2. Взаимосвязь форм движения и критика двух односторонних ее толкований

Общий ряд форм движения в природе по Энгельсу

Из всех ученых XIX в. один Энгельс специально исследовал с философской стороны вопрос о формах движения материи и их соотношении между собой. Этот вопрос был изучен и решен им с позиций диалектического материализма. В частности, основу «Диалектики природы» Энгельса составляет именно учение о формах движения материи: сначала в ней рассматривается в общем виде их взаимосвязь, переходы от простого к сложному, от низшего к высшему; затем —каждая отдельная форма движения, изучению которой посвящена отдельная отрасль естествознания. Особое внимание уделено выяснению «механизма» перехода одной (низшей) формы движения в другую (высшую); после этого подвергаются критике ошибочные концепции, касающиеся взаимоотношения форм движения, и прежде всего концепция механицизма. Наконец, в заключение, анализируется переход от биологической (высшей в пределах природы) формы движения материи к формам движения в общественном развитии и в мышлении; другими словами, анализируется выход процесса развития за пределы природы и переход в область явлений, связанных с человеком.

Разумеется, конкретные естественнонаучные положения о формах движения материи в трудах Энгельса, изложенные 80—90 лет назад, не могли не устареть. Однако принципиальная их основа, метод постановки и решения задачи, подход Энгельса к трактовке отдельных форм движения и их общей взаимосвязи сохранили свое значение и для современного естествознания. Поэтому разбор вопроса о соотношении форм движения материи целесообразно начать с анализа соответствующих воззрений Энгельса. Наиболее простой (в относительном смысле) формой движения материи Энгельс считал механическое движение макротел, понимая под ним перемещение сравнительно крупных тел — небесных и земных масс. Поэтому он ставил механическую форму движения в начале всего ряда форм движения. За ней шла физическая форма, или, точнее сказать, группа физических форм движения (тепловая, лучистая, электрическая, магнитная), которую Энгельс связывал, согласно представлениям того времени, с движением молекул. Далее следовала химическая форма движения, которую Энгельс мыслил как форму движения атомов внутри молекул, т. е. как такую, в результате которой происходит изменение химического состава и строения вещества. Наконец, общий ряд форм движения замыкался биологической формой, носителем которой служит живой белок.

Схематически рассмотренный ряд можно представить следующим образом (в скобках указан специфический вид материи, или материальный субстрат, способом существования которого, согласно взглядам Энгельса, является данная форма движения):

Ленин указывал, что диалектику надо уметь вскрывать в любом, даже самом простом примере естествознания. Следуя этому совету, Дж. Б. С. Холдейн привел пример с зажиганием спички, иллюстрирующий последовательность переходов одних форм движения в другие, более сложные и высокие, и наглядно подтверждающий, как действует в данном случае закон перехода количественных изменений в качественные. Количественное нарастание одного и того же исходного движения спички, трущейся о коробку, каждый раз на определенной ступени интенсивности этого движения вызывает переход к новому качеству в виде появления новой, более высокой формы движения: сначала — тепловой (разогревание головки), затем — химической (зажигание спички).

Составленному общему ряду основных форм движения материи Энгельс дал научное обоснование и раскрыл внутреннюю структуру этого ряда, начиная с окружающих нас макротел природы: небесных и земных масс, формой существования которых является механическое движение. Энгельс применил прием деления тел на все более и более мелкие части.

В результате этого Энгельс связал в последовательный ряд механическую, физическую и химическую формы движения материи.

Достигая в процессе деления неживого тела качественного предела, каким для данного случая являются молекулы, Энгельс констатирует переход от механической формы движения к физической. Разрушая молекулу и переходя от нее к составляющим ее атомам, Энгельс констатирует переход от физической формы движения к химической.

Но, очевидно, что деление тела на все более мелкие части представляет путь, обратный тому, по которому совершилось поступательное развитие материи: последнее идет, как известно, от простого к сложному, от низшего к высшему, а при делении тела совершается как раз обратное движение — от целого к его частям, из которых оно исторически возникло, и, соответственно, — от сложного к простому, от высшего к низшему. Проникновение в глубь строения материи достигается поэтому путем последовательного разрушения одного типа связи (и взаимодействия) за другим, причем это совершается в обратном направлении по сравнению с тем, каким шло само прогрессивное развитие природы.

В дальнейшем мы будем обозначать стрелкой, указывающей направо (→), переход, совпадающий с направлением развития, а указывающей налево (←), переход, совершающийся в обратном направлении (например, при делении тела на все более мелкие части).

Тогда схематически можно изобразить взаимосвязь отмеченных трех основных форм движения (в скобках, как и выше, указаны материальные носители соответствующих форм движения, по Энгельсу) следующим образом:

Но в дальнейшем, когда Энгельс начинает рассматривать переход от химической формы движения к биологической (к химизму белков), то его мысль идет уже в направлении, совпадающем с тем, как совершалось развитие, поскольку он принимает, что жизнь (биологическая форма движения) возникла химическим путем из неживой природы. При этом между земными массами и молекулами Энгельс ставит клетку как обладающую промежуточным размером.

Полная схема соотношения основных форм движения материи в природе, по Энгельсу, будет такова:

Группировка основных форм движения материи и их материальных носителей произведена Энгельсом на основе сочетания двух различных разрезов, отражающих процесс развития природы с различных сторон, в различных и даже прямо противоположных направлениях.

Такова внутренняя структура общего ряда основных форм движения материи, по Энгельсу. Исходным пунктом при его составлении служило признание того, что формы движения развиваются одни из других — высшие из низших — и что в процессе своего развития одни формы переходят в другие; эти их взаимные переходы всегда привлекали пристальное внимание Энгельса, их изучение именно и составляет то особенное, чем отличаются взгляды Энгельса на соотношение форм движения от воззрений его современников.

Энгельс о переходе одних форм движения в другие

В своей концепции Энгельс прежде всего подчеркивает роль и значение узловых пунктов, связывающих различные формы движения материи в единый последовательный ряд. Этими узловыми пунктами служат области взаимного перехода одних, более низких и простых форм движения материи в другие, более высокие и сложные, и наоборот. (На предыдущих схемах как раз на этих областях стоят стрелки.) В этих пунктах происходят качественные скачки от одной области природы к другой, переходы одной формы движения в другую.

Как известно, задача всякой подлинной науки, в том числе и естествознания, состоит в проникновении в сущность изучаемых явлений, в противоположность тому, что утверждают агностики, плоские эмпирики, представители всякого рода феноменологических школ, энергетического мировоззрения и тому подобных антинаучных направлений. Рассмотрение соотношения между различными формами движения в разрезе проникновения в сущность явлений представляет несомненный интерес.

Вся история науки дает яркие доказательства того факта, что сущность более высокой, более сложной формы движения раскрывается нередко именно в процессе познания ее связи с более простой, более низкой формой движения и взаимного перехода их друг в друга. Например, сущность теплоты как особой формы движения материи раскрылась в середине и второй половине XIX в. лишь на основе механической теории теплоты, а затем — кинетической теории газов. До тех пор физика вынуждена была довольствоваться теорией теплорода, которая отрывала теплоту от механического движения.

История науки свидетельствует также о том, что сущность химизма раскрылась лишь благодаря выяснению его связи с физической, прежде всего электрической, формой движения, а до тех пор химия вынуждена была пробавляться чисто эмпирическим, описательным представлением о «силе химического сродства».

Аналогично этому сущность жизни раскрылась только тогда, когда процесс жизнедеятельности в его наиболее общем виде выступил как химическое функционирование белков, как органический обмен веществ. До тех пор еще Берцелиус, выдающийся химик первой половины XIX в., пользовался понятием «жизненной силы», которое резко, абсолютно в духе метафизики и витализма, обособляло биологические явления от физических и химических, а тем самым всю живую природу от неживой.

Иногда складывается в науке такая ситуация, когда при раскрытии перехода между двумя формами движения материи неизвестной по своей сущности оказывается только одна из них, а другая известна; в таком случае благодаря раскрытию перехода между известным и неизвестным может быть познано само это неизвестное, т. е. раскрыта и его сущность.

Такое же положение может создаться при попытке раскрыть переход между двумя неизвестными по своей сущности вещами. В таком случае сущностью одной из них, а иногда и общей их сущностью является сама связь между нимй. Вот почему иногда создается такое положение, когда два факта, непонятные, пока они изолированы друг от друга, становятся сразу же понятными, как только они приведены во взаимную связь. Например, исчезновение механического движения при сверлении пушек, с одной стороны, и появление тепла, с другой, оставались оба непонятными до тех пор, пока физики их не связали между собой; тогда оказалось, что причиной появляющегося тепла служит как раз исчезающее механическое движение.

Так же обстояло дело в конце XIX в. с химизмом («химическим сродством») и электричеством: оба явления были непонятными в своей обособленности одно от другого и оба они стали понятными, как только были приведены во взаимную связь. Правда, Д. И. Менделеев, будучи противником электрохимических концепций, писал по этому поводу: «Конечно, полезно связывать неизвестные вместе, но отсюда до ясного, хотя бы гипотетического представления, подобного атомическому, еще очень далеко»^[1]. Но как доказало последующее развитие науки, Менделеев в данном случае ошибался.

Энгельс показывает важность для науки именно тех областей, где осуществляется переход одной формы движения в другую. Поскольку за относительно простейшую, исходную форму движения материи Энгельс принимает механическое движение, он сосредоточивает свое внимание на переходе этого движения в следующую за ним по лестнице развития форму движения — физическую, и Прежде всего тепловую. Например, прогресс физики XIX в. в значительной части определился тем, что ученые проникли в сущность перехода механического движения в тепловое и обратного перехода теплового в механическое; это привело к созданию механической теории теплоты, термодинамики и кинетической теории газов и послужило главным моментом в открытии закона сохранения и превращения энергии.

В пункте взаимного перехода химической и физической форм движения материи Энгельс исследует особо тщательно взаимную связь химизма и электричества. Если взаимосвязь механического и теплового движения была раскрыта еще в 40—60-х годах XIX в., то сущность электрохимических процессов еще только «нащупывалась» учеными во времена’ Энгельса. Анализируя эту область, Энгельс подчеркивал главное, а именно, что это есть область взаимного проникновения двух форм движения— химической и физической (электрической).

Особое внимание Энгельс уделял гипотетическому переходу от химизма к жизни, который после его раскрытия должен будет связать химическую и биологическую формы движения материи. Все идеи Энгельса, относящиеся к данному вопросу, получили позднее подтверждение и развитие благодаря возникновению и успехам биохимии, которая в отношении связи данных двух форм движения материи играет по существу ту же роль, как электрохимия в отношении связи электрической и химической форм движения.

Наконец, Энгельс подробнее остановился еще на одном переходе форм движения материи —на переходе от движений в природе к общественному движению. В связи с этим он уделил внимание разработке проблемы антропогенеза, создав свою известную трудовую теорию происхождения человека.

Существование взаимных переходов между каждой парой основных форм движения, занимающих соседние места в их общем ряду, дало возможность Энгельсу совершенно по-новому, отличным от обычных дефиниций, образом, определить характер каждой отдельной формы движения, исходя из ее связей с соседними с нею формами и переходов от нее к ним и от них к ней. Такова позиция диалектики. Напротив, механисты, основываясь на такого рода связи, пытались сводить все формы движения к механическому движению. В соответствии с этой методологической установкой они пытались определить механическое движение как статику и динамику масс, физическое — как статику и динамику молекул, химическое— как статику и динамику атомов. Так поступал, в частности, химик Кекуле.

Энгельс отвергает такой односторонне механистический взгляд на соотношение форм движения материи, основу которых якобы составляет в каждом отдельном случае непосредственно механическое движение. В противоположность такому взгляду он определяет каждую форму движения опосредованно через ее связи и соотношения с ближайшими с нею соседями по общему ряду форм движения — с более простой, низкой, и с более сложной, высокой.

Отсюда, если механическое движение определено как движение масс, а физическое — как механика молекул, то уже химическое определено как физика (но не механика!) атомов, а биологическое — как химизм (но не механизм, т. е. не механическое движение!) белков. Этим Энгельс выразил переход одной формы движения в другую, непосредственно с нею соприкасающуюся в их общем ряду; вместе с тем Энгельс выразил и существующую между ними связь, непрерывность, и различие, дискретность обеих.

Рассмотрим теперь, какие могут сложиться взгляды и даже целые концепции в истории познания форм движения материи, во-первых, при том или ином одностороннем подходе к их взаимной связи и, во-вторых, при всестороннем, в частности, обоюдостороннем подходе к нему.

Различные стороны взаимосвязи между смежными формами движения

Как уже было сказано выше, каждая более высокая форма движения материи, генетически возникает из более низкой, занимающей с ней соседнее место в их общем ряду, и, вместе с тем, структурно включает ее в качестве своей побочной формы, выступая по отношению к ней в роли главной формы движения. Это — с одной стороны. С другой стороны, та же форма движения выступает генетически как исходная по отношению к еще более высокой форме движения, нежели она сама, в которую она и входит структурно, как в главную, в качестве ее побочной формы.

Следовательно, для каждой формы движения материи, при ее анализе, возможны два разреза, или аспекта, в зависимости от связей, в которых она обнаруживает себя либо как главная, высшая форма (по отношению к содержащимся в ней более низким формам), либо как побочная, низшая (по отношению к более высоким формам движения, в которых она содержится сама).

Рассмотрим сначала вопрос о соотношении форм движения в самом общем виде. Это даст нам возможность в дальнейшем проследить конкретные примеры, иллюстрирующие и подтверждающие правильность анализа, попервоначалу проведенного здесь лишь в общем виде.

Условимся буквами А, В, С, D и т. д. обозначать отдельные формы движения материи в последовательности их усложнения; далее условимся обозначать генетическую связь форм движения стрелками, указывающими направление развития от низшего к высшему, а структурную связь — различного рода скобками, в которых будут ставиться побочные формы движения, включающиеся в данную главную форму, стоящую без скобок. Тогда общая схема соотношения форм движения материи будет иметь следующий вид:

A → В (A) → С [В (A)] → D {С [В (A)]} и т. д.

(Здесь буквой А обозначена простейшая из всех известных форм движения материи, которая открывает собой их общий ряд.)

Поскольку генетический подход означает детальное рассмотрение того, как высшая форма возникает из низшей, раскрытие, так сказать, «механизма» процесса перехода материи на более высокую ступень в процессе своего развития, то его форма соответственно может быть выражена так: А → В.

Далее, поскольку структурный подход означает рассмотрение того, как после такого перехода внутри образовавшейся высшей формы продолжает функционировать более низкая форма, а в этой последней — еще более низкие формы вплоть до самых простейших физических форм, известных нам на данном этапе научного развития, то его формула соответственно может быть выражена так: В = В (А).

Отсюда сочетание обоих подходов можно представить в виде формулы, соединяющей в себе обе предыдущие: А → В (A).

Но к анализу взаимосвязи между двумя смежными формами движения А и В в их общем ряду можно подойти еще и с другой стороны. Допустим, что предметом нашего исследования, который мы обозначим через х, является не всестороннее изучение взаимосвязи между А и В, но изучение какой-либо одной ее стороны. В предельном случае выявляются два противоположных односторонних подходах при исследовании формы движения В, которая (в данной связи) наступает как главная.

Первый подход: главная форма движения В изучается только со стороны своей специфичности вне ее соотношения с побочной (в данной связи) формой движения А; другими словами, взаимосвязь между А и В не учитывается ни со структурной, ни с генетической точки зрения. Высшая, главная форма движения В берется как нечто данное, сложившееся, исходное, причем она рассматривается как единое, нерасчленяемое целое без выделения из нее каких-либо отдельных сторон, связанных с присутствием в структуре В побочной формы А или же с тем, что форма В возникла исторически из А. Такой подход можно назвать целостным, суммарным или нерасчлененным. Предмет его рассмотрения x₁ можно выразить формулой x₁ = В.

Второй подход: изучение главной формы Движения В состоит в том, что можно отвлечься от ее внутренней целостности, ее специфичности и рассматривать ее только с той ее стороны, которая выражает ее генетическую и структурную связи с побочной формой А; в этом случае главная форма В как бы анатомируется, расчленяется на составляющие ее или входящие в нее структурные элементы, связанные с побочной формой А, без последующего соединения этих элементов друг с другом, т. е. без выяснения того, как они взаимодействуют внутри формы В в качестве подчиненных моментов.

Другими словами, если в первом случае исследование абстрагируется от внутренней структуры формы В, представленной и обусловленной побочной формой А, то во втором случае, напротив, оно абстрагируется от целостности формы В, от ее внутреннего единства и ее специфики и сосредоточивается лишь на вычленении и прослеживании ее структурных элементов или генетических моментов. Поэтому второй подход к изучению формы движения В и ее структуры можно назвать анатомическим, дифференциальным или аналитическим. Его предмет х₂ будет выражаться формулой: х₂= (А).

Очевидно, что оба подхода, будучи заведомо односторонними, недостаточны для достижения полного знания предмета. Это — лишь ступени в процессе научного познания, в процессе раскрытия истины. Но они необходимы как определенные подходы к полному знанию предмета, как этапы приближения к нему, без них человеческая мысль, наука не могла бы проникнуть в подлинную сущность изучаемых явлений, раскрыть их внутреннюю диалектику, закономерность их развития.

Оба рассмотренных подхода в точности соответствуют определенным общим ступеням всякого познания. Нерасчлененный подход соответствует первой ступени, с которой берет свое начало всякое познание, аналитический подход — следующей за нею ступени, на которую переходит- всякое познание в ходе своего развития, в ходе углубления в предмет своего исследования.

Таким образом, оба подхода, будучи необходимыми и правомерными, не должны встречать осуждения за то, что каждый из них учитывает лишь одну сторону в соотношении А и В, причем такую сторону, изучение которой лишь подводит к пониманию скрытой сущности всего этого соотношения, но не раскрывает ее.

Отсюда неизбежны столкновения мнений при изучении данного объекта природы, так как каждый подход помогает познанию лишь одной из сторон изучаемого объекта, противоположной другой его стороне, — либо его целостности, либо его расчлененности. Это необходимо и с точки зрения диалектики, так как невозможно иным путем достичь полного знания данного объекта, чем путем соединения обеих противоположных сторон, т. е. путем познания этого объекта как единства противоположностей. В. И. Ленин подчеркивал: «Мы не можем представить, выразить, смерить, изобразить движения, не прервав непрерывного, не упростив, угрубив, не разделив, не омертвив живого… И в этом суть диалектики. Эту-то суть и выражает формула: единство, тождество противоположностей»^[2].

Но очевидно, чтобы получить возможность отразить в нашем сознании изучаемый нами предмет как единство противоположностей, сами эти противоположности должны быть предварительно изучены и познаны хотя бы в их абстрактном виде, обособленно одна от другой: это и достигается в результате применения обоих рассмотренных выше односторонних подходов.

Следовательно, само по себе применение того или иного подхода не является препятствием на пути к достижению полного знания предмета, на пути к пониманию его как единства противоположностей. Наоборот, применение того или другого из этих подходов необходимо для успешного движения к истине по пути научного познания.

Когда строго учитывается ограниченность и неполнота любого одностороннего подхода к изучению главной формы движения В и когда такой подход не возводится в абсолют, то в результате одновременного или последовательного применения обоих разобранных выше подходов раскрывается возможность перейти на более высокую ступень в изучении формы В. На этой ступени единством противоположностей оказывается не только самый объект исследования, но и, соответственно, применяемый метод научного познания.

Это следует из того, что на высшей ступени учитывается одновременно в их взаимной связи, в виде единства противоположностей, во-первых, внутренняя целостность, специфичность В как (в данной связи) главной формы движения и, во-вторых, присутствие в ее структуре побочной формы А, из которой В возникла генетически.

Поскольку такой обоюдосторонний подход к изучению формы В следует непосредственно за односторонним дифференциальным, аналитическим, то его можно было бы назвать интегральным, синтетическим, поскольку интегрированию подлежит то, что прошло уже стадию дифференцирования, а синтезу — то, что было подвергнуто анализу. Формулу предмета х такого синтетического изучения В, опирающегося на проведенный уже анализ, можно выразить так: х = E (х₁, х₂) = В (A).

Здесь знак Е выражает диалектическое единство (но отнюдь не эклектическое сложение или дополнение) обоих подходов, учитывающих либо только главную форму В при абстрагировании от ее связи с формой А (что выражено через x₁), либо только побочную форму А, действующую внутри В в качестве генетически исходного и структурно подчиненного момента (что выражено через х₂).

В соответствии со сказанным выше общий путь познания формы В в его связи с формой А, последовательно проходящий через определенные логические ступени, может (быть выражен следующими формулами:

1) х₁ → 2) х₂ → 3) (х₁, х₂) = х,

соответственно:

1) В → 2) (A) → 3) В (A).

(Здесь стрелками показаны переходы с более низких ступеней познания формы В на более высокие ступени ее познания, на которых раскрывается либо другая ее сторона, либо обе противоположные стороны рассматриваются в их единстве, в их взаимопроникновении и взаимообусловленности.)

Два отклонения от правильного понимания взаимосвязи между смежными формами движения

Если само по себе применение одностороннего подхода в исследовании данного объекта природы не мешает, а скорее является условием для его полного знания, то действительное препятствие возникает немедленно, как только тот или иной из односторонних подходов возводится в абсолют, в единственно правильное учение о данном предмете, например, о главной форме движения В, причем другой, противоположный ему подход отбрасывается вовсе как якобы ненаучный и даже идеалистический. Тем самым временно допустимая односторонность того или иного подхода закрепляется, и все познание предмета искусственно задерживается на данной ступени познания. Допустим, что такая задержка, такое закрепление одностороннего подхода к изучению предмета производится на первой ступени познания предмета, иначе говоря, в абсолют возводится нерасчлененный подход; это неизбежно ведет к натурфилософии, к метафизике абсолютных качеств, а отсюда — к катастрофизму.

Если же задержка в виде закрепления одностороннего подхода осуществляется на следующей ступени познания, другими словами, если в абсолют возводится аналитический подход, то это неизбежно ведет к механицизму, к абсолютизированию количественной стороны изучаемого предмета, а отсюда — к плоскому эволюционизму.

В том и другом случае метафизическое огрубление, превращение одной из черточек, или граней, познания в самостоятельную прямую линию может оказаться и оказывается на деле гносеологическим источником соответствующих для данной ситуации идеалистических и агностических концепций.

Все это превращается в серьезное препятствие на пути к полному и всестороннему знанию изучаемого объекта природы. Поэтому критика должна быть направлена не против того, что объект исследуется с одной какой-то его стороны, а против того, что такое исследование объявляется единственно возможным и правильным.

Нередко в науке критика одного из односторонних подходов к изучению формы движения В ведется с позиций другого столь же одностороннего, но прямо противоположного подхода. При этом нередко правильно вскрываются метафизические ошибки и ограниченности в трактовке предмета исследования, которые содержатся во взглядах сторонников критикуемого подхода.

Однако вместе с тем нередко бывает и так, что отвергается в целом весь критикуемый подход как якобы в корне ненаучный, мешающий проникнуть в сущность исследуемых явлений и познать законы изучаемого объекта природы. Например, сторонник нерасчлененного подхода, трактующий форму В как абсолютно автономную, независимую от формы А область природы, объявляет механицизмом уже одно то, что форма А вообще исследуется в качестве «побочной» формы движения и что изучение и учет «побочных» форм движения признается необходимым условием для познания главной формы В, для раскрытия ее сущности. Это признак того, что критика ведется с неправильных позиций, а именно с позиций натурфилософского взгляда на данный объект природы.

С другой стороны, бывает и так, что одно уже подчеркивание специфичности и качественной обособленности В (понимаемых не в абсолютном, а в относительном смысле) объявляется натурфилософией; это случается тогда, когда критика ведется с неправильных позиций механицизма, к которому неминуемо приводит недиалектически трактуемый аналитический подход к изучению природы.

Нельзя отвергать необходимость исследования данного объекта с одной какой-либо стороны, пока не подготовлена почва для его всестороннего исследования. Но нужно только видеть эту односторонность и помнить о ней, т. е. помнить, что исследование этой стороны явлений не исчерпывает их сущности, что это лишь подступ или, точнее сказать, один из подходов к раскрытию их сущности, подготовка к этому раскрытию.

Следовательно, нельзя ни один из односторонних подходов возводить в единственно правильный, отменяющий все другие возможные способы исследования данного объекта с иных его сторон, нельзя преувеличивать значение этого подхода и трактовать его как исчерпывающий сущность изучаемого объекта. Это свидетельствует о превращении данного подхода, вполне допустимого при известных условиях, в метафизику в научном познании, не допустимую ни при каких условиях.

Итак, в ходе поступательного движения науки в глубь познаваемого предмета, от сущности одного порядка к сущности более глубокого порядка обнаруживаются следующие два типичных отклонения от правильного пути, которыми обусловливаются многочисленные частные затруднения в каждой отрасли естествознания.

Первое отклонение состоит в отказе видеть связь высшей формы движения с низшими, что неминуемо ведет к отрыву этой (высшей) формы от низших, к превращению ее в некий абсолютно автономный, самобытный объект, обособленный от остальной части природы. Объяснение процессов, совершающихся в этом объекте, не связывается в таком случае с действием внутри пего тех или иных «побочных» форм движения, а состоит в придумывании особых «сил» «субстанций», «начал» или «принципов», связанных якобы лишь с данной высшей формой движения и выражающих ее специфику. Так было в прошлом, когда специфику физического движения видели в несуществующих невесомых флюидах, специфику химического движения — в таком же придумывании «силы сродства», специфику биологического движения — в измышлении «жизненной силы» в качестве носительницы жизненного начала.

В каждом конкретном случае эти представления разрывали связь и переход между сосуществующими — высшей и низшей — формами движения материи.

Раскрывая структурную и генетическую связь высших форм движения с низшими, прогресс науки неизменно разрушал все эти метафизические представления, которые нередко вели к идеализму, как, например, в случае допущения «жизненной силы». Однако еще и до сих пор в науке удерживаются, а иногда возникают в виде болезненного рецидива, тенденции обособлять и отрывать высшую форму движения, например, биологическую, от низших — физической и химической.

Во всех подобных случаях проникновение науки в сущность тех явлений, которые в качестве высшей формы движения ошибочно обособлялись и отрывались от более низких форм движения, представляет громадный прогресс в научно-познавательном отношении и вместе с тем наносит сокрушительный удар по идеализму, который паразитировал на том, что сущность соответствующих явлений оставалась еще непознанной.

Однако именно этот прогресс, наносящий удар по метафизике и. идеализму, приводит нередко ко второму отклонению от правильного пути научного познания. Это отклонение состоит в механицизме, т. е. й попытке сводить высшие формы движения к низшим, сложное к простому, в попытке объявить, что вся сущность главной формы движения исчерпывается той побочной формой, которая в нее входит структурно и из которой она возникает генетически. -Это приводит к одностороннему подходу, неправильному истолкованию первых результатов проникновения науки в сущность тех явлений, которые до тех пор казались совершенно необъяснимыми.

Подвергая механицизм острой критике, необходимо при этом выяснять познавательные и, если можно так выразиться, психологические источники и предпосылки такого рода преувеличений и односторонностей, связанных с ним.

Сводимость и несводимость форм движения. Критика механицизма

Понятие «сводимость» часто употребляется в двух прямо противоположных смыслах, что ведет ко многим недоразумениям: во-первых, в него вкладывается содержание в духе генетического подхода, указывающее на существование генетической связи между высшей формой движения В и низшей формой А, из которой в ходе развития природы возникла форма В и которая входит в качестве «побочной» в эту возникшую из нее форму В. Так как раскрытие связи и перехода между обеими смежными формами движения — низшей А и высшей В — дает тем самым ключ к пониманию сущности более сложной формы В, исходя из ее связи с более простой формой А, то раскрытие такого рода связи кратко именуется иногда «сведением» формы В к форме A.

Но в данном случае термин «сведение» следует понимать отнюдь не в механистическом смысле, т. е. не в смысле отрицания у формы В качественной специфики и не в смысле признания того, что все свойства формы В исчерпываются свойствами входящей в нее более простой формы движения А в качестве ее «побочной» формы.

Энгельс указывал, что отождествление естествоиспытателями движения вообще с механическим движением и связанное с этим стремление сводить все к механическому движению смазывает специфический характер прочих форм движения. Такое механистическое стремление отнюдь не равносильно утверждению, что каждая из высших форм движения «…всегда необходимым образом связана с каким-нибудь действительным механическим (внешним или молекулярным) движением, подобно тому, как высшие формы движения производят одновременно и другие формы движения и подобно тому, как химическое действие невозможно без изменения температуры и электрического состояния, а органическая жизнь невозможна без механического, молекулярного, химического, термического, электрического и т. п. изменения. Но наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом рассматриваемом случае»^[3].

Острие этой глубоко правильной мысли Энгельса направлено против опасности истолковать генетическую и структурную связи низшей формы движения с высшими как полное отрицание качественной специфики у высших форм движения на том лишь основании, что раскрыта их связь с низшей формой движения.

Если термин «свести» употреблять в смысле раскрытия взаимосвязи между высшими и низшими формами движения, то высшие формы не только можно, но и нужно «сводить» к низшим. Но если употреблять его в механистическом смысле как исчерпание сущности высшей формы движения путем сведения ее к низшим формам, то такого рода «сведение» недопустимо.

Такова точка зрения Энгельса, основывающаяся на общих положениях диалектического материализма, касающихся взаимоотношения качественной и количественной стороны у объектов природы и форм их движения. В. И. Ленин творчески развил эти положения применительно к новой исторической эпохе и, в частности, к новому периоду в развитии естествознания. Например, излагая работу И. Динэ-Дэнеса, посвященную анализу новейшей революции в естествознании, Ленин писал: «С каждым днем становится вероятнее, что химическое сродство сводится к электрическим процессам»^[4]. Здесь слово «сводится» означает указание на раскрытие генетической и структурной связи между химизмом и электричеством; это дало возможность понять сущность того явления, которое именовалось раньше «химическим сродством», пока оно рассматривалось как вполне самобытное, автономное, выражавшее якобы полную обособленность химической формы движения от физической.

Но, разумеется, приведенные слова нельзя истолковывать в том смысле, что вследствие раскрытия связи между химизмом и электричеством качественная определенность химической формы движения исчезла вовсе, растворилась в физической (а именно — электрической) форме движения, оказалась целиком исчерпанной ее особенностями и в этом смысле сведенной к ней.

В соответствии с этим другое место из книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» гласит: «Когда весь мир сведут к движению электронов, из всех уравнений можно будет удалить электрон именно потому, что он везде будет подразумеваться, и соотношение групп иди агрегатов электронов сведется к взаимному ускорению их, — если бы формы движения были бы так же просты, как в механике»^[5].

Здесь в начале фразы «сведение» понимается в смысле раскрытия генетической и структурной связи между всеми более сложными формами движения материи и движением электронов. В конце же фразы Ленин предупреждает против толкования этого «сведения» в духе механицизма, так как очевидно, что формы движения в природе (не говоря уж об общественной жизни) отнюдь не столь же просты, как в механике.

Итак, термин «сводимость» имеет два прямо противоположных смысла: один — правильный, означающий установление генетической и структурной связи между высшими и низшими формами движения, другой— неправильный, механистический, означающий отрицание качественной специфики у высших форм движения.

Аналогично этому термин «несводимость» употребляется в двух прямо противоположных смыслах: в одном случае — правильно, как отрицание механистической концепции полной сводимости высших форм движения к низшим, а в другом, — неправильно, как утверждение (в духе натурфилософии и метафизики абсолютных качеств) полной автономности и самобытности высшей формы движения при ее отрыве от низших форм движения.

Остановимся теперь подробнее на характеристике механицизма и его разновидностей. Энгельс подвергает критическому разбору механистическую концепцию «сводимости» в связи с общим анализом форм движения материи и их соотношения.

Механицизм исходит из того, что высшие формы движения генетически возникают из низших, а эти низшие как побочные содержатся в высших; но отсюда механисты делают ошибочный вывод будто ничего принципиально нового и качественно отличного в этих высших формах вообще нет и что они целиком исчерпываются низшими («сводятся» к низшим). Генетическая и, отчасти, структурная связь между формами движения используются здесь в качестве оправдания такого «сведения».

Механицисты рассуждают следующим образом: в высшей, сложной форме движения нет ничего, кроме взаимодействия носителей низшей, простой формы; значит, низшая форма движения позволяет полностью объяснить собой («исчерпать») высшую форму. Точно так же возникновение целого из частей используется для мнимого обоснования возможности сведения целого к простой сумме частей. Аналогичным же образом обусловленность качественных различий количественными выдвигается как довод в пользу сведения качества к количеству.

Механицизм вообще, в естествознании в частности, выступает в различных видах. Можно назвать три наиболее типичных его проявления:

а) сведение качественных различий к чисто количественным, представление развития как простого роста и увеличения (соответственно — уменьшения);

б) сведение высшего к низшему, сложного к простому;

в) сведение целого к сумме частей, коллектива — к сумме индивидуумов; это последнее проявление механицизма предполагает объявление всех свойств системы аддитивными по отношению к свойствам составляющих ее компонентов и отрицает по сути дела неаддитивность свойств, характеризующих не отдельные части, взятые сами по себе, а всю систему или весь коллектив как целое.

Механистический принцип аддитивности, как уже было сказано выше, прямо противоположен принципу взаимодействия, которым отражается момент образования качественно новой, более высокой и сложной формы движения материи.

В XIX в. механицизм с его идеей «сведения», доведенной до логического конца, так же как и в XVII и XVIII вв., в принципе допускал возможность сведения всех форм движения к механическому движению. Такое сведение представляется для механициста идеалом механистической концепции, так как соединяет в себе все три отмеченных выше ее проявления: во-первых, классическая механика изучает механическое движение лишь с его количественной стороны, отвлекаясь от качественной специфики форм движения; во-вторых, в XIX в. механическое движение считалось наиболее простым вообще, низшим, первичным, изначальным, так что сведение к нему означало тем самым сведение к самому простому и низшему; в-третьих, принцип аддитивности в полной мере осуществляется лишь в случае механического движения и вообще механических отношений между телами, так как механическая связь дает не новое качество, а лишь простую сумму механически сложенных тел; поэтому целое здесь действительно равно сумме своих частей. Вот почему концепция «сведения» была определена Энгельсом как механическая или механистическая.

Опровергая эту концепцию как одностороннюю, метафизическую, а потому и ненаучную, не согласуемую с уровнем развития естествознания второй половины XIX в., Энгельс показывает, что механицизм вовсе не исчерпывается лишь сведением всех явлений мира к механическому движению. Механицизм может выступать как сведение биологической формы движения к физической и химической, социальной и биологической (социал-дарвинизм) и т. д. Важно и существенно, что во всех такого рода случаях имеет место «сведение» высшего к низшему, сложного к простому, целого к части, качества к количеству.

Сказанное означает, что механицизм — это не сино- — ним всякого вообще упрощенчества в науке, это вовсе не обязательное сведение всей природы к механическому движению макротел, а вполне определенная, причем принципиально ошибочная в условиях современного естествознания методология.

Механицизм не представляет собой какой-либо специально естественнонаучной концепции, наподобие концепции классической механики, но может проявляться в качестве общеметодологической, общефилософской концепции на любом участке научного знания. Поэтому нельзя рассуждать так, как это делают некоторые авторы: механицизм, с их точки зрения, есть сведение более сложных явлений природы к макромеханическим. Если же, например, биологические явления сводятся к химическим или социальные — к биологическим, то это будет уже не механицизм, так как здесь нет сведения к макромеханике.

Точно так же в настоящее время сведение химического движения к квантомеханическому движению на таком же основании иногда не считается проявлением и следствием механицизма, тогда как на деле это одно из наиболее ярких примеров механистического толкования явлений природы. Суть дела вовсе не в том, что здесь сводится химизм к квантовомеханическим, а не к макромеханическим отношениям тел природы, а в том, что здесь так или иначе высшая, более сложная форма движения (химическая) вообще сводится к низшей, более простой (физической).

Историческая роль механицизма и его психологические предпосылки

Для того, чтобы исторически правильно определить роль механицизма в развитии научного познания, необходимо выяснить последовательность изучения различных форм движения материи, начиная от низших и кончая высшими. «Само собой разумеется, — писал Энгельс, — что изучение природы движения должно было исходить от низших, простейших форм его и должно было научиться понимать их прежде, чем могло дать что-нибудь для объяснения высших и более сложных форм его. И действительно, мы видим, что в историческом развитии естествознания раньше всего разрабатывается теория простого перемещения, механика…»^[6]

Развивая дальше эту мысль, Энгельс показывает, какое имеет значение в общем случае при изучении высших форм движения познание содержащейся в них «побочной» формы движения. Он пишет: «Всякое движение связано с каким-нибудь перемещением — перемещением небесных тел, земных масс, молекул, атомов или частиц эфира. Чем выше форма движения, тем незначительнее становится это перемещение. Оно никоим образом не исчерпывает природы соответствующего движения, но оно неотделимо от него. Поэтому его необходимо исследовать раньше всего остального»^[7].

В другом месте Энгельс выразил эту мысль еще яснее и резче: «Всякое движение, — подчеркивал он, — заключает в себе механическое движение, перемещение больших или мельчайших частей материи; познать эти механические движения является первой задачей науки, однако лишь первой ее задачей. Но это механическое движение не исчерпывает движения вообще. Движение — это не только перемена места; в надмеханических областях оно является также и изменением качества»^[8].

Сказанное позволяет подойти к характеристике механицизма с новой стороны и показать, что механицизм имеет свои гносеологические (познавательные) и психологические корни и что его роль различна на разных этапах научного прогресса.

Очень часто, особенно в самом начале научного исследования, механицизм возникает как одностороннее преувеличение (доходящее иногда до абсолютизации) первых успехов науки при раскрытии сущности изучаемых явлений, при обнаружении их действительных причин. До XVII в. причины явлений природы оставались почти совершенно неизвестными, даже частично; так это имело место и позднее в отношении многих процессов, совершающихся в природе. Поэтому в средние века придумывались всякого рода «скрытые качества», «субстанции» и т. п., против которых выступили первые естествоиспытатели и философы нового времени, среди них Галилей и Декарт.

Позднее ученые-эмпирики продолжали по существу эту же линию, придумывая различные «силы» (плавательная и др.) и «флюиды» (теплород и т. п.) для мнимого объяснения наблюдаемых явлений, действительные причины которых не были еще познаны. Придумывание подобного рода «причин» свидетельствовало лишь о том, что подлинно научное исследование еще не проникло в данную область природы.

В этих условиях раскрытие любой реальной стороны наблюдаемого и совершенно еще непознанного в своей сущности явления, даже такой стороны, которая вовсе не исчерпывает его сущности, всегда означает громадный прогресс науки, начало подлинного знания причин данного явления. Так в XVII в. рассмотрение механической стороны процессов, происходящих в животном организме, а именно, движения крови по кровеносной системе, позволило Гарвею открыть кровообращение. Это было великим открытием, положившим начало научной физиологии (кстати, задолго до этого, в XIII в., арабский врач Ибн-Аль-Нафис открыл принцип малого круга кровообращения).

Открытие Гарвея состояло в том, что в сложном физиологическом процессе, который никак еще не был объяснен, была найдена и раскрыта «побочная» форма движения — механическое движение жидкости, что дало возможность узнать, хотя бы с этой одной стороны, как реально функционирует (движется) в живом организме кровь. Никакую другую сторону этого процесса — ни термическую, ни химическую, ни тем более биологическую на том первоначальном этапе проникновения в сущность данного явления познать было еще невозможно. Лишь спустя сто с лишним лет Лавуазье с помощью своей кислородной теории впервые объяснил химизм дыхания. Тем не менее, первый шаг в процессе раскрытия сущности данного процесса был сделан, хотя этот шаг и ограничивался выяснением лишь роли механического движения в данном процессе.

Такое же рассмотрение механической стороны — на этот раз уже не биологических, а физических процессов, происходящих в окружающей нас атмосфере, — дало возможность Паскалю открыть воздушное давление. Позднее, идя таким же методологическим путем, Дальтон в начале XIX в. открыл сначала закон парциальных давлений газов, а затем, развивая свои идеи дальше, пришел к открытию закона простых кратных отношений — эмпирической основы всей химической атомистики.

К своему открытию Дальтон пришел через рассмотрение опять-таки чисто механической стороны газовой диффузии: утверждая, что одни частицы газа механически проникают в промежутки между другими, он открыл, что газы в смеси ведут себя, как в пустоте, т. е. независимо от присутствия других газов. Этим Дальтон отверг выдумки метафизиков о силах притяжения между газами, в результате чего якобы происходит их взаимное «растворение».

Между тем, во всех названных здесь случаях механическое движение, с изучения которого начинались соответствующие открытия, отнюдь не составляло собой действительной сущности наблюдавшихся явлений природы; оно составляло лишь «побочную», но зато вполне реальную сторону движения, происходящего в этих явлениях. Ее познание обусловливало в то время громадный прогресс науки, так как означало переход от вымышленных «причин» к изучению определенной стороны реальной сущности исследуемых явлений.

Обобщая, можно сказать, что обычно в естествознании раскрытие сущности явления начиналось или сопровождалось выяснением той стороны внутренней закономерности этих явлений, которая отражает их связь с более простыми, низшими формами движения материи, в частности, с механической его формой.

Однако в условиях, когда сами ученые не владели диалектическим методом мышления, как это было в XVII—XVIII вв., первый серьезный успех в понимании действительной основы изучаемого явления порождал мысль о том, будто первая же раскрытая сторона явления (например, его механическая сторона) исчерпывает собой всю его искомую сущность вообще, целиком и полностью.

Такая мысль имеет известное объяснение и даже некоторое оправдание: ведь сначала ничего не было известно о сущности данного явления; теперь же удалось что-то найти, частично проникнуть за завесу неизвестного; поэтому так и напрашивалась мысль, что это «чтс- то» и есть все, на поиски которого были направлены усилия ученых. ₽едь кроме чего-то, уже познанного, все остальное оставалось пока еще неизвестным; поэтому и объяснять данное явление с научной точки зрения можно было при данных условиях лишь постольку, поскольку его причины, его сущность трактовались в разрезе уже познанного, т. е. в разрезе, например, механического движения, если речь шла о естествознании XVII и XVIII вв. и первой трети XIX в.

В самом деле, попробуем теперь стать на место тех ученых, которые впервые проникли в сущность какого- либо явления природы, раскрыв в нем прежде всего пока только одну механическую его сторону. До тех пор сущность этого явления не была известна вовсе; в поисках путей к ее познанию ученый нашел первый подход к ней: вместо вымышленных факторов или полного отсутствия каких-либо представлений о действительном характере данного явления он нащупал реальную сторону его сущности

Психологически вполне понятно, что, сделав этот шаг, ученый, особенно на первых порах достигнутого им успеха, начинает думать, что полностью найдена вся сущность изучаемого явления, что открытая механическая сторона явления исчерпывает собой все, что мы можем узнать о его сущности. Так как ничего, кроме механической стороны, ученые пока еще не знают о сущности данного явления, то они так легко и впадают в ошибку, принимая за его сущность механическое движение, которое одно им только и известно.

Но при этом они упускают из вида, что в действительности познанная ими сторона явления отнюдь не исчерпывает всей его сущности, что нужно учесть не только одну эту сторону, но и все другие его стороны, более сложные и, возможно, еще непознанные, с которыми она находится в неразрывной связи и которыми она сама, по-видимому, обусловливается. Иначе говоря, прежде всего необходимо учесть то место, которое занимает данная, только что раскрытая сторона явления в целом во всем процессе природы, следовательно, то место, которое занимает «побочная» форма движения внутри главной и по отношению к главной форме движения.

Чтобы нагляднее представить, каким образом возникают такого рода представления, сошлемся на один случай. Лет сорок назад в Москве проходил съезд врачей. На одном из его заседаний с очень интересным сообщением выступил известный физико-химик, специалист по адсорбции, профессор Н. А. Шилов. Он сообщил о разработанном им способе предупреждения атеросклероза: для этого, по словам Шилова, надо со дня рождения ребенка вводить в его организм определенное количество йода, и тогда не начнется отложение кальциевых солей на стенках кровеносных сосудов. Врачи поблагодарили докладчика, но заметили, что, к сожалению, невозможно принять рекомендованный им способ, так как хотя с его помощью и можно избежать атеросклероза, но организм выйдет из строя гораздо раньше, чем вообще начнется отложение солей в сосудах.

Конечно, нельзя на этом основании зачислить Н. А. Шилова в число механицистов, но этот пример хорошо показывает, как легко могут возникнуть ошибки, если учитывается лишь одна «побочная» форма движения (каковую в данном случае играет химическая) и упускается из виду весь процесс (или весь организм) в целом с его главной (в данном случае — биологической) формой движения.

Механистическая тенденция возникает при всякой попытке сводить сущность изучаемых явлений к той ее стороне, которая была раскрыта первой и которая, казалось бы, сумела дать ключ к исчерпыванию всей сущности данного явления. Так обычно бывало на самых ранних ступенях развития науки, когда еще не вырисовалась вся сложность и неисчерпаемость изучаемого предмета, когда другие его стороны и связь только что познанной стороны со всем процессом в целом еще не выяснились в полной мере. Поэтому такого рода преувеличения и односторонности можно было бы назвать своеобразной «детской болезнью» в развитии научного познания: с течением времени, когда наука становится более зрелой и когда сущность изучаемых ею вещей и явлений обнаруживается во всей ее глубине, ученые излечиваются, по крайней мере в основном, от этой болезни и лишь в порядке рецидивов появляется тенденция сводить высшую форму движения и всю ее сущность к низшим формам, играющим в данном случае роль «побочных» форм движения.

Можно сказать, что попытки сводить все явления природы к механике были связаны с тем, что их механическая сторона была первым и единственным из всего, что было известно об их сущности в XVII и XVIII вв. и в первой трети XIX в. В этих условиях механицизм был явлением прогрессивным, более того, он был в значительной степени формой развития естествознания того времени.

При дальнейшем прогрессе научного познания обнаружилась его ограниченность и было выявлено, что механицизм есть не что иное, как одностороннее раздувание роли той стороны явлений, которая была познана первой и оставалась некоторое время единственно познанной. Нормальное развитие научного исследования естественно преодолевает такого рода односторонности и преувеличения по мере того, как раскрываются и познаются другие, более сложные стороны изучаемых явлений.

Однако в силу живучести традиций в науке механистические тенденции продолжали и отчасти продолжают действовать и по настоящее время, хотя в целом механицизм к исходу первой трети XIX в. утратил свое прежнее прогрессивное значение и стал все более и более превращаться в серьезный тормоз развития науки о природе. Только на определенных этапах и на отдельных участках науки, главным образом в ее вновь возникающих отраслях (пока исследуется только что открытая низшая, простая форма движения материи, входящая в данную более сложную, высшую ее форму), можно в какой-то степени понять появление механистических тенденций в ходе прогресса современного естествознания.

Но и здесь эти тенденции выступают как теневая сторона успехов научного познания, как своего рода «головокружение» от быстрого движения вперед, как почти неизбежное при незнании диалектики преувеличение роли вновь открытой стороны явлений. Поэтому если в отношении механицизма в целом можно сказать, что это своеобразная «детская болезнь» в развитии науки на ранних ее этапах, то на более поздних этапах ее развития механицизм превращается в своего рода «шоры», мешающие видеть другие, более сложные стороны сущности изучаемых явлений и мешающие охватить предмет в целом, со всех его сторон.

Изучение диалектического метода, и, в частности, ознакомление с тем, как решается вопрос о соотношении форм движения материи с помощью этого метода, может помочь избежать рецидивов механицизма в современном естествознании, а уже если они обнаружатся, то помочь как можно скорее их преодолеть.

Рассмотрим с точки зрения взаимосвязи форм движения материи следующие основные формы движения, связанные между собой взаимными переходами и соотношениями: физическую, химическую, биологическую и геологическую. При этом остановимся на том, как Энгельс характеризовал каждую из них в отдельности, исходя из общего соотношения форм движения материи в природе.