Консультации из исторического тупика

Вот одно из таких пособий — сборник статей «События и направления европейской истории» (1962). Его редактор К. Рюдигер подчеркивает «политическую и народнообразовательную задачу» исторического просвещения. Из статей методологического характера стоит выделить написанную М. Фрейндом — «Элементы немецкого исторического сознания после 1945 г.» «Большая трудность разработки исторической концепции современности заключается, пожалуй, в том, что современная Германия не имеет никаких параллелей в истории. Приходится листать назад исторический атлас едва ли не до 1000 г., пока найдешь нечто примерно соответствующее современной конфигурации Запада и состоянию Германии», — пишет он.

Автор понимает, что прошлое вернуть не просто, что над ним не властны даже боги, что на пути реставрации, т. е. реванша, стоит рабоче-крестьянское государство ГДР в содружестве со странами социализма. И он чернит ГДР, обвиняя ее в разрушении целостной картины немецкой истории: «Мы не можем снимать отдельные исторические слои нашего бытия один с другого, как кожуру с луковицы». Впрочем, и здравого выхода М. Фрейнд не предлагает, так как «перед нами все еще ночь, а позади — пропасть». Это уже не рекомендации учителю, а вопль отчаяния из исторического тупика. Вот и выходит, что осткундлеры берутся увязывать настоящее России с ее прошлым тогда, когда не умеют свести концы с концами в собственной отечественной истории. Более здравомыслящие остфоршеры, как увидим, уже нашли выход, провозгласив отказ от доктрины Хальштейна и высказавшись за признание послевоенных границ в Европе.

М. Фрейнд все же ищет выход, выкрикивая лозунги, весьма похожие на давние призывы фашиствующих историков: «История — это не то, что было, а то, что будет», — ибо ему неведомо, «где прошлое нашего настоящего и настоящее нашего будущего». Он не хочет видеть, что прошлое в разгроме фашистского рейха, а будущее воплощено в ГДР. По его мнению, оно «лежит в руце божьей», что, впрочем, не должно мешать немцам «в бодрствующем состоянии прислушиваться к тому, как судьба прошелестит мимо, чтобы, как говаривал Бисмарк, ухватить ее за полу». Следовательно, автор склонен идти к единству по пути «крови и железа». Эта тенденция в ФРГ особенно усиливается в последние годы в связи с годовщиной (1871) основания немецкого рейха.

В этом же сборнике находим статью известного специалиста по России М. Хеллмана «Свобода, мир, государство и право в самосознании России». Автор начинает с призыва изучать историю России допетровских времен, ибо кто не знает ее, а, к сожалению, ее «не знают широкие круги так называемой общественности, удовлетворяющиеся удобными клише, тот не только будет приходить к ошибочным суждениям, к недоразумениям, но, что еще хуже и опаснее, будет впадать в политические глупости».

Какой же рецепт избавления от политической глупости предлагает бундесбюргеру М. Хеллман? Он полагает, что «православная церковь в жизни восточных славян» играла такую роль и прививала им такую ненависть к латинянам, что недоверие и поныне образует «особенно трудно преодолимую преграду между Россией и Европой», поскольку и в советских людях будто бы живет издревле воспитанное чувство избранности, мессианизма. В подтверждение этой дикой мысли автор приводит весьма удивительный пример. Он утверждает, что о себе русский говорит: «Я русский человек», а о человеке другой национальности: «Это — немец», «Это — французский» (так в оригинале!) и т. п. без прибавления «человек». В этой малограмотной ерунде, по мнению профессора, и «заключена неосознанная претензия на то, что лишь православный русский как единственный хранитель и наследник учения Христа соответствует, по крайней мере близок, облику человека, сотворенного Христом». Более того, «в секуляризованной форме» это сознание живет и в словах «советский человек», означая, что «картина мира русского человека исключительно антропоцентрична», а сам русский человек — «вещь, инструмент без души». Это и не удивительно, ибо православная церковь издавна изолировала русских от античного наследства, от латинской культуры и таких понятий, как дух, душа и т. п. Зато, как видим, самого М. Хеллмана ничто не отделяет от бердяевской души, и он без ссылок повторяет его благоглупости полувековой давности.

Куда клонит М. Хеллман — сомнений нет: на русскую, лишенную представлений о сфере чистой спекуляции и философии почву коршуном пал марксизм, известный профессору своим земным практицизмом. Поэтому в России нет и не было свободы человека, которая, как уверен М. Хеллман, «прежде всего и всегда есть свобода мысли». Такова суть статьи.

Касается он и допетровской истории, утверждая, что Россия не знала феодализма, сущность которого, оказывается, «в защите и помощи», в поддержании мира, свободы и права, чего не могли понять русские марксисты, так как в России понятия свобода, мир, государство и право имели совершенно иной, чем на «Западе», смысл. Забавно, что автор просит не судить строго советских ученых за их догматическое упорство, ибо они искренни, но обременены историческим грузом мессианства.

Из всего сказанного следует общий вывод, что надо остерегаться господства России над остальной частью Европы, ибо она несет «иго», чему свидетельство — «советская зона», т. е. ГДР. Так объективно и строго научно остерег М. Хеллман своих читателей-учителей от политических глупостей. Его статья — образец особой разновидности спесивого немецкого буржуазного обскурантизма, который можно охарактеризовать как воинствующее невежество. Вспоминаются слова М. Монтеня: «Есть все основания утверждать, что невежество бывает двоякого рода, — одно, безграмотное, предшествует науке; другое, чванное, следует за нею».

Еще одна книга для учителей — «Пособие по преподаванию истории» (1962) — специально посвящена средневековью (до 1453); как отмечено в предисловии, «сфера немецкого и европейского Востока» нашла в нем особое внимание, так как «здесь учитель нуждается в помощи больше, чем по истории Средней и Западной Европы». В этой хрестоматии, составленной из источников и исследований, России отведено очень скромное место, подчиненное германо-европоцентристской схеме. Помимо мимолетных упоминаний России в связи с нашествиями гуннов, аваров и монголов в конце раздела о раннем средневековье есть специальный параграф — «Начало Русского государства». Зачин здесь вроде бы хорош: «Долгое время полагали, что славянские племена до середины IX в. жили как дикие звери», на самом же деле они вовсе не находились «на низшей стадии человеческого существования», а были оседлыми земледельцами и пр.; у них «поразительно рано» расцвела торговля и возникло не то 300, не то 600 городов. Сослаться на исследование М. Н. Тихомирова о древнерусских городах у авторов не хватило духа и они обошлись устаревшими работами.

Текст выдержан в невежественно-поучительном стиле. Известно, например, что еще до договора с варяжским князем о его приглашении на Русь (если следовать летописному тексту) здесь существовала федерация и союзы земель-княжений. В пособии же читаем: «было бы праздным делом высказывать соображения» о том, могли или нет восточные славяне создать союз из своего цветущего общинного бытия», ибо скандинавские воины якобы «оружием решили назревшую проблему основания Русского государства». Теперь уже и в ФРГ признают, что германцы не имеют отношения к варягам, а в пособии читаем, что Олег создал «южное норманнское государство» с помощью войска, которое «включало германские, финские и славянские элементы».

Известно, что в Древней Руси возникло государство, бывшее орудием власти славянской знати, пособие же сообщает, что это «было не государство, а лишь власть, которая охватывала огромные пространства благодаря властителю и его варяжской дружине непосредственно, а опосредствованно через данническую зависимость». Говорится также, что принятие Русью христианства — «случайность», причина которой «нам точно неизвестна». Но ведь ignoratio non est argumentum^[1], а в источнике ясно сказано — «да еще кто и не любовию, но страхом повелевшего крещахуся», в пособии же написано, что христианство не встретило «никакого сопротивления», зато это событие глубокомысленно сопоставлено с …монгольским нашествием, реформами Петра I и Октябрьской революцией.

Дальше повествование идет в духе рекомендаций В. Филиппа и М. Хеллмана: Русь становится «церковной провинцией Византии», отгораживается от католиков — западных славян, из переработки византийской культуры возникает русская. Новое государство, основанное «на славянском поселении, норманнском господстве и греческом христианстве», имеет для Европы лишь то значение, что защищает ее от кочевников. Однако источники говорят о выдающейся роли Руси в международной политике и торговле и опровергают все эти утверждения.

Вторично встречаем Россию включенной в раздел «Золотая Орда». Тут тоже немало примечательного: руководителем обороны Киева от татар назван воевода «Дмитров» (вместо Дмитра); предводитель польских войск в битве под Легницей польский князь Генрих именуется «немецким»; от власти монголов Европу спасает не борьба народов, а смерть Угедея; вместо описания ужасов монгольского ига говорится о «точно работающем» канском Управлении; рассказ о борьбе народов нашей страны против ненавистного ига заменен сообщением о том, что Ивану III удалось освободить страну без единого взмаха меча.

Наконец, в третий раз Россия упоминается в разделе «Падение Константинополя», где помещен заключительный параграф «Москва — третий Рим», хотя уже и буржуазная наука (Д. Д. Оболенский) признала, что нет свидетельств, подкрепляющих официальный характер этой доктрины в России и что московское правительство руководствовалось в своей политике скорее лозунгом Москва — второй Киев, чем третий Рим. В этом параграфе брак Ивана III с Софьей Палеолог почему-то назван «первым дипломатическим сношением» России с «Западом» и еще сказано, что после свадьбы Иван III по требованию церкви сбросил татарское иго.

Учителю рекомендуются для чтения устаревшие пособия Г. Леера, В. Гитермана, а также книги Г. Вернадского, фальсификатора истории русской церкви иезуита А. Амманна (на всех учебных пособиях вообще лежит сильный налет клерикализма), бульварного пропагандиста лжи В. Правдина (М. Чероле).

Картина будет неполной, если не сказать о трактовке немецкой политики в Восточной Европе: она пронизана реваншизмом. Восхваляются немецкая колонизация и «европейская миссия» немецкого Ордена. Читателя призывают «воздать должное» Ордену и Ганзе и отвергнуть «историческую легенду» о немецком «натиске на Восток».

Таковы пособия для учителей. Посмотрим теперь, что же написано о нашей стране в самих «обновленных» учебниках 60-х годов для школьников.

1. Невежество не есть довод (лат.). ↑