Преодоление просветительского подхода к религии

Настроения крестьянства в 40—60-х гг. XIX в. получали идеологическое оформление в произведениях В. Г. Белинского. А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева и других революционно-демократических мыслителей. Это обстоятельство неоднократно отмечал В. И. Ленин. Он подчеркивал, что герценовский «Колокол» «встал горой за освобождение крестьян»^[1]. Демократизм Добролюбова и Чернышевского Ленин называл мужицким^[2].

На грани 50—60-х гг. крестьянская революция, идеологами которой являлись революционные демократы, стала приобретать различимые контуры; современники предчувствовали ее возможность, хотя отношение к ней в различных слоях общества не было, естественно, одинаковым. То, что социальный взрыв в России мог в это время произойти, допускали К. Маркс и В. И. Ленин.

Крестьянская революция в России, дополняющая пролетарскую революцию на Западе, стимулировала бы ускоренное развитие страны, позволила бы избегнуть некоторых стадий, которые переживались или были пройдены уже народами Европы и Северной Америки.

В 70-х гг. К. Маркс и Ф. Энгельс обстоятельно ознакомились с сочинениями Чернышевского. С этого времени его имя постоянно встречается в их публикациях и переписке. Маркс называл его великим ученым, а его статьи, где была изложена концепция о том, что для России не обязательно проходить стадию капитализма, — замечательными^[3]. Несмотря на то, что в России XIX в. некапиталистический путь развития, теоретическая разработка которого была начата революционными демократами и продолжена Марксом и Энгельсом, осуществлен не был, концепция достижения социализма, минуя капитализм, имела выдающееся значение для социологии.

Ленин охарактеризовал в философском плане двух революционных демократов — Герцена и Чернышевского. Но его основные оценки вполне могут быть распространены и на их соратников — Белинского и Добролюбова: философские взгляды их имели существенно общие черты.

Ленин писал о Герцене: «Он усвоил диалектику Гегеля… Он пошел дальше Гегеля, к материализму, вслед за Фейербахом… Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализмом»^[4].

Чернышевского Ленин называл великим русским гегельянцем (имея в виду его приверженность к диалектике) и материалистом. Он считал, что при решении некоторых вопросов философии «Чернышевский стоит вполне на уровне Энгельса…». По словам Ленина, Чернышевский «сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма», хотя он и «не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса»^[5].

В тех или иных странах мира и в разные периоды своей истории революционная демократия проявляла неодинаковое отношение к проблемам религии и атеизма. В современном мире представлена вся гамма этих отношений. Некоторые революционно-демократические лидеры авангардных партий, осуществляющих свою деятельность в странах социалистической ориентации, заявляют о намерениях бороться с религией, используя против нее научные знания и атеистическую пропаганду. Часть революционных демократов пытается найти в религиозных взглядах поддержку своим идеям социальной справедливости. Другие обращаются к религии по тактическим соображениям, не желая вступать с ней в конфликт из-за того влияния, которым она пользуется у значительных слоев населения. Есть в современной революционной демократии и теологическое направление.

Русские революционные демократы прошлого столетия являлись не только противниками религиозного мировоззрения, но и видными теоретиками атеизма.

В их произведениях религия рассматривалась во взаимосвязи с другими социальными явлениями, благодаря чему религиоведение приобретало существенно новые черты. Имея таких предшественников, в частности, как Г. Гегель и Л. Фейербах, революционные демократы превзошли их в целом ряде вопросов религиоведения; они приблизились к научному атеизму, который в это время создавался Марксом и Энгельсом.

Особую значимость для революционных демократов имела религиозность того класса, идеологами которого они были. Эта религиозность, по их мнению, прежде всего результат социального угнетения и приниженности. Герцен писал о том, кто и почему верит в «нетленность» мощей и другие религиозные чудеса: «Чудесам поверит своей детской душой крестьянин, бедный, обобранный дворянством, обворованный чиновничеством, обманутый освобождением, усталый от безвыходной работы, от безвыходной нищеты, — он поверит. Он слишком задавлен, слишком несчастен, чтоб не быть суеверным. Не зная, куда склонить голову в тяжелые минуты, в минуты человеческого стремления к покою, к надежде, окруженный стаей хищных врагов, он придет с горячей слезой к немой раке, к немому телу…»^[6].

И французские атеисты XVIII столетия, и Фейербах полагали, что основное средство борьбы с религией — просвещение. Просветители Франции рассматривали религию как следствие невежества и чрезмерной доверчивости народа, отдающих его в руки духовенства. Одолеть религию могут лишь знания. По образному выражению Фейербаха, «ночь есть мать религии». Отказаться от религии значит обратиться к науке — физике, астрономии, физиологии, ибо «никто не может служить двум господам»^[7].

Просветительский подход к религии преодолен в марксизме, вскрывшем ее социальные корни. Было выяснено, что для устранения религии одних знаний недостаточно; для этого необходима перестройка порождающей ее социальной действительности.

О недостаточности просветительства для изживания религии писали и революционные демократы. Они отмечали, что просветительство, несмотря на все его усилия, так и не добилось в борьбе с религией того успеха, на который рассчитывало. Избавиться от религии путем просвещения не удавалось. «Во всю тысячу и одну ночь истории, — писал Герцен, — как только накапливалось немного образования, попытки эти были; несколько человек просыпались, протестовали против спящих, заявляли, что они наяву, но других добудиться не могли. Появление их доказывает, без малейшего сомнения, возможность человека развиваться до разумного пониманья». Но человечество в целом так и не удавалось пробудить. «Люди, которые поняли, что это сон, — продолжает Герцен, — воображают, что проснуться легко, сердятся на спящих, не соображая, что весь мир, их окружающий, не позволяет им проснуться»^[8]. Так отзывался Герцен о тех, кто слишком большие надежды возлагал на одно лишь просветительство.

Знаний, просвещения, атеизма, считали революционные демократы, недостаточно для того, чтобы полностью освободиться от религии. Разум, по словам Герцена, давно казнил бога, подобно тому как во времена Великой революции конвент — французского короля. Но торжество разума, так же как и республиканцев, было преждевременным. «Как будто достаточно атеизма, чтоб не иметь религии, как будто достаточно убить Людовика XVI, чтоб не было монархии»^[9].

Верх над религией, по мнению революционных демократов, будет взят окончательно лишь тогда, когда в результате революций будущего появится новое общественное устройство. Только тогда будут обречены те социальные иллюзии, и религия в их числе, борьба с которыми ведется уже давно. «Мы, — писал Герцен, — передаем веру в ложных богов нашим детям, обманываем их так, как нас обманывали родители, и так, как наши дети будут обманывать своих, до тех пор, пока переворот не покончит со всем этим миром лжи и притворства»^[10].

Атеизм, опирающийся на материализм и диалектику, — неотъемлемый элемент русской революционно-демократической философии.

Ленин В. И. Поли. собр. соч. — Т. 21. — С. 259. ↑
См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 36. — С. 206. ↑
См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 19. — С. 116—119. ↑
Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 21. — С. 250. ↑
Ленин В. И. Полн. собр. соч. — Т. 18. — С. 382, 384. ↑
Герцен А. И. Собр. соч. — В 30 т. — М., 1958. — Т. XV.— С. 134. ↑
Фейербах Л. Избранные философские произведения. — М., 1955. — Т. II. — С. 229, 739. ↑
Герцен А. И. Собр. соч. — В 30 т. — М., 1957. — Т. XI.— С. 232. ↑
Герцен А. И. Собр. соч. — В 30 т. — М., 1955. — Т. VI. — С. 45. ↑
Герцен А. И. Собр. соч. — В 30 т. — Т. VI. — С. 128. ↑

Содержание