Глава вторая. Скопчество в христианстве

Прежние исследователи скопчества, принадлежавшие преимущественно к среде духовенства и чиновничества, искусно обходя факты наличия скопчества как в теории, так и в практике христианства, всячески старались доказать, что христианская религиозная мысль неповинна в возникновении «изуверской скопческой ереси».

Скопчество не изучалось в связи с христианством, как это необходимо, — с ним только боролись. Несмотря на отсутствие сколько-нибудь убедительных данных, скопцов обвиняли (так же как и хлыстов) в людоедстве, разврате, в употреблении крови новорожденных детей.

Все эти обвинения возводились попами и царскими чиновниками против скопцов, равно как и против других враждебных православному культу религиозных организаций, с целью показать, как мало общего с христианством имеют ушедшие в секту изуверы и насколько вредно и пагубно их учение. Отнюдь не ставя себе задачей обелить скопчество, мы, однако, скажем в настоящем очерке только правду о скопцах, которой, кстати сказать, они и сами не отрицают.

Прежде всего вспомним основную христианскую формулу спасения. Эта формула гласит: чем хуже телу, тем лучше душе. Идея физического самоистязания красной нитью проходит через всю историю христианства. А разве скопчество не является пределом физического самоистязания? С этой точки зрения скопцы не только не отщепенцы, а наоборот, наиболее ревностные поборники и адепты идей христианства.

Среди христианских форм богоугодничества скопчество по праву должно было бы занимать такое же почетное место как самоистязание голодом, бичеванием и т. п.

Православная церковь боролась со скопчеством, как с организованной сектой, не потому, что боялась за будущее рода человеческого и считала скопчество явлением безнравственным, а потому, как мы это увидим ниже, что под знаменем скопчества объединились социальные силы враждебные хранителям господствующего православного культа.

Мы совершенно не видим принципиальной разницы между основателями секты скопцов, «проклятым еретиком» Селивановым» и, например, преподобным иноком Феодосием. Как тот, так и другой подвизались в самоистязании. Селиванов «раскаленным железом отжег детородные своя уды»; о Феодосии же читаем в «Житиях святых» следующее: «Когда летом бывало много оводов и комаров, он садился над пещерой, обнажив тело свое до пояса, и прял шерсть да пел псалмы; множество оводов и комаров покрывали все его тело, ели его и пили его кровь; отец же наш сидел без движения, не вставая с места до утрени».

Преподобный Иринарх, затворник ростовского Борисоглебского монастыря, не довольствуясь умерщвлением плоти путем голодания, «тело свое бил палкой, непрестанно творя молитву», а в иных случаях — и железным кнутовищем. Носил на себе тяжелые вериги, железную цепь более 25 саженей длиной, железную шапку и рубашку из свиного полоса. В заключение приковал себя цепью к сиденью и так, на цепи сидя, дожил остаток дней своих.

Святой Симеон-столпник всю жизнь простоял на столпе, а святой Никита-столпник Переяславльский, прежде чем окончательно укрепиться в своем затворе, разделся донага и залез в болото, невзирая на тучи облепивших его комаров и оводов.

«Жития святых» изобилуют такого рода примерами самоистязаний, не менее гнусных, чем скопчество, однако христианская церковь не квалифицирует их поступками, противными богу и естеству человека».

До чего может довести религиозный фанатизм на христианской почве и поощряемое христианством стремление покинуть полную страданий земную жизнь с тем, чтобы заслужить грядущее небесное блаженство, показывает случай приводимый в книге Максимова «Сибирь и каторга». Некий старец Никита, не желая отстать в религиозной последовательности от древних ревнителей благочестия, подобно Аврааму, приносящему в жертву сына Исаака, решил в жертву богу принести своих детей.

По-видимому, ангел к нему не явился и руки его не отвел. Дети были зарезаны и сожжены вместе с домом. Будучи сослан в Сибирь и обуреваемый желанием совершить еще больший религиозный подвиг, Никита вкопал в землю деревянный крест и сам себя распял на нем, прибив железными гвоздями ноги и руку. Свой поступок он объяснил тем, что «Христос страдал — и нам велел».

Итак, является ли скопчество изуверской сектой? Безусловно да, — однако не в большей мере, чем ряд других форм богоугодничества, характерных для «высоконравственного учения», именуемого христианством.

Скопчество — венец христианской морали, логическое завершение евангельских путей к достижению небесного блаженства.

Приводимые ниже евангельские и библейские тексты являются для скопцов отправным пунктом религиозного обоснования скопчества. Исходя из этих текстов, скопцы доказывают необходимость оскопления для последовательного христианина и искусно пользуются ими как в устных спорах с противниками скопчества, так и в своих агитационных писаниях. Не рискуя чрезмерно загружать книгу, приводим лишь наиболее характерные из евангельских аллегорий, по-своему истолковываемых скопцами.

Кроме евангельских и библейских текстов, прямо или косвенно призывающих к оскоплению, весьма существенным доводом за необходимость оскопления является личный пример отцов христианства. О том, что скопчество — не случайное явление в христианстве, говорит хотя бы факт наличия в списке христианских святых 72 евнухов.

В III в. существовала даже специальная организация скопцов-христиан, называемых по имени основателя секты Валезия — валезианами. Последователи Валезия обязаны были оскопляться, давали обет не есть мяса, не пить вина и, разумеется, не жить с женщинами. Валезиане оскопляли не только путем уговоров, обещаний материальных благ, но и насилиями.

Наиболее пышного развития христианское скопчество достигло в некогда могущественной Византийской империи, где скопцы занимали не только высшие церковные должности, но нередко стояли и во главе государства. Достаточно упомянуть лишь несколько таких известных имен, как, например, Евтропий, патриций и консул при императоре Аркадии в IV в., Нарсес, министр и полководец при императоре Юстиниане в VI в., Ставрикий и Лев Клок, царедворцы при дворе императрицы Ирины в конце VIII и начале IX в., «святые» патриархи цареградские, Игнатий и Мефодий, — и станет ясно, что роль скопцов (евнухов) в восточных деспотиях далеко не исчерпывалась обязанностью стеречь брачное ложе властелина.

Конгломерат^[1] из остатков религиозных систем древнего мира, легший в основу христинства, естественно впитал в себя и скопчество, не отказав в уважении конкретным носителям этой идеи.

Руководители греческого христианства не только не боролись со скопчеством, но продолжали идеализировать его даже в близкое к нам время, как об этом свидетельствует грамота «блаженного» Григория V, патриарха константинопольского (1739 — 1821 гг.).

Обращаясь к монахам, патриарх благословляет их на подвижничество: «Здесь скопцы, блюстители девства и чистоты, которые, по словам господа, оскопили себя царствия ради небесного (Евангелие от Матфея, гл. XIX, ст. 12), отсекши собственною своею волею все; с юности соблюдшие себя чистыми от скверны или по согласию, любви Христовой ради, расторгшие союз брачный или же от греховной жизни обратившиеся к покаянию. Все сии сподвижники здесь собираются покаянием умилостивлять бога и врачевать недуг греха. От бед и треволнений житейского моря они обретают тихое пристанище в общежитии и достигают тут скорого избавления из глубины страстного волнения».

Монахи прямо называются здесь скопцами. И вполне логично сектанты-скопцы говорят поэтому: «Мы — те же монахи, только в миру, мы следуем Евангелию буквально».

В ближайшее к нам время скопчество как форма христианского богоугодничества наиболее сильно свирепствовало в католической церкви.

Вплоть до XVIII века, с благословения «святого престола», в одной только Италии ежегодно оскопляли 400 мальчиков. Детей калечили ради сохранения их тонких дискантных голосов, которыми несчастные украшали церковные хоры. О вполне легальном, освященном христианством изуверстве свидетельствует булла папы Климента VIII в XVII веке, признающая’ скопчество богоугодным делом. Изуверство дошло до того, что на некоторых домах в итальянских городах висели вывески с надписью: «Здесь оскопляют мальчиков за умеренную плату».

Нам могут оказать, что итальянское скопчество не имело в виду опасение душ оскопляемых детей. Но для того, чтоб совершать столь невероятное по своей жестокости преступление, нужно было найти моральное оправдание.

Это оправдание католические изуверы черпали в том же Евангелии, кастрируя детей, церковь и выгоды свои блюла и «души спасала». Справедливость требует сказать, что папа Климент XIV в XVIII веке осудил скопчество, но осуждение это вызвано было причинами чисто политического характера, а отнюдь не какими-либо другими.

К скопчеству, как и к другим видам аскетизма, нередко прибегали враждебные господствующей церкви секты, противопоставляя идеал нищеты и страданий роскоши католических попов.

Гнуснейший контрреволюционный католический орден «терциаров» предписывал последователям «святого» Франциска Асизского еженедельно по пятницам бичевать себя в память страданий христовых, носить на голом теле толстую веревку с пятью узлами и вообще не избегать физической боли. Правда, в наши дни орден «терциаров» предпочитает угождать господу путем организации побоищ колониальных народов и интервенции против СССР, но в средние века францисканцы толпами ходили по городам с публичным самобичеванием, нередко нанося себе смертельные раны. «Не жалеть плоти для господа» — таков лозунг, которым любая религия в прошлом и настоящем прикрывает язвы классовых противоречий, материальную нищету человека, его физические и нравственные страдания под пятою класса-поработителя.

Возвращаясь к характеристике скопчества как формы христианского богоугодничества, заметим, что оно далеко не ограничивается сектой скопцов. Элементы скопчества с большей или меньшей последовательностью выражены в ряде, кидалось бы, ничего общего со скопчеством не имеющих сект. Нынешний руководитель секты «евангельских христиан» Я. Жидков неоднократно заявлял, что скопческие идеи ничего общего с евангелизмом не имеют.

А между тем, стоит лишь раскрыть «Духовные песни» евангельских христиан, — и мы находим ряд песнопений, трактующих вопросы плотской жизни человека с чисто скопческой последовательностью. История скопчества знает несколько случаев последовательного завершения религиозных блужданий от евангелизма к скопчеству. Судившийся в 1930 г. за скопчество некий Высоцкий, прежде чем прийти к скопцам, не малое время «духовно перерождался» у «братьев» евангелистов.

На стр. 37 «Духовных песен»^[2] мы находим стих, по-видимому, извлеченный евангелистами из духовного арсенала скопцов. Впрочем, могло быть и обратное (см. приложение на стр. 155, «О заблудшей овце»).

Широко известный в сектантском мире Иван Проханов в своих сочинениях «Свирель Давида», вошедших в сборник «Духовных песен» и предназначенных для юношества, с чрезвычайной яркостью выразил сектантские идеалы, отличные от скопчества лишь качественно, но не в принципе. Характерно, что даже скопческая терминология свойственна евангельским христианам. Приведем факты.

Подобного рода писаниной пропитаны все сочинения современного Селиванова.

Другой вопрос, что евангельские христиане не претворяют мысли Проханова в жизнь.

Объясняется это простой непоследовательностью евангелистов, на словах ратующих за жертву плоти для господа, а на деле продолжающих плодить потомство.

1. Конгломерат — соединение отдельных частей. ↑

2. Сборник духовных песен Е. X. 1927 г. ↑