Пангерманизм и остфоршунг

Концепция русской истории, которую пропагандируют современные остфоршеры-реваншисты, зародилась давно. По своим воззрениям на славянство, на Россию остфоршеры прежде всего наследники старой, дворянско-буржуазной пангерманской историографии, корнями уходящей в немецкие средневековые хроники. Конечно, трубадуры Немецкого ордена вроде Э. Машке или нынешнего великого магистра М. Тумлера далеко ушли от Фредегара, Бруно Кверфуртского или Петра Дюсбурга, которые некогда прославляли немецких феодалов и рыцарский разбой, но генетическую связь между ними проследить нетрудно.

Не случайно остфоршеры столь настойчиво силятся выдать черты, присущие немецким средневековым хронистам, — их приверженность имперской идее, апологию «натиска на Восток» и враждебность освободительной борьбе славянских народов — за свойство характера немецкого народа, его национального духа. Немецкие имперские хронисты и дипломаты, маскируя неудачи своих правителей, стремившихся использовать Россию в корыстных политических целях, не раз чернили и поносили русских как народ, будто бы «чуждый» европейским идеалам, которые отождествлялись то с германизацией славян, то с политикой Ливонского ордена, то с борьбой против Турции… Со страниц хроник Б. Руссова, И. Реннера, донесений Г. Штадена, А. Шлихтинга и других, сообщений «летучих листков» — газет того времени — вставал образ «дикого московита», неспособного в своем «татарском невежестве» понять «высоких побуждений» имперской политики.

Выдающийся советский историк Я. Я. Зутис справедливо писал, что возникшая у хронистов идея культуртрегерской миссии немцев в Прибалтике была в 60-х годах XIX в. распространена пангерманистами на русских и на всю Россию, а позднее унаследована фашистской историографией. Широким признанием пользовались консервативные идеи Г. Гегеля и Л. Ранке о единстве христианских народов Европы, из которого русские и славяне вообще исключались. Не только просветительские традиции немецкого мыслителя конца XVIII в. И. Г. Гердера, но и относительная объективность старых специалистов по русской истории, таких, как Г. Ф. Миллер, X. Шмидт, Д. Э. Вагнер, И. Г. Эверс, Ф. Штраль и другие, быстро забывались за текущими нуждами пропаганды воинственных идей юнкерско-буржуазного империализма.

Университетские ученые из ≪Пангерманского союза≫, зачинатели немецкой геополитики Ф. Ратцель и К. Хаусхофер, основатель остфоршунга Т. Шиманн и другие стояли у истоков той концепции русского прошлого, видоизмененный вариант которой пропагандируют сейчас остфоршеры.

Пангерманские авторы русских «историй» сродни злоречивым средневековым псевдообличителям «Московии». В качестве примера можно взять изданную К. Лампрехтом двухтомную «Историю России». Первый ее том, написанный А .Брюкнером, не содержит собственно русской истории, а назван «Европа и Россия» (1896). В нем повествуется о пресловутом «географическом открытии» России «истинными» европейцами, о ее «татаризации» и последующей (с помощью немецкого элемента) «европеизации». Эта пруссаческая, проникнутая враждой и пренебрежением к русскому народу «история» получила свое завершение уже в канун первой мировой войны во втором томе того же издания «Европеизация России в XVIII в.» (1913), сочиненном К. Меттигом.

Когда грянул гром Октябрьской революции, проблема «Россия и Европа» претерпела существенные изменения. В немецкой буржуазной историографии антикоммунизм стал ведущей идеей, а прочно укоренившуюся в ней мысль о «русской опасности» для Европы заменила мысль о «большевистской опасности», «азиатизации» той же Европы, на защиту которой и поднялся послевоенный остфоршунг. Он вдохновлялся и О. Шпенглером, чьи идеи о путях спасения немецкой европейской культуры немало содействовали развитию фашистской историографии. О. Шпенглер, этот идол образованных мещан^[1], был долгое время заурядным остфоршером, ярым врагом русского народа, клеветнически писал о его склонности к рабству со времен Чингисхана и вплоть до большевизма.

Первой ласточкой послевоенной русофобской историографии была пасквильная книжка А. Вирта «История русского государства с 500 г. до РХ до 1920 г. после РХ» (1920), который поделил историю России на три, с позволения сказать, периода: первый — «господство неславян» (перечисляются Дарий, Германарих, Аттила, Рюрик, варяги, татары); второй — «господство русских» (Россия — замкнутое в себе государство, до Петра I; Россия — великая держава, до Екатерины II; Россия — мировая держава, до 1914 г.) и, наконец, в виде последнего периода… «господство евреев». К ней примыкает сочинение К. Фритцлера «Русское государство — создание франков». Бесспорно, что старая прусско-юнкерская схема русской истории, дополненная идеями антикоммунизма и националистическим мракобесием, геополитикой и расизмом, стала служить историческим пособием для фашизма.

В этой связи полезно вспомнить труды медиевиста А. Бракманна. Уже в разгар первой мировой войны в статье «Императорская власть и милитаризм» он писал, что в Германии будто бы никогда не было милитаризма, но всегда существовал «воинственный дух нации», жила «радость мечу», которая сочеталась с уважением «к культуре и культурным достижениям».

Отрицая тот факт, что воинственные немецкие ученые отказались от наследия Лейбница, Канта и Гёте, Бракманн грозил идейным противникам кайзеровской Германии «окончательным расчетом в духовной борьбе, который последует за битвой с помощью меча в качестве эпилога этой европейской войны», т. е. готовился к оскоплению европейской культуры на прусский манер.

Тот же А. Бракманн выступил в начале второй мировой войны, в пору гитлеровских завоеваний, со статьей «Кризис и восстановление в Восточной Европе». На этот раз он толковал о «фронтовом духе» немцев, который-де вдохновлял еще саксонских императоров в их восточной политике. Фальсифицируя отношения Германии с восточноевропейскими народами, он пытался доказать преимущественное «право» гитлеровского рейха на организацию «нового порядка». Заметим, кстати, что А. Бракманн — фигура, типичная для немецкой буржуазной медиевистики.

Марксистская медиевистика дает решительный отпор тем, кто хочет спекулировать русским прошлым в борьбе против коммунизма. Несостоятельность потуг А. Бракманна и его последователей вывести «фронтовой дух» гитлеровцев и бундесверовцев из средневековой «народной» традиции не так давно убедительно показана автором ряда ценных исследований по средневековой и новейшей немецкой историографии Э. Доннертом.

Классическим примером «фронтового медиевиста» — наследника пангерманизма — был бессменный глава неофашистской историографии Г. Аубин. Еще при Гитлере он поставил основные проблемы, занимающие современный остфоршунг. О ≪восточном движении≫, которым ныне оперирует В. Шлезингер с целью замаскировать «натиск на Восток», Аубин писал в 1939 г. О «восточном пространстве» он вел речь в 1940 г.: «Сильнее, чем когда-либо, движет нами наше отношение к пространству, которое (так! — В. П.) соседствует с нашим народом в Восточной Европе, и мы сознаем, что его будущее устройство — наша задача, от ее решения зависит судьба нашего народа».

Восхваляя пресловутые традиции третьего рейха, Г. Аубин умышленно искажал историю славян. Чего стоит его статья-речь по случаю юбилея битвы поляков с татарами в 1241 г. при Легнице, в которой автор заявил, что польский князь Генрих Благочестивый «на семь восьмых» (какая точность!) немец, а битва — эпизод немецкой «восточной защиты», и в заключение призвал силезцев «слиться духом и телом» с «немецкой родиной».

Кончилась вторая мировая война. Кончилась крахом гитлеризма. Но уже в 1952 г. Аубин призвал к возрождению остфоршунга и сам начал новый круг пропаганды реванша.

По вине западногерманского империализма, по вине таких его глашатаев, как Г. Аубин, на немецкой буржуазной исторической науке лежит печать реваншизма, печать проклятия.

1. См. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 45, стр. 174. ↑