Суд разума

Просвещение — одно из направлений в буржуазной идеологии того периода, когда она активно противоборствовала с феодальной. Возникнув в конце XVII столетия, Просвещение достигло расцвета в следующем, XVIII. Классической страной Просвещения стала Франция. Французское Просвещение XVIII в. оказало значительное воздействие не только на собственную страну, но и на целый ряд других стран, в том числе и Россию.

Просвещение отличает вера во всемогущество разума, который способен менять мир к лучшему. Ф. Энгельс так говорил о просветителях: «Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближавшейся революции, сами выступали крайне революционно. Никаких внешних авторитетов какого бы то ни было рода они не признавали. Религия, понимание природы, общество, государственный строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий рассудок стал единственным мерилом всего существующего»^[1].

Влияние просветителей в XVIII столетии было столь велико, что за этим столетием утвердилось даже название — век Просвещения. Просвещение воздействовало не только на умы людей, сочувствовавших новым общественным отношениям, но и на тех, которые им противодействовали. Идеологи и деятели феодализма, двигавшегося уже по нисходящей линии, но пытавшегося еще удержаться на общественной арене, проявляли интерес к расчетам просветителей на мирный путь социального развития, к их попыткам просветить монархическую, абсолютистскую власть, превратить ее в поборницу прогрессивных социальных начинаний. Возник так называемый просвещенный абсолютизм, социальное явление, сопутствующее Просвещению. Собственно говоря, модель просвещенного абсолютизма была заимствована из произведений просветителей. Правители ряда феодальных государств воплотили ее в практику социальной жизни. Просвещенный абсолютизм заимствовал у французского Просвещения абстрактные принципы и облек собственную политику «в нарядные одежды современных идей», которые были при этом перелицованы^[2].

Похожие по внешним признакам Просвещение и просвещенный абсолютизм имеют различную социальную природу. Просвещение — явление буржуазного порядка, просвещенный абсолютизм — феодального.

Просвещенный абсолютизм просуществовал около полувека: с 40-х по 80-е гг. XVIII столетия включительно.

В это время правители одной феодальной страны за другой обращались к просвещенному абсолютизму, так что в конце концов образовалась целая система государств, придерживавшихся подобной политики. Просвещенный абсолютизм существовал в Пруссии, Австрии, Швеции… Появился он и в России.

Просвещение и просвещенный абсолютизм в России, будучи новыми образованиями, продолжали тенденции, существовавшие ранее на протяжении длительного времени. Просвещенный абсолютизм стал преемником того обновления социальных и политических институтов, которое осуществлялось со второй половины XVII в., тех преобразований и реформ, которые датируются концом XVII — началом XVIII столетия. Русское Просвещение уходит своими историческими корнями в те идейные искания, которые велись с иных, антифеодальных позиций.

В России, как и в других странах, Просвещение и просвещенный абсолютизм — явления не тождественные, не однопорядковые.

Просвещенный абсолютизм в России оформился в начале 60-х гг. XVIII в. при правлении Екатерины II. С произведениями западноевропейских просветителей, главным образом французских, Екатерина II познакомилась, еще не будучи на престоле, и стала использовать высказанные в них идеи в различных политических декларациях и программах сразу же после дворцового переворота, совершенного в июне 1762 г. и сделавшего ее императрицей.

Императрица наладила личные контакты с видными деятелями французского Просвещения. Она много лет переписывалась с Ф. М. Вольтером, Ж. Л. Д’Аламбером, Д. Дидро, обменивалась с ними политическими сведениями, просила советов по проблемам философии. В 1773 г. Дидро, один из создателей «Энциклопедии», приезжал в Петербург по ее приглашению.

Екатерина II была не только инициатором изданий тех или иных работ французских просветителей на русском языке, но иногда и сама участвовала в их переводах. Конечно, сочинения эти переводились выборочно.

Наиболее привлекательными в них для Екатерины II и ее окружения были упования французских мыслителей на деятельность просвещенного монарха, который может внедрить в подвластном ему государстве истинную свободу и всеобщее благоденствие. Екатерина II со своей стороны неоднократно выражала убежденность, что именно в этом и состоит ее миссия: с помощью своих французских друзей она будет просвещать русский народ и претворять в жизнь идеалы Просвещения.

Политика просвещенного абсолютизма осуществлялась, однако, таким образом, что политические программы и декларации, рассуждения об общем благе не воплощались в практические действия, способные затронуть основы существующих социальных порядков: крепостничество продолжало не только оставаться незыблемым, но и укреплялось; абсолютизм не обнаруживал ни малейших тенденций к самоограничению.

Императрица считала себя философом на троне. И не каким-нибудь, а самым передовым, последователем лучших философских умов Франции, сторонницей свободомыслия. К идеям французских мыслителей проявлял интерес не только двор, но и более широкий круг дворянства. Увлечение французским Просвещением (чаще всего при крайне поверхностном знании его) становилось модой. Поскольку наибольшей популярностью пользовался Вольтер, это поветрие в среде русского дворянства получило известность как вольтерьянство. В идеологию феодализма, не меняя ее существа, включались некоторые идейные фрагменты, делавшие ее по видимости современной, созвучной новой эпохе. Но и подобное «вольтерьянство» допускалось лишь в дворянской среде, при выходе же за пределы привилегированного сословия идеи французского Просвещения рассматривались как угрожающие общественной безопасности.

Процессы против представителей народного свободомыслия, использовавшего некоторые из этих идей, велись систематически и во времена просвещенного абсолютизма.

Просвещенный абсолютизм в России осуществлялся достаточно успешно и достиг (во всяком случае, частично) тех целей, которые перед собой ставил. В заблуждение было введено не только передовое общественное мнение Европы, но и те, кто формировал его. Французские просветители поверили в искренность намерений правительства Екатерины II. В одном из писем к императрице Вольтер, выражая свое восхищение ее деяниями и то уважение, которое испытывали к ней он сам и его коллеги, говорил даже, что он вместе с Дидро и Д’Аламбером воздвигает ей алтари^[3]. Социальная мимикрия, использованная российским феодализмом, оказалась эффективной.

Краткую, образную и яркую характеристику российского просвещенного абсолютизма дал А. С. Пушкин, писавший о жестокой деятельности «деспотизма под личиной кротости и терпимости», о Тартюфе «в юбке и в короне», об отвратительном фиглярстве императрицы «в сношениях с философами ее столетия», об обольщенном ею Вольтере^[4].

Русское Просвещение — антипод российского просвещенного абсолютизма — было обусловлено новой социальной обстановкой в стране.

Во второй половине XVIII в. существовавшие в недрах феодально-крепостнического общества уже длительное время, но развивавшиеся не всегда успешно буржуазные связи упрочиваются наконец настолько, что начинают складываться в определенную систему, формируется особый уклад — буржуазный. Этот уклад — новая реальность социально-экономической истории России.

Воздействие его на общественное сознание, вызывающее в нем или перемены, прогрессивные по своему характеру, или консервативную реакцию, несомненно. Русское Просвещение явилось органическим дополнением буржуазных экономических и социальных структур.

Становление русского Просвещения приходится на 60-е гг. По своему социальному происхождению (но конечно, не по датировке в общей истории Просвещения) оно является ранним. Ведь Франция подошла к зарождению капиталистического уклада еще в конце XV в., а Просвещение выросло в нем лишь около 200 лет спустя. Русское Просвещение формируется не на два столетия позже появления буржуазного уклада в своей стране, а одновременно с ним. Столь ускоренному росту благоприятствовали некоторые обстоятельства.

Практика просвещенного абсолютизма невольно привела к ознакомлению с идеями Просвещения широких кругов общественности, в том числе той ее части, информировать которую об этих идеях вовсе не предполагалось. Известная легализация литературы Просвещения, по крайней мере в привилегированных группах населения, способствовала ее распространению. Идеи и книги, пришедшие в Россию, обретали собственную жизнь.

Конечно, и в период, предшествовавший просвещенному абсолютизму, западное Просвещение было известно в России, знали его и в оппозиционных слоях. Сам просвещенный абсолютизм был подготовлен воздействием Просвещения. Во времена просвещенного абсолютизма влияние западного Просвещения на все образованное русское общество возросло.

Русское Просвещение не просто испытало внешнее влияние. Оно было включено в общий контекст мирового Просвещения. Именно в этом в первую очередь причины его быстрого развития. В процессе становления русского Просвещения выпали или были пройдены ускоренно некоторые подготовительные этапы.

Нельзя, конечно, подходить к русскому Просвещению с мерками западного, тем более французского, Просвещения. Буржуазный уклад в России, в рамках которого только и возможно Просвещение, еще только складывался, был слаб, во многом зависел от феодально-крепостнического. Все же русское Просвещение стало значительным явлением в идейной жизни страны. Оно имело разнообразные проявления в литературе. Сформировалась философия русского Просвещения, философия, окончательно выделившаяся из религиозной идеологии.

Необычайно широкий размах приобрела книгоиздательская деятельность Н. И. Новикова, писателя и философа. «Владея значительными средствами, — писал о нем В. Г. Белинский, — он издавал множество книг в такое время, когда у нас почти вовсе не было книг. Но и в этом случае он действовал не как книгопродавец, хотя в то время и роль дельного книгопродавца была бы еще благодетельнее, нежели как могла бы она быть теперь. Нет! Новиков не был книгопродавцем: нажиться продажею книг нисколько не было его целью. Благородная натура этого человека постоянно одушевлялась высокою гражданскою страстию — разливать свет образования в своем отечестве. И он увидел могущественное средство для достижения этой цели в распространении в обществе страсти к чтению. Для чтения нужны книги и журналы, а их-то и не было тогда. И вот Новиков издает книги и журналы, всюду ищет молодых людей, способных или охотливых к книжному делу. Знающим иностранные языки он заказывает переводы, у стихотворцев печатает стихи, у прозаиков — прозу; всех ободряет и понуждает, бедным дает средства к образованию»^[5].

Сам Новиков не был богатым человеком и на собственные средства не мог бы организовать издательское дело, приобретшее такой размах. Новиков был масоном, и деньги давали ему масонские организации, вернее, некоторые их члены, располагавшие значительными капиталами.

Масонство как религиозно-нравственное движение возникло на Западе, оттуда проникло в Россию и представляло собой здесь в XVIII в. сложное и противоречивое по своему характеру образование. Одних масонство привлекало утонченным мистицизмом, других — проблемами нравственного совершенствования, третьих — самой своей организацией. Оно было неоднородно по своему составу. Но это была в то время единственно возможная организованная оппозиция, и в масонстве объединялись элементы, не удовлетворявшиеся существующими порядками и официальной религиозной доктриной, хотя причины такого недовольства были самые разные. Масонство подвергалось нажиму справа: правительство опасалось любых проявлений оппозиционности, православная церковь — каких бы то ни было отклонений от ортодоксии. Критиковалось оно и слева — за свою тягу к таинственному и трансцендентному.

Вступившие в масонство по-разному использовали свою принадлежность к нему. Новиков, будучи масоном, не только не отказался от просветительской деятельности, но усилил и расширил ее, подвел под нее материальную базу и придал ей еще большую практическую значимость. Конечно, он издавал книги и мистического содержания, соответствующие характеру масонского мировоззрения. Но количество таких книг было сравнительно невелико. Все типографии Новикова с 1779 по 1792 г. издали 891 книгу. В их числе правоверно-масонских, мистических книг всего 66, причем публиковались они Новиковым после многократных напоминаний его старших масонских «братьев». Примерно так же обстояло дело и в тех периодических изданиях, которые осуществлялись Новиковым под эгидой масонства. В трех томах журнала «Московское издание» масонским темам уделено лишь около десятка страниц. В то же самое время Новиков широко предоставлял свои издания авторам, далеким от мистицизма и религии, материалистам и атеистам, просветителям. Им были опубликованы философские сочинения Ф. Бэкона, Д. Локка, Ж. Ж. Руссо, Ф. М. Вольтера, Д. Дидро, Ж. Л. Д’Аламбера и других.

Сам Новиков, вступая в масонство, не являлся ни православным, ни вневероисповедным мистиком. Как и многие другие передовые мыслители того времени, он был деистом. Новиков не признавал учения о бессмертии души и ее потустороннем существовании, которое является важнейшей составной частью всех религиозно-мистических построений, полагая, что сохраняться в веках может лишь имя человека, прославившего себя служением обществу. В масонской идеологии его привлекали главным образом некоторые нравственные, гуманистические аспекты. В ордене он занимал особое, независимое положение, оговоренное при его вступлении.

Взаимоотношения Новикова и масонов характеризуются в научной литературе как противоречивое содружество, как блок, не имевший единой принципиальной программы, а книгоиздательское дело Новикова как эклектическое.

Известная двойственность, и не только в деятельности, но и в теории вообще свойственна представителям Просвещения, хотя в различных странах она была выражена по-разному, в большей мере проявляясь в странах, отставших в социальном отношении.

При этом просветители, как, впрочем, и некоторые их предшественники, нередко опирались на традиции «двойственной истины» и рассуждения П. Бейля, французского философа XVII—XVIII вв., содержащиеся в его «Историческом и критическом словаре», о допустимости и целесообразности одновременного изложения различных, даже взаимоисключающих, взглядов.

В русском Просвещении неоднократно параллельно излагались «общепризнанное» и инакомыслие, в частности религиозная ортодоксия и новейшие научные достижения.

В 1769 г. была опубликована «Российская универсальная грамматика» Н. Г. Курганова, выдержавшая затем множество изданий и приобретшая большую популярность под названием «Письмовник» (с 4-го издания; 2-е и 3-е издания — «Книга письмовник»). Книга Курганова — в лучших традициях Просвещения — давала читателю обширные сведения из различных отраслей знания, в том числе философии. Но она излагала также православную догматику (без того хорошо известную и широко пропагандируемую), которая находилась в противоречии с ее основным содержанием. В литературе, анализирующей наследие Курганова, подчеркивается, что русский просветитель шел на это, чтобы в какой-то мере удовлетворить цензуру.

В августе 1769 г. была издана на русском и латинском языках диссертация магистра Московского университета Д. С. Аничкова «Рассуждения из натуральной богословии о начале и прошествии натурального богопочитания». Диссертация была представлена на соискание звания ординарного профессора. В ней шла речь о вполне реальных факторах происхождения религии — страхе, неконтролируемом воображении, недостатке знаний. Научное объяснение давалось не только язычеству, но также некоторым персонажам и сюжетам Священного писания. Однако в диссертации имелись оговорки в духе деизма и даже православия (которое, по мнению Аничкова, должно быть очищено, обновлено).

В русском Просвещении, как и в западном, складываются не только материалистические, но и атеистические традиции, повлиявшие на дальнейшее развитие русского атеизма.

В духе атеизма трактовались проблемы происхождения религии, выявлялись причины ее формирования в «Рассуждении из натуральной богословии» Д. С. Аничкова. Антирелигиозные и антиклерикальные материалы широко публиковались в таких изданиях Н. И. Новикова, как «Трутень» и «Живописец». Учение Н. Коперника и Д. Бруно, изложенное в «Разговорах о множестве миров» Б. Фонтенеля (эта книга была переведена и опубликована в 1740 г.), противопоставлялось «басням о сотворении мира».

Если у представителей французского Просвещения отношения с просвещенным абсолютизмом, утвердившимся в России, отличались гармоничностью, то у деятелей русского Просвещения они в общем и целом представляли собой коллизию. В отличие от французских русские просветители не доверяли Екатерине II (за исключением, может быть, только самого начала ее царствования). Также рассчитывая на просвещенного монарха, они не строили иллюзий в отношении того, кто находился в это время на российском престоле. Русские просветители алтарей Екатерине II не воздвигали. Сами они неоднократно подвергались репрессиям. Закрывались журналы, издателем которых был Н. И. Новиков. 18 лет тянулось в синоде дело Д. С. Аничкова, который был обвинен в том, что его диссертация содержала нападки на христианство и его священные книги, пропагандировала атеистические идеи.

О той разнице, которая существовала между Просвещением и просвещенным абсолютизмом, говорил А. С. Пушкин: «…Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Шешковского^[6] в темницу, где и находился до самой ее смерти»^[7].

Просвещенный абсолютизм в России — звено в истории абсолютной монархии. Русское Просвещение положило начало освободительному движению.

Просвещенный абсолютизм прекратил свое существование в период Французской революции. Революция только еще начиналась, а российский абсолютизм уже рвал какие бы то ни было связи с идеями Просвещения, круто поворачивал к откровенной реакции. Наступившая реакция пагубно сказалась на судьбах русского Просвещения. Однако были и иные обстоятельства в числе тех, которые ускорили его конец.

В последнее десятилетие XVIII столетия стало особенно очевидно, что исторические события совершаются далеко не по велению одного только разума. Упала вера и в чудодейственную и всепобеждающую силу Просвещения. Но и это было не все.

Когда в Европе стали стихать революционные бури, обозначились новые порядки, привнесенные ими в общество. Оказалось, что ожидаемое и результат имеют между собой мало общего. Приходилось констатировать, что «установленные «победой разума» общественные и политические учреждения оказались злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей»^[8]. Просвещение XVIII в. изжило себя.

1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. — Т. 20. С. 16. ↑

2. См.: Дружинин Н. М. Избранные труды. Социально-экономическая история России. — М., 1987, — С. 245, 262. ↑

3. См.: Переписка Екатерины Великия с господином Волтером.— М., 1803 — Ч. 1. — С. 22. ↑

4. См.: Пушкин А. С. Полн. собр. соч. — В 10 т. — Л., 1978.—Т. VIII. — С. 91, 93. ↑

5. Белинский В. Г. Поли. собр. соч. — М., 1955. — Т. IX — С. 671-672. ↑

6. Домашний палач кроткой Екатерины. — Прим. А. С. Пушкина. ↑

7. Пушкин А. С. Поли. собр. соч. — В 10 т. — Т. VIII. — С. 92. ↑

8. Маркс К., Энгельс Ф. Соч.—Т. 20.—С. 268. ↑