3.3. Нейропсихологический контекст. Феноменология мистического переживания

Используя обширный материал исторических свидетельств, личных писем, дневников, W.James[1] установил четыре критерия мистических переживаний:

Неизреченность. Невозможность в полной мере выразить словами сущность своего переживания.

Интуитивность. Недоступное для трезвого рассудка проникновение в глубины «истины», выражающееся откровениями, моментами внутреннего просветления, неизмеримо важными для тех, кто его пережил.

Кратковременность. Накладывает временные ограничения на мистическое переживание — от получаса до двух часов.

• Бездеятельность воли. Подчеркивается произвольность погружения в мистическое состояние с помощью сосредоточения внимания, ритмических телодвижений и т. д. Однако по мере продвижения произвольность волевых актов утрачивается, воля ощущается парализованной, что роднит эти состояния с медиумическим трансом.

Указывая на известное сходство мистических состояний с состояниями измененного сознания вследствие наркотического опьянения эфиром или окисью азота, W. James утверждает, что в отличие от них, мистические переживания всегда оставляют воспоминания об их сущности и глубокое ощущение их важности. Наряду с компонетами, отмеченными W.James, М.Элиаде придает важную роль свету. В работе «Опыты мистического света»[2] он выделяет следующие типы переживаний: 1) разрушительный, ослепляющий свет, примером которого может быть опыт святого Павла по дороге в Дамаск (Деян. 9:3-7); 2) чрезвычайно интенсивный, сверхъестественный свет, озаряющий материю до самых глубин, но не разрушающий ее; 3) внутренний свет, ощущаемый во всем теле с чувством вознесения ввысь.

Воспользовавшись примерно той же методикой, что и W.James, американский психолог A.Maslow установил, что мистическое переживание не является абсолютно изолированным феноменом, но имеет аналоги и в обычной, нерелигиозной психической жизни[3]. Исследователя интересовали переживания, причиной которых были влюбленность, услышанная музыка, неожиданно потрясшая книга или картина, мгновения творчества. Результаты личных бесед с 80 респондентами и изучения 190 письменных работ помогли описать «идеальный» композитный синдром. Общие во всех ответах моменты «высшего счастья и свершения» автор назвал «пиковыми» переживаниями, которым свойственно: 1) восприятие объекта целым, завершенным, в отрыве от его связей, назначений, возможной полезности; 2) абсолютное сосредоточение внимания на объекте с восприятием мельчайших деталей и отсутствием сепарации значимых и незначимых его компонентов; 3) нарушение ориентировки с утратой ощущения протяженности времени; 4) положительный эмоциональный фон с признаками удивления, благоговения, смирения и подчинения.

Таким образом, как для пиковых переживаний, так и для религиозных мистических состояний общим являются неболезненные «измененные состояния сознания», содержащие по К.Jaspers множество модусов, общим фактором которых является отклонение от нормальной ясности, континуальности и связи с «Я»[4].

Измененное сознание как диспозиционный фактор возникновения религиозных мистических состояний отмечали многие авторы. R.Fisher выделил два взаимно исключающих континуума измененных состояния сознания, генерирующих мистические переживания. Первый — эрготропный — включает в мистические переживания экстаз, визуализированные представления, галлюцинации. Второй — тропотропный — способствует расслаблению, пассивности, созерцательности[5].

Концепция «бимодального сознания» A. Deikman[6] предполагает существование двух модусов: активного и рецептивного (воспринимающего). Мистические техники автор связывает с доминированием рецептивного модуса. На основе экспериментов со здоровыми испытуемыми он пришел к заключению, что принципиальным моментом в создании мистического опыта является процедура умозрительной медитации, при которой медиативный тренинг ведет к образованию интрапсихических барьеров, направленных против отвлекающих стимулов. По A.Deikman многие явления, описанные в мистических переживаниях, могут быть расценены как последствия частичной дезавтоматизации психических структур, организующих и интерпретирующих перцепционные стимулы.

Эволюционный подход к пониманию мистических явлений применил K.Wilber, разделив процесс развития сознания на три стадии: 1) предперсональную (волшебное и мифическое сознание); 2) персональную (рациональное сознание); 3) трансперсональную (сознание божественного присутствия, формирование высших форм психики: совесть, сострадание и т. д.). Каждой из этих стадий соответствует определенный спектр психических расстройств[7].

В последние десятилетия предпринимались попытки поиска нейрофизиологических коррелятов мистических состояний. Исследования, проводимые в момент медитации, выявили на ЭЭГ у испытуемых гиперсинхронизацию в результате избыточной синаптической бомбардировки серотонином и глютаминовой кислотой[8], блокировку a-ритма вследствие повышения функциональной активности мозга (напряженное внимание, интенсивная психическая работа)[9], изменение метаболизма дофамина[10]. На основании проведенных нейрофизиологических исследований М. Persinger[11] выдвинул гипотезу о сходстве изменений в височной доле при эпилепсии и при мистическом погружении.

Естественнонаучная интерпретация нейрофизиологических коррелятов мистических состояний содержится в работах основоположников нейротеологии A.Newberg и E.D’Aquili. По их мнению, изменения электрической активности, происходящие в лимбической системе, вовсе не говорят о том, что мозг «создает бога», однако он естественным путем создает механизмы, которые делают возможным религиозный опыт. В своих работах они выдвигают гипотезу о том, что в отличие от феноменологии, т. е. изучения путей, которыми религиозные люди приходят к религиозной вере и практике, нейротеология обнаруживает паттерны, которые являются универсальными и независимыми от культуральных матриц. «Групповые ритуалы, как и индивидуальная религиозность, способствуют вовлечению одних и тех же эмоциональных разрядов, имеющих отношение к эмоциям страха, умиротворения или экстаза. Эти эмоции и этот опыт могут быть вызваны деафферентацией, т. е. ограничением доступа информации к мозговым структурам»[12].

Итак, нейропсихологический аспект существенно дополняет рассмотрение религиозно-мистических состояний в рамках дихотомии «ясное/измененное сознание». Этот методический подход важен для психиатрии, поскольку, исследуя феномен сознания, устанавливает взаимосвязь между клинической психиатрией, философией и нейрокогнитивными науками.

  1. James W. The varieties of religious experience. — Cambridge, Mass: Harvard University Press, 1985. — 669 p.

  2. Элиаде М. Космос и история. Избранные работы: Пер. с фр.— М.: Прогресс, 1987. — 311 с.

  3. Maslow A. Religions, Values and Peak Experiences. — N.Y.: Pengium books, 1976. — 123 p.

  4. Jaspers K. Allgemeine Psychopathologie. — 3 Auft — Berlin: Thieme, 1923. — 420 S.

  5. Fisher R.A. Cartography of Ecstatic and Meditative States: The Experimental and Experiential Features of Perception-Hallucination Continuum are Considered // Science. — 1971. — Vol. 174. — P. 897-904.

  6. Deikman A. Experimental Meditation // J. Nerv. Ment. Dis.— 1963. — Vol. 136.- P. 329-343.

  7. Wilber K. The developmental Spectrum and Psychopathology: Treatment Modalities // Transper. Psychol. — 1984. — № 16. — P. 137—166.

  8. Jaseja H. Meditation may predispose to epilepsy: an insight into the alteration in brain environment induced by meditation // Med. Hypotheses. — 1. — Vol. 64, № 3. — P. 464-467.

  9. Lo P.C., Huang M.L., Chang K.M. EEG alpha blocking correlated with perception of inner light during zen meditation // Amer. J. Clin. Med. — 2003. — Vol. 31, № 4. — P. 629-642.

  10. Kjaer T.W., Bertelsen C., Piccini P. et al. Increased dopamine tone during meditation-induced change of consciousness // Brain Res. Cogn. Brain Res. — 2002. — Vol. 13, 2. — P. 255-259.

  11. Persinger M. Religious and mystical experiences as artifact pf temporal lobe function: a general hypothesis // Percept. Mot Skills. — 1983. — Vol. 57, № 3, Pt. 2. — P. 1255-1262.

  12. Newberg A. B., D’Aquili E., Rause V. Why God won’t go away: brain science and the biology of belief. — N.Y.: Ballantine Books, 2001. — 226 p.

Оглавление