1. Объективный характер законов природы

Два основных философских направления в трактовке законов природы

Диалектический материализм учит, что все предметы, явления и процессы природы находятся в неразрывной внутренней связи между собой и обусловливают друг друга. Внутренне необходимая связь между всеми предметами, всеми явлениями природы и есть присущая им всеобщая закономерность. Явления и вещи, мысленно вырванные из их взаимной связи, рассматриваются как нечто незакономерное, как случайное собрание отдельных предметов и процессов.

Объяснить явления — значит установить их причины, найти их закон, раскрыть их сущность. Понятия «сущность явлений» и «закон явлений» очень близки друг к другу. Они отражают собою то, как человек переходит от еще не понятных ему, никем не объясненных явлений ко все более глубокому их пониманию, все более полному их объяснению, к их познанию. «…Закон и сущность понятия однородные (однопорядковые) или вернее, одностепенные, выражающие углубление познания человеком явлений, мира etc.»[1].

Когда человек стремится действительно познать какое-либо явление природы или общества, то перед ним неизбежно встает задача — понять изучаемое явление, объяснить его с точки зрения присущих ему законов, присущей ему закономерности. Такую именно задачу ставит перед собой и решает наука, отражая в понятиях законы природы и общества. Соответственно этому законы науки суть отражение объективных процессов, происходящих в природе и обществе независимо от сознания людей, как отражение присущих этим процессам закономерностей.

Итак, существуют объективные законы природы и общества и законы науки, отражающие эти законы объективного мира, а потому имеющие также объективный характер.

В решении вопроса о характере законов природы, о характере законов естествознания ясно проступают две прямо противоположные философские линии — линия материализма и линия идеализма.

Подобно тому как между материализмом и идеализмом идет ожесточенная борьба по основному вопросу всякой философии, что считать первичным — материю или дух, эта же самая борьба идет между ними и по вопросу о понимании характера закономерности природы.

Идеалисты-субъективисты толкуют законы природы как нечто производное от духа, как нечто зависимое от субъекта, как нечто порожденное нашим сознанием или же богом. Разум диктует законы природе, говорил Кант, а за ним — кантианцы и неокантианцы. Причинность есть привычка мыслить в определенной последовательности, говорил Юм, а за ним — юмисты и неоюмисты. Физической причинности нет, есть только логическая причинность, говорили Мах и махисты. Следовательно, идеалистический взгляд на законы природы означает отрицание объективной закономерности, причинности, необходимости в природе, т. е. позицию субъективизма.

В. И. Ленин учил: «…Субъективистская линия в вопросе о причинности, выведение порядка и необходимости природы не из внешнего объективного мира, а из сознания, из разума, из логики и т. п. не только отрывает человеческий разум от природы, не только противопоставляет первый второй, но делает природу частью разума, вместо того, чтобы разум считать частичкой природы. Субъективистская линия в вопросе о причинности есть философский идеализм (к разновидностям которого относятся теории причинности и Юма и Канта), т. е. более или менее ослабленный, разжиженный фидеизм»[2].

Напротив, линия материализма состоит в признании объективной закономерности в природе, отражаемой человеческими представлениями о законах природы. Это признание находится в неразрывной связи с признанием объективной реальности внешнего мира, предметов, тел, вещей, отражаемых нашим сознанием. «Признание объективной закономерности природы и приблизительно верного отражения этой закономерности в голове человека есть материализм»[3].

Из материалистического положения о первичности материи по отношению к сознанию вытекает, в частности, признание несотворимости и неразрушимости материи. Такое признание составляет один из краеугольных камней философского материализма. Нельзя создавать или уничтожать материю, ибо материя есть объективная реальность, существующая вне и независимо от нашего сознания и лишь отражаемая нашим сознанием.

То же относится и к законам объективного мира — к законам природы и общества, т. е. законам движущейся материи. Как нельзя создать или уничтожить материю, так нельзя сотворить, сформировать новые законы или уничтожить, ликвидировать существующие законы, по которым совершается движение материи. Допустить возможность по нашему желанию формировать новые законы или ликвидировать существующие, — значит признать, что законы движения материи есть нечто зависящее от субъекта и создаваемое субъектом. А это значит перейти с позиций материализма на позиции субъективизма и идеализма.

Маркс, Энгельс и Ленин нанесли сокрушительный удар по такого рода измышлениям. Ленин писал, в частности: «Идея, будто познание может «создавать» всеобщие формы, заменять первичный хаос порядком ит. п., есть идея идеалистической философии. Мир есть закономерное движение материи, и наше познание, будучи высшим продуктом природы, в состоянии только отражать эту закономерность»[4].

Речь идет не только о невозможности «создания» законов природы или общества, но и о невозможности их «видоизменения». Например, мы не можем по нашему желанию ни создать, ни ликвидировать закон всемирного тяготения, ни видоизменить его так, чтобы тело падало на землю при данных условиях быстрее или медленнее, чем это следует по закону падения тел Галилея. Утверждать обратное, — значит признавать божественное чудо и спиритическое суеверие. Это же касается и законов развития общества. Однако если нельзя «видоизменять» законы природы и общества, то природу и общество, опираясь на объективные, познанные человеком законы, изменять можно, что подтверждено практикой. Этот факт и послужил, очевидно, поводом к тому, чтобы из него сделать ошибочный вывод, что раз можно изменять природу и общество, то значит можно по нашему усмотрению изменять их законы. Но это совершенно не так. Нельзя смешивать действительное изменение природы и общества, которое осуществляется на основе их объективных законов, отражаемых в сознании человека, с мифическим, мнимым «изменением» этих законов человеком по его произволу.

Сознание человека может лишь отражать законы мира, позволяя человеку использовать их в его практической деятельности, но не может их творить или изменять, как того захочет человек.

Таким образом, материалистическое признание объективности законов природы и общества неразрывно связано с положением о невозможности сотворения, ликвидации и видоизменения каких-либо законов движущейся материи по желанию людей. Такова линия последовательного материализма.

Агностицизм и субъективный идеализм, напротив, трактуют законы природы не как существующие вне и независимо от нашего сознания, а как сотворенные им и привнесенные им в природу. Поскольку это признается, постольку отсюда непосредственно следует, что это зависит целиком от человека.

В принципиальной противоположности решения данного вопроса материалистами и идеалистами обнаруживается прямая противоположность позиции тех и других в решении основного вопроса всякой философии об отношении мышления к бытию, сознания к материи, духа к природе.

История естествознания — история открытия законов природы

Законы науки против законов религии. Вся история естествознания есть история открытия новых законов природы и объяснения на их основе изучаемых явлений природы.

Рассмотрим несколько исторических фактов, иллюстрирующих правильность приведенных выше положений философского материализма.

Механика превратилась в науку с того момента, когда были открыты законы механического движения (перемещения) земных и небесных тел — закон инерции, закон падения тел (открыты Галилеем), законы обращения планет вокруг Солнца (открыты Кеплером), закон всемирного тяготения (открыт Ньютоном).

Говоря о формировании механики земных и небесных тел, Энгельс писал, что благодаря этим открытиям главные законы механики твердых тел были выяснены раз и навсегда. Он указывал, что в астрономии солнечной системы Кеплер открыл законы движения планет, а Ньютон сформулировал их под углом зрения общих законов движения материи.

В физике и химии важнейшим законом оказался закон сохранения материи и движения, открытый в середине XVIII в. М. В. Ломоносовым в качестве общего закона природы. Задолго до Ломоносова философы-материалисты учили, что ничего из ничего не происходит и ничто в ничто не превращается. Но это положение было чисто философским. Ломоносов впервые сформулировал и обосновал его не только как философское, но и как естественнонаучное положение. Другими словами, Ломоносов впервые применил это материалистическое положение к объяснению конкретных физических и химических фактов и тем самым положил его в основу физики и химии. При этом Ломоносову было ясно, что речь идет не о каком-то придуманном ради удобства правиле, а именно о законе, существующем объективно, в самой природе. Сохранение материи и движения Ломоносов трактовал поэтому как «всеобщий закон природы», которому подчиняются «все встречающиеся в природе изменения»[5].

Замечательно, что Ломоносов сформулировал не два разных закона сохранения — один для материи, другой для движения, а один всеобщий закон сохранения и материи и движения. Тем самым Ломоносов фактически приближался к признанию неразрывности материи и движения. Оба аспекта всеобщего закона сохранения явились краеугольным камнем естественнонаучного обоснования философского материализма. Напротив, уже издавна ненаучные и религиозно-идеалистические концепции связывались с явным или скрытым отрицанием сохраняемости материи и движения. На допущении их сотворяемости строились все креационистские (т. е. основанные на идее божественного творения) учения.

Можно привести в качестве примера тщетные попытки алхимиков вопреки объективным законам химии получить золото якобы с помощью чудодейственного «философского камня» или тщетные попытки отыскать «эликсир жизни», будто бы дающий вопреки объективным законам физиологии бессмертие и вечную юность. В производстве уже химики эпохи Возрождения достигли замечательных успехов именно потому, что они фактически опирались на объективный закон сохранения вещества и его химической превращаемости. Признание объективных законов химии являлось тем барьером, который отделял химию как науку от алхимической фантастики и от религиозного мировоззрения. Отрицание объективных законов химии, допущение мысли о существовании «сверхъестественного камня», способного творить чудеса, было той основой, на которой алхимия объединялась с учением о боге, ибо изгнать законы науки—значит открыть двери законам религии. Еще Энгельс писал, что существует очень тесная связь между алхимией и религией и что «философский камень» обладает многими богоподобными свойствами.

Маркс указывал, что идеализм так или иначе отрицает законы объективного мира, подменяя их действием сверхъестественных сил и чудес. «Все идеалисты, — писал Маркс, — как философские, так и религиозные, как старые, так и новые, верят в наития, в откровения, в спасителей, в чудотворцев, и только от степени их образования зависит, принимает ли эта вера грубую, религиозную форму или же просвещенную, философскую…»[6]

Позднее, в конце XVIII в. и середине XIX в., закон сохранения материи и движения выступил в виде двух раздельных законов — закона сохранения веса, или массы, химически взаимодействующих веществ и закона сохранения и превращения энергии (движения). Оба эти закона, будучи дальнейшей конкретизацией различных сторон общего закона сохранения материи и движения, явились вместе с тем более глубоким естественнонаучным подтверждением философского материализма, исходящего из признания объективности законов природы. Они служили доказательством несотворимости и неуничтожимости материи и движения; тем самым эти законы подкрепляли основы философского материализма, не оставляя в физике и химии места для религии с ее ссылками на божественные акты творения. Ведь еще Ньютон пытался опираться на законы религии, когда признавал пресловутый «первоначальный толчок», т. е. возможность сотворения движения богом. Подобного рода религиозно-идеалистические концепции были разбиты благодаря открытию фундаментальных законов физики и химии, прежде всего общего закона сохранения материи и движения и позднейших, связанных с ним законов сохранения массы и сохранения и превращения энергии.

Однако идеализм упорно не сдавал своих позиций в естествознании, пытаясь отрицать всеобщность закона сохранения материи и энергии. Особенно резким нападкам подвергся закон сохранения и превращения энергии. Против признания этого закона в середине XIX в. выступили физики, склонявшиеся к идеализму (Пфафф и др.) и отстаивавшие реакционные положения, будто силы в природе могут твориться из ничего. Виталисты отрицали применимость этого закона к живым существам и провозглашали идеалистическое «учение» о сверхъестественной «жизненной силе». Физики-механисты (Гельмгольц и др.) отрицали качественную специфику высших форм движения материи, пытаясь свести их к одному механическому движению. Клаузис, который истолковывал в метафизическом духе второй закон термодинамики, пришел к идеалистическому выводу о качественной уничтожимости движения и о неизбежности «тепловой смерти» Вселенной.

Таким образом, еще в XIX в. делались идеалистические попытки «ликвидировать», — конечно, они могли делаться только на словах, — закон сохранения и превращения энергии и придумать вместо него другие «законы», которые были не чем иным, как плохо замаскированными законами религии. Физики-механисты, в свою очередь, пытались «видоизменить» этот закон в духе механицизма так, чтобы исключить из него его диалектическое содержание (указание на качественную превра- щенность форм движения) и переделать его в принцип «сохранения механического движения».

Дальнейшее развитие естествознания не оставило камня на камне от попыток «ликвидации» и «видоизменения» великого закона природы, от попыток заменить его каким-либо идеалистически придуманным, т. е. вымышленным «законом».

В 1885 г. Ф. Энгельс писал по поводу закона сохранения и превращения энергии, открытие которого составило одно из трех великих открытий естествознания середины XIX в.: «Если еще десять лет тому назад новооткрытый великий основной закон движения понимался лишь как закон сохранения энергии, лишь как выражение того, что движение не может быть уничтожено и создано, т. е. понимался только с количественной стороны, то это узкое, отрицательное выражение все более вытесняется положительным выражением в виде закона превращения энергии, где впервые вступает в свои права качественное содержание процесса и стирается последнее воспоминание в внемировом творце»[7].

Но вскоре после этого рассматриваемый закон природы вновь стал объектом ожесточеннейшей борьбы между материализмом и идеализмом в связи с начавшейся на рубеже XIX и XX вв. новейшей революцией в естествознании и кризисом современной физики.

Борьба материализма с идеализмом в XX в. по поводу трактовки законов природ

Идеалистически трактуя открытие радиоактивности, махисты (Пуанкаре и др.) сделали попытку «ликвидировать» закон сохранения энергии и утвердить идею о сотворимости энергии из ничего. Более того, махисты объявили, что вообще все законы природы, в том числе и закон сохранения энергии, не существуют объективно, а устанавливаются самими людьми. В. И. Ленин подверг критике кантианца Филиппа Франка (ныне американского неопозитивиста), который пропагандировал махистское положение о том, что многие наиболее общие принципы теоретического естествознания (закон инерции, закон сохранения энергии и т. п.) являются якобы чисто условными посылками, зависящими от человеческого усмотрения.

Одновременно с этим выступила на сцену идеалистическая энергетика (Оствальд и его последователи), которая пыталась оторвать движение от материи, дав тем самым идеалистическое истолкование энергии, как представляющей якобы ‘«чистое движение». Налицо были старые, лишь немного подновленные попытки «ликвидировать» и «видоизменить» закон сохранения и превращения энергии так, чтобы с его помощью утвердить в физике законы идеализма и религии.

Разоблачая реакционный, субъективно-идеалистический взгляд махистов на законы природы, Ленин решительно отстаивал материалистический взгляд на закон сохранения и превращения энергии. Ленин показал всю вздорность попыток считать этот закон «установлением основных положений энергетики», подчеркивая, что диалектический материалист Энгельс считал этот закон «установлением основных положений материализма»[8].

На самом рубеже XIX и XX вв. выдающийся русский физик П. Н. Лебедев экспериментально доказал и измерил давление света. Из этого открытия следовало, что свет, который до тех пор считался лишь определенным видом энергии, а именно лучистой энергией, обладает также и массой и что между массой и энергией света объективно существует неразрывная связь. Вскоре после этого Эйнштейном был сформулирован общий закон взаимосвязи массы и энергии, выражающий тот факт, что в природе нет массы без энергии и нет энергии без массы и что поэтому оба закона сохранения — массы и энергии — оказываются лишь частными выражениями более общего закона природы — закона сохранения и энергии и массы в их неразрывной связи.

Открытие закона взаимосвязи (массы и энергии нанесло сокрушительный удар по энергетизму Оствальда, ибо доказывало, что чистой энергии, чистого нематериального движения не существует, что энергия неразрывно связана с массой как ее материальным носителем. Тем самым рухнули попытки «видоизменить» в духе идеализма и энергетизма великий закон природы.

Но идеалисты предприняли новые попытки отстоять свою насквозь прогнившую философию. На этот раз они попытались «видоизменить» самый закон взаимосвязи и. неразрывности массы и энергии в идеалистический «закон» мнимого превращения массы в энергию и даже материи в энергию. Английский астрофизик и «физический» идеалист Джинс еще в 1904 г. «доказывал», будто энергия звезд рождается за счет уничтожения материи, за счет превращения материи в энергию. Позднее, особенно после открытия способов практического использования атомной (внутриядерной) энергии, современные «физические» идеалисты, в особенности же представители неоэнергетизма, на все лады начали «видоизменять» закон взаимосвязи массы и энергии, стремясь «превратить» его в «закон» мнимого уничтожения материи и перехода ее в энергию, в «закон» мнимой эквивалентности массы и энергии (понимаемой в смысле превращения одного в другое).

Однако все подобного рода попытки были разбиты материалистами; было доказано, что закон взаимосвязи массы и энергии — объективный закон природы, который нельзя ни «ликвидировать», ни «видоизменить», как бы этого ни добивались современные «физические» идеалисты, неоэнергетики и их философские адвокаты.

В связи с тем, что в XX в. физика проникла далеко в область микропроцессов, были сделаны попытки со стороны идеалистов «ликвидировать» закон сохранения энергии если не целиком, то хотя бы в применении к микроявлениям, к так называемым элементарным процессам. «Физические» идеалисты неоднократно пытались доказать, будто в отдельном элементарном акте (например, поглощения или излучения фотона атомом, вылета электрона из атомного ядра при бета-радиоактивном распаде и др.) энергия может исчезать бесследно или же твориться из ничего. Только, дескать, в среднем, когда таких элементарных актов «творения» и «исчезновения» энергии происходит громадное множество, создается, мол, кажущееся впечатление, что энергия сохраняется, ибо число актов ее творения примерно равно тогда числу актов ее уничтожения. Таким образом, физики-идеалисты пытались «видоизменить» закон сохранения энергии и «превратить» его (на словах, разумеется) из абсолютного закона природы, каким считал его Энгельс, в статистический закон, верный лишь в среднем, или же «ликвидировать» его вовсе для микропроцессов.

Но все эти потуги «физических» идеалистов с треском провалились. Было экспериментально и теоретически доказано, что все их «доводы», направленные против закона сохранения энергии, не выдерживают никакой критики.

Закон сохранения материи и движения подвергся нападкам также и в области астрономии. Некоторые современные идеалисты пытаются вообще «ликвидировать» этот закон и построить все «учение» о происхождении звезд на основе ими же самими придуманного («сформированного»), а потому чисто фиктивного «закона» постоянного и повсеместного рождения материи из ничего. Такую нелепую, идеалистическую «теорию» защищают, например, английский астроном Бонди, немецкий физик Иордан и др. Иордан попытался «разрешить» с помощью такого («закона» сложнейшую проблему о происхождении звезд; он создал целую «теорию», согласно которой звезды рождаются буквально из ничего и без какой-либо причины. Поскольку «ликвидация», — конечно, чисто словесная — закона сохранения массы и энергии оказывается в противоречии с известным общим законом тяготения, английский астроном Хойл поспешил произвольно «видоизменить» этот закон так, чтобы согласовать его с допущением, что массы создаются из ничего.

Вся двухсотлетняя история химии и физики со времен Ломоносова подтверждает глубокую справедливость материалистического понимания законов природы, показывая вместе с тем, как тщетны были попытки идеалистов и энергетиков «ликвидировать» или «видоизменить» законы природы в угоду идеализму и поповщине.

Излюбленный прием махистов и вообще «физических» идеалистов в их борьбе против материализма состоит в подмене гносеологического вопроса о том, что законы природы существуют объективно, вопросом о математическом выражении этих законов, об их физической формулировке. Махисты прибегали к тому же трюку, какой они проделали с понятием материи, подменяя гносеологический вопрос об источнике наших ощущений физическим вопросом о том или ином строении материи.

Ленин разоблачил этот прием махистов. Он писал, что русские махисты с поразительной наивностью подменяют вопрос о материалистическом или идеалистическом направлении всех рассуждений о законе причинности вопросом о той или иной формулировке этого закона. Они поверили немецким профессорам-эмпириокритикам, что если сказать «функциональное соотношение», то это составит открытие «новейшего позитивизма», избавив науки от таких выражений, как «необходимость», «закон» и т. п. В. И. Ленин показал, что все это чистейшие пустяки. Отмечая, что понятия «порядок», «закономерность» и т. л. могут быть выражены при известных условиях математически определенным функциональным соотношением, Ленин писал: «Действительно важный теоретико-познавательный вопрос, разделяющий философские направления, состоит не в том, какой степени точности достигли наши описания причинных связей и могут ли эти описания быть выражены в точной математической формуле, — а в том, является ли источником нашего познания этих связей объективная закономерность природы, или свойства нашего ума, присущая ему способность познавать известные априорные истины и т. п. Вот что бесповоротно отделяет материалистов Фейербаха, Маркса и Энгельса от агностиков (юмистов) Авенариуса и Маха»[9].

Приемы махистов начала XX в. повторяются современными «физическими» идеалистами. С этой целью делаются попытки фальсифицировать квантовую механику, изучающую законы микропроцеосов. Несомненно, что закономерности микропроцессов столь же объективны, как и закономерности макропроцессов; вместе с тем они носят качественно особый, специфический характер, отличный от характера закономерностей механического движения обычных макротел. Механическое перемещение макротел, например, вращение планеты вокруг Солнца, с достаточно хорошим приближением объясняется с помощью понятий о механической причинности. Зная положение и скорость движения каждой планеты в какой-либо момент времени и зная общий закон механического взаимодействия тел, можно вычислить на основании законов обычной механики, т. е. пользуясь понятием механической причинности, прошлые и будущие механические состояния солнечной системы. При, этом сами космические тела (солнце и планеты) рассматриваются как дискретные образования материи.

До начала второй четверти XX в. микрочастицы рассматривались как миниатюрные шарики, движение которых в принципе подчиняется тем же классическим законам, что и движение макротел.

Однако оказалось, что микрочастицы (например, электроны) нельзя уподоблять простым шарикам, так как они обладают не только корпускулярной (дискретной), но и волновой природой. Следовательно, электроны и другие микрочастицы представляют собою особые, качественно отличные от обычных макротел материальные образования, обнаруживая в своих свойствах диалектическую связь прерывности и непрерывности. В силу своей особой объективной природы электрон и другие микрочастицы материи подчиняются уже не механике обычных макротел, а квантовой механике, отражающей объективные закономерности движения макрочастиц материи. Вследствие этого обычное понятие механической закономерности, применимое к движению макротел, оказывается неприменимым к движению электрона и других микрочастиц. Создание квантовой механики потребовало пересмотра и уточнения прежнего ограниченного и уже устаревшего понятия механической закономерности с тем, чтобы новое понятие могло охватить и отобразить более сложные закономерные связи и отношения, существующие в области микропроцессов.

Другими словами, речь идет о том, чтобы уточнить формулировку понятий закономерности и причинности в их применении к микропроцессам в соответствии с достигнутым более точным способом описания причинных, закономерных связей между микрообъектами.

Но современные махисты воспользовались этим для того, чтобы снова провозгласить старую, давно уже скомпрометированную идею об отсутствии объективной закономерности в области микроявлений, об индетерминизме микропроцессов, об их полной беспричинности. В этом именно смысле неомахисты истолковали так называемое соотношение неопределенностей, открытое Гейзенбергом в 1927 г.; оно свидетельствовало о неприменимости прежнего понятия механического детерминизма, механической причинности к микропроцессам, и вместе с тем о том, что микрочастицы, не подчиняющиеся в полной мере закону механической причинности, полностью подчиняются закону более глубокой причинной обусловленности микропроцессов. Искажая истинный смысл соотношения неопределенностей, махисты заявили: раз электрон и другие частицы не подчиняются полностью закону механической причинности, раз к ним неприложимо старое, упрощенное понятие механической закономерности, значит, они вообще ведут себя произвольно, абсолютно случайно, недетерминированно.

Таким образом, наличие в области микропроцессов более сложной по своему характеру закономерной связи явлений природы было использовано неомахистами для того, чтобы отрицать какую-либо объективную закономерность, всякую причинность вообще в области микропроцессов. На этом основании «физические» идеалисты вообще лишили понятие причинности объективного значения и стали трактовать его в духе юмовского скептицизма как привычку мыслить причинно.

Но если в области микропроцессов, по словам неомахистов, отсутствует объективная закономерность, причинность, если микропроцессы совершаются индетер- минированно, то отсюда неизбежно следует вывод о том, что -электроны и другие частицы сами выбирают для себя путь, т. е. обладают «свободой воли». К такому выводу пришли в свое время некоторые современные физики. Они утверждали, например, что в новой физике мы так далеко отошли от причинного описания, что должны приписывать атому, находящемуся в стационарном состоянии, в общем свободный выбор между возможными путями перехода в другие стационарные состояния.

Говоря о соотношении неопределенностей в квантовой механике, выдающийся французский физик-материалист Ланжевен писал: «Этот результат явился отправной точкой для провозглашения крушения детерминизма и утверждения, что частицы не имеют детерминированного движения, так, как невозможно экспериментально установить положение и скорость или количество движения какой бы то ни было частицы. Во имя этого стали предаваться самым разнообразным видам интеллектуального разврата, провозглашая «свободу воли» частиц, свободный выбор природы и т. д. …»[10]. Эддингтон в своей книге «Природа физического мира» пришел к выводу, что религия стала приемлемой для здравого научного ума. Если оправдывается наше предположение, что в 1927 г. Гейзенбергу, Бору, Борну и др., пишет Эддингтон, удалось окончательно устранить строгую причинность, то этот год явится, несомненно, одной из самых значительных эпох в развитии научной мысли.

Слова Эддингтона раскрывают все карты современного «физического» идеализма, все его прислужничество фидеизму. Эти неприкрытые поповские рассуждения служат прямым доказательством глубокой правоты ленинского указания о том, что «изгнание законов из науки есть на деле лишь протаскивание законов религии»[11].

В течение свыше четверти века (с середины 20-х годов до начала 50-х годов XX в.) неопозитивистская трактовка квантовой механики, получившая наименование «индетерминистической», казалось бы прочно утвердилась в физике на Западе. Ее придерживались такие видные представители современной физики, как Н. Бор, В. Гейзенберг, Луи де Бройль и многие другие. Одним из характерных признаков неопозитивистской концепции квантовой механики было отмеченное выше признание, будто физика микропроцессов влечет за собой обязательный отказ от детерминизма, от причинности и даже вообще от закономерности в области микроявлений.

Однако отождествление такого замечательного завоевания современного естествознания, какое представляет квантовая механика, с идеалистической концепцией индетерминизма и акаузальности, было неправомерно; рано или поздно несостоятельность этого должна была выступить настолько резко и очевидно, что даже самые горячие защитники неопозитивистской концепции вынуждены были с этим считаться. Особенно сильно беспочвенность и бесплодность неопозитивистской трактовки квантовой механики обнаружилась в середине XX в., когда окончательно рухнули попытки построить и обосновать все здание квантовой механики на таких принципиальных положениях, как индетерминизм. В связи с этим, а также по другим причинам, не относящимся непосредственно к самой физике, бывшие лидеры и создатели неопозитивистской трактовки квантовой механики один за другим стали отходить от своих первоначальных субъективистских воззрений на квантовую механику, начали порывать с исходной концепцией «копенгагенской школы».

Первым на этот путь встал Луи де Бройль, который в 1923 г. первым выдвинул основную идею квантовой (или, как тогда говорили, — волновой) механики, — идею единства волны и корпускулы. В самом начале 50-х годов Луи де-Бройль заявил о своем отходе от субъективистской трактовки квантовой механики, в частности, от принципа индетерминизма, и встал фактически на позиции материализма.

Вслед за де Бройлем стали отходить от неопозитивистской трактовки квантовой механики и другие ее лидеры, в частности, В. Гейзенберг. Но в отличие от Л. де-Бройля, Гейзенберг повернул не к материализму, а к объективному идеализму (неоплатонизму), полагая ныне в нем найти ответ на нерешенные вопросы физики, с которыми он не смог справиться, когда придерживался неопозитивистских позиций.

Нильс Бор (с ним было связано само наименование «копенгагенской школы» по названию города, в котором работал Бор) также стал отходить от исходных посылок этой школы. Академик В. А. Фок, лично встречавшийся с Бором во второй половине 50-х годов, говорил на Совещании по философским вопросам естествознания в 1958 г. «Первоначальные формулировки Бора были не вполне точны. Так, например, он не проводил различения разных смыслов плохо определенного понятия детерминизма и причинности… Эти неправильные, неточные формулировки Бора послужили поводом к толкованию его идей в позитивистском духе… Именно это неправильное, позитивистское толкование идей Бора получило название копенгагенской школы… Полтора года назад я имел в Копенгагене ряд бесед с Бором, в которых указывал на неточность его формулировок…»[12]. В. А. Фок указал далее на то, что последующие работы Бора показывают, что Бор отошел от ряда своих прежних неверных положений, в том числе от принципа индетерминизма, по крайней мере в его прежнем понимании. «Бор признает причинность и отвергает только лапласовский детерминизм», — отмечает В. А. Фок[13].

Таким образом, целая школа, представляющая неопозитивистское, т. е. субъективистское, неомахистское направление в современной физике, разваливается на наших глазах. Повторяется старая история с «опровержением» атомно-молекулярного учения махистами и энергетиками (во главе с В. Оствальдом). Хорошо известно, чем она кончилась. С конца XIX в. до 1908 г. махисты и энергетики вели ожесточенную борьбу против признания атомов и молекул и вообще против идеи дискретного строения материи, как и против самого понятия материи. Но под влиянием, во-первых, все новых и новых открытий, подтверждавших экспериментально атомистическую гипотезу, а, во-вторых, из-за абсолютной невозможности объяснить эти новые открытия с позиций феноменологически истолкованной термодинамики, В. Оствальд вынужден был признать правоту той самой атомистики, борясь с которой, он написал такое множество работ и затратил столько времени и сил.

Теперь такую же картину мы видим и в области квантовой механики: многолетняя упорная борьба против принципа причинности и детерминизма завершается полным поражением неопозитивистских воззрений, которые выступили как прямые преемники и продолжатели старых махистских концепций начала нашего века. Поэтому, как нам кажется, вполне прав В. А. Фок, предлагая отказаться в дальнейшем от самого термина «копенгагенская школа», поскольку основные ее философские посылки рушатся как неправильные, несостоятельные.

Так бесславно закончилась еще одна попытка интерпретировать физику и ее законы с позиций неопозитивизма, повторив историю «опровержения» с таких же по сути дела философских позиций фундаментальных законов физики и химии, относящихся к учению атомизма. Такова судьба всех вообще попыток фальсификации науки и ее законов в духе идеализма и субъективизма.

Важнейшие виды законов природы, законов науки как формы выражения объективной связи явлений

Иногда одни законы природы или, соответственно, законы естествознания характеризуются как более объективные, а другие — как менее объективные. Следовательно, здесь законы различаются по гносеологическому признаку. В качестве примера называются статистические законы как якобы менее достоверные, менее истинные, в противоположность динамическим законам, как якобы более достоверным, более истинным.

Такое разграничение законов природы не имеет под собой никакого серьезного научного основания и может привести только к недоразумению. Если перед нами — действительный закон как частица и выражение всеобщей, универсальной закономерной связи явлений, то независимо от того, к какой области явлений природы данный закон относится и каков характер объекта, ему подчиняющегося, он столь же объективен, как и всякий другой закон природы.

Действительное различие законов природы следует искать не здесь, а в характере их действия или области их действия, в степени их общности и глубины, а также в типе самих законов; последний зависит от структуры подчиняющихся ему объектов (предметов и процессов) и от характера закономерной связи, отражаемой теми или иными законами. Все это нельзя смешивать с гносеологическим вопросом о том, что одни законы природы якобы лишены той степени объективности, достоверности и истинности, какой обладают другие ее законы (при условии, конечно, что и те и другие одинаково хорошо проверены на практике и подтверждены ею).

Но прежде чем характеризовать законы природы со стороны их различия, заметим, что все они по своей структуре имеют нечто общее: во-первых, все они представляют собой форму выражения всеобщей закономерной объективной связи явлений природы; во-вторых, все они предполагают наличие двух сторон у этих явлений, причем одна сторона выступает в роли определяющего фактора (A), т. е. как нечто обусловливающее собой другое явление, а другая сторона — в роли определяемого фактора (B), т. е. как нечто обусловливаемое первой стороной. Отсюда общий характер закона природы можно выразить формулой: А определяет, или обусловливает собой В.

Но так как в реальном развитии явлений природы оба рода факторов могут меняться при известных условиях местами, т. е. обмениваться своей ролью друг по отношению к другу, то еще более общим выражением закона природы может служить формула: А и В взаимообусловливают и взаимоопределяют друг друга, т. е. взаимодействуют между собой.

К. Маркс, давая общую характеристику всякого закона, писал, что под законом он подразумевает «внутреннюю и необходимую связь между двумя явлениями, которые по своей внешней видимости противоречат одно другому»[14]. Здесь под противоречием по внешней видимости Маркс имеет в виду то, что одно явление по отношению к другому может выступать, например, как причина к следствию, или как определяющий, детерминирующий элемент структуры по отношению к определяемому, детерминируемому элементу той же структуры, и т. д.

По сути дела ту же мысль высказывал и Д. И. Менделеев, когда он писал по поводу периодического закона химических элементов: «Закон есть всегда соответствие переменных, как в алгебре функциональная их зависимость»[15]. Мы увидим ниже, что определение закона Менделеевым есть лишь частный случай более общего и строгого в научном отношении определения, данного Марксом.

Что же касается различия законов природы, то это можно провести прежде всего по двум коренным признакам: А) по степени широты области их действия, и вместе с тем по степени их общности и глубины и Б) по их внутренней конституции, по их типу или форме. В первом случае различие законов условно можно назвать количественным (по степени), во втором — качественным (по конституции). Очевидно, что оба аспекта, по которым мы можем различать и характеризовать законы природы, связаны между собой и выделяются нами лишь условно, с той целью, чтобы иметь возможность подойти к анализу самих законов более дифференцированно. Кроме того, законы можно различать В) по способу их выражения или описания, по тому признаку, отражена ли в них количественная сторона самой объективной связи явлений, или только ее качественная сторона.

А. Рассматривая сначала различие и характеристику законов по степени их широты, общности и глубины, можно выделить следующие виды законов:

1) Более широкие и более узкие законы (по сравнительной характеристике области их действия). Существуют законы, сфера действия которых очень ограничена, например, закон парциальных давлений физической смеси, разреженных, химически невзаимодействующих газов, открытый в начале XIX в. Дж. Дальтоном. Этот закон действует лишь в указанной области физических явлений, за пределами которой даже применительно к газам он теряет силу и уступает место другим законам.

Существуют несколько более широкие (по области своего действия) законы, которые охватывают определенный круг физических или иных каких-либо явлений природы, например, механических, оптических и т. д. Эти законы имеют силу применительно к одной какой-либо форме движения материи, например, электромагнитной или лучистой, причем в каждом таком случае обнаруживается достаточно большая область явлений, подчиняющихся данному закону.

Существуют еще более широкие законы природы, которые охватывают собой не одну какую-либо форму движения материи, но целый ряд связанных и переходящих одна в другую его форм. Таким чрезвычайно широким законом природы, который охватывает собой всю неорганическую природу, а поскольку неорганические формы движения продолжают действовать и в области биологических процессов, то и органическую природу, является закон сохранения и превращения энергии — основной закон физики.

Аналогично этому в области химии действуют более частные законы химических процессов, например закон мономолекулярной реакции, закон действующих масс, закон разбавления и т. д. Но наряду с ними химические явления подчиняются и более широким законам, охватывающим всю область химии, — тем законам, по которым образуется химическая связь между атомами и возникают молекулы, обладающие определенным «химическим строением».

На примере закона сохранения и превращения энергии мы видим, что существуют столь широкие законы, которые охватывают всю природу, все ее области и явления. Это — предельно широкие (по отношению к природе) законы. Дальнейшее рассмотрение еще более широких законов приводит в сферу философии, а именно — марксистской диалектики, основные законы которой являются наиболее общими из всех существующих, так как они охватывают собой все вообще явления, как материальные, так и духовные. Вследствие этого сфера их действия распространяется не только на природу, но и на общество и на человеческое мышление.

2) Более общие и более частные законы (по сравнительной характеристике их общности). В предыдущем случае различение законов природы носило еще сугубо внешний характер: учитывалась лишь область их действия без анализа того, почему в одних случаях она сравнительно широкая, а в других — узкая.

Углубляя характеристику законов, мы обнаруживаем, что этот первый различительный признак законов обусловлен различием в степени общности самих законов. Однако, говоря о законах, не следует смешивать вопрос о степени их общности при их сравнении между собой с вопросом о присущем каждому закону характере всеобщности по отношению к охватываемым этим законом явлениям.

В самом деле, любой действительный закон природы есть форма или способ существования и выражения всеобщности в природе: закону присущи только те черты и признаки соответствующих явлений, которые общи всем им, ибо все они охватываются одним определенным законом и подчиняются ему. «Форма всеобщности в природе — это закон»[16], — подчеркивал Энгельс.

Вместе с тем закон есть форма бесконечности в природе, поскольку каждому закону подчиняется неограниченное множество явлений природы соответствующего круга: сюда входят и те явления, которые уже совершились или происходят в настоящее время, и те, которые могут еще быть в будущем. Например, все явления падения тяжелого тела в условиях Земли в пределах определенных расстояний от ее поверхности, независимо от их числа, подчиняются одному и тому же закону Галилея, причем неважно, будет ли одно тело падать в этих условиях неограниченно много раз или много разных тел одновременно или последовательно друг за другом упадут на Землю.

Таким признаком всеобщности (по отношению к данному кругу явлений природы) обладают все вообще законы.

Когда проводят различие законов природы по степени их общности, то имеют в виду нечто иное, а именно, что одни законы по сравнению с другими выступают как более общие по отношению к другим, более частным. Закон сохранения и превращения энергии как общий сопоставляется с несколькими частными законами, которые представляют собой как бы приложение названного общего закона к особым (частным) процессам природы. К числу таких частных законов относится закон Гесса, выражающий сохраняемость энергии при химических реакциях (сам Гесс формулировал этот частный закон не вполне точно, говоря, что сумма теплот реакции не зависит от промежуточных ее стадий). Точно так же «правило фаз» Гиббса, выражающее закон равновесия веществ в физических системах, образованных из различных агрегатных состояний (точнее — фаз), есть частный случай общего закона физико-химического равновесия гетерогенных веществ, установленного тем же Гиббсом. В отличие от этого общего закона, который учитывает не только физические, но и химические процессы (реакции) в изучаемых системах, «правило фаз» применимо в тех случаях, когда химический состав системы не меняется и химические процессы в ней отсутствуют.

История науки показывает, каким конкретным путем возникают или выводятся более общие законы из более частных. Назовем три главных пути или способа их образования или выведения: а) способ соединения разных, ранее обособленных частных законов в один общий, или объединенный, закон, б) способ конкретизации данного частного закона путем введения в него уточнений и «поправок», соответствующих условиям более широкой области явлений, на которые’ распространяется данный закон, и в) способ обобщения, когда общий закон относится к частному, как в диалектике общее к отдельному, составляющему с ним единство противоположностей.

Процесс соединения разных законов в один можно показать на примере соединения различных законов идеальных газов в один общий закон, известный под названием уравнения Клапейрона (общее уравнение состояния идеальных газов). Это последнее образовалось в результате того, что были объединены вместе уравнения, представляющие известные законы Бойля— Мариотта и Шарля — Гей-Люссака, которыми выражается зависимость между давлением и объемом газа, между давлением и температурой газа и между температурой и объемом газа (при постоянстве значения третьего свойства в каждом из перечисленных случаев). Соединив вместе все три соотношения, получаем одно общее уравнение, выражающее зависимость между всеми тремя свойствами газа: давлением, объемом’ и температурой. Теперь из общего закона в дедуктивном порядке можно вывести все те три частных закона, которые в него вошли путем их соединения друг с другом.

Другим аналогичным примером может служить выведенный А. Эйнштейном из теории относительности общий (универсальный) закон взаимосвязи массы (m) и энергии (E), гласящий, что Е = 2, где с — скорость света. Этот универсальный закон соединил в себе прежде разобщенные законы: закон сохранения массы вещества и закон сохранения энергии. Теперь оба эти закона выступили как частные случаи более общего закона, который выражает собой сохранение и массы и энергии одновременно.

Можно еще назвать известное уравнение состояния для бинарной двухфазной системы, выведенное на основании термодинамических соображений Ван-дер-Ваальсом.

Из этого общего уравнения в качестве частных случаев вытекают самые различные законы, которые до того времени были установлены порознь для разбавленных растворов (например, закон Рауля), для концентрированных растворов (закон Коновалова), для газовых растворов (закон Генри) и т. д.

Другой способ получения более общего закона представляет собой конкретизацию уже известного закона путем введения в него новых параметров. Собственно говоря, и в некоторых из предыдущих случаев при выведении нового, более общего закона, тоже применялся этот прием. Еще очевиднее это обнаруживается при рассмотрении тех случаев, когда речь заходит о распространении данного закона на ту область явлений, где становятся весьма заметны отклонения от него. Для того, чтобы эти отклонения предусмотреть и охватить более общим законом, формулировку исходного закона соответственным образом расширяют, вводя в нее какие-то новые величины. Возвращаясь же к исходным условиям, мы возвращаемся и к первоначальной формулировке закона, поскольку введенные нами дополнительно величины при этом отпадают. Здесь перед нами выступает уже упоминавшийся выше принцип соответствия, играющий столь важную роль в современном естествознании.

Например, уравнение состояния Клапейрона имеет следующий вид: pv = RT, где р — давление газа, v — его объем, Т — температура, a R— газовая константа. Это уравнение имеет силу только в условиях сильного разрежения газов, при отсутствии между ними химического взаимодействия и при удалении их от критической точки. При сильных сжатиях обнаруживаются отклонения в поведении газа от этого уравнения: начинает сказываться, во-первых, дополнительное притяжение («вандерваальсовские силы») между молекулами газа и, во-вторых, собственный объем его молекул. При больших разрежениях то и другое оказывается исчезающе малым по сравнению с общим давлением газа и его общим объемом. Поэтому названными влияниями можно тогда пренебречь, да они и не проявляются заметным образом. Учитывая более широкую область явлений, связанных с газами, и вводя «поправки» на внутреннее давление, равное a/v2, и на собственный объем молекул b, Ван дер Ваальс получил более уточненное уравнение состояния, которое, в отличие от уравнения состояния идеального газа, было названо уравнением состояния реального газа. Оно имеет вид: (p + a/v2) · (vb) = RT. При наложении условия отдаления от критической точки и условия сильного разрежения, константы а и b становятся исчезающе малыми и практически обращаются в нуль. В таком случае уравнение Ван дер Ваальса как общее переходит как в свой частный, или предельный, случай, — в уравнение Клапейрона. Следовательно, при ограничении условий здесь общий закон переходит в частный.

Что же касается соотношения между общими и частными законами, соответствующего соотношению общего и отдельного как единства противоположностей, то весьма ярким примером этого может служить соотношение законов диалектики с законами частных наук. Первые представляют собой наиболее общие законы всякого развития, всякого движения. Поэтому каждый частный закон движения и развития в какой-либо отдельной области природы так или иначе оказывается связанным с этими наиболее общими законами. Но связь между теми и другими в данном случае отлична от той, какая имеется в случае соединения или конкретизации частных законов: частные законы (т. е. законы природы) не входят как составные части и не превращаются в общие законы диалектики, а те, в свою очередь, не распадаются на частные законы и не переходят в них как в свои частные или предельные случаи.

Но вместе с тем, в любом законе природы в качестве некоторого общего момента находят свое отражение и воплощение законы диалектики, выражающие в наиболее общем виде связь и развитие явлений природы. Например, в периодическом законе Менделеева находят отражение все основные законы диалектики:

а) Закон единства и борьбы противоположностей (фактически выступает у Менделеева как связь и взаимообусловленность противоположных свойств элементов, их массы, или атомного веса, и их химических свойств), а также единство металлических и неметаллических свойств (у всех элементов, вместе взятых, и у каждого элемента в отдельности). В XX в. это единство противоположностей выступило еще рельефнее, т. к. в основе периодического закона оказались взаимосвязь и взаимообусловленность тех свойств элементов, которые зависят, с одной стороны, от положительного заряда их атомных ядер, а с другой — от атомной оболочки, образованной из электронов, заряженных отрицательно.

б) Закон перехода количественных изменений в качественные представлен здесь тем, что с увеличением атомного веса (точнее сказать, с ростом заряда ядра на единицу) каждый раз совершается переход (скачок) к новому химическому элементу (к новому качеству) в порядке расположения всех элементов по периодической системе. В «законе сдвига», показывающем, как перемещаются по названной системе элементы, подвергающиеся радиоактивному альфа- и бета-распаду, закон перехода количества в качество выступает еще более ясно.

в) Закон отрицания отрицания отражен в самом факте периодичности изменения свойств элементов. Именно в силу этой периодической зависимости их свойств от заряда ядра наблюдается периодическое возвращение свойств элементов к исходному пункту, но на более высокой основе, как это можно видеть на примере возвращения к щелочным металлам в начале каждого нового периода, но так, что с каждым разом эти металлические! свойства у них нарастают и усиливаются.

Однако, повторяем, законы диалектики не входят здесь просто как составная часть в законы природы, или наоборот; они лучше всего могут быть выражены формулой о единстве противоположностей в применении к соотношению общего и отдельного.

Сравнивая различение законов по степени их общности с различением их по признаку их широты, мы видим, что второе находит свое объяснение в первом: область одних законов более широка потому, что эти законы носят более общий характер. Точно так же большая узость законов по области их действия связана с их более частным характером. Если для установления степени широты законов достаточно сопоставить лишь границы явлений, в которых действуют различные законы, не сопоставляя самих законов между собой, то при установлении степени их общности надо обязательно сопоставить сами законы друг с другом; только тогда удается выявить их переход друг в друга, как в случае соединения частных законов в общий закон, или переход общего закона в частный, или предельный, при наложении соответствующих ограничительных условий. Поэтому характеристика и различение законов по степени их общности несравненно более конкретны и содержательны, нежели их различие по степени их широты. В последнем случае характеристика законов оказывается довольно поверхностной и формальной.

3) Законы более глубокие и более описательные, или феноменологические законы. Здесь конкретный и содержательный анализ законов природы показывает, каким образом происходит движение научного познания от явлений к сущности и от сущности менее глубокой к сущности более глубокой. Например, многие термодинамические, понимаемые чисто феноменологически, отношения и закономерности, которые включают в себя непосредственно измеримые величины (объем, давление, температура и т. д.), могут быть выведены на основании молекулярно-кинетической теории вещества; тогда они будут включать в себя состояния и свойства молекул, образующих данное вещество: закон Бойля — Мариотта, выведенный на основании непосредственных измерений, и тот же закон, выведенный на основании молекулярно-кинетической теории с применением статистических методов физики, будут соотноситься как два закона или дке формы одного и того же закона, различающиеся между собой по степени своей глубины, т. е. по степени глубины проникновения в сущность данного круга явлений.

Особенно ясно это можно показать на примере второго принципа термодинамики. Его термодинамическая формулировка связана с понятием энтропии: при всех необратимых процессах, совершающихся в замкнутых системах, энтропия (S) возрастает, стремясь к максимуму, а при обратимых процессах она остается постоянной. В этом и состоит второе начало термодинамики, составляющее один из фундаментальных ее законов.

Л. Больцман дал новый, более глубокий закон, основанный на статистической интерпретации энтропии как меры вероятности (W) системы. Из его знаменитой Н-теоремы следует, что энтропия системы пропорциональна логарифму вероятности состояния этой системы: S = klnW, где k — универсальная постоянная Больцмана. Стремление энтропии к максимуму и вообще тенденция ее к возрастанию с точки зрения этого закона толкуется как стремление всякой естественной системы переходить от менее вероятного к более вероятному состоянию. Поэтому в такой трактовке закон термодинамики (второе ее начало) выступает не как абсолютный закон природы, а как относительный, поскольку существует, хотя и малая, вероятность того, что система самопроизвольно может осуществить обратный переход — от более вероятного состояния к менее вероятному, что будет связано с уменьшением ее энтропии.

В химии соотношение законов по степени их глубины можно проследить на примере соотношения стехиометрических законов химического состава веществ и законов, основанных- на принципах атомизма. Таков, например, закон простых кратных отношений в том его виде, как он формулируется без всякой ссылки на атомное учение, и тот же по существу закон в его атомистической интерпретации, как основной закон химической атомистики: последний гласит, что химические вещества потому соединяются между собой в простых кратных отношениях, что в сущности происходит соединение химически неделимых атомов, которые в силу своей неделимости соединяется между собой только как целые единицы.

Во многих случаях речь идет об одном и том же законе, формулировка которого лишь углубляется по мере проникновения все дальше и дальше в сущность изучаемого круга явлений. Это можно показать на примере периодического закона химических элементов; его формулировка была существенно углублена со времен Менделеева, поскольку физика раскрыла внутреннее строение атомов и показала зависимость химических свойств элементов и структуры электронной оболочки атомов от заряда ядра.

В том же плане стоит различение эмпирических законов, как более поверхностных, лежащих ближе к области непосредственных явлений природы, и фундаментальных, как подлинно глубоких законов, выражающих скрытую сущность явлений. Например, названные выше стехиометрические законы в химии носят чисто эмпирический характер, они не выражают сущности химических отношений, хотя и служат экспериментальным обоснованием этой сущности. Законы же атомизма являются подлинно глубокими, фундаментальными законами, с открытием которых связана разработка целой системы теоретических представлений в химии. В. И. Ленин в «Философских тетрадях» выписал одно место из гегелевской «Науки логики», где Гегель показывает важность и необходимость перехода от эмпирически устанавливаемых отношений в природе к более глубокому их пониманию, когда они охватываются общим законом природы: «Велика заслуга познать эмпирические числа природы, например, взаимные расстояния планет; но еще неизмеримо большая заслуга заставить исчезнуть эмпирические определенные количества и возвести их во всеобщую форму количественных определений так, чтобы они стали моментами закона или меры»[17].

Б. Переходя к выделению различных видов законов природы по второму коренному признаку, по их конституции (строению), следует, во-первых, рассмотреть те законы, которые различествуют между собой по типу, или форме, закономерной связи, характеризующей взаимоотношение между сторонами закона (А и В), а, во-вторых, те, которые различаются по характеру самих этих сторон закона, по их структуре.

4) Законы, выражающие следование во времени одного явления за другим. Поскольку между A и В существует закономерная связь, такое следование во времени В за A означает, что здесь имеет место выражение причинно-следственной зависимости, которая и составляет содержание данного закона. Само же по себе следование во времени одного события за другим может и не носить характера причинной связи этих явлений, как это наблюдается, например, в том факте, что осень всегда следует за летом, а не наоборот. Нельзя сказать, что лето есть причина осени. Но если между двумя событиями А и В установлена закономерная связь, то признак временной последовательности указывает и на характер данного закона, как выражающего причинно- следственную зависимость между данными явлениями. Упоминавшийся уже выше закон Бойля — Мариотта в том его виде, как он был установлен открывшими его учеными, представляет собой пример закона природы, в котором воплощена причинная зависимость между соответствующими явлениями (свойствами газа): если изменяется давление идеального газа при постоянной температуре, то объем его как следствие изменяется обратно пропорционально изменению давления. Ясно, что в таком случае причина (изменение давления) во времени предшествует следствию (изменению объема) и влечет это следствие за собой.

5) Законы, выражающие сосуществование в пространстве одного предмета или явления возле другого. В таком случае определяющая сторона закона (A) детерминирует другую его сторону (В), не предшествуя ей во времени, а возникая или сосуществуя одновременно с нею, будучи неразрывно с нею связана. Так, например, в атоме заряд ядра детерминирует собой всю структуру электронной оболочки, но так, что сосуществует с ней в пространстве в качестве коренного свойства ядра как структурного элемента всего атома, наряду с зарядами электронов, составляющих второй структурный элемент того же атома. Это имеет место не только в случае атома, но и других объектов природы, структурные элементы которых можно разделить на главные, определяющие (приматы) и производные от главных, определяемые ими. К числу такого рода законов относятся и некоторые законы не только природы, но и общества, например закон об определяющей роли экономического базиса по отношению к надстройке.

При известных условиях те же законы, выражающие связь сосуществующих элементов структуры данного объекта, могут выступить и как законы причинно-следственной зависимости; это наблюдается в тех случаях, если во времени определяющая сторона закона (A) изменяется раньше определяемой ею стороны (В) и влечет за собой изменение этой последней. Такое причинно- следственное выражение носит периодический закон химических элементов, когда он формулируется так, что увеличение заряда ядра на единицу (или, соответственно, атомного веса) влечет за собой переход к следующему по периодической системе элементу. Реально это происходит, например, при K-захвате и при радиоактивном бета-распаде (при излучении ядром электрона). Но в более широкой трактовке периодический закон выступает как закон строения атомов, как закон, связывающий структурные элементы атома, когда они сосуществуют рядом друг с другом.

Такой же характер носит закон гравитационного взаимодействия тел (закон всемирного тяготения Ньютона), выражающий взаимное влияние тел, обладающих определенными массами и находящихся на определенном расстоянии друг от друга. Но и здесь при известных условиях (например, при условии движения взаимодействующих тел относительно друг друга) изменение одного фактора (расстояния) может выступить как причина возрастания (или уменьшения) величины силы взаимодействия между данными телами.

6) Законы, выражающие сохранение (неуничтожимость и несозидаемость) материи, движения или определенных свойств у объектов природы. К этому же виду законов природы относятся и те законы, которые выражают константность, инвариантность определенных отношений вещей и явлений природы, их свойств и форм их бытия. Сюда же относятся положения, устанавливающие мировые, или универсальные константы, — такие, как константа Больцмана, константа Планка и др. Многие законы природы формулируются как выражение некоторого постоянного отношения, существующего при определенных условиях, например, при постоянной температуре. Таков, например, закон Бойля об обратной пропорциональности давления р и объема v разреженного газа, который формулируется так, что произведение (р · v) есть величина постоянная: p · v = const.

В отмеченной особенности законов природы проявляется общая черта всех законов, состоящая в! том, что всякий закон есть отражение относительно постоянных, устойчивых, прочно сохраняющихся отношений между вещами или явлениями. В. И. Ленин подчеркивал: «Закон есть отношение. Сие NB для махистов и прочих агностиков и для кантианцев etc. Отношение сущностей или между сущностями»[18].

Выделяя гегелевскую характеристику закона («Эта сохраняющаяся устойчивость, которой явление обладает в законе»), Ленин писал: «NB Закон есть прочное (остающееся) в явлении» и далее: «Закон=спокойное отражение явлений NB»[19]. Гегелевское определение закона словом «спокойное» Ленин называл замечательно материалистическим и замечательно метким. «Закон берет спокойное, — отмечал Ленин, — и потому закон, всякий закон, узок, неполон, приблизителен»[20].

Выделяя «принципы сохранения» в качестве особого вида законов, мы можем на первое место среди них поставить законы природы, фундаментальные для всего естествознания: закон сохранения материи и закон сохранения ее движения. Оба закона нераздельны между собой, как нераздельны сами объекты, поскольку движение есть общий способ существования материи. В физике оба названные закона природы конкретизируются в виде закона сохранения массы и закона сохранения энергии, причем их нераздельность отражена в общем, универсальном законе Эйнштейна — законе взаимосвязи и нераздельности массы и энергии.

Другими законами сохранения, выражающими неуничтожимость определенных свойств физических объектов, являются например, законы сохранения электрического заряда или спина (имеется в виду сохраняемость алгебраической суммы значений соответствующих свойств). Такого рода физические свойства своей сохраняемостью выражают общую неуничтожимость материи, которой они принадлежат.

Во всех этих случаях в типе, или форме, закона природы отражается именно момент сохраняемости, неразрушимости и несотворимости того или иного свойства или отношения, его постоянство. Сказанное касается и законов, которые лежат, например, в основе теории относительности. Последняя устанавливает, например, постоянство (инвариантность) взаимосвязи дифференциальных элементов трех пространственных координат (dx, dy и dz) и времени, как четвертой координаты (dt).

Таковы некоторые из тех видов законов природы, которые различествуют между собой по типу, или форме, связи между сторонами закона А и В.

Рассмотрим те законы природы, в основе которых лежит различие в структуре самих этих сторон, точнее сказать, в различии структуры связываемых этим законом объектов — вещей и явлений природы.

7) Законы, выражающие связь различных по своей структуре сторон или объектов. Этим различаются законы динамические и статистические. Первые выражают зависимость между объектами природы, которые рассматриваются как целые образования; поэтому зависимость между объектами носит здесь однозначный характер: из данных о состоянии определяемого объекта (или о его начальном состоянии) однозначно вытекает состояние другого, связанного с ним объекта (или же последующего его собственного состояния). Вторые (статистические) законы выражают зависимость между совокупностями множества отдельных индивидуальных объектов — вещей или явлений однородного характера, составляющих определенные коллективы или ансамбли. Поэтому тип, или форма, закономерной связи, выражаемой данным законом, здесь также иная. Всякий закон в своей основе выражает внутреннюю необходимую связь явлений или предметов.

Но необходимость нигде и никогда не выступает в ее чистом виде, а всегда находится в нераздельном единстве со случайностью, как способом или формой ее проявления. В динамических законах, дающих в абстракции необходимую связь явлений в ее чистом виде, случайность как форма проявления необходимости элиминируется, мысленно устраняется. Напротив, в статистических законах эта случайность не только не устраняется из формулировки закона, но присутствует именно как форма существования и форма проявления необходимости. Ибо индивидуальные объекты, составляющие данный коллектив, ведут себя как совокупность случайных процессов по отношению ко всему коллективу, поведение которого необходимо, причем сама эта его необходимость выводится путем суммирования или «усреднения» множества компенсирующих друг друга случайностей.

Переходя к последнему коренному признаку различия законов природы по способу их выражения, заметим, что все вообще признаки законов природы тесно связаны между собой и в известной мере перекрывают друг друга. Это, по сути дела, — лишь различные разрезы законов природы, часто совмещающиеся один с другим, так что одни разрезы не исключают других. Поэтому один и тот же закон природы может быть отнесен к различным видам законов в зависимости от того, какой разрез при его характеристике учитывается в данном случае. Отсюда следует, что проводимое нами деление законов природы на различные виды (или классы) довольно условно и не предполагает каких-либо резко проведенных границ.

В. Из числа тех видов законов, которые можно связать с различным способом их выражения, назовем следующие:

8) Законы качественные и количественные. Первые отражают такие отношения между объектами природы, которые не носят количественно-измеримого характера, а потому выражаются либо в словесной формулировке, либо с помощью определенной символики, но без применения математических формул. Это зависит в значительной мере от уровня развития самой науки, изучающей данную область явлений природы, а также от характера самих объектов природы, закономерную связь между которыми выражает данный закон. Например, подавляющее большинство биологических законов носит качественный характер. К их числу можно отнести известный геккелевский биогенетический закон, гласящий, что онтогения (индивидуальное развитие организма) в общих чертах и очень кратко повторяет филогению (историческое развитие всего данного рода). Многие законы геологии также носят качественный характер.

Вторые (количественные) законы связаны с теми областями явлений природы, которые поддаются измерению, так что зависимости между объектами здесь могут быть выражены в количественной форме посредством математических отношений. Такой характер носят, как правило, законы механики, физики, астрономии, а в последнее время — и химии, словом, тех наук, которые именуются точными.

Количественные законы характеризуются присутствием в их математическом выражении знака равенства (=) или неравенства (≠), в частности, знаками «больше» и «меньше».

Выражение всех принципов (или законов) сохранения включает в себя знак равенства ( = Const). Знак неравенства играет не менее важную роль при математическом выражении тех или иных законов природы. Например, соотношение неопределенностей Гейзенберга имеет выражение, указывающее, что произведение из неточностей при одновременном определении координаты частицы и ее импульса, не может быть меньше некоторой постоянной величины, пропорциональной планковской постоянной h. В этом соотношении неравенства выражен один из основных законов квантовой механики.

В химической термодинамике при выведении «правила фаз» Гиббс руководствовался тем, что между числом уравнений, которые связывают собой данные величины, и числом налагаемых условий должно существовать соотношение неравенства, иначе не получится их совместимое решение. В результате этого само «правило фаз» выступило как, неравенство: разность между числом компонентов (n) и числом присутствующих в системе фаз (k) не должна быть численно больше, чем 2. Отсюда вытекает иная формулировка этого же закона, гласящая, что nk + 2 — f, где f есть степень свободы (или вариантность) данной системы.

Количественный момент в выражении законов природы, особенно тех, которые относятся к числу физических, играет весьма существенную роль и должен быть отражен в самой формулировке данного закона. Так, фундаментальный закон Эйнштейна: Е = mc2, формулируется иногда только как закон взаимосвязи массы и энергии. Но при такой формулировке выпадает из поля зрения количественная сторона этой взаимосвязи, а именно соотносительность Массы и энергии (так как единице массы всегда соотносится определенное количество энергии). Последнее обстоятельство неудачно выражено в определении этого закона как закона эквивалентности массы и энергии. Однако при всей неточности последней формулировки в ней имеется одно достоинство: оно подчеркивает количественную сторону взаимосвязи между Е и m в названном законе.

В науках, где по преимуществу законы природы выступают в их качественном виде, как, например, в биологии, в отдельных случаях могут иметь место и количественные законы, но они пока еще не играют здесь решающей роли. Таковы, в частности, количественные законы Менделя, касающиеся расщепления наследуемого признака у потомков в отношении 1 : 3.

9) Законы, выражающие функциональную зависимость между объектами природы, их свойствами, состояниями и т. д. Функциональная связь выражает собой закономерную связь явлений природы, в том числе она может выражать и их причинно-следственную зависимость (но не только ее одну), но при соблюдении двух главных условий: во-первых, при условии, что отражается только одна количественная сторона закономерной связи, что дает возможность выразить ее математической формулой, и, во-вторых, при условии, что имеется налицо взаимозависимость величин (в частности — взаимодействие причины и следствия, благодаря чему создается возможность для них обмениваться своими местами); последнее обстоятельство находит свое выражение в том, что аргумент и функция в функциональном выражении закона могут меняться местами: аргумент может становиться функцией, и наоборот. Например, упоминавшийся уже неоднократно закон Бойля — Мариотта, как и главнейшие термодинамические отношения вообще, предстоит перед нами в функциональном виде p = f (v), или, соответственно, v = φ (р), ибо при определенных условиях причиной изменения состояния газа может оказаться не только давление, но и объем газа. Функциональное выражение законов природы является настолько широким (при соблюдении указанных выше двух условий), что оно включает в себя и такие виды законов, которые не подразумевают причинно-следственных отношений между зависимыми сторонами А и В. Так, выражение механики s = f (t), говорящее, что пройденный телом путь (s) есть функция от времени (t), не выражает никакого причинного отношения между s и t, между тем функциональная зависимость здесь налицо.

Мы так подробно разобрали и охарактеризовали различные виды законов природы для того, чтобы показать, в чем состоит их действительное различие. Оно носит такой же объективный характер, какой присущ и самим законам. Поэтому нельзя вопрос об объективной структуре закона (о его «конституции») или о границах его действия и т. д. смешивать с гносеологическим вопросом о большей или меньшей объективности законов природы того или иного вида, о их большей или меньшей истинности и достоверности. Все, что существует в самой природе, т. е. вне и независимо от субъекта, одинаково истинно, одинаково объективно. Всякая постановка вопроса о меньшей или большей объективности приводит здесь не только к недоразумениям, но и серьезным философским ошибкам.

Например, английский неопозитивист А. Айер, исходя из тех соображений, что законы диалектики обладают предельно широкой сферой действия (а это связано с их наибольшей всеобщностью), делает вывод о их несостоятельности, т. е. лишает их объективного значения, исключает их из числа законов действительного мира. Такая точка зрения приводит к установлению градации объективной значимости законов: чем более узким и частным является тот или иной закон, тем большей реальностью, объективностью или же истинностью он якобы обладает. Напротив, чем более широким, общим оказывается закон, тем его реальность становится меньше, а вместе с этим уменьшается и степень его объективности, его истинности. В пределе мы придем к тому, к чему пришел Айер: законы диалектики как всеобщие, наиболее широкие, в силу уже одного этого должны быть признаны неистинными, несуществующими.

Философская ошибка здесь очевидна; она возникла из-за смешения вопроса о широте и общности законов, целиком относящегося к характеристике самого объекта и его законов, с гносеологическим вопросом об истинности и объективности, который совершенно не зависит ни от сферы действия законов, ни от их общности, ни от типа структуры самой закономерной связи, отражаемой данным законом. Здесь мы сталкиваемся с такой же, по сути дела, логической ошибкой, как и в случае смешения гносеологического понятия материи как объективной реальности, данной нам в ощущениях, с вопросом о физическом строении материи. Этот излюбленный прием махистов, полностью разоблаченный Лениным в начале XX в., сейчас повторяют в отношении понятия «закон» современные неопозитивисты, как это мы видели на примере Айера.

Итак, материализм означает признание объективности законов природы и, следовательно, невозможности их творения, ликвидации и видоизменения человеком по своему усмотрению. Этим материализм открывает широкие перспективы для науки, которая изучает объективную закономерность природы. Позиция субъективизма — прямо противоположна; она вытекает из отрицания объективности законов природы, из объявления их продуктами человеческого разума. Произвольная подмена объективных законов природы несуществующими, вымышленными «законами» характеризует реакционное существо современного «физического» идеализма.

  1. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 136.
  2. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 159.
  3. Там же.
  4. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 174.
  5. М. В. Ломоносов. Полное собрание сочинений, т. 3. М., 1951, стр. 183, 185.
  6. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 3, стр. 536.
  7. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 13.
  8. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 353.
  9. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 18, стр. 164.
  10. П. Ланжевен. Избранные произведения, М., 1949, стр. 359.
  11. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 48.
  12. Сб. «Философские проблемы современного естествознания», М., 1959, стр. 234—235.
  13. Там же, стр. 235.
  14. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 25, ч. I, стр. 246.
  15. Д. И. Менделеев. Периодический закон. М., 1958, стр. 249.
  16. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 549.
  17. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 111.
  18. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 29, стр. 138.
  19. Там же, стр. 136.
  20. Там же.

Оглавление