К вопросу о складывании антифашистских позиций классов и основных социальных групп Польши, Чехословакии и Югославии в годы фашистской оккупации

Вторая мировая война, развязанная фашистской Германией, оставила тяжелый и глубокий след в истории человечества: 50 млн. погибших, десятки миллионов калек, вдов, сирот, сотни тысяч разрушенных городов и сел, колоссальный материальный ущерб^[1]. Такую дань заплатили народы за то, чтобы преградить фашизму путь к мировому господству, не допустить осуществления нацистских чудовищных планов уничтожения государств и истребления наций.

В годы войны десятки миллионов людей, представителей многих народов, выходцев из разных слоев, сторонников различных идейных, политических, национальных и религиозных убеждений стали антифашистами. Они пополнили ряды тех твердых и решительных противников и борцов против фашизма, кто еще в межвоенное время увидел в фашизме источник реакции и мракобесия, войны и насилия, несчастий и гибели народов, кто призвал народы к объединению в борьбе с фашизмом^[2].

Одним из многих факторов, под воздействием которых рождался противостоящий фашизму антифашизм и формировался широкий антифашистский фронт народов, была оккупационная политика, которую фашистские оккупанты проводили на землях захваченных ими стран и которая именовалась «новым порядком». Смысл «нового порядка» состоял в том, чтобы, с одной стороны, организовать жесточайшую эксплуатацию экономического потенциала и покоренного населения для обеспечения победы и утверждения «тысячелетней германской империи». С другой стороны, «новый порядок» должен был поставить пароды в такие условия, которые исключили бы возможность сопротивления и складывания единого лагеря, противостоящего оккупантам^[3].

В оккупированных Германией и ее союзниками странах Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы фашистский «новый порядок» насаждался в наиболее страшных и, как правило, ничем не прикрытых формах^[4]. Именно здесь он означал попытку осуществить самые чудовищные намерения нацистов.

Славянское и еврейское население было отнесено фашистами к категории «недочеловеков», не имеющих права ни на национальное, ни на физическое существование.

Как известно, в начале 40-х годов Польша, Чехословакия и Югославия уже не существовали как самостоятельные государства^[5]. Захват этих стран и расширение германского «жизненного пространства» стимулировали усилия нацистских «экспертов», занятых разработкой проектов «решения» национальных проблем и «преобразования» захваченных территорий.

Основные положения всех фашистских разработок, возникших в конце 30-х — начале 40-х годов, были подчинены выполнению следующих задач: 1) методическое уничтожение национального облика захваченных территорий, национального самосознания покоренных народов; 2) ассимиляция незначительной доли местного населения и немецкая колонизация части этих земель; 3) безжалостное истребление в первую очередь политических и общественных деятелей почти всех направлений и национальной интеллигенции; 4) физическое уничтожение большего числа непригодных к германизации представителей обреченных народов; 5) превращение почти всех захваченных земель в аграрные придатки Германской империи^[6].

В наиболее откровенной форме фашистские намерения в отношении славянских народов излагались в документации, связанной с созданием «Генерального плана Ост»^[7].

Положив эти планы в основу оккупационной политики в захваченных странах, фашисты попытались осуществить их практически, руководствуясь при этом текущими нуждами и задачами гитлеровской Германии. Это определило специфику оккупационного режима в Польше, Чехословакии и Югославии, а также на отторгнутых и объявленных фашистами немецкими территориями польских, чешских и югославских землях, где уже во время войны спешно осуществлялись насильственная германизация, методическая колонизация и массовые выселения «иноплеменников»^[8].

В генерал-губернаторстве, протекторате Словакии и на оккупированных югославских землях попытки колонизации и германизации населения носили пробный и региональный характер, масштабы и интенсивность их были тоже различны. Процессы германизации и колонизации этих территорий были запланированы на будущее и должны были протекать более замедленными темпами и поэтапно. Наиболее активно политика германизации и колонизации проводилась оккупантами в Польше^[9]. На включенных в состав рейха польских землях она была столь интенсивна, осуществлялась такими темпами и в таких масштабах, в каких не имела места ни в одной из оккупированных стран капиталистической Европы. Что касается генерал-губернаторства, то здесь главное направление «национальной» политики оккупантов определялось их ближайшей целью — задушить национальное сознание, подавить национальную жизнь польского общества, применяя при этом наиболее варварские инструменты антипольской политики, начиная с запрета печати на польском языке и кончая физическим уничтожением интеллигенции^[10].

Такая политика и программа национального удушения представляла смертельную опасность для всего польского общества. Она в равной мере угрожала рабочему и предпринимателю, безземельному крестьянину и землевладельцу, сельскому учителю и чиновнику высокого ранга, оказавшимся после сентябрьской катастрофы в одинаковых условиях — «повсеместности террора, нужды и своеобразного управления, именуемого равенством в беде»^[11]. Смысл ее не оставлял никаких сомнений для поляков, которые видели массовое уничтожение еврейского населения в генерал-губернаторстве в ходе «окончательного решения еврейского вопроса», понимали смысл выселений в Замостье и на присоединенных землях.

С первых дней оккупации прямое воздействие так называемой национальной политики гитлеровцев испытали революционные и передовые круги Польши, национальная интеллигенция, а также широкие массы политических и общественных активистов вне зависимости от их убеждений и социальной принадлежности. Именно против них были направлены репрессии, ставшие в течение нескольких первых месяцев оккупации массовыми карательными акциями. Тысячи коммунистов, социалистов, членов крестьянской партии — людовцев были физически уничтожены гитлеровцами. В ходе специальной акции «А—Б» оккупанты истребили более 3 тыс. представителей польской интеллигенции^[12]. Процесс национально-политического обезглавливания польского общества путем специальных репрессивных мер представлял собой жесточайшее подавление и физическое уничтожение любых реальных и потенциальных противников нацизма, террор против участников многоликого по формам движения Сопротивления. Террор в Польше не был ответом на сопротивление. Он был инструментом запланированного биологического уничтожения польского народа. Гитлеровцы бросали тысячи поляков в тюрьмы и концлагери, расстреливали и вешали за «неблагонадежность», за патриотические настроения, за нежелание работать на войну, за любое невыполнение распоряжений властей, за неуплату налогов и несдачу сельскохозяйственных поставок, просто за польскую национальную принадлежность. В сложившихся исторических условиях вопрос защиты перед биологическим уничтожением становился важнейшим для каждого поляка, он воздействовал на формирование антиокку- пационного, антигитлеровского единения нации. Как пишет современный польский историк Ф. Рышка, «давление гитлеровской оккупационной машины, охватившей всех поляков, влияло на цементирование национального единства. Никогда раньше понятие „поляк» не значило так много»^[13].

«Национальная» программа фашизма относительно чешской нации была по своим конечным целям близка «решению польского вопроса»^[14]. Многочисленные документы, подготовленные нацистами в годы войны, публичные высказывания высших гитлеровских чиновников свидетельствуют о том, что согласно намерениям нацистов и чешская нация должна была исчезнуть в процессе постепенной ассимиляции, колонизации и выселений^[15]. Таким образом, потенциальная угроза нависла, как и в Польше, над всем чешским народом. Это делало возможным формирование широкого фронта патриотических сил, противостоящих фашистским оккупантам.

Во время войны, будучи крайне заинтересованными в мощном экономическом потенциале высокоиндустриальных Чешских земель, делая ставку на его использование, гитлеровцы проводили оккупационную политику, существенно отличавшуюся от их деятельности на польских землях именно в плане национальном. Нанесенный в самом начале оккупации удар большому отряду чешской интеллигенции — государственным служащим, офицерству, учителям, преподавателям высших школ, студенчеству — должен был демонстрировать и демонстрировал жестокость, безжалостность и силу оккупационного аппарата подавления и принуждения^[16]. Скрытые и довольно ограниченные по масштабам репрессии были рассчитаны не на физическое уничтожение нации, а на устрашение чешского общества, на создание «спокойной» обстановки в протекторате^[17]. Темпы, масштабы, глубина и интенсивность национального подавления были здесь иными. Определенный расчет делался на привлечение некоторых слоев чешского общества на сторону Германии и фашизма и на недопущение развития процесса национального сплочения чехов на антпоккупационной, антифашистской основе. Имея это в виду, современный западногерманский исследователь назвал гитлеровскую политику в протекторате «коварным приглашением к продажности; твой народ испытает польскую судьбу, ты можешь избежать ее, если признаешь себя немцем»^[18]. Эта достаточно верная характеристика требует все-таки некоторого уточнения: признание или непризнание «немцем» зависело не от желания или нежелания чеха стать «немцем», а от потребностей и решения оккупационной администрации. Гитлеровцы оставляли за собой первое и последнее слово в решении вопроса о жизни или гибели чехов. Что же касается реальной «национальной» политики оккупантов в протекторате, то опять же в отличие от ситуации на захваченных польских землях нацисты применяли здесь в годы войны главным образом эластичные, более завуалированные методы правления. Ограничения культурной и национальной жизни вводились постепенно, с некоторой долей осторожности, активно использовались чешские коллаборационисты. Преследуя совершенно конкретные военно-стратегические и экономические цели и сделав ставку на пробуждение и развитие коллаборационизма в чешском обществе, в целом враждебно встретившем оккупацию, о чем свидетельствовали массовые национально-патриотические демонстрации в протекторате осенью 1939 г.^[19], оккупанты допустили существование чешской «власти», чешской школы, чешской печати, употребление чешского языка. Это создавало внешне чешский облик протектората и было рассчитано на формирование иллюзий относительно национальной автономии протектората среди чешского населения. Оккупационный режим, установленный гитлеровцами в протекторате, был как бы прикрыт оболочкой «нормально живущего общества»^[20]. Последнее в известной мере оказывало, хотя и временное, влияние на настроения различных социальных слоев чешского общества. Это сдерживало, особенно в начальный период оккупации, развитие процесса активного складывания антифашистских позиций чешского населения протектората. Некоторые круги средних слоев города, наименее сознательная политически часть рабочего класса, индифферентные слои крестьянства и отдельные отряды национальной интеллигенции и служащих поначалу заняли позицию выжидания, пассивного приспособления к сложившимся условиям, движимые надеждой таким путем сохранить свой язык, культуру и саму нацию от уничтожения^[21].

Те круги рабочего класса и интеллигенции, которые еще до войны шли за коммунистической партией и левыми социал-демократами, с самого начала реально оценивали политику оккупантов и включались в борьбу с ними^[22].

Развитие общей стратегической обстановки в Европе, в особенности ход военных действий на советско-германском фронте и военно-политическое укрепление антигитлеровской коалиции, участницей которой с самого начала была и Чехословакия, прямо воздействовали на ситуацию в протекторате, вызывая активизацию патриотических настроений среди представителей различных классов и социальных групп чешского общества.

Интенсификация античешской оккупационной политики с осени 1941 г.^[23], когда, не разрушая внешнего фасада «автономного протектората», гитлеровцы приступили к постепенной ликвидации атрибутов этой «автономии», применение жестоких репрессий и карательных экспедиций, усиление экономической эксплуатации чешского населения способствовали закреплению и систематическому проявлению антигитлеровских настроений в протекторате.

Самые широкие круги чешского общества все отчетливей осознавали страшную угрозу, нависшую над существованием всей нации. Постепенно в протекторате складывался тот внутренний национально-политический климат, который свидетельствовал о провале оккупационной политики, рассчитанной на использование коллаборационизма и на создание атмосферы национальной и политической индифферентности в чешском обществе в целом.

Саботаж, диверсии, забастовки, национальные манифестации как формы борьбы с оккупантами становились частыми и массовыми явлениями в протекторате^[24].

Создание так называемой Словацкой республики, которая не считалась оккупированной территорией, но находилась в глубокой зависимости от Германии, представляло собой политический маневр, рассчитанный на использование словацкого сепаратизма^[25], на поддержание античешских и пронацистских настроений в некоторых, прежде всего буржуазных и мелкобуржуазных, кругах словацкого общества, на доказательство внутренней нежизнеспособности Чехословакии, на сдерживание антигитлеровских и антифашистских настроений в Словакии, на усыпление словацкого общества фактом получения «независимости»^[26].

Постепенно истинные цели Германии, намерения германизации словацкого общества, задачи подчинения экономики Словакии нуждам гитлеровского рейха становились все более ясными даже тем, кто поддерживал клерофашизм, кто наживался на военных заказах, обеспечивавших временно благоприятную экономическую обстановку в Словакии. Возникшие в Словакии настроения «национальной победы»^[27] претерпевали заметную эволюцию, изменялась общественно-политическая атмосфера в стране. Угасал националистический угар, исчезал определенный «подъем» среди некоторых кругов словацкого общества, вызванный созданием «независимой» Словакии^[28], рушились надежды на развитие национальной экономики в связи с ликвидацией мощного чешского «партнера» и конкурента. Нарастало недовольство политикой клерофашистского правительства, проводившего фашизацию внутренней жизни по нацистскому образцу, шедшего полностью вслед за гитлеровской Германией, демонстрировавшего свою национальную и государственную несамостоятельность^[29].

Среди словацкого рабочего класса, эксплуатировавшегося теперь собственной национальной буржуазией, среди крестьянства, не получившего обещанной земли, интеллигенции формировалось негативное отношение к клерофашизму, превратившему Словакию в марионетку гитлеровской Германии, укреплялись патриотические настроения, росла уверенность в освобождении страны от фашизма армией Страны Советов.

Захватив и расчленив Югославию, гитлеровцы по существу повторили на Балканах словацкий вариант раскола страны изнутри, выделив «независимое государство Хорватию» среди прочих оккупированных и аннексированных югославских территорий. Сохранение местных «органов власти» и «правительств» и в «независимом государстве Хорватии» и в оккупированной Сербии призвано было способствовать разобщению и стравливанию югославских народов^[30]. Ставка делалась на шовинистические и сепаратистские настроения некоторых, главным образом буржуазных и мелкобуржуазных, кругов югославского общества. Гитлеровская «национальная» политика в отношении пародов Югославии была направлена па ликвидацию их национального облика, исторических и экономических особенностей, па уничтожение любых возможностей существования многонационального государства^[31].

Одним из составных элементов этой политики были разжигание национальной вражды, вытравливание национального самосознания, чувства славянской общности среди народов, населявших довоенную Югославию. Такай политика проводилась не только оккупантами, но и их местными приспешниками, например хорватскими усташами, осуществлявшими по согласованию с оккупантами массовые истребления и выселения сербов и словенцев^[32].

«Национальная» политика оккупантов в Югославии преследовала цель не только подавить самосознание народов этой страны, лишить их возможности национального возрождения в будущем (для этого систематически уничтожалась та часть интеллигенции, которая не встала на путь коллаборационизма). Эта политика имела еще и большую долю открыто классового, социально-политического содержания. Речь шла о том, чтобы, провоцируя национальные столкновения, ставя в разные условия, например, сербов и хорватов, взорвать быстро складывающееся и крепнущее единство всех народов Югославии в борьбе с фашистами под руководством наиболее их решительных идейных противников — коммунистов^[33]. Национальное противостояние оккупантам в Югославии поднималось на более высокую ступень, сливаясь с противостоянием классовым к оккупантам и собственной буржуазии.

Таким образом, в Чехословакии, Польше и Югославии «национальная» политика фашистских оккупантов преследовала одну, главную цель — подавить способность народов к самостоятельному национальному существованию, парализовать способность народов к борьбе за это существование. «Национальная» программа и реальная политика оккупантов представляли собой прямую угрозу для всех слоев местного славянского и еврейского населения этих стран, поскольку были направлены на уничтожение наций, на духовную деградацию и физическое истребление людей, отнесенных к «низшей расе». Перед реальной или потенциальной угрозой физической гибели в странах Центральной и Юго-Восточной Европы оказались прежде всего широкие трудящиеся массы, тысячи рабочих — членов коммунистических и социалистических партий, профсоюзные деятели, крестьянство, национальная -интеллигенция города и деревни, не мирившаяся с разворачивавшимся процессом национального подавления.

Фашистский оккупационный режим придал необычайную остроту национальному вопросу на всех покоренных землях^[34]. Проблема дальнейшего национального существования вставала для всех представителей национальных обществ. Это создавало условия для национального сплочения, определило главного противника, одно направление борьбы, подталкивало к одной, антиоккупационной позиции представителей различных социальных групп и классов.

В известной мере оккупационная «национальная» политика на время смягчила социально-политические, классовые конфликты. Но противоречия между классами и различными социальными группами внутри каждого национального общества в процессе национального единения с целью борьбы с фашистскими оккупантами не были ликвидированы. Это проявлялось в том, какие задачи ставили перед собой различные общественные силы, участвовавшие в движении Сопротивления, какие формы и методы борьбы они избирали, какие предлагали программы и пути к освобождению своих стран. По мере того как угроза национальной гибели осознавалась самыми широкими слоями народа, по мере того как рабочий класс, крестьянство, патриотическая интеллигенция и мелкая буржуазия города все активней и шире включались в борьбу, не смирившись с фактом потери независимости и с перспективой национальной гибели, имущие слои Польши, Чехословакии п Югославии все более отказывались от защиты национальных интересов, отходили от общенациональных лозунгов. Быстро и отчетливо это проявилось в Югославии, где борьба за национальное освобождение теснейшим образом переплелась с борьбой за освобождение социальное под руководством революционного пролетарского авангарда^[35]. Это ставило национальное антиоккупационное, антифашистское единение югославских народов на качественно иную, более высокую ступень. Представители господствующих классов оккупированных стран этого региона Европы, хотя зачастую и участвовали в сопротивлении, на первый план поставили спасение своих классовых позиций, а не общенациональных интересов. Городская промышленная и финансовая буржуазия, крупные землевладельцы активно шли на сотрудничество с оккупантами, если последние допускали это сотрудничество. На предательство национальных интересов пошли: подавляющая часть крупной чешской буржуазии, наживавшаяся на милитаризации экономики; словацкая буржуазия, пытавшаяся использовать конъюнктуру военного времени; югославские имущие классы, видевшие в оккупантах своих прямых союзников в борьбе с восставшими народными массами^[36]. В целом буржуазия проявила себя как реакционная и как антинациональная сила. Только незначительные отряды национальной буржуазии Чехословакии и Югославии, движимые патриотическими настроениями и убеждениями, выступали противниками оккупантов. При этом они пытались, подчеркивая национально-государственный характер движения Сопротивления, увести народные массы от общественно-политических задач борьбы за освобождение от фашистской оккупации^[37].

Специфической были ситуация и позиции польских имущих слоев, которые с начала оккупации, как и вся нация, оказались перед угрозой физического уничтожения. Политика оккупационной администрации на польских землях не оставляла никакого выбора позиции для всей польской нации, включая имущие классы, кроме сопротивления оккупантам^[38]. Она обостряла чувство общности судьбы всех представителей польского народа, она воздействовала на складывание общенационального стремления к борьбе за сохранение нации^[39]. Довольно устойчивые антигитлеровские, антифашистские, антиоккупационные позиции польских господствующих классов объяснялись именно отсутствием возможности маневра пли выбора в конкретных условиях оккупации, перспективой не только национального, но и физического уничтожения.

Иной была ситуация большого числа представителей бывших господствующих классов Чехословакии и Югославии, которые всеми силами стремились приспособиться к условиям, созданным оккупантами, видели в коллаборационизме возможность пережить «нелегкие времена» и сохранить свои экономические позиции. Мелким и средним собственникам это, как правило, не удавалось.

В значительной мере позиции национальных имущих слоев обусловливались деятельностью оккупантов в сфере экономики. Положение, материальная ситуация и настроения различных социальных групп и прослоек во всех оккупированных странах зависели от этого направления оккупационной политики. Для имущих классов оно имело весьма важное, если не решающее значение. Полностью лишив поляков права собственности в городе и деревне на включенных в состав Германии польских землях, захватив государственную и частную собственность в ключевых отраслях хозяйства генерал-губернаторства, нацисты перешли затем к массовому уничтожению среднего и мелкого польского капитала в ходе так называемой ликвидационной акции^[40] и создали условия для практической ликвидации польского предпринимательства вообще. Почти полное отсутствие возможности сотрудничать с оккупантами в сфере экономики усиливало антигитлеровскую позицию польской буржуазии и создавало в условиях оккупации вариант определенного (как показала история — временного) совпадения классовых интересов и позиций польской буржуазии с интересами общенациональными. Последнее, однако, не исключало краткосрочного экономического сотрудничества отдельных представителей польской буржуазии с нацистами и ни в коем случае не ликвидировало жесточайшей классовой эксплуатации ею своих соплеменников — рабочих, мелких собственников города, обнищавшую интеллигенцию. В несколько иные условия оккупанты поставили польскую земельную аристократию и сельскую буржуазию генерал- губернаторства. Здесь, контролируя различными способами все крупные земельные владения, оккупанты захватили в свои руки лишь 73 помещичьих имений^[41]. Это было ослабление позиций, но не ликвидация помещичьего землевладения^[42]. В генерал-губернаторстве, которое было одним из главных резервуаров продовольствия для гитлеровской Германии, товарную продукцию могли давать крупные земельные собственники—помещики и кулачество, поэтому гитлеровцы вынуждены были сохранять налаженное производство в их хозяйствах. Кроме того, в условиях войны немецкие колонизационные и германизаторские мероприятия носили на этих польских землях пробный и локальный характер, в связи с чем угроза полной потери имущества была здесь несколько отдаленной^[43], что создавало некоторую платформу для сотрудничества крупных земельных собственников с оккупантами. Но и среди названных категорий польских господствующих классов были широко распространены антиоккупационные, антигитлеровские настроения, вытекавшие из понимания угрозы, нависшей над существованием польской нации и польского государства, государства именно буржуазии и помещиков. Последним и объясняется их участие в буржуазном лагере Сопротивления. Политическая линия, формы борьбы, программы этого лагеря были свидетельством того, что фашистский оккупационный режим на польских землях не повлиял на изменение довоенных антидемократических и антисоветских, т. е. антинациональных, позиций польской буржуазии^[44].

Пытаясь выиграть у левых сил бой за руководство обществом, польская буржуазия вновь эксплуатировала национальные лозунги. В политических программах буржуазного лагеря Сопротивления имело место полное подчинение общенациональных задач классовым интересам имущих слоев. По мере приближения часа освобождения, по мере радикализации польского общества, особенно рабочего класса и крестьянства, и укрепления влияния левых революционных сил антинациональные позиции буржуазных сил становились все более явными^[45]. Глубоко патриотические и последовательно антифашистские позиции занимала польская левая, возглавляемая Польской рабочей партией. Объективно оценивая историческое содержание и задачи момента, только эта партия выработала и предложила польскому народу программу подлинного национального и социального освобождения^[46].

Утверждение экономических позиций германского капитала в протекторате протекало путем его проникновения в ключевые отрасли чешской экономики. При этом оккупанты обеспечили себе полный контроль над промышленностью протектората^[47].

Положение чешских господствующих классов объективно было противоречивым. С одной стороны, нацисты пока пе осуществляли полной ликвидации чешского капитала. Напротив, они рассчитывали на сотрудничество германских монополий и владельцев мощной чешской промышленности. Для этого существовал инструмент чешской «власти». Крупная чешская промышленная и финансовая буржуазия использовала заинтересованность гитлеровцев в производстве военной продукции, приспосабливалась к условиям, диктуемым из «рейха» и даже увеличивала свои прибыли. Не испытывали особых тягот оккупации крупные чешские землевладельцы и сельская буржуазия. Но, с другой стороны, наблюдался непрерывный процесс перехода части чешского капитала в немецкие руки в ходе так называемой ариизации^[48], конфискаций, принудительного управления и «выкупа». Имел место захват чешской собственности в Судетах, в Словакии, за пределами буржуазной Чехословакии. В результате этого чешская крупная буржуазия все-таки утрачивала свои господствующие позиции. Она была уже не безраздельным хозяином страны, а лишь исполнителем чужой воли. Сохранение или потеря собственности чешскими капиталистами зависели лишь в малой степени от действия экономических законов капитализма. Значительно большей, а может быть решающей, была национально-политическая зависимость — отношение чешского буржуа к оккупантам и антифашистскому подполью, объявленная нацистами «расовая ценность» конкретного лица, заинтересованность или незаинтересованность в сохранении его имущества и т. п. Допускаемое и поддерживаемое нацистами сотрудничество крупной чешской буржуазии с германскими монополиями воздействовало на иной процесс внутри класса чешских собственников — на усиление некоторых влиятельных, связанных с военным производством групп за счет средних и мелких предпринимателей. На фоне усиления с осени 1941 г. общей античешской направленности оккупационного режима в протекторате акция оккупационных властей по концентрации производства и ликвидаций мелких и средних чешских предприятий оказала серьезное воздействие на национально-политическую позицию этой категории чешских собственников^[49]. Все это вместе взятое влияло на складывание политических позиций представителей чешской буржуазии. Как считают чехословацкие исследователи, чешская буржуазия стояла перед дилеммой: позиция патриота и гражданина требовала отказаться от сотрудничества с оккупантами и саботировать их усилия по наращиванию военной мощи Германии; классовые же интересы диктовали такое сотрудничество^[50]. Политическая дифференциация действительно имела место среди крупной чешской буржуазии протектората, одно крыло которой участвовало в движении Сопротивления. Представителем этого крыла было чехословацкое эмигрантское правительство в Лондоне, возглавлявшееся Э. Бенешем. В итоге антифашистская часть национальной буржуазии Чешских земель вошла в Национальный фронт чехов и словаков^[51]. Но на антифашистские позиции переходили далеко не все. Большая часть, особенно крупной чешской буржуазии, занимала активно и открыто коллаборационистские позиции, противоречащие общенациональным интересам.

Иной была ситуация словацких буржуазных и мелкобуржуазных слоев, которые составляли массовую базу клерофашистского режима, спекулировавшего на анти- чешских, антисемитских настроениях и религиозных чувствах мелкой буржуазии и крестьянства. Словацкая буржуазия рассчитывала максимально и политически и экономически выиграть от провозглашенной «независимости», заняв место чешского капитала. И в определенной мере ей это удалось. Милитаризация хозяйства, военная конъюнктура, заказы гитлеровской Германии способствовали некоторому подъему промышленного производства, росту численности и занятости рабочих в Словакии^[52]. Росли при этом и прибыли словацкой буржуазии^[53], в своем подавляющем большинстве демонстрировавшей постоянное стремление к сотрудничеству с германскими монополиями. Заинтересованы в сотрудничестве с Германией были и поставщики продовольствия — крупные земельные собственники и кулачество в деревне. Что же касается политики гитлеровцев, то они, допуская определенное усиление словацких собственников в городе и деревне, сосредоточили полный контроль над экономикой Словакии в своих руках и подчинили ее* своим интересам^[54]. Главная их цель — превратить Словакию в сырьевой придаток «рейха» — оставалась неизменной весь период войны^[55]. Провалились расчеты словацкой буржуазии в полном объеме получить чешскую и еврейскую «национализированную» собственность и обосноваться в ведущих отраслях промышленности (добывающая, перерабатывающая) и финансовом хозяйстве страны^[56].

Гегемония чешского капитала сменилась гитлеровским диктатом^[57]. Это вызывало растущее недовольство части словацкой буржуазии и формировало антигитлеровские и антифашистские настроения буржуазных слоев, почувствовавших угрозу не только национальному, но и своему классовому существованию.

Отношение разных национальных отрядов бывших господствующих классов Югославии к факту потери целостности и национальной независимости, к режиму, установленному в стране, к экономической политике оккупантов было различным^[58]. Большая часть югославской буржуазии открыто политически и экономически сотрудничала с оккупантами. Такая возможность представлялась ей и в итальянской зоне оккупации, и в «независимом государстве Хорватии», и даже в Сербии. Но диктовалось и допускалось это сотрудничество не столько преднамеренной деятельностью оккупационных властей, сколько тем, что буквально с первых недель оккупации в Югославии вспыхнуло широкое и мощное национально-освободительное движение под руководством коммунистов. Это составляло серьезную и реальную угрозу как для оккупационного режима, так и для классового господства югославской буржуазии. И чем мощнее становилось народное сопротивление, тем более возрастала заинтересованность обеих сторон в этом сотрудничестве. Правда, существовали определенные круги, например часть сербской буржуазии, которые ориентировались на западные державы и до войны были с ними политически и экономически связаны. Они стояли на позиции неприятия оккупации и сопротивления фашистскому блоку. Активно используя националистические настроения среди некоторой части югославского общества, эти круги создали в стране незначительные вооруженные силы сопротивления, поначалу противостоявшие и оккупантам, и Народно-освободительной армии^[59]. Угроза классовому господству буржуазии, созданная вооруженной борьбой народа под руководством КПЮ, определила очень быстро изменение позиции и этих националистических сил в сторону сотрудничества с оккупантами^[60].

Таким образом, в Югославии отношения «оккупанты — национальная буржуазия» оказались в иной плоскости, развивались на иной основе, чем, например, в протекторате или генерал-губернаторстве. Здесь вооруженный, борющийся народ был главным и единым противником как для оккупантов, так и для национальной буржуазии. Определяющим моментом в позиции большей, если не подавляющей части всех национальных отрядов югославской буржуазии сразу стали ее последовательно узкоклассовые, а не общенациональные интересы. Даже та часть буржуазных сил Югославии, которая ориентировалась на эмигрантское королевское правительство, значительно большую опасность для себя усматривала в НОАЮ, чем в оккупационном режиме.

Война и оккупационная политика произвела огромную «перетасовку» среди основной массы трудящегося населения оккупированных стран. Она вырвала миллионы людей из привычных условий жизни, изменила устоявшиеся представления, нарушила сложившиеся стереотипы мнений, оценок и т. п. Многих она заставила по-иному взглянуть на происходящее вокруг них. Война, как правило, круто изменила материальное и общественное положение представителей разных социальных слоев, ухудшила условия жизни, в первую очередь трудящегося населения.

Фашизм возродил крепостнические формы эксплуатации народов, которых нацисты считали уже покоренными. В первую очередь это относилось к рабочему классу и тем представителям иных социальных слоев, которые в годы войны пополнили ряды пролетариата в результате «национальной» и социальной политики оккупантов. В условиях роста дороговизны, мизерной оплаты труда и ничтожного продовольственного обеспечения обнищали все категории рабочего класса, испытывавшего жесточайшую эксплуатацию (особенно на военных заводах и фабриках, в добывающей и перерабатывающей промышленности)^[61].

Лишились своей собственности (особенно после коренного перелома в войне) и были вытолкнуты оккупантами в ряды неимущих мелкие предприниматели города. В отчаянном положении оказалась лишенная профессиональной занятости национальная интеллигенция, также влившаяся в ряды пролетариата, ремесленников, легальных и нелегальных торговцев и подвергавшаяся жестокой эксплуатации. В нацистской документации появился термин «уничтожение через труд» применительно к тем, кто участвовал в создании материальных ценностей. Наиболее обнаженно такая политика проводилась нацистами в оккупированной Польше^[62].

В условиях национального бесправия, репрессий, подавления всякой общественно-политической жизни социальная политика гитлеровских оккупантов усиливала антигитлеровские, антифашистские позиции рабочего класса, всех слоев городского трудящегося населения в каждой оккупированной стране. Социально-политическое, классовое содержание этой позиции зависело от иных факторов, от уровня сознательности и зрелости пролетарских масс, от их довоенного политического опыта, от влияния, силы, способности к борьбе их руководства — политических партий.

«Национальная», социальная и экономическая политика гитлеровцев привела к изменению количественного и качественного состава рабочего класса за счет прилива интеллигенции и различных мелкобуржуазных слоев города^[63]. Это означало, с одной стороны, расширение социальной базы наиболее последовательных патриотических сил каждого национального общества. С другой стороны, возникала опасность снижения социальной и политической сознательности пролетариата, противостоящего и оккупантам и собственной буржуазии. В этих условиях неизмеримо возрастала роль компартий, их задача укрепления патриотических настроений народных масс и подведения к общей платформе общественно-политических позиций рабочего класса.

В своем подавляющем большинстве крестьянство — основное по численности население оккупированных стран Центральной и Юго-Восточной Европы — не мирилось и не смирилось с фактом потери национальной независимости. Постепенно, особенно в связи и по мере роста так называемых контингентов, налогов, поборов, обыкновенного грабежа, положение подавляющего большинства крестьянства ухудшилось, процесс осознавания необходимости борьбы с оккупантами активизировался^[64]. Нарастали антиоккупационные, антифашистские настроения, источником для которых был глубокий патриотизм широких крестьянских масс. Политика оккупантов ускоряла превращение этих настроений в устойчивую антифашистскую позицию. Крестьянство оккупированных стран включалось в борьбу с оккупантами. Степень, формы и темпы участия крестьян в движении Сопротивления в значительной мере зависели от внутри- и внешнеполитической обстановки, от специфики политики оккупантов в каждой из оккупированных стран.

Оккупационный режим на польских землях воздействовал на переход польского крестьянства к активному вооруженному сопротивлению гитлеровцам. Наиболее политически сознательная часть польского крестьянства была в рядах партии польских коммунистов и сражалась в отрядах ее Гвардии людовой. Крестьянская вооруженная организация Батальоны хлопске насчитывала свыше 150 тыс. бойцов и принимала значительное участие в вооруженной борьбе с оккупантами^[65]. Крестьянство составляло главную опору и массовую базу Народно-освободительной армии Югославии^[66]. Самые широкие крестьянские массы этой страны в течение всей войны боролись за национальное и социальное освобождение под руководством КПЮ.

Более замедленными темпами от пассивного нейтралитета на враждебные оккупантам позиции переходило крестьянство Чехословакии, составлявшее резерв активных антифашистских сил страны. Национальное и социально-экономическое давление оккупантов было одной из причин того, что в период наивысшего национально-политического напряжения в стране (например, Словацкое восстание) крестьянство Чехословакии вливалось в активный вооруженный антигитлеровский фронт^[67].

Таким образом, последовательно антифашистские, антигитлеровские (активные или пассивные) позиции самых широких слоев народа Польши, Чехословакии и Югославии, а также патриотической части буржуазии, явившиеся результатом действия ряда факторов, важным из которых был оккупационный режим, делали необходимым и возможным объединение этих сил в одном лагере — в антифашистских национальных фронтах.

1. Вторая мировая война: Общие проблемы. М.: Наука, 1966, кн. 10, с. 25. ↑

2. См.: Коммунистическое движение в авангарде борьбы за мир, национальное и социальное освобождение: (К 40-летию VII конгресса Коммунистического Интернационала). М.: Политиздат, 1976, с. 144-146, 191. ↑

3. Германская история в новое и новейшее время. М.: Наука, 1970, т. 2, с. 270. ↑

4. Современные исследователи, отмечая многовариантность фашистского оккупационного режима, говорят об истребительной оккупации советских, польских и сербских земель (Madajczyk С z. Badania nad okupacjami hitlerowskimi. — Dzieje Najnowsze, 1974, N 4, s. 57). ↑

5. Подробнее см.: История второй мировой войны 1939—1945. М.: Военное изд-во, 1974, т. 2, гл. 2, 3; т. 3, гл. 1, 13. ↑

6. Подробнее см.: Недорезов А. И. Фашистские планы германизации славянских стран в годы второй мировой войны. — В кн.: Немецко-фашистский оккупационный режим. М.: Наука, 1965; Краль В. Преступление против Европы. М.: Мысль, 1968. ↑

7. См.: Безыменский А. Л. Генеральный план Ост: замысел, цели, финал. — Вопросы истории, 1978, № 5; Носкова А. Ф. Захватнические планы гитлеровской Германии на Востоке Европы. — В кн.: Исследования по славяно-германским отношениям. М.: Наука, 1971; Przegląd Zachodni, 1961, N 3; Karný M. Generalný plan Východ. — Československý časopis historický, 1977, N 3. ↑

8. См.: История второй мировой войны, т. 3, с. 271—272; История Чехословакии. М.: Наука, 1960, т. 3, с. 326—328; Pospieszalski К. М. Hitlerowskie «prawo» w okupowanej Polsce. Poznań: Instytut Zachodni, 1952, t. 1, s. 13; Čulinović F. Okupatorska podjęła Jugoslavije. Beograd: Vojnoizd. zavod, 1970, s. 77. ↑

9. См. подробнее: Лучак Ч. Гитлеровские выселения на так называемых восточных землях, присоединенных к рейху. — In: Studia Historiae Oeconomicae. Poznań: Wydawnictwo Naukowe Uniwersytetu im. A. Mickiewicza, 1973, vol. 8; Łuczak Cz. Osadnictwo ludności niemieckiej w okupowanej Polsce (1939—1945). — Ibid., vol. 13, 1978. ↑

10. Madajczyk Cz, Polityka III Rzeszy w okupowanej Polsce. Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1970, t. 1, cz. 2. ↑

11. Slabek H. Stadia rozwoju i charakter polskiej rewolucji. Leninowska teoria rewolucji. — Historia i współczesność. Warszawa: PWN, 1977, s. 155—156. ↑

12. Cyprian T., Sawicki J. Ludzie i sprawy Norymbergi. Poznań: Wydawnictwo Poznańskie, 1967, s. 227. ↑

13. ↑

14. Дешучев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма: Исторические очерки. Документы и материалы. М.: Наука, 1973, т. 1, с. 16; Sbornik dokumentů k dĕjinam ČSR a KSČ v letech 1938—1945. Praha: Vysoká śkola politická UV KSČ, 1971, d. 1. s. 80—81. ↑

15. Краль В. Указ. соч., с. 315—317. ↑

16. Král V. Pravda о okupaci. Praha: Naše Vojsko, 1962, s. 157. ↑

17. Odbój a revoluce. 1938—1945. Praha: Naše Vojsko, 1965, s. 146. ↑

18. Brandes D. Die Tschechen unter deutschen Protektorat. München; Wien; Oldenburg: Hrsg. vom vorstand des Collegium Carolinum Forschungsstelle für die böhmischen Länder, 1969, t. 1, s. 170. ↑

19. Sbornik dokumentů…, d. 1, s. 60—76. ↑

20. Odboj a revoluce…, s. 150. ↑

21. Hajková A. Strana v odbojí. Praha: Svoboda, 1975, s. 114. ↑

22. Sbornik dokumentů…, s. 93—101, 110—121. ↑

23. Král V. Pravda о okupaci…, s. 157; Z počatku odboji. 1938—1941. Praha: Naše Vojsko, 1969, s. 67—74. ↑

24. История Чехословакии, т. 3, с. 342; Sbornik dokumentů…, s. 82— 83, 184—188, 194; Hajková A. Op. cit., s. 171. ↑

25. Današ J. L’udácki separatizmus a hitlerovské Nemĕcko. Bratislava: Vyd. polit. lit., 1963. ↑

26. Dress H. Slowakej und faschistische Neuordnung Europas 1939— 1941. Berlin: Akad. Verl., 1972, s. 57. ↑

27. Гусак Г. Свидетельство о словацком национальном восстании, М.: Правда, 1969, с. 22—23. ↑

28. Там же, с. 21. ↑

29. Там же, с. 52—53. ↑

30. Basta M. Agonia i slom Nezavisne Države Hrvatske. Beograd: Rad, 1971, s. 64. ↑

31. История Югославии. M.: Наука, 1963, т. 2, с. 188; Čulinović F. Okupatorska poljela…, s. 325, 343, 345. ↑

32. Ferenc T. Massenvertreibung der Bevölkung Jugoslawiens — Studia Ilistoriae-Oeconomicae, 1973, vol. 8, s. 55, 59—60; Zbornik dokumenata: podataka o narodnooslobodilačkom ratu naroda Jugoslavia. Beograd: Vojnoistorijski inst., 1973, t. XII, kn. 1, s. 92—93, 111—112; Vrazalić E. Okupationi sistemi u Jugoslaviji v svjetlu međunarodnog prava. Sarajevo: Univerzitet u Sarajevu, 1966, s. 260. ↑

33. Славин Г. M. Освободительная война в Югославии (1941—1945). М.: Наука, 1965, с. 29. ↑

34. Яблоньский Г. Политическая и военная роль антифашистского движения Сопротивления, подпольной борьбы и партизанских действий в Европе в годы второй мировой войны. — В кн.: Вторая мировая война. Движение Сопротивления в Европе. М.: Наука, 1966, кн. 3, с. 22. ↑

35. Морача П. Коммунистическая партия и социалистическая революция в Югославии в 1941—1945 гг.— В кн.: Из истории Великого Октября и последующих социалистических революций. М.: Наука, 1978, с. 527. ↑

36. Гибианский Л. Я. Развитие югославской революции в ходе народно-освободительной войны и борьба за окончательное утверждение новой Югославии. — В кн.: Из истории народно-демократических и социалистических революций в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. М.: Наука, 1977, с. 315; Král V. Otazky hospodařského á sociálního vývoje v českých zemich v letech 1938—1935. Praha: Nakladatelstvi Československé Akademie Vĕd, 1957, d. 1, s. 225. ↑

37. Яблоньский Г. Указ. соч., с. 24. ↑

38. Ryszka F. Sprawa polska…, s. 25. ↑

39. Polska Ludowa. 1944—1950. Przemiany społeczne. Wrocław e. a.: Ossolineum, 1974, s. 31. ↑

40. Носкова А. Ф. Разорение экономики Польши гитлеровской Германией. М.: Наука, 1971, с. 211. ↑

41. Madajczyk Cz. Polityka…, t. 2, s. 31. ↑

42. Szczepański J. Zmiany społeczeństwa polskiego w procesie uprzemysłowienia. Warszawa, Instytut Wydawniczy CRZZ, 1973, s. 202. ↑

43. Madajczyk Cz. Polityka…, t. 1, s. 31; t. 2, s. 324—333; По данным польского исследователя Ч. Лучака, в генерал-губернаторстве в первой половине 1944 г. в руки оккупантов перешел 1% от общего количества сельских владений (Łuczak С z. Polityka ludnościowa i ekonomiczna Niemiec w okupowanej Polsce. Poznań: Wydawnictwo Poznańskie, 1979, s. 523—526). ↑

44. Turlej S. Koncepcje ustrojowe obozu londyńskiego. Warszawa: KIW, 1978, s. 234—235; Terej J. J. Na rozstajach dróg. Ze studiów nad obliczem i modelem AK. Wrocław, E. a. Ossolineum, 1978, s. 210— 225. ↑

45. См.: Парсаданова В. С. Формирование национального фронта в Польше. М.: Наука, 1972, с. 21—28; Polska Ludowa…, s. 29. ↑

46. Przygońskl A. Z zagadnień strategii frontu narodowego PPR. Warszawa: KIW, 1976, s. 185-194. ↑

47. Král V. Eksploatacja gospodarcza Czechosłowacji przez Niemcy hitlerowskie. — Dzieje Najnowsze, 1971, № 1/2, s. 202. ↑

48. В довоенной Чехословакии еврейская собственность составляла 30—40% (промышленники, торговцы, банкиры, рантье, служащие, лица свободных профессий). См.: Král V. Otazky…, d.l.s. 76. ↑

49. Branndes D. Op. cit., t. 2, s. 47, 49. ↑

50. Průcha V. Zmĕny v socialni struktuře Československé společnosti v letech 1938—1945. Praha: Vysoká školá ekonomická v Praze. Fakulta narodohospodařská, 1969, s. 27. ↑

51. Великий Октябрь и революции 40-х годов в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. М.: Наука, 1977, с. 148, 194—195. ↑

52. Подробнее об экономике Словакии в годы войны см.: Kováčik L. Slovensko v sieti nemeckeho finančneho kapitalu. Bratislava: Slovenské vyd-vo politickej literatury, 1955; Faltus J., Průcha V. Priehlad hospodarského vyvoja na Slovensku v rokoch 1918—1945. Bratislava: Vyd-vo politickej literatúry, 1967. ↑

53. Průcha V. Op. cit., s. 55, 58, 59; Dress H. Op. cit., s. 116. ↑

54. Подробнее см.: Hornová A. К metodam ekonomického začlenenia Slovenska do monopolistického systemu «tretej řiše». — Revolućny odkaz SNP v hospodarskom rozvoji Slovenska. Bratislava: Veda, 1974, s. 168-179. ↑

55. Dress H. Op. cit., s. 173. ↑

56. Průcha V Op. cit., s. 55. ↑

57. Dress H. Op. cit., s. 94, 174. ↑

58. Подробнее см.: Морача П. Компартия и социалистическая революция в Югославии. — Из истории Великого Октября и последующих социалистических революций. М.: Наука, 1978, с. 521— 523. ↑

59. Там же. ↑

60. Великий Октябрь и революции…, с. 118. ↑

61. Łuczak Cz. Polityka ludnościowa i ekonomiczna…, s. 508. ↑

62. Madajczyk Cr. Op. cit., t. 2, rozd. XXVI; Zuczak Cz. Polityka ludnościowa i ekonomiczna…, rozd. XVI. ↑

63. Великий Октябрь и революции…, с. 195; Носкова А. Ф. Указ. соч., с. 198—200; Průcha V. Op. Cit., s. 46, 47, 59; Łuczak Cz. Polityka ludnościowa i ekonomiczna…, s. 509— 510. ↑

64. Madajczyk Cz. Op. cit., t. 2, s. 97. ↑

65. Batałiony Chłopskie w walce o narodowe i społeczne wyzwolenie. Warszawa: Ludowa Spółdzielnia Wydawnicza, 1975, s. 5; Dzieje Polski. Warszawa: PWN, 1975, s. 793. ↑

66. Гибианский Л. Я. Указ. соч., с. 319—320. ↑

67. Гусак Г. Указ. соч., с. 374, 499. ↑