обычными представлениями о разуме и логике.

«Долой разум!» — вот основа религии, отмечал замечательный французский атеист XVIII столетия Гольбах.

Слепая вера, пусть нелепая, пусть противоречащая здравому смыслу, — вот главная опора всякой религии.

«Сын божий умер — вполне верим этому, потому что это нелепо. И погребенный воскрес — это верно, потому что это невозможно…» Не правда ли, довольно откровенное высказывание… Принадлежит оно одному из проповедников христианства — Тертуллиану.

А основатель католического ордена иезуитов Лойола говорил, что необходимо верить, что «белое является черным, если так утверждает церковь».

Догматы, то есть основные положения религии, не только недоказуемы, утверждают религиозные идеологи, но они принципиально недоступны человеческому разуму.

Верующий должен помнить, подчеркивают, в частности, отцы современной православной церкви, что всякий догмат потому и составляет предмет веры, а не знания, что не все в нем доступно нашему пониманию.

«Когда догмат становится слишком понятным, — заявил, например, патриарх русской православной церкви Алексий, — то имеются все основания подозревать, что содержание чем-то подменено, что догмат берется не во всей его божественной глубине».

Следовательно, если догмат можно разъяснить, то в нем необходимо… немедленно усомниться.

Итак, слепая вера… Но для слепой веры, родной сестры незнания, настали плохие времена.

Ведь все, что создано вокруг нас… создано не молитвами, а вопреки им. Вот здесь-то и начинается принципиальное различие между религиозной верой и так называемой верой ученого.

Вера и знание

В самом деле, попробуйте задуматься над таким вопросом: что дала человечеству вера в бога?

Где, когда молитва помогла совершить научное открытие или изобретение, разработать конструкцию новой машины, решить ту или иную техническую задачу? Кто видел, чтобы в результате молитвы возникали какие-либо материальные ценности?

Вспомним хотя бы, как на протяжении многих сотен лет человек испытывал жестокую зависимость от явлений погоды. Заморозки, суховеи, засухи неминуемо влекли за собой неурожаи, а вслед за ними и голод. Как часто в наших русских деревнях совершались молебны о погоде, устраивались крестные Ходы, но все это, разумеется, не могло помочь людям.

Только наука дала людям реальные средства борьбы с непогодой и во многом уже защитила человека от ее капризов. Она дала ему засухоустойчивые и морозоустойчивые сорта культурных злаков, она вооружила его умением предвидеть явления погоды и даже оказывать непосредственное влияние на некоторые из них. Новая Программа Коммунистической партии Советского Союза поставила перед нашей сельскохозяйственной наукой задачу — в ближайшее время обеспечить обильные урожаи независимо от погодных условий. И мы знаем, что эта задача будет решена, так как многое в этом отношении уже достигнуто.

Мы доверяем науке прежде всего потому, что за ее плечами множество реальных достижений. Оглянитесь вокруг, посмотрите на все, что вас окружает: электричество, радио, телевидение, электровозы, самолеты, комбайны, автомобили, синтетические вещества и многое, многое другое. Разве все это не результат творческого труда человека, не создание его мыслящего разума, смело познающего законы природы? Разве все это дал человеку господь бог?

А прорыв в космос, прорыв в небо, в те самые небеса, которые извечно были оплотом любой религии! Как совместить это с верой в бога?

Вера пассивна. Она призывает человека к смирению, обещая ему счастье за порогом смерти, она кормит верующих несбыточными надеждами на несуществующий загробный мир.

Таким образом, религиозная вера помимо своей беспочвенности к тому же еще бездейственна и беспомощна.

Другое дело — знание, наука! Наука не только наблюдает и изучает окружающий нас мир, но и активно преобразует его с тем, чтобы улучшить жизнь людей на Земле.

Но защитники религии пытаются утверждать, что практические успехи науки и знания в изучении законов природы и подчинении ее сил еще ничего не доказывают, так как, мол, у науки и религии различные сферы приложения.

В одном из курсов православного богословия прямо записано, что Библия — это не геология, не астрономия и не физика. Она не имеет целью учить человека естествознанию и преследует цели исключительно религиозно-нравственные.

Ну а что, если и в самом деле отвлечься от вопросов общественной практики людей? Не обнаружим ли мы в таком случае, что между верой в бога и верой ученого в научные данные действительно есть нечто общее и, таким образом, справедливость некоторых научных положений, в частности справедливость закона сохранения материи и движения, а следовательно, и представление о вечности вселенной, и в самом деле является вопросом веры?

Ведь всякий истинный ученый и в самом деле верит в результаты своих исследований, в достоверность научных данных вообще.

Вера и уверенность

Но так называемая вера ученого — совсем иная вера. Это уверенность, основанная на точном знании, на реальных фактах, допускающих многократную проверку, на результатах практического использования достижений науки, на многовековом опыте всего человечества.

«Изучайте, сопоставляйте, накопляйте факты, — говорил великий русский физиолог Иван Петрович Павлов. — Как ни совершенно крыло птицы, оно никогда не могло бы поднять ее ввысь, не опираясь на воздух. Факты — это воздух ученого. Без них вы никогда не сможете взлететь. Без них ваши «теории» — пустые потуги».

Реальные факты, факты, добытые в результате изучения окружающего нас мира, многократно проверенные, — вот на что опирается наука, вот на чем основана уверенность ученого.

Религиозная же вера не имеет ничего общего с фактами, с точным знанием, она покоится на всевозможных догматах и «откровениях», содержащихся в так называемых священных книгах.

«Суеверие — есть уверенность, на знании не основанная», — писал великий русский ученый Дмитрий Иванович Менделеев.

— Верь и не сомневайся, — говорят своей пастве защитники религии. Но говорят так не от хорошей жизни, а потому, что не имеют возможности говорить иначе. Ведь не существует и никогда не существовало ни одного реального факта, который бы подтвердил правильность религиозных представлений о мире.

Уверенность же ученого основывается прежде всего на практических применениях науки. Практика, многовековой опыт человечества — вот лучшее доказательство того, что данные науки не выдумка, не спекуляция, а действительное отражение окружающего нас мира. Практические достижения науки наглядны и убедительны. Можно не разбираться в тонкостях теоретической физики и теории строения вещества, но можно ли сомневаться в их реальности, если работает атомная электростанция, если по Северному морскому пути ведет караваны судов атомный ледокол?

Даже самые сложные и отвлеченные разделы науки приобретают в глазах людей полную убедительность, как только они получают практическое применение.

Можно не знать законов движения небесных тел, но можно ли усомниться в правильности научных представлений о строении мира, наблюдая собственными глазами полет искусственных спутников Земли или слушая рассказ первых космонавтов об их полетах по космическим трассам?

Реальные достижения науки — лучший агитатор в пользу научного мировоззрения.

Защитники религии утверждают, что их вера не требует никаких доказательств, не нуждается в них. Это в своем роде логично: на то и вера — хочешь верь, хочешь не верь. Тем самым богословы в известной степени предоставляют верующему свободу выбора. Это обстоятельство подтверждается всей церковно-религиозной практикой, наглядно демонстрирующей полную возможность одновременной веры разных людей в совершенно различные религиозные истины. Известно также множество случаев, когда верующие переходят из одной религии в другую и начинают верить в то, что прежде они с такой убежденностью отрицали.

Уверенность же ученого является формой проявления необходимости. Ученый, вставший перед реальным фактом, не имеет свободы выбора — верить ему в этот факт или не верить. Факт все равно остается фактом, несмотря ни на что!

И если между учеными и возникают по временам разногласия по поводу отдельных научных положений, то они рано или поздно разрешаются в ходе дальнейшего развития науки. И разрешаются потому, что обнаруживаются новые реальные факты, которые уже не допускают различных толкований вопроса и решают его вполне определенным, однозначным образом.

Так, например, было время, когда одни ученые считали атомы неделимыми, а другие утверждали, что и атом должен иметь сложное строение. Представители каждой из этих точек зрения отстаивали свое мнение, но подобные разногласия продолжались только до тех пор, пока не было точно установлено, что атом состоит из сложного ядра и движущихся вокруг него электронов. Конечно, можно и теперь продолжать придерживаться прежней точки зрения, но это будет просто бессмысленно и строение атома от этого, конечно, не изменится.

Все это свидетельствует о том, что уверенность ученого — это не пустой звук, не мистическая вера фанатика.

Защищая недоказуемость своей веры, богословы в то же время понимают, что она тем самым сильно проигрывает в убедительности по сравнению с наукой. И они, без сомнения, с легким сердцем отказались бы от рассуждений о слепой вере, если бы располагали прямыми доказательствами существования бога, способными убедить верующих в истинности их веры, в справедливости религиозных догм. Об этом говорит хотя бы тот факт, что для убеждения верующих представители церкви не брезгают различными суррогатами. Я имею в виду так называемые чудеса.

Чудо как доказательство бога

Чудо — вот способ, с помощью которого можно было бы убедить верующих в существовании бога.

Одна только беда: чудес в природе не бывает… Приходится фабриковать их искусственным путем…

Описаниями всевозможных чудес полны различные религиозные книги. Но одних описаний подобных чудес недостаточно. Чудо должно быть наглядным и убедительным. Особенно широко поставлено дело фабрикации чудес у современной католической церкви. В Италии, например, чудеса даже рекламируются в газетах, о них объявляется заранее, как о цирковых аттракционах. А для осуществления чудес используются новейшие достижения науки, вплоть до электроники и кибернетики!

В современной религиозной пропаганде применяются и радиоусилительная техника, и световые эффекты, и демонстрация диапозитивов, — одним словом, разнообразные достижения науки.

Имеются чудеса и у нашей православной церкви. Правда, здесь они носят более традиционный характер — это всевозможные «святые мощи», вечно свежая «святая вода», «кровоточащие» и «самообновляющиеся» иконы и т. п. Сегодня вряд ли все это может произвести впечатление на подавляющую часть верующих. Наука же буквально на каждом шагу осуществляет подлинные чудеса, с которыми не идут ни в какое сравнение не только чудеса, демонстрируемые верующим, но даже и те мифические чудеса, которые описаны в священных книгах.

Достаточно вспомнить хотя бы искусственное воздействие на явления погоды: рассеивание облаков и туманов или управление энергией, добываемой из атомов.

Видимо, понимая все это, православные богословы пытаются подойти к вопросу о чудесах с несколько «новой» стороны.

«Что такое чудо? — говорят они верующим в своих проповедях. — Если бы я, скажем, взял малую часть глины и песку, воды, воздуха, тепла и света и еще кое-что, смешал бы все это и получилась бы малина. Потом сделал бы комбинацию из этих же предметов и получил виноград, яблоки, орехи. Далее, из этой же земли, воды и прочего я сделал бы вам пшеницу, цветы, деревья, — одним словом, все, что вам угодно. Если бы я это сделал, то все считали бы меня великим чудотворцем, а мои действия необычайными чудесами. А между тем чудеса постоянно творятся вокруг нас. И если мы их не замечаем, то только потому, что их слишком много и что мы очень невнимательны и рассеянны. Если бы мы были духовно просвещены, то перед каждой травинкой, перед каждым цветком, не говоря уже о более грандиозных явлениях, останавливались бы с удивлением и благоговением, как перед удивительным, чудесным явлением, как перед мудрейшим произведением творца».

Таким образом, совет сводится к следующему: хотите чудес — пожалуйста, они везде и во всем, только смотрите лучше вокруг.

Можно ли верить науке?

Стараясь «примирить» научное и религиозное мировоззрения, богословы в то же самое время стремятся подорвать в глазах верующих авторитет науки, увести верующего с почвы реальных фактов в область отвлеченных богословских рассуждений и создать видимость, будто бы религия обладает в сравнении с нею целым рядом существенных преимуществ.

Ход их рассуждений примерно таков: и наука и религия стремятся к обладанию истиной. Но, в то время как научные выводы добываются самим человеком, путем всякого рода исследований и изысканий, религиозные истины дарованы самим богом, через избранных людей.

Принятые наукой истины в силу новых открытий или совершенно теряют свое значение, или же существенно изменяются. Истины же христианской веры неизменны, абсолютны, вечны. Мы не можем к ним что-либо прибавить или убавить. Верующий человек не отрекается от истин своей веры, если бы даже они и не совпадали с выводами пауки.

Не верьте науке, призывают богословы, ее утверждения постоянно меняются. Только в религии вы найдете вечное, неизменное. Только вера в бога поможет вам ощутить всю духовную сладость от сознания, что вы владеете абсолютными, вечными, спасительными истинами.

Один из бывших крупных деятелей русской православной церкви — Осипов, ныне порвавший с религией, в одной из своих статей рассказывает о том, как руководитель Ленинградской духовной академии в беседе с ним бросил однажды примерно такую фразу: стоит ли читать статьи о науке, ведь в науке никогда ничего не известно точно — всегда все меняется…

На первый взгляд может показаться, что защитники религии в какой-то степени правы.

Мы уже приводили примеры того, как многие научные представления с течением времени действительно претерпевали весьма существенные изменения.

Так, всего несколько лет назад считалось, что Луна — давно остывшее, «мертвое» небесное тело. Но данные современной астрономии заставляют нас отказаться от подобной точки зрения и признать, что в недрах нашего естественного спутника до сих пор протекают вулканические процессы.

Подобных примеров можно было бы привести великое множество. Не говорит ли это о правоте богословов, утверждающих, что науке «нет доверия»?

По лестнице познания

Чтобы разобраться в этом, посмотрим, как формируются научные взгляды, как совершаются научные открытия.

Путь к познанию научной истины обычно начинается с накопления новых фактов. Ученый ничего не изобретает, ничего не придумывает, он просто наблюдает природу такой, какая она есть. На первых порах имеющиеся в его распоряжении факты еще не допускают научного объяснения, их причины еще остаются неизвестными.

Но как только подобные факты накапливаются в достаточном количестве, появляется возможность выдвинуть первую гипотезу.

Такая гипотеза, как правило, не претендует на то, чтобы ее считали непогрешимой истиной, не допускающей никаких дальнейших исправлений. Это скорее лишь инструмент научного исследования, который позволяет объединить разрозненные факты единой точкой зрения и благодаря этому успешнее двигаться дальше. На основании гипотезы ученый намечает путь дальнейших наблюдений, дальнейших экспериментальных исследований, разрабатывает способы изучения новых, неизвестных ранее явлений, предсказанных гипотезой.

Таким образом, с созданием первой гипотезы процесс научного исследования не заканчивается, а только начинается. В ходе дальнейшего развития науки обычно обнаруживаются новые факты, которые либо не могут быть объяснены первой гипотезой, либо даже ей противоречат. В таких случаях приходится пересматривать установившиеся представления или вовсе от них отказываться. В результате возникает новая гипотеза, одинаково хорошо объясняющая все факты, как старые, так и новые.

От гипотезы к теории

Таким образом, научная гипотеза, способствуя развитию науки и открытию новых фактов, на определенном этапе может прийти с некоторыми из них в противоречие, и тогда должна возникнуть новая гипотеза, представляющая собой очередной шаг в познании природы. Правильные в своей основе гипотезы в конце концов развиваются в научные теории, которые с единой точки зрения объясняют большое число фактов, вскрывают не только качественные, но и количественные закономерности изучаемых процессов и явлений.

Таков диалектический ход научного познания объективного мира. Подчеркивая это, Ф. Энгельс указывал, что гипотеза представляет собой форму развития естествознания.

В свое время, пытаясь объяснить природу световых явлений, знаменитый физик Исаак Ньютон разработал так называемую корпускулярную теорию света, согласно которой все светящиеся тела испускают множество светящихся частиц — корпускул.

Гипотеза Ньютона хорошо объясняла законы отражения и преломления света, но не могла, например, объяснить изменение направления световых лучей при прохождении через узкое отверстие.

Это явление получило свое истолкование в более совершенной гипотезе, разработанной Гюйгенсом и Френелем, гипотезе, согласно которой свет представляет собой колебания эфира — особой среды, заполняющей все мировое пространство.

Но вскоре выяснилось, что в световых волнах колебания происходят перпендикулярно к направлению распространения волны. Такие волны, называемые поперечными, могут распространяться только в твердых телах. Поэтому от гипотезы эфира пришлось отказаться.

Решение вопроса было найдено в трудах Максвелла и Лоренца, разработавших электромагнитную теорию света. Однако и эта теория не была окончательной. Как мы уже говорили, выдающийся русский физик Лебедев обнаружил, что свет способен производить давление на различные тела. Это открытие и некоторые другие новые факты привели к еще одному очередному пересмотру представлений о природе света.

Новая теория была построена с учетом современных научных данных о строении вещества. Световой луч состоит из порций излучения — фотонов, или квантов, которые как бы одновременно являются и частицами, и волнами.

Современная квантово-волновая теория света не есть, конечно, истина в последней инстанции. По мере развития науки наши знания о природе света и дальше будут углубляться и совершенствоваться.

Диалектический ход развития науки можно хорошо проследить и на примере развития представлений о строении атома.

Еще в конце 80-х годов прошлого столетия на основании целого ряда экспериментальных данных было установлено, что во всех без исключения атомах должны содержаться электрические заряды. Исходя из этого, Томсон предложил первую модель атома: атом — это шарик, по всему объему которого равномерно распределены вещество и заряд.

Но очень скоро томсоновские представления о строении атома пришли в противоречие с опытом. Знаменитый английский физик Резерфорд осуществил ряд экспериментов по рассеянию альфа-частиц, то есть ядер атомов гелия, при их прохождении через тонкие металлические пластинки. При этом обнаружилось, что атом должен состоять из маленького ядра, в котором сосредоточены весь положительный заряд атома и почти вся его масса, и электронов, движущихся вокруг ядра на расстояниях, сравнимых с размерами самого атома. Развитие этих представлений привело к представлению о том, что атомы подобны планетным системам.

Однако дальнейшее показало, что и эта модель является лишь очередным приближением к истине. Обнаружился ряд фактов, противоречащих планетарным представлениям. В частности, согласно законам классической физики электрон, обращающийся вокруг ядра, должен излучать электромагнитные волны и вследствие этого через какие-то доли секунды упасть на ядро. В действительности же атомы представляют собой весьма устойчивые образования. Все это означало, что представления обычной физики нельзя механически переносить на микроявления. Классические представления сослужили немалую службу для понимания строения атома, но в целом они оказались несостоятельными.

Следующий шаг был сделан в 1913 году знаменитым датским физиком Нильсом Бором. Бор высказал предположение, что для электронов в атомах существуют лишь некоторые «избранные» орбиты, соответствующие определенным уровням энергии. Двигаясь по этим орбитам, электроны не излучают; излучение происходит лишь при переходе с одной орбиты на другую. При этом энергия выделяется строго определенными порциями.

Теория Бора, в свою очередь, не могла объяснить всех закономерностей микромира. Тогда родилась новая наука, квантовая механика, вскрывшая глубокие своеобразные закономерности, присущие микропроцессам. Но и квантовая механика не в состоянии дать объяснение некоторым явлениям, происходящим в мире атомных ядер и элементарных частиц. Эти явления, вероятно, получат со временем свое истолкование в еще более общей теории.

Наука непрерывно развивается. Одни научные представления сменяются другими, более точными. При этом каждая гипотеза неразрывно связана с господствующими научными представлениями данной эпохи и, естественно, ограничена уровнем развития знаний своего времени, который, в свою очередь, связан с уровнем развития производительных сил.

Так, корпускулярная гипотеза Ньютона была развита под влиянием блестящих успехов механики, в эпоху господства механистических представлений о природе.

И хотя в ходе развития естествознания одна гипотеза сменяет другую, в каждой из них содержится определенное рациональное зерно. Корпускулярная гипотеза Ньютона о природе света в целом оказалась несостоятельной, но многое из нее вошло и в современные представления о природе света. То же самое можно сказать и о волновой гипотезе Гюйгенса.

Развитие науки напоминает подъем по лестнице, ступенька за ступенькой. Можно иногда перескочить через одну-две ступеньки, можно задержаться па одной из них, но, прежде чем добраться до верхней, так или иначе придется использовать некоторое число нижних.

Да, в процессе развития человеческих знании многие научные положения, гипотезы, теории действительно изменяют свой вид. Но в этом состоит не слабость науки, а ее величайшая сила. Наука никогда не стоит на месте, она непрерывно движется вперед, смело отметая устаревшие, обветшалые представления, открывая новые законы и закономерности. Это позволяет человеку подчинить себе новые и новые силы природы, ставить их себе на службу.

Если бы наука никогда не пересматривала своих положений, она стояла бы на месте, и мы до сих пор считали бы атомы неделимыми шариками, свет — потоками твердых корпускул, а Землю — центром вселенной. И не было бы у нас ни атомной энергии, ни радиотехники, ни ракет и искусственных спутников Земли.

Ничего этого религия с ее «боговдохновенными» абсолютными истинами дать человеку не может. Научные положения ясны, недвусмысленны и в своих практических приложениях доступны пониманию каждого человека.

Религиозные же истины весьма туманны, двусмысленны и допускают всевозможные истолкования. Да иными они и быть не могут, иначе их ошибочность и несостоятельность немедленно стали бы совершенно очевидными. Ведь не случайно же всякое сомнение в справедливости религиозных догм объявляется величайшим грехом.

Но теоретические рассуждения богословов остаются рассуждениями, а жизнь показывает совершенно обратное.

Наука дала человеку власть над природой, вооружила его машинами и механизмами, обеспечила удовлетворение его насущных потребностей.

Что может быть более убедительного?

Любопытно, что, стремясь «примирить» науку и религию, современная православная церковь в то же время болезненно чувствительна к научно-атеистической пропаганде.

Известны, например, случаи, когда на местах священники через подставных лиц скупали в книжных магазинах научно-атеистические брошюры. По свидетельству одного из бывших руководителей Ленинградской духовной академии — А. Осипова, руководство академией запрещало выдавать студентам в библиотеке газеты и журналы, содержащие материалы по научному атеизму.

Утверждение православных богословов, что религиозная вера сродни уверенности ученого, есть не что иное, как самое беззастенчивое искажение фактов, рассчитанное на то, чтобы ввести в заблуждение верующих.

Хотя позиции современных защитников религии крайне противоречивы, по самому существу своему религия всегда была, есть и будет самым заклятым врагом науки.

Всего каких-нибудь 90 лет тому назад Ватиканский собор 1869 года объявил «ложным всякое утверждение, которое противоречит… истине веры».

— Да будет анафема, — говорилось далее, — тем, кто утверждает, что с прогрессом науки можно будет прийти к пониманию учений, установленных церковью, в ином смысле, чем какой церковь им всегда придавала и придает поныне.

Но, ставя религию выше науки, современные богословы в то же время стремятся использовать колоссальный авторитет науки в своих интересах. Они пытаются обосновать с помощью научных данных основные положения религиозного мировоззрения. Недаром современный Ватикан обзавелся даже своей собственной «академией наук», а за лучшее «научное» доказательство существования бога руководством католической церкви учреждена особая премия.

Папа требует научного доказательства бога

В 1958 году папа Пий XII написал по этому вопросу специальный трактат под названием «Доказательства существования бога в свете современной науки».

Вот одно из положений этого трактата: «В бытии бога, столь важном для каждого человека, можно легко убедиться, просто глядя на видимый мир, так что не понять этот голос природы — значит проявить глупость. Это познание бога находит свое подтверждение благодаря углублению и прогрессу научного познания».

Далее там же говорится: «Итак, творение — во времени, и поэтому — творец и, следовательно, бог. Это весть, которую мы, может быть, не совсем ясно и законченно требовали от науки и которую ждет от нее современное человечество».

По мнению папы Пия ХII, главная задача, стоящая перед учеными, — показать «на языке чисел, формул и эксперимента бесконечную гармонию всемогущего бога».

Характерным примером такого рода «научных изысканий» является «теория» происхождения звезд, разработанная американским астрофизиком Г. Гамовым. По теории Гамова, все звезды и галактики образовались из первоначального «пламенного» ядра. В научном отношении подобное предположение вызывает ряд серьезных возражений, но дело не только в этом. Научная теория, оказавшаяся несостоятельной, вовсе не обязательно должна приводить к идеалистическим выводам. Однако на этот раз автор «теории» сделал все от него зависящее, чтобы истолковать свою работу в пользу религиозного мировоззрения. Он ставит вопрос о том, что предшествовало «великому сжатию» вещества в пламенное ядро, и отвечает: «эра святого Августина». Именно святой Августин, пишет Гамов, «первым поднял вопрос о том, что делал бог до того, как создал небо и Землю».

Поскольку, согласно идеям Гамова, на ранних стадиях «рождения» вселенной основную роль играла радиация, то, по его мнению, вполне можно согласиться с библейским утверждением о том, что «вначале был свет».

Стремление использовать достижения науки в интересах религии, толкуя их для этой цели под соответствующим углом зрения, ярко проявилось и в речи, обращенной тем же Пием XII к делегатам VII конгресса Международного астронавтического союза.

«…Открывается широкая дорога для движения к новому знанию, к новым истинам, которые бог обильно рассеял по всей вселенной, — сказал папа римский.— Человек должен укрепить свое познание самого себя и познание бога, свое место в мире как целом… Все свое творение предложил господь бог человеческому духу постижения, проникновения, дабы человек глубже понимал бесконечное величие создателя».

Православие и наука

Что касается русской православной церкви, то, хотя ее руководители официально избегают высказываться на подобные темы, тем не менее и они в последние годы стали уделять взаимоотношениям науки и религии серьезное внимание. Среди православных богословов появились свои «специалисты» по вопросам науки. Стали появляться «учебные пособия» для учащихся духовных семинарий и академий, в которых достижения современной науки трактуются с религиозной точки зрения. Разрабатывались также специальные «тезисы», в которых теоретики православия попытались определить свою позицию по этим вопросам. Как и у католических собратьев, она сводится в основном к стремлению «примирить» науку и религию.

Как и папа римский, православные богословы утверждают, будто бы «достижения науки, изучающей природу, ее выводы и открытия содействуют познанию величия премудрости творца».

В тактических целях современные богословы готовы согласиться с наукой там, где спор с ней не сулит успеха. Это стремление распространяется на целый ряд вопросов, на целый ряд — за исключением одного: вопроса о творении. Здесь защитники религии не могут пойти ни на какие компромиссы, если бы даже они этого и захотели.

«Бог — создатель мира и его строитель. Из ничего он только своей мыслью и своей волей создал мир со всеми его закономерностями», — утверждается в религиозных книгах. В так называемом первом члене символа веры говорится, что всякий христианин должен верить в единого бога, который сотворил небо и Землю, видимый и невидимый мир.

Отказаться от этих представлений — значит отказаться от самой религии. Это равносильно тому, чтобы разрушить фундамент, на котором покоится здание. Без идеи творения здание религиозного мировоззрения немедленно рухнет и от всей системы религиозных взглядов просто-напросто ничего не останется. А это означает, что идею творения сторонники религии вынуждены защищать до конца, при любых обстоятельствах. А так как вопрос стоит необычайно остро, наивно было бы думать, что богословы не используют для «сопротивления» все возможности.

Таких возможностей существует две.

О первой мы уже говорили: создать впечатление, что в распоряжении науки недостаточно данных, чтобы сделать вывод о вечности вселенной. В частности, подвергается сомнению всеобщность закона сохранения материи и движения. В то же время предпринимаются попытки прямых атак на этот закон.

Второй путь состоит в том, чтобы научно обосновать неизбежность гибели мира, а тем самым и его начала во времени.