1. Современный взгляд на соотношение форм движения в природе и взаимосвязь естественных наук

Коррективы, внесенные прогрессом науки в общий ряд форм движения в неорганической природе

Начиная с последних лет XIX в. и до наших дней естествознание сделало огромный шаг вперед, достигая все более глубокого и полного знания материи, ее свойств, ее видов и связанных с ними форм ее движения. Схема Энгельса, выражавшая соотношение форм движения, в настоящее время требует уточнения в своей конкретной части; при этом она сохраняет свою основу, выраженную в расположении видов материи и соответствующих им форм их движения в порядке их последовательного усложнения, их развития от простого к сложному, от низшего к высшему, с учетом особенностей перехода от одной формы движения к другой.

Если не касаться многих частностей, то внесенные прогрессом естествознания в общий ряд форм движения коррективы можно свести к трем главным моментам.

. Во-первых, между всеми, по крайней мере всеми основными формами движения материи, не только раскрылись взаимные связи и переходы, но именно эти связи и переходы выдвинулись теперь в центр изучения самих форм движения материи. Современное естествознание отражает отдельные формы движения не в их изолированности друг от друга, не как нечто обособленное и лишь механически соединенное между собой, а в их внутренней связи, обусловленной общим процессом развития материи и, следовательно, — форм ее движения.

Соответственно этому характерной чертой современного состояния естественных наук является наличие «промежуточных», или «переходных», наук, таких, как физическая химия, химическая физика, биохимия, геохимия, биогеохимия, биофизика, геофизика и другие. Эти науки изучают явления, смежные, пограничные между двумя или большим числом форм движения материи, причем в первую очередь они изучают переход и взаимное превращение одних его форм в другие. Особый интерес представляет совсем молодая наука — механохимия, как ее назвал В. А. Энгельгард, изучающая процессы непосредственного превращения химической энергии в механическую и обратного превращения механической энергии в химическую. Самое замечательное здесь то, что эти превращения обнаружены в области биологии, так что механохимия оказывается неразрывно связанной одновременно с биофизикой и биохимией, а главное — с молекулярной биологией, частью которой она пока еще является в настоящее время.

Во-вторых, совершенно по-новому выступает теперь начальный (с точки зрения современного уровня научного знания) член общего ряда форм движения материи, относительно самый простой, элементарный из всех доныне изученных. Если во времена Энгельса в качестве такового выступало механическое движение (простое перемещение) макротел, го теперь эта функция перешла прежде всего к квантовомеханическому движению так называемых элементарных физических частиц и их качественным превращениям.

В-третьих, наметилось явное разделение форм движения материи на две категории или две группы: одни— связанные с микрочастицами материи и микропроцессами, другие — связанные с макротелами и макропроцессами; это деление форм движения соответствует соотношению между составным элементом совокупности и самой совокупностью, взятой как целое, в частности, между индивидом и коллективом.

Успехи современного естествознания затронули прежде всего соотношение основных форм движения в неорганической природе. Не касаясь здесь движения космических тел и небесных систем, т. е. астрономического движения, ограничимся областью нашей планеты. Движения, совершающиеся здесь, характеризуются в самом общем случае как геологические.

Как уже говорилось выше, геологическая форма движения относится в первую очередь к твердой земной коре (литосфере), но ею охватывается также жидкая (гидросфера) и газообразная (атмосфера) оболочки Земли. Специфика геологической формы движения состоит именно в определенном взаимодействии между этими тремя сферами нашей планеты, а также во взаимодействиях, совершающихся внутри каждой из них.

Генетически эти взаимодействия возникают из более низких, простых форм движения материи (механического, физического, химического), представляя собой их особый синтез, в котором соответствующие факторы занимают подчиненное место, обусловливая своим совокупным действием движение, изменение и развитие земной коры как в целом, так и в отдельных ее участках. Сюда же необходимо добавить и влияние биосферы, но этот вопрос мы пока оставляем в стороне, поскольку сейчас речь идет только о неживой природе.

Следуя примеру Энегльса, который связывал переход от одной формы движения к другой с делением неорганического тела на все более мелкие части, будем рассуждать так: начнем делить на все меньшие частицы каждую из трех перечисленных сфер нашей планеты. В результате этого в каждом случае мы придем к выходу за пределы геологической формы движения и к переходу в область физического (суператомного, или физического движения). Особенно наглядным будет этот процесс для литосферы. В случае гидросферы и атмосферы такой процесс приведет нас непосредственно к выделению отдельных молекул вещества, как в случае испарения жидкости с образованием отдельных молекул пара.

Когда же делению будет подвергаться твердое геологическое образование, то, пропуская промежуточные ступени (например, горную складку или хребет, отдельную гору и т. д.), мы придем сначала к горной породе — к камню; дальнейшее деление повлечет за собой нарушение качественного единства этой породы, переход от камня (предмета петрографии) к отдельным составляющим его минералам и вообще минеральным образованиям (предмету минералогии). Дальнейшее деление приведет нас затем к кристаллической ячейке, если мы будем иметь дело с кристаллическим телом, и далее, наконец, к переходу в область физической формы движения.

Допустим, что при такого рода делении мы пришли к урановому минералу — урановой смолке, откуда выделили чистую окись урана. Деление на части некоторой порции этого вещества приведет нас к его молекуле, заключающей в себе атомы урана и кислорода. Дальнейшее деление вызреет переход от физической формы движения, в области которой мы до этого находились, к химической его форме, иначе говоря, вызовет химическую реакцию. Это будет первый пункт, где химическая форма движения соприкасается с физической.

Если же у нас с самого начала был кусок урана, то, вызывая любые изменения во взаимодействии его частиц, например, нагревая его до плавления, мы оставались бы также в пределах физической формы движения и перешли бы к химической, лишь когда достигли бы отдельно выделенного атома.

Дальнейшее деление атома урана путем его последовательной ионизации, т. е. отрыва одного за другим всех его 92-х электронов, приводит нас к атомному ядру урана. Этим мы вновь переступили бы, но уже во втором пункте, через границу, разделяющую химическую и физическую формы движения, и оказались бы в области физики электронной оболочки атома и, соответственно этому, в области квантово-механического движения, изучаемого микрофизикой.

Дальнейшее деление ядра урана приведет к новому типу физического движения, а именно, к ядерно-физическому движению, которое проявится, например, спонтанно, самопроизвольно, как радиоактивный альфа-распад или как деление ядра урана на два осколка. Это движение является также предметом микрофизики. При делении ядра урана освобождаются отдельные нейтроны, входящие в его состав. В результате составляется последовательный ряд переходов ко все более мелким дискретным образованиям материи (камень, молекула, атом, ядро, нуклон) и свойственным им формам движения материи (геологическая, молекулярно-физическая, химическая, субатомно-физическая).

Схематически этот ряд последовательно соотносящихся форм движения в неорганической природе и их материальных носителей (указаны в скобках) можно изобразить так:

В связи со сказанным встает вопрос о месте макро- и микромеханического движения в общем ряду форм движения материи. Как уже было сказано выше, в XIX в. за простейшую форму движения принималось макромеханическое перемещение, носителем которого считались механические массы (небесные тела, земные массы). Но в только что рассмотренном ряду форм движения в неорганической природе пока не нашлось как будто места для макромеханической формы движения материи.

Правда, можно бы сказать, что крупные тела, например камень как целое тело, совершает лишь макромеханическое движение и что дробление камня на части с целью выделения из него отдельных минералов и кристаллов совершается также при помощи механического движения. Но все это составляет лишь одну, чисто внешнюю сторону процесса. Действительно, макромеханическая форма движения как раз и отражает внешнюю сторону движения макротел природы. Поэтому-то она и свойственна любому из них как мертвому, так и живому, о чем уже говорилось выше.

Если общий ряд форм движения, начиная с простейшей из известных в настоящее время, мы связываем, следуя в этом отношении за Энгельсом, с определенными видами материи, то в отношении механического движения мы поступаем иначе: учитываем лишь одну внешнюю сторону у совокупного и весьма сложного движения любых макротел, равно как и у самих материальных носителей этого движения; при этом мы абстрагируемся от всей остальной специфики всего движения у носителей макромеханического движения, от их внутреннего, качественного своеобразия. В этом отношении выделение макромеханической формы движения сходно с выделением математикой количественной стороны вещей и явлений природы, на что также уже обращалось внимание выше.

К механической форме движения (этот термин везде употребляется нами в смысле макромеханического движения) мы приходим в результате некоторой абстракции, отвлекаясь от качественной характеристики движущегося тела, от его внутренней природы, от его вещественного содержания. Мы учитываем, например, только пространственно-временную характеристику движения (перемещение тела в пространстве и во времени) и массу тела. В результате такого подхода мы попадаем в область более конкретного изучения механического движения, именуемую динамикой, о чем уже говорилось.

Но мы можем, двигаясь в том же направлении, т. е. в направлении все большей абстракции, отвлечься от свойства массы тела; тогда мы перейдем из области динамики в более абстрактную область макромеханики — кинематику, дающую лишь «геометрию» движения. Но даже в таком обедненном, несовершенном виде будет все же реальное механическое движение как особая форма движения, составляющая момент реального движения макротела.

Продолжая двигаться в том же направлении —в направлении все большей абстракции (отвлечения) от отдельных сторон реальных физических движений, мы можем отвлечься не только от массы тела, но и от времени как одной из основных форм бытия, и рассматривать лишь пространственную форму бытия; в таком случае результат механического движения выступит только с одной его пространственной, геометрической стороны.

Тогда мы совершим переход из области механики (а именно, кинематики) в область математики (а именно, геометрии, составляющей наиболее конкретную часть математики). Тем самым мы выйдем из области изучения реальных, хотя и абстрактно представленных, форм движения материи и перейдем в область изучения пространственных и количественных отношений двигающихся и взаимодействующих тел, следовательно, из области естествознания вообще в область математических наук.

В пределах математики мы можем продолжить тот же процесс образования новых абстракций, все более далеких от конкретного, качественно многообразного движения, совершающегося в природе.

Если, отвлекаясь от времени, мы перешли от кинематики к геометрии, то дальнейшее отвлечение, на этот раз уже от пространственной формы бытия, приведет нас из области геометрии и топологии в область алгебры, анализа, теории чисел, то есть в область изучения чисто количественных отношений предметов и явлений природы.

Совершая процесс дальнейшего абстрагирования, мы придем сначала в область общих разделов математики, затем в область математической логики, а через эту последнюю— в область логики.

Таким образом, соотношение механической формы движения с другими его формами, которые изучаются отдельными естественными науками, определяется теперь не как соотношение низшей формы движения с высшими, как это было в XIX в., но как соотношение между абстрактно выделенной стороной движения и конкретной его формой, включающей в себя как «побочную» также и эту, абстрактно выделенную сторону.

Подобно этому в отношении микрочастиц материи и их конкретного движения, выражающего их качественное своеобразие, аналогичную роль играет квантовая механика, или микромеханика: она также отражает лишь одну сторону микропроцессов, учитывая при этом специфику не отдельных видов материи и форм их движения, а всей вообще области микрочастиц по сравнению с областью макротел.

Если твердое макротело ведет себя как дискретное образование, имеющее определенные пространственные границы, то микрочастицы материи представляют собой внутренне противоречивые образования, соединяющие в себе свойства частицы и волны, т. е. выступающие как единство противоположностей — прерывности и непрерывности, дискретности и целостности.

То же касается и термодинамической (тепловой в широком смысле слова) формы движения, материальным носителем которой служат статистические коллективы различных физических микрочастиц.

Следовательно, взаимоотношение термодинамической макро- и микромеханических форм движения с остальными— физическими, химической и геологической — его формами в неживой природе можно представить следующим образом. Смотрите схему (стр. 295), на которой пунктирная линия отделяет абстрактно выделяемые макро- и микромеханические формы движения и термодинамическую форму движения; в скобках указаны материальные носители соответствующих форм движения.

Общий ряд основных форм движения по современным данным

Попытаемся теперь суммировать сказанное выше в виде составления общего ряда основных форм движения материи, действующих как в неживой, так и в живой природе.

Прежде всего сопоставим те формы движения материи в природе, которые можно было бы принять за основные; это — стоящие несколько особняком квантовомеханическая и макромеханическая, а также термодинамическая и кибернетическая формы движения, затеи— субатомно-физическая, химическая и молекулярно-физическая формы движения и, наконец, геологическая и биологическая формы движения. Их соотношение может быть представлено краткой схемой, где стрелками указана прследовательность перехода одних форм движения в другие, а пунктиром отделены общие формы движения: макро- и микромеханические, термодинамическая и кибернетическая. При этом разграничение областей термодинамической и кибернетической форм движения проведено чисто условно: как и в случае механического движения (при разграничении макро- и микромеханики) , здесь нет никаких резких граней. Однако в известном смысле, как об этом говорилось выше, кибернетика по своей сути антиэнтропий на или, лучше сказать, антисгатистична в противоположность термодинамике. Поэтому, проводя условно границу между кибернетической и термодинамической (или тепловой, в широком смысле слова) формами движения на стыке между природой живой и неживой (включая неорганическую и доорганическую природу), мы отнюдь не собираемся этим сказать, что в области биологических явлений отсутствует тепловая форма движения. Мы хотим только выразить, что по мере усложнения частных форм движения и перехода от более простых, низких форм к более сложным, высоким формам, соответственно совершается переход от более простых, низких общих форм движения (механического, термодинамического) к более сложной, высокой, но такой же общей форме движения, какой, по нашему мнению, является кибернетическая.

Но, разумеется, как и в случае всех вообще схематических изображений, на приведенной выше схеме отражены не все стороны, а тем более не все детали взаимоотношения форм движения в живой и неживой природе, соответственно, не все взаимосвязи естественных наук, изучающих данные формы движения.

В итоге краткая схема соотношения общих и частных форм движения может быть представлена следующим образом:

В этом общем ряду основных форм движения материи в природе химическая форма движения занимает особое и весьма существенное, можно сказать центральное, место. Именно от этой формы движения начинается переход к более сложным формам движения — к биологической форме движения, т. е. к явлениям жизни, с одной стороны, и к геологической форме, т. е. к явлениям, совершающимся прежде всего в земной коре, во всех ее сферах, — с другой.

Вместе с тем, к химической форме движения приводят в процессе их постепенного усложнения физические (субатомные) формы движения материи и прежде всего такие, как гравитационное, электромагнитное и ядерно- физическое движения. К ней же тесно примыкают и более высокие физические (молекулярные) формы движения, такие, как молекулярно-тепловое движение.

Такое центральное положение химической формы движения в ряду остальных форм движения материи в природе требует, чтобы особенно внимательно учитывались ее связи и переходы и ее специфика как в отношении более простых и низких форм движения (субатомно-физического движения), так и в отношении более сложных и высоких форм движения (молекулярно-теплового, и особенно биологического, а также геологического).

Непонимание отмеченного выше особого положения химического движения в общем ряду всех форм движения в природе порождает стремления двоякого рода:

во-первых, со стороны некоторых физиков — стремление отрицать специфику химической формы движения, сводить эту форму к физическим формам движения, растворять ее в них;

во-вторых, со стороны некоторых биологов — стремление отрывать биологическую форму движения от химической, а тем самым и от физической, с которой биологическое движение связано в основном не непосредственно, а через химизм.

В обоих случаях наблюдается недооценка химической формы движения, стремление лишить ее либо ее специфичности (в случае воззрений некоторых физиков), либо ее роли генетически и структурно исходного элемента в процессе жизнедеятельности (в случае воззрений некоторых биологов). И в том, и в другом случае при этом абсолютизируется либо более простая, либо соответственно, более сложная форма движения материи: в первом случае — физическая, во втором — биологическая.

Правильное решение вопроса требует критики обеих концепций — «панфизической» и «панбиологической», поскольку обе они односторонни, а потому — метафизичны: первая представляет разновидность механицизма, вторая — разновидность натурфилософии и метафизики абсолютных качеств.

После этих общих замечаний можно перейти к составлению более детализированного ряда основных форм движения материи в природе (по современным данным). В предыдущей схеме не отражены материальные носители соответствующих форм движения материи, и кроме того не уточнены самые переходы от химической и молекулярно-физической форм движения материи к геологической, с одной стороны, и к биологической — с другой. Чтобы отразить все это, нужно детализировать соответственно общую схему, выражающую соотношение основных форм движения в природе.

Прежде всего следует отметить, как это уже указывалось ранее для отдельных звеньев процесса развития природы, что для ее развития характерно специфическое раздвоение, или дивергенция (например, на растительный и животный мир). Наиболее же глубокую поляризацию развитие материи испытывает при переходе от химизма к жизни.

Дело в том, что к этому переходу приводит усложнение не всяких вообще химических соединений (т. е. не любого носителя химической формы движения), но лишь тех, которые содержат углерод (органических соединений). Все остальные соединения, содержащие любые другие химические элементы, кроме углерода, не приводят к живому, а приводят в сферу геологической формы движения.

Усложнение и развитие химического вещества, начинающееся с момента образования вообще химических соединений на звездах (в их наружных сферах), с самого же начала поляризуется на две ветви: на ту ветвь развития, которая со временем должна будет привести к живой природе и на ту, развитие которой ведет к неживой природе (горным образованиям, камням и минералам). Поскольку уже на Солнце спектроскопически обнаруживаются соединения углерода с водородом, постольку первая ветвь уже начинает зарождаться даже в тех условиях, когда, конечно, ни о какой жизни не могло быть еще и речи.

В условиях нашей Земли независимо от того, принимается ли гипотеза о ее «горячем» (Кант и Лаплас) или «холодном» (О. Ю. Шмидт) происхождении, обе отмеченные выше ветви развития продолжают эволюционировать дальше, оставаясь пока в пределах одной и той же химической (т. е. «предбиологической») формы движения; происходит постепенное усложнение органических (углеродистых) соединений и связанного с ними химического движения, что ведет непосредственно к переходу от неживого к живому.

Другая же ветвь, по которой идет столь же постепенное усложнение неорганического (безуглеродного) вещества, ведет к образованию лито-, гидро- и атмосферы, наличие которых в их развитом виде становится со временем необходимой предпосылкой к тому, чтобы мог совершиться скачок к жизни, подготовляемый развитием первой из названных выше ветвей развития природы. Ничего странного или искусственного в таком представлении нет; более того, в нем нет даже никакого намека на какую бы то ни было оригинальную идею, а есть только констатация общеизвестных и общепризнанных фактов.

Если мы рассматриваем процесс раздвоения (дивергенции) развития природы на живую и неживую со стороны химического состава развивающегося вещества, дающего углеродистые и безуглеродистые соединения, то можно сказать, что этот процесс начинается уже в пределах химии, т. е. химической формы движения материи. Но если подойти к нему со стороны физического состояния веществ, испытывающих отмеченное раздвоение, то здесь можно в общих чертах наметить следующие линии развития: начиная от молекулярной формы движения материи, мы обнаруживаем, с одной стороны, линию, связанную с коллоидным состоянием вещества, а с другой стороны, — связанную с обычными агрегатными состояниями, в том числе с кристаллическим и аморфным его состояниями.

Оба рода состояния встречаются, как известно, и в живой, и в неживой природе. Однако подвижность, лабильность коллоидов является необходимым условием для протекания процессов жизни (например, в протоплазме), подобно тому как специфические особенности углерода делают его высшие соединения носителями жизни. Напротив, относительная завершенность и устойчивость связей между частицами в кристаллической решетке делают кристаллы основой для всей неживой при. роды на Земле и наряду с аморфным твердым, жидким и газообразным состояниями — носителями геологической формы движения материи. Разумеется, эго обстоятельство не дает основания к тому, чтобы отождествить живое с коллоидами, причислив к биологической форме движения все вообще явления, происходящие с коллоидами, независимо от их химического состава.

Только учет обеих сторон — химического состава и физического состояния — позволяет правильно раскрыть отмеченный выше процесс раздвоения развития материи и форм ее движения на биологическую и геологическую и, следовательно, дивергенцию природы на две ветви — на живую и на неживую природу.

Подобно тому как переходы между химической и физической формами движения материи являются предметом специального изучения физической химии (стоящей на грани между химией и макрофизикой) и химической физикой (стоящей на грани между химией и микрофизикой), так и переходы между химическим и геологическим или химическим и биологическим движениями специально изучаются геохимией и, соответственно, биохимией, как об этом подробнее будет сказано ниже.

В итоге общий ряд форм движения материи в природе, выражающий их соотношение, может быть представлен следующей детализированной схемой (см. стр. 303). Стрелки по-прежнему показывают последовательность переходов форм движения от низших к высшим; в скобках, как и раньше, поставлены материальные носители соответствующих форм движения^[1]; пунктирными линиями отделены общие формы движения, которые представляют известное отвлечение абстрактно понимаемых микро- и макро-механических, термодинамических и кибернетических (управляемых) движений от конкретных (частных) форм движения, существующих в природе; прерывистыми стрелками отмечены связи коллоидного состояния вещества с белками, с одной стороны, и с неорганическими образованиями — с другой; сходящимися стрелками обозначены две линии развития природы, идущие от химической и молекулярно-физической форм движения к геологической форме движения, с одной стороны, и к биологической — с другой.

Усложняя приведенную выше схему, можно показать, как взаимодействуют между собой обе ветви развития природы, представляющие собой геологическую и биологическую формы движения материи. Известна, например, роль живых организмов в образовании некоторых горных пород (известняк и др.). Поэтому никакой резкой, а тем более абсолютной грани между геологической и биологической формами движения провести нельзя. Обе они существуют в их внутреннем единстве и во взаимосвязи друг с другом.

Точно так же следует учесть, что приведенная схема выражает соотношение форм движения материи не в исторической последовательности их возникновения, а в порядке структурных взаимоотношений, сложившихся сейчас между различными областями природы.

Взаимосвязь современных естественных наук

Соответственно тому, как совершается все более полное и всестороннее раскрытие связей и переходов между различными формами движения в природе, происходит все более тесное и глубокое переплетение соответствующих естественных наук между собой, их взаимное проникновение. В результате такого их взаимопроникновения друг в друга обнаруживается не только диалектика самой природы, отражаемая современным естествознанием, но и диалектика процесса познания природы человеком, т. е. диалектика развития всего естествознания.

Еще раньше, а, по сути дела, уже с того момента, когда стали возникать отдельные отрасли знания, встал вопрос о том, как они связываются между собой в единую научную систему. Этот вопрос пытались разрешить многие великие мыслители домарксистской эпохи — Ф. Бэкон и французские энциклопедисты, Сен-Симон и Гегель, Герцен и Чернышевский. Но почти все ученые видели решение вопроса в том, чтобы просто присоединять одну науку к другой чисто внешним образом. Объяснялось это тем, что и сами науки — механика, физика, химия, биология, геология и другие отрасли знания — возникали и развивались как совершенно обособленные между собой и независимые друг от друга. В те времена биология вполне могла обоходиться не только без математики и физики, но даже без химии. Точно так же химия обходилась без физики, геология без химии, астрономия— без физики и химии и т. д.

Но уже в середине XIX века благодаря великим естественнонаучным открытиям стали выявляться внутренние связи и взаимопереходы между различными областями природы. На этой основе Ф. Энгельс и раскрыл диалектическую связь между естественными науками, показав, что они не просто прикладываются одна к другой, а„ проникают друг в друга и развиваются одна из другой — высшие из низших, соответственно тому, как совершается развитие самих форм движения в природе.

Таким образом уже с самого начала возникновения естествознания в качестве самостоятельной отрасли знания в его развитии выступили две прямо противоположные и, казалось бы, взаимоисключающие тенденции: одна состояла в раздроблении и разветвлении наук, в их дифференциации, другая, напротив, — в стремлении объединить разобщенные науки в общую систему научного знания, т. е. в их интеграции.

Первое время обе эти тенденции действовали как бы независимо одна от другой, хотя уже и тогда они до известной степени обусловливали друг друга. На различных этапах научного прогресса брала верх то та, то другая из них. Одна из диалектических особенностей современного естествознания состоит в глубоком единстве и взаимообусловленности обеих тенденций: чем дальше идет сейчас дифференциация и разветвление наук, тем более слитным, цельным, как бы сцементированным становится само современное естествознание.

Объясняется это тем, что возникшие в последнее время и вновь возникающие на наших глазах науки не только не усиливают, как это было раньше, разобщенность отдельных наук между собой, но как раз наоборот: эти новые науки прямо ликвидируют ранее существовавшие резкие границы между науками, а тем самым и былую изолированность и обособленность наук между собой. Рассмотрим несколько примеров, которые уже отчасти приводились выше.

В середине прошлого века физика и химия были почти совсем разъединены между собой; возникшая позднее, в конце XIX в., физическая химия впервые соединила обе эти науки, причем настолько тесно, что они буквально стали с этих пор проникать одна в другую.

Былая резкая грань между ними постепенно исчезла. В настоящее время невозможно вообще сказать — являются ли многие процессы физическими или химическими, так как они суть и те и другие одновременно. Возникшая уже в нашем веке химическая физика отражает собою другой важный пункт соприкосновения физики с химией, где обнаруживается их органическая связь и взаимные переходы.

То же самое происходит и на границе между химией и биологией, с одной стороны, химией и геологией, — с другой, т. е. в тех пунктах, где химия соприкасается с наукой о живой и наукой о неживой природе. Биохимия, геохимия, биогеохимия — все это такие отрасли естествознания, возникновение которых в порядке дальнейшей дифференциации наук не только не усиливало разобщения наук, но, напротив, вело к связыванию и взаимопроникновению наук. Они как бы цементировали собой основные отрасли естествознания (физику, химию, биологию, геологию), которые лет 70—-80 назад были совершенно разделены. Теперь пропасти, разделяющие их, оказались заполненными, благодаря возникновению промежуточных и, особенно, переходных наук.

Итак, диалектика развития научного познания выступает здесь в форме взаимной обусловленности двух противоположных тенденций — дифференциации и интеграции наук. Это, безусловно, прогрессивный процесс, в котором воплощается одна из наиболее характерных черт всего современного естествознания.

Возникает вопрос: является ли отмеченный процесс специфическим познавательным или же он имеет свою объективную основу, заключенную в самом предмете исследования? Ближайшее ознакомление с предметом естествознания и его отдельных отраслей показывает, что их взаимное проникновение есть прямое следствие и проявление того, что различные формы движения и их различные стороны, следовательно, то, что составляет предмет отдельных естественных наук, взаимно связаны друг с другом и переходят друг в друга. Проникновение физики в химию и химии в физику выражает тот факт, что различные физические формы движения переходят в химическую и наоборот, причем эти взаимные их переходы обнаруживаются по меньшей мере в двух пунктах: 1) там, где более низкие («субатомные») физические форм движения переходят в химическую, как более высокую по сравнению с ними, и 2) там, где, в свою очередь, химическая форма движения переходит в более высокие, молекулярно-физические формы.

Биохимия отражает область перехода между химической и биологической формами движения, показывая, как внутри живого организма совершаются химические процессы, в том числе и такие, которые составляют сущность жизни и связаны с процессами обмена веществ. В той же биохимии конкретизуется гипотеза Энгельса о происхождении жизни химическим путем из доорганической материи, иначе говоря, о том скачке, который некогда произошел на Земле в процессе развития доорганической природы и ее перехода в органическую.

Взаимное проникновение наук отражает, таким образом, объективную диалектику природы; оно свидетельствует о том, что природа в своей основе едина и нераздельна, представляя собой единство во многообразии, общее в особенном. Ни одна особая часть природы не изолирована от остальных ее частей, а находится с ними в общей связи — прямой или опосредованной, соединяясь с ними тысячами тысяч различных нитей, переходов, превращений.

Чтобы понять, каким образом взаимопроникновение наук отражает единство природы, следует учесть, что вся природа выступает перед нашим мысленным взором как последовательный ряд ступеней развития материи и форм ее движения, начиная с наиболее простых из известных нам доныне и кончая человеком, а вместе с ним — выходом процесса развития из рамок собственно природы и переходом его в область истории общества.

Все более высокие и сложные формы движения и виды материи, вплоть до человека, исторически возникли и развивались из более простых; в конечном счете все они произошли из относительно самых простых (из известных доныне) физических форм движения и видов материи. При этой каждый раз в процессе развития совершались коренные, качественные изменения (скачки) при переходе с одной ступени развития на другую, более вы со кую.

При этом обнаруживалась одна замечательная диалектическая особенность всего процесса развития: достигнув более высокой ступени, природа не отрицает всего предшествующего пути, который она прошла до тех пор, а как бы включает его итог в эту вновь достигнутую ею, более высокую ступень. Природу можно сравнить со сложным, многоклеточным организмом, сохраняющим в своем развитии отдельные органические клетки, которые, однако, не обособлены здесь, друг от друга и не обладают тем самостоятельным существованием, какое мы встречаем у одноклеточных существ («протозоа»). Возникнув и развившись из отдельных клеток, сложные существа сохраняют клетку в качестве элемента или «кирпичика» своей собственной структуры. Точно так же все тела, возникшие и развившиеся из более простых материальных образований и форм движения, сохраняют их в себе, но уже не в их самостоятельной форме, какой они обладают, когда существуют в свободном или «чистом» виде, а в превзойденном состоянии как включенные в более сложные, развившиеся из них формы. Так именно и клетка включается в сложный живой организм. В таких случаях говорят, что эти низшие формы, уже превзойденные в ходе развития, содержатся в высших формах как бы в «снятом» виде: они и сохранены и уже лишены прежней самостоятельности, будучи подчинены более сложной форме, в которую они вошли.

Это обстоятельство имеет исключительно важное значение для выяснения строения (структуры) и, особенно, происхождения (генезиса) любых объектов природы. Сущность и генезис любой более развитой и сложной вещи или формы движения нельзя правильно понять, если не учитывать ее органическую связь — историческую и структурную — с более простыми формами движения и с их носителями, из которых она возникла в процессе развития природы и которые входят в нее в подчиненном, «снятом» виде в качестве «побочных» форм движения.

Напоминаем, что и в данном случае слово «побочная» не следует ни в коем случае понимать в смысле «несущественная», «второстепенная». Нет, оно означает только то, что более простую форму, когда она действует внутри более сложной, нельзя представлять точно такой же, какой она бывает, когда действует сама по себе, вне этой более сложной формы, но что ее можно и нужно рассматривать только в неразрывной связи с этой более сложной формой как главной.

Для того чтобы пояснить роль и значение «побочных» форм движения при раскрытии сущности и генезиса главной формы, в которую они в данном случае входят, остановимся на разборе тех же хорошо известных примеров из истории науки, которые уже приводились раньше. Начнем с физики. До середины XIX в. природа теплоты как более сложной и высокой формы движения трактовалась обычно в отрыве от механического движения молекул, составляющих данное тело, т. е. от того движения, которое в данном случае выступает по отношению к теплоте как «побочная» форма. В результате такого отрыва главной формы от «побочной» возникло чисто метафизическое, вымышленное понятие теплорода как якобы специфического носителя тепловых явлений. Прогресс науки состоял здесь в том, чтобы сущность высшей формы движения (теплоты) найти путем раскрытия ее связи с низшей (в данном случае — механической) формой движения, иначе говоря, чтобы установить между обеими формами движения— тепловой и механической — то самое отношение, какое существует между главной и «побочной» формами движения. Это и было достигнуто благодаря созданию механической теории теплоты и кинетической теории газов.

Точно так же обстояло дело и в химии. Пока причины химического взаимодействия веществ ученые пытались трактовать в рамках одной лишь химии, вне связи с физикой, они неизбежно приходили к метафизическому понятию «химического сродства», которое ровным счетом ничего не объясняло, а было только другим наименованием того, что требовалось еще объяснить. Только после того, как физика открыла валентные электроны, химическое действие выступило как обусловленное физическим движением (электрическими процессами), которое по отношению к химическому действию выступает здесь тоже как «побочная» форма движения. В результате и в этой области знания был сделан решающий шаг.

Аналогично этому происходило развитие научных идей и в биологии. Пока сущность жизни ученые пытались выяснить, оставаясь в рамках лишь одной биологии, они неизбежно приходили к столь же ложному и бессодержательному понятию «жизненной силы», как это было в физике с понятием теплорода и в химии с понятием «химического сродства», но с той существенной разницей, что понятие «жизненной силы» носило не только метафизический, но явно выраженный идеалистический характер. Прогресс и здесь обстоял в том, чтобы раскрыть сущность более высокой формы движения путем установления ее связи — структурной и генетической— с более простыми формами, из которых она возникла исторически и с которыми продолжает находиться в неразрывной связи после своего возникновения.

Иными словами, и здесь предстояло вскрыть между биологической и другими формами движения то само- соотношение, которое существует между главной и «побочной» формами и, прежде всего, между ближайшей к жизни «побочной» формой, каковой в данном случае является химическая форма движения. Это и сделал Энгельс, определив жизнь как химизм белков, как способ их существования, важнейшим проявлением которого служит обмен веществ, т. е. химический процесс, совершающийся специфическим образом в живом теле.

С этих пор стало уже невозможно и недопустимо рассматривать вообще какой-либо процесс жизни вне его связи с химическими факторами, а значит, и с физическими факторами, которые органически входят в то, что называется сущностью жизни, а также вне связи с теми физико-химическими условиями, в которых протекает всякий процесс жизни. Любая попытка разбирать какое-нибудь биологическое свойство или явление вне его связи с химическими и физическими процессами, составляющими по отношению к нему «побочную», но чрезвычайно важную и существенную его сторону или его физико-химическую основу, означает попытку вернуться к старым, уже пройденным ступеням научного развития, когда наука не была еще в состоянии трактовать жизнь с точки зрения ее неразрывной связи с химической и физическими формами движения. Следовательно, такая попытка означала бы прямое игнорирование того, что достигла наука в понимании химизма белков как сущности жизни.

Раскрытие соотношения между главной и «побочными» формами движения дает ключ к пониманию взаимосвязи самих естественных наук, каждая из которых изучает ту или иную форму движения в природе или отдельную ее сторону, или же ряд связанных и переходящих друг в друга форм движения. Иерархический ряд наук устанавливается, в частности, при учете своего рода «асимметрии» в соотношении между различными науками. Это вытекает из того, что одни формы движения, составляющие предмет одних естественных наук, могут играть роль только главных форм движения, но не «побочных», по отношению к другим формам, составляющим предмет других наук. Напротив, эти последние изучают такие формы движения, которые могут играть роль только «побочных» по отношению к тем, которые изучаются первыми науками.

Так, биологическая форма движения может выполнять только функцию главной по отношению к химической и физической, но никогда не может оказаться «побочной» по отношению к ним. Напротив, химическая и физическая формы могут выполнять лишь функцию «побочных» по отношению к биологической. Таково же соотношение между геологической формой движения, с одной стороны, и механической, физическими и химической, — с другой. Благодаря такому «асимметрическому» характеру отношений между самими формами движения удается установить не только связь между соответствующими естественными науками, но и определенную последовательность в их усложнении и в их переходах друг в друга— более простых в более сложные. Понятия «более простая» и «более сложная» формы движения выражают, по сути дела, то обстоятельство, что между обеими формами движения существует или может существовать такое же отношение, как между главной и «побочной» формами.

Итак, взаимосвязь естественных наук определяется соотношением форм движения в природе, подобно тому, как специфика каждой отдельной науки определяется спецификой той формы движения, которая составляет предмет данной науки.

Общее и особенное в отношении различных наук

Вопрос о соотношении общего и особенного имеет прямое отношение к естественным наукам и, соответственно, к задаче осуществления кооперации и содружества между естествоиспытателями различных специальностей.

Подобно тому, как общее существует только в особенном и проявляется только через особенное, так и всеобщая связь явлений природы, отражаемая в виде взаимосвязи различных наук, существует и проявляется только в отдельных науках, изучающих специфические объекты природы с присущими им особыми свойствами и закономерностями.

Нельзя раскрыть общей связи наук, если при этом не учитывать особенностей каждой из них, и наоборот: невозможно понять специфики любой науки, ее предмета и метода исследования, если игнорировать взаимосвязь ее с остальными пауками, следовательно, общую связь всех естественных наук.

Таким образом, общее выступает здесь как взаимосвязь наук, а особенное — как специфика каждой отдельной науки, как ее качественное своеобразие. Во всех таких случаях диалектика природы, равно как и диалектика познания природы человеком, требует того, чтобы обе противоречивые стороны действительности (в данном случае — общее и особенное) учитывались всегда в их единстве, в их взаимообусловленности. Нарушение этого требования (при незнании диалектики или нежелании с нею считаться) немедленно наказывает ученого, нарушившего это требование: ученый впадает в односторонность, в крайность и тем самым отступает от истины, от действительности.

В случае связи наук это проявляется в том, что вместо единства противоположностей, охватывающего одновременно и общее (всеобщую связь всех форм движения, соответственно всех наук) и особенное (специфику каждой формы движения и, прежде всего, главной формы по отношению к «побочным» формам, соответственно, специфику каждой науки), ученый видит что-либо одно: либо только общее, либо только особенное. В результате такого одностороннего подхода либо общее берется в его голом виде, как оторванное от особенного и противопоставленное ему и даже поглотившее его, либо, напротив, учитывается в столь же голом виде одно особенное.

Другими- словами, здесь возникает одна из двух односторонних концепций в науке: 1) основанная на учете только одной специфики высшей или главной формы движения без признания ее связи с низшими и «побочными» формами и 2) основанная на учете лишь одной связи высших форм с низшими, главных с «побочными», но при отказе признать качественное своеобразие высших форм по сравнению с низшими.

В первом случае, в результате игнорирования момента общего, получается возврат в том или ином виде к придумыванию всякого рода «специфических» причин, законов и факторов, единственное назначение которых состоит в том, чтобы хоть как-нибудь, для видимости, создать впечатление нахождения действительных причин изучаемых явлений при игнорировании реальной связи и взаимодействия между различными формами движения — высшими и низшими. Всякую попытку раскрыть действительную связь между качественно различными областями природы, например, между биологическими, физическими и химическими процессами с такой точки зрения следует отвергнуть, поскольку она означает якобы «стирание» специфики высших форм движения, мнимое их «сведение» к низшим его формам. Но, разумеется, ничего такого не происходит, когда раскрываются действительные связи между формами движения и когда специфика высших форм объясняется, исходя из того, что сами эти высшие формы исторически возникли из низших форм, как это имеет место, в частности, в гипотезе химического происхождения жизни на Земле.

Во втором случае, в результате игнорирования момента особенного, возникает определенное «сведение» высшего к низшему, главной формы движения к «побочным». Такое «сведение» начинается уже тогда, когда утверждается, например, что, поскольку жизнь образовалась химическим путем и поскольку ее сущность заключена в химизме белков, постольку, дескать, в ней нет ничего, кроме химических и физических процессов, ничего специфически биологического, ничего качественно отличного от того, с чем имеют дело химия и физика. В действительности же, конечно, кроме химических и физических процессов, какими они выступают в неживой природе отдельно не только от процессов жизни, но и друг от друга, в живой природе имеется нечто отличное, чего нет в неорганической природе, а именно — единство, специфический синтез этих более простых, чем биологическая, форм движения материи. Этот-то синтез как раз и придает специфику явлениям жизни, начиная уже с простейших ее явлений.

Метафизика изолированных, или абсолютных, качеств, проявлением которой служит всякая попытка оторвать особенное от всеобщего, специфику высшей формы движения от низшей его формы, есть лишь другая метафизическая крайность, прямо противоположная механицизму, который сказывается во всякой попытке «сведения» качества к количеству, высшего к низшему, главного к побочному и тем самым в отрыве всеобщего от особенного.

Помочь естествоиспытателям избежать отмеченных ошибок впадения в крайность и односторонность призвана материалистическая диалектика. Одна из основных ее задач состоит в том, чтобы раскрывать единство противоположностей как в самой природе, так и в процессе познания природы человеком, в частности, единство общего и особенного. Только тот, кто видит и учитывает это единство, может правильно познать то, что существует в самой природе и отражается в современном естествознании. Учесть единство общего и особенного в данном случае означает учесть одновременно в их единстве и специфику высшей, главной формы движения и связь этой формы со всеми низшими, «побочными» формами.

Однако умение учитывать противоположности в их внутреннем единстве и взаимообусловленности достигается не просто. По вполне понятным причинам у каждого специалиста развивается в той или иной степени тенденция преувеличивать значение той стороны объекта исследования, которую изучает именно его наука. Чтобы преодолеть это, в науке нужны, как воздух, не только взаимная дружественная критика со стороны представителей различных специальностей, но и прямая кооперация, комплексность в научной работе, совместное обсуждение и даже совместная разработка одного и того же объекта природы с различных сторон представителями различных естественных наук.

Здесь вновь в конкретном виде выступает необходимость сочетать в их единстве два момента — всеобщее и особенное: при разработке каждой отдельной, особенной стороны единого объекта должна обязательно учитываться неразрывная связь этой стороны со всем объектом в целом и со всеми другими его сторонами, которые изучаются иными особенными способами. Целостность же всего данного объекта исследования, общая связь всех его сторон проявляется лишь в каждой особенной его стороне п только через нее, иначе говоря в единстве со всем особенным, что в нем заключено. Чем сложнее и многограннее предмет исследования, тем настоятельнее оказывается необходимость именно комплексного его изучения: в итоге суммирования или, лучше сказать, синтезирования результатов, полученных всеми применявшимися при его исследовании специфическими, особенными способами, может сложиться правильное, всестороннее представление о всем предмете в целом.

Блестящим примером постановки и решения такого рода задач служит изучение космоса. Проникновение в космос стало возможным на основе широчайшей кооперации физиков и техников, математиков и астрономов, механиков и конструкторов, химиков и энергетиков, биологов и медиков. Без такой всесторонней и внутренней взаимосвязанной во всех частях громадной научно-исследовательской и технико-изобретательской работы огромного коллектива советских ученых и инженеров не могли быть осуществлены исторические полеты космонавтов вокруг Земли.

Другим ярким примером служит кибернетика. Ее практические приложения возможны и необходимы не только в целях управления производственно-техническими процессами (в связи с задачей их автоматизации), но и в различных областях науки, включая биологию, а также во многих областях человеческой деятельности вообще. Сейчас кибернетика широко проникает даже в такие области, которые раньше рассматривались как находящиеся исключительно в сфере действия человеческого сознания. Проникновение ее в эти именно области составляет наиболее характерную и важную черту самой кибернетики как науки и вместе с тем раскрывает ее генезис, глубокие причины ее возникновения.

Для успешного развития кибернетики насущно необходимы тесное содружество и кооперация не только математиков и физиков, инженеров и конструкторов, но и биологов, физиологов, психологов, лингвистов, философов, экономистов и представителей многих других гуманитарных, естественных и технических наук. Ибо по самой своей природе кибернетика есть комплексная наука, сочетающая в себе множество научных разрезов и аспектов.

Примеры того же рода дает и современная биология. Разработка ее важнейших проблем требует совместного участия не только биохимиков и биофизиков, но и химиков, физиков, геологов и даже астрономов, не говоря уже о представителях медицинских и сельскохозяйственных наук. Только на основе кооперированного труда ученых всех этих специальностей могут быть решены такие кардинальные проблемы, как вопрос о синтезе живого белка и о природе наследственности.

Таких примеров можно привести очень много. Все они свидетельствуют о том, как остро ставит развитие современного естествознания вопрос о взаимоотношениях между учеными разных профилей и направлений и даже разных научных школ, о взаимопомощи в проводимых ими исследованиях, о выработке совместными усилиями всех естествоиспытателей общей магистральной линии развития всего комплекса научных исследований.

Осуществить кооперацию в научной работе отнюдь не означает лишить самостоятельности каждого участника этого научного содружества, подчинить одни науки другим. Напротив, именно только сохраняя свое лицо, специфику своего подхода к изучению данного объекта природы, каждый ученый способен дать то, что от него ждут другие и что кроме него никто больше из участников данной научной кооперации дать не сможет. Решая общую научную задачу, каждый участник комплексного исследования действует своими особыми приемами и методами, стараясь проникнуть в сущность изучаемого явления с одной определенной стороны, составляющей предмет его специальности, его науки. Наличие же кооперации и живого контакта с представителями других наук избавляет ученого от опасности впасть в односторонность и абсолютизировать какую-нибудь одну сторону данного объекта.

Кооперация в научной работе неотделима от коллективности в ней. Она вовсе не сводится к механическому раздроблению общей научной проблемы на ряд частных тем, выполняемых разными специалистами независимо друг от друга. Напротив, она означает, что один и тот же предмет изучается одновременно с разных сторон и разными методами, но так, чтобы в итоге его изучения можно было бы прийти к единому, обобщенному результату.

Таким образом, установление взаимосвязи естественных наук, отражающей собой процесс раскрытия диалектики природы современным естествознанием, требует выработки новых организационных форы для проведения научных исследований, тесной кооперации и координации усилий ученых, осуществление комплексных работ.

О спорных вопросах в науке и о современном механицизме

В современном естествознании имеется много спорных вопросов, касающихся так или иначе общей проблемы соотношения форм движения. По этим вопросам часто разгораются весьма ожесточенные споры, в результате которых спорящие стороны остаются нередко на своих исходных позициях.

Хорошо известно, что в науке, как и всюду, решающее слово принадлежит практике. Всякая теория, в том числе и философская, оторванная от практики, не обоснованная и не проверенная ею, а тем более противоречащая практике, оказывается несостоятельной; поэтому особенно активную поддержку должны получить те научные направления, которые тесно связаны с практикой, разрабатывают непосредственно практические вопросы. Блестящий образец правильного сочетания теории и практики дал И. В. Мичурин.

Сказанное вовсе не означает, что следует механически принимать без критической проверки и обсуждения любое частное естественнонаучное представление или положение только потому, что оно выдвинуто людьми, успешно разрабатывающими те или иные практические вопросы. Выше уже отмечалось, что никакими практическими успехами технического получения и использования атомной энергии не может быть оправдана идеалистическая теория, трактующая ядерные процессы в духе оствальдовского энергетизма как превращение материи в энергию.

Аналогично этому никакие практические успехи в области медицины не дают какого-либо повода к оправданию «физиологического» идеализма. Во всех этих и им подобных случаях теоретические выводы и обобщения делаются не на основании практики, а вопреки ей. Поэтому несостоятелен был бы следующий довод: поскольку данный ученый — хороший практики поскольку он заявляет, что свое конкретное теоретическое естественнонаучное, а тем более философское положение он вывел якобы в порядке обобщения данных практики, то тем самый это положение следует принять на веру, без дальнейшего критического рассмотрения.

Этого нельзя допускать, в особенности, если то или иное теоретическое положение, как бы его ни обосновывали данными опыта практики, содержит в себе элементы энергетизма и вообще «физического», «физиологического» и прочего идеализма, телеологизма, психоламаркизма и других враждебных естествознанию и материализму концепций. В таких случаях задача критики состоит в том, чтобы вскрыть наличие указанных ошибочных элементов в рассматриваемых теориях или представлениях и устранить эти элементы, с тем чтобы уточненная теория, освобожденная от ошибочных допущений или ad hoc придуманных гипотез, могла бы более успешно служить практике.

Как и в XIX в., искажение проблемы соотношения форм движения в современном естествознании происходит по двум основным направлениям: во-первых, как механистическое сведение высших форм к низшим (это можно показать на примере попыток свести химию к физике, в частности, к квантовой механике, равно как свести биологию к химии и физике) и, во-вторых, как отрыв высших форм от низших (это можно показать на примере попыток объяснения ряда биологических явлений с помощью якобы чисто биологических понятий без учета связи этих явлений с их физико-химической основой или стороной).

Те общие черты механицизма, о которых говорилось в предыдущей главе, присущи этому течению и в современном естествознании. Как и в прошлом, оно появляется ныне в отдельных областях естествознания особенно в тот момент, когда эти области только что возникают и обещают разъяснить ранее не освещенные еще стороны явлений природы. Теперь, как и раньше, механизм оказывается как бы теневой стороной больших успехов современного естествознания: он связан с преувеличением, а тем более абсолютизацией значения вновь открытой стороны изучаемых явлений, когда делаются попытки свести к вновь раскрытой их стороне самую их сущность, хотя последняя и не исчерпывается этим.

На примере попыток «сведения» органической химии к квантовой механике мы покажем, в чем состоят эти механистические в своей основе тенденции. Они возникают в связи с тем, что появляется надежда истолковать с позиции одной лишь квантовой механики не только элементарные физические процессы, участвующие при химических воздействиях, при образовании химической связи и т. д., но и все вообще химические явления.

Конечно, то обстоятельство, что удалось раскрыть физическую, в частности квантовомеханическую сторону химических явлений, представляет собой громадный познавательный успех в этой области научного исследования. Но явное преувеличение того, что реально было достигнуто, попытка объявить, что химия будто бы «сводится» к квантовой механике, что теория химической связи и химического соединения может быть только квантовомеханической и никакой иной, все это свидетельствует как раз о той черте, какая присуща всякой механистической концепции вообще. В этом сказалась теневая сторона достижений квантовой химии.

В связи с этим остановимся на истории так называемой теории резонанса в органической химии. В недавнем прошлом в ходе критики этой теории были допущены, на наш взгляд, грубые ошибки. Эта теория была безоговорочно объявлена махистской на том основании, что ее автор писал, что он стремился найти удобный способ решения проблемы химической связи. А так как Ленин указывал, что идеализм неизбежно возникает, если принцип удобства ввести в теорию познания, то на этом основании некоторые химики объявили, что и в химии соображение удобства означает махизм.

Но это, конечно, не так. Отождествить соображения удобства с махизмом, если эти соображения выдвигаются не в связи с вопросами гносеологии, а в связи с химией, значит впадать в грубую вульгаризацию: выходит тогда, будто диалектический материализм настаивает обязательно на неудобных приемах исследования, а потому, если ученый хочет пользоваться удобным приемом математического расчета или удобной химической посудой, то ему грозит опасность быть обвиненным в махизме.

Конечно, в теории резонанса были ошибки гносеологического порядка, но совсем не там, где их усмотрели некоторые философствующие химики: как раз наоборот, забыв о том, что резонансные структуры были введены только для удобства и что они не имеют, поэтому, реального значения, сторонники этой теории стали искать их в самой действительности, т. е. стали объективизировать введенные только ради удобства геометрические образы.

Чтобы понять, как могло случиться, что такая теория, как теория резонанса, могла получить известное распространение среди химиков, нужно учесть то, что было сказано раньше о соотношении различных форм движения материи в связи с раскрытием сущности изучаемых явлений. В данном случае идет речь о соотношении квантовомеханическою и химического движения.

Раскрытие квантовомеханической стороны химических явлений (чем занимается квантовая химия) имело для современной химии в наше время такое же важное значение, как раскрытие механической стороны химических и биологических явлений в XVII и XVIII вв. и первой половине XIX в., приведшее ко многим великим открытиям, или как раскрытие взаимосвязи между химизмом и электричеством в конце XIX и начале нашего века.

Вполне понятно, что когда раскрывается такая весьма важная сторона более сложных процессов природы, как их квантовомеханическая сторона, то это может породить у некоторых естествоиспытателей надежду с помощью представлений об этой реальной стороне химической, а затем и биологической форм движения исчерпать всю сущность, всю качественную специфику соответствующих более сложных форм движения путем сведения их к квантовой механике.

Но при этом упускается из виду, что квантово-механическая сторона названных явлений выступает в случае высших форм движений лишь как «побочная», но отнюдь не как главная. Она необходимо должна быть познана, иначе невозможно рассмотрение соответствующей высшей формы движения ни в генетическом, ни в структурном разрезе, а значит и сама эта высшая форма движения останется не объясненной в своей сущности. Вместе с тем, квантово-механическая сторона, выступая в области химии и биологии как «побочная» форма движения, никак не может исчерпать их качества, их сущности.

Современные естествоиспытатели постоянно сталкиваются с этой проблемой. Например, теория резонанса пыталась представить дело так, будто вся органическая химия и даже биохимия в своей сущности может быть исчерпана с помощью квантовой механики, хотя на деле это было невозможно; но в итоге такого стремления исчерпать химию квантовой физикой пришлось прибегнуть к чисто произвольным искусственным построениям.

Если не видеть, что это—лишь теневая сторона тех грандиозных достижений, которые принесла и сулит еще принести квантовая химия, если не заметить, что главная тенденция, приведшая к теории резонанса, состояла в преувеличении роли физики в области химии и биологии, то невозможно правильно понять, а значит, и раскритиковать существо такого рода теорий.

Любопытно отметить, что в свое время теория резонанса возникла как непосредственная реакция на грубо механистическое стремление решать сложные вопросы органической химии с помощью примитивной концепции аддитивности. Дело в том, что часть энергии химических реакций, например, образования бензола, не укладывалась в тесную схему принципа аддитивности, и как раз это обстоятельство вело к идее об энергии резонанса. Теперь же можно наблюдать, как некоторые критики теории резонанса пытаются вновь возродить аддитивную схему и, таким образом, вернуться вспять к еще более грубым механистическим концепциям, чем сама концепция резонанса в химии, — к принципу аддитивности в органической химии. Это наглядно показывает, что не всегда критика ошибочных теорий ведется с правильных методологических позиций.

Суть же дела заключается здесь именно в выяснении правильного соотношения между различными формами движения материи, из которых одни (химическая и биологическая) выступают как высшие, другая (квантовомеханическая, т. е. физическая) — как низшая.

Не так давно возникла аналогичная же ситуация в связи с созданием кибернетики. Хорошо известен невиданный, можно смело сказать головокружительный, успех в области создания электронно-счетных и других кибернетических машин и их широкого применения в самых различных разделах теоретической и практической (технической) деятельности. Чтобы понять значение этих изобретений и открытий для современной науки и техники, надо вспомнить, что главную черту технической революции XVIII в. Маркс видел не в самом по себе введении парового двигателя, хотя для новой техники нужна была тогда новая энергетическая база, а в создании ткацкой и других машин, заменяющих собой руку рабочего, участвовавшего в мануфактурном производстве.

Сейчас мы присутствуем при начавшемся перевороте во всей технике, когда введение управляющих машин и вообще широкое внедрение способов автоматизации в промышленное производство как бы «заменяют» частично мозг рабочего, мастера, инженера подобно тому, как 200 лет назад первая машина заменила человеческую руку. Точнее сказать, они в настоящее время выполняют некоторые функции мозговой деятельности человека в области управления техническими процессами.

И подобно тому, как паровой двигатель явился тогда новым источником энергии для новой техники, так теперь эту роль выполняет атомная энергия. Ядерная физика в сочетании с кибернетикой — это теоретический фундамент еще более грандиозного технического прогресса в области промышленности, транспорта, связи и других областях нашей жизни, нежели та техническая революция, которую когда-то совершили пар и ткацкая машина.

С технической точки зрения для кибернетики не существует, по-видимому, никаких пределов; она может по- своему моделировать любые процессы управления, протекающие во внешнем мире, а также в области нашей психической деятельности. Единственным обязательный для нее условием является то, чтобы при этом не нарушались объективные законы, присущие данному кругу явлений. Иначе говоря, невозможно такое кибернетическое устройство, которое приходит в разрез с законами самой действительности — природы, общества или мышления. В пределах же каждого качественного определенного круга явлений при строгом учете их реальных законов возможности для кибернетики, как мы уже сказали, считаются ничем не ограниченными.

Но именно этот огромный успех обусловил появление и своей отрицательной, теневой стороны. Дело в том, что кибернетика раскрывает определенную сторону управляющей, например, электронно-счетной машины, общую в какой-то мере с процессами, совершающимися в человеческом мозгу; следовательно, существует определенная связь (или, как иногда говорят, аналогия) между тем, что происходит в мозгу, и тем, как работают электронно-вычислительные и другие кибернетические машины. Эта связь (или аналогия) выступила особенна рельефно после того, как оказалось, что кибернетические машины могут решать такие задачи, которые всегда считались доступными лишь для мыслительной деятельности человека (логические задачи, переводы с одного языка на другой и т. п.).

Все эго явилось несомненным свидетельством совершенно исключительного успеха в данной области познания и практики. Но, как эго бывало и ранее, открытие новой стороны у изучаемых явлений (в данном случае у психических процессов, происходящих в мозгу человека), раскрытие определенной связи между высшей формой движения материи, каковой является в данном случае высшая нервная деятельность у человека, и более низкой формой движения, той, которая фигурирует, например, в электронно-счетных машинах и изучается кибернетикой, повлекло за собой известное преувеличение значения этой, вновь раскрытой стороны явлений: стала выдвигаться идея о «сведении» мозга к чисто физической системе, о мнимой замене мозга машиной, о «думающих машинах» и т. д. Все это было такой же теневой стороной успеха науки и техники в данной области, как и то, что уже отмечалось выше.

Как бы предвидя возможность создания подобных ситуаций в науке, Энгельс указывал в «Диалектике природы», что как бы важно ни было изучение «побочных» форм движения, сопутствующих данной главной форме, но тем не менее их наличие никогда не может исчерпать существа этой главной формы движения. Энгельс прямо предсказывал: «Мы, несомненно „сведем» когда-нибудь экспериментальным путем мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу (к электронным, квантовомеханическим, — можно было бы добавить теперь. — Б. К.); но разве этим исчерпывается сущность мышления?»^[2]

Ответ ясен: не исчерпывается и не может исчерпываться никогда, так как объективно мышление есть движение, качественно отличное, обладающее своей специфичностью по сравнению с физическими и химическими процессами, совершающимися в мозгу, а тем более в таком искусственном устройстве, каким является электронно-вычислительная машина.

Разумеется, кибернетика в ее рациональном понимании отнюдь не влечет за собой таких выводов, а потому и не несет никакой ответственности за попытки свести к ней и ее машинам мозговую деятельность человека. Такие попытки есть не что иное, как порождение того же самого механицизма, о котором уже шла речь раньше. Как только впервые раскрылась ранее неизвестная физическая сторона психических процессов, происходящих в мозгу, так немедленно у некоторых людей, не владеющих в достаточной степени диалектическим методом, возникла мысль о том, нельзя ли исчерпать этой стороной сущность названных процессов.

Но, конечно, было бы совершенно неправильно и просто нелепо на этом основании отбрасывать самую кибернетику и отрицать наличие отмеченной связи и известной общности между работой кибернетической машины и деятельностью человеческого мозга. Последнее означало бы грубейшую ошибку — впадение в другую крайность, приводящую к отрыву высшей, главной формы движения материи от низшей, входящей в эту высшую в качестве «побочной» формы движения.

На этом примере наглядно можно видеть, как важно всегда учитывать исторический (генетический) подход к изучаемой проблеме. Никакая электронно-вычислительная машина, как бы сложно она ни была устроена, не в состоянии отразить той биологической и социальной эволюции, в результате которой возник и развился мозг современного человека. Этот исторический аспект данной проблемы полностью исчезает при попытке с помощью одного комбинаторно-конструкторского подхода, опираясь лишь на одну сторону изучаемого предмета, которая является общей (аналогичной) у мозга и у кибернетической машины, сконструировать такое счетно-электронное устройство, к которому бы свелась деятельность мозга.

Можно привести еще один такого же рода пример. Пока свойство наследственности приписывалось мифическому «наследственному веществу», непосредственное исследование которого считалось невозможным, до тех пор, оставаясь на таких позициях, нельзя было выяснить реальную физико-химическую сторону явлений наследственности.

Однако с открытием той роли, которую реально играют в явлениях наследственности дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК) и рибонуклеиновая кислота (РНК), положение вещей изменилось здесь коренным образом; вместо фиктивных, вымышленных понятий теперь речь идет о совершенно реальном химическом веществе, которое может быть подвергнуто всестороннему физическому, химическому и биологическому исследованию для более глубокого выяснения атомной и молекулярной природы материальной основы наследственности; иначе говоря, с открытием роли ДНК и РНК в области наследственности по-новому встал вопрос о физико-химической стороне этого явления, следовательно, вопрос о соотношении биологической, физической и химической форм движения материи в данной области природы.

Кстати, на наш взгляд, здесь открывается путь к пониманию сущности сложившегося ранее резкого противопоставления между двумя концепциями в генетике: одна из них отрицает влияние на наследственность обычных внешних — физических и химических — факторов, действующих на тело организма, и приписывает изменчивость этого свойства лишь влиянию внутренних факторов или таких средств, как воздействие жесткого излучения на половые клетки. Другая, напротив, фактически игнорирует внутренние факторы данного процесса, видя источник изменений наследственности только в действии обычных внешних факторов на весь организм в целом, на его сому.

Исходя из представления об исключительно большой роли ДНК и РНК в процессах наследственности, можно рассуждать следующим образом: в живом организме ДНК сосредоточена в клеточных ядрах, причем не только половых, но и других клеток. Таким образом молекулы ДНК могут оказываться в различных частях тела (например, в тканях и др.); может быть и так, что в теле организма распределены такие химические вещества, которые либо воздействуют на молекулы ДНК, вызывая в них те или иные изменения, либо влияют на синтез ДНК или сами участвуют в их синтезе. В результате этого при воздействии на живое тело обычных внешних условий (физических и химических) молекулы ДНК или других веществ, находящиеся в различных частях тела, могут претерпевать определенные изменения, а затем уже в измененном виде попадать в половые клетки или же влиять на структуру содержащихся в них молекул ДНК.

Далее, изменения в группировке и структуре молекул ДНК могут при определенных условиях становиться устойчивыми и передаваться по наследству следующим поколениям.

Вместе с тем такой взгляд на физико-химическую сторону наследственности отнюдь не исключает, но лишь подчеркивает особую роль половых клеток, в ядрах которых локализованы молекулы ДНК.

Для низших существ, недифференцированных еще в процессе биологической эволюции (например, для микроорганизмов), при отсутствии у них полового размножения, можно допустить распределение соответствующих нуклеиновых кислот в различных частях организма; вследствие своей относительной простоты эти низшие существа особенно ярко могут подтверждать положение учения И. В. Мичурина о значении внешних физических и химических (обычных) воздействий на процессы наследственности.

С помощью представлений о ДНК и РНК можно, например, в принципе объяснить возможность ускоренного превращения одного вида растений в другой, родственный ему и связанный с ним непосредственно в ходе биологической эволюции. Для этого нужно допустить, что те физические и химические воздействия на тело растения, которые обусловливают эти качественные изменения, совершаются как воздействия в конечном счете (через тело растения) на аппарат ДНК и вызывают в нем определенную перегруппировку компонентов, соответствующую переходу наследственности, присущей одному виду, к наследственности, присущей другому виду.

Однако, как и в предыдущих случаях, грандиозный успех в рассматриваемой области молекулярной биологии, связанной с биохимией и биофизикой и всей биологией в целом, породил свою теневую сторону в виде попыток сводить к физико-химическим процессам самое существо наследственности как специфически биологического явления. Некоторые биологи и физико-химики склонны видеть в ДНК не только вещественную основу или сторону наследственности — ее материального носителя, но и принципиальную возможность полного исчерпания с помощью представления о ДНК и о ее роли в наследственности всего данного биологического явления вообще.

Такой взгляд, если его провести последовательно, был бы проявлением того же самого механицизма, как и стремление свести химию к квантовой механике или свести физиологию мозга и высшую нервную деятельность к кибернетике. Но подобно тому, как квантовая химия и кибернетика не несут никакой ответственности за тщетные попытки полностью свести к ним всю область более высоких и сложных форм движения материи, так и современное физико-химическое учение о наследственности в части своего положительного содержания не несет никакой ответственности за попытки некоторых своих сторонников сводить к ДНК и РНК биологическую сущность наследственности. Нуклеиновые кислоты позволяют раскрыть внутренний «механизм» процессов наследственности и, как увидим ниже, процессов белкового синтеза в живых клетках; но этим «механизмом» названных биологических процессов не исчерпывается до конца их сущность.

Однако повторять только одно, что биология не сводится к физике и химии, не показывая при этом, каким образом можно объяснить закономерности биологических явлений (например, наследственности), исходя при этом из данных физики и химии, означает на деле отрыв биологической формы движения от физических и химической, приводящий к абсолютизации биологической специфики явлений жизни. Последнее в условиях современного естествознания представляет вредное, попятное движение, мешающее научному прогрессу, под видом борьбы против механицизма.

Сравнивая современный механицизм с его историческим предшественником— механицизмом XVII и XVIII вв., можно обнаружить у него следующую отличительную особенность: в XVII—XVIII вв. изучение всех явлений природы как относительно более простых, так и относительно более сложных, начиналось с раскрытия связанного с ними механического движения. При этом она играла роль главной формы движения и абсолютизировалась роль «побочной» (во всех «надмеханических» областях). Объяснялось это отчасти тем, что раньше механическое движение выступало как первое, с чего начиналось познание любых явлений природы.

В XX в. положение в этом отношении сильно изменилось: квантово-механическая сторона у химических явлений, физическая и химическая стороны у биологических явлений, кибернетическая сторона (если можно так выразиться) у явлений, совершающихся в мозгу человека, словом низшая, более простая форма движения, сопровождающая главную форму движения и играющая по отношению к ней роль «побочной» формы движения, раскрывается теперь уже далеко не на первой стадии познания, а тогда, когда специфика главной формы движения уже достаточно полно и глубоко изучена.

Более позднее раскрытие отмеченных «побочных» форм движения в качестве более простых и общих создает впечатление, что в них-то и заключена действительная сущность соответствующих главных форм движения, так как сущность познается позднее явлений, а сущность более глубокая — позднее, чем сущность менее глубокая.

Тем не менее, остается фактом, что квантовомеханическое движение является «побочным» по отношению к химическому, физические и химические движения — «побочными» по отношению к биологическому, кибернетические связи — «побочными» по отношению к деятельности мозга.

Нет сомнений в том, что современный механицизм будет так же успешно преодолен в ходе прогрессивного развития познания природы, как был преодолен в свое время «классический» механицизм XVII—XVIII вв., сводивший все явления природы к механике и, соответственно, все более сложные формы движения материи к простому механическому перемещению.

Но было бы крайне неразумно и граничило бы с обскурантизмом отказываться от достижений квантовой химии, кибернетики и физико-химического учения о наследственности на том основании, что отдельные выводы из этих важных научных дисциплин, несомненно имеющих громадную будущность, неправомерно толкуются некоторыми учеными в духе механицизма.

Философия не может предложить каких-либо конкретных решений тех спорных естественнонаучных вопросов, по которым в настоящее время в науке вдут горячие споры. Мы только хотели бы указать некоторые общие пути и возможные в принципе способы разрешения этих вопросов, исходя из обсуждаемой в нашей работе проблемы.

Поиски таких общих путей и способов могут помочь, как нам кажется, преодолению крайних точек зрения, возникновение которых в начале научных споров почти неизбежно. Но поскольку истина одна, как и сама объективная реальность, постольку не может быть и двух одинаково правильных, но прямо противоположных, крайних решений дискутируемых вопросов.

Под преодолением противоположных точек зрения мы имеем в виду отнюдь не их беспринципное примирение или эклектическое соединение различных несовместимых между собой воззрений, но преодоление односторонностей в борющихся мнениях и приближение их не столько одно к другому, сколько к истине, следовательно, к самой действительности, которая, как и всегда, представляет собой единство, а именно, единство противоположных сторон, тенденций, свойств.

В соответствии со сказанным выше в дальнейшем рассматриваются некоторые аспекты общего вопроса о соотношении форм движения материи в современном естествознании. При этом затрагиваются более частные вопросы, касающиеся отдельных естественных наук: во- первых, вопрос о соотношении физики (прежде всего — квантовой механики) и химии, во-вторых, вопросы внутривидовой борьбы и наследственности, касающиеся, на первый взгляд, только одной биологии, и, в-третьих, вопрос о геологической форме движения. Эти более частные вопросы затрагиваются здесь с той целью, чтобы конкретно показать, что несмотря на свой специальный характер они неразрывно связаны с общей проблемой соотношения форм движения материи в природе и что решение этой общей проблемы дает общий методологический подход, или ключ, к решению названных частных вопросов.

1. Напоминаем, что материальным носителем кибернетической формы движения служат управляющие системы. ↑
2. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 563. ↑