1. Догмы и мнения

Современная научная критика Библии содержит такое количество неопровержимых положений, аргументов, тщательно изученных фактов, что даже простое перечисление их могло бы составить горы книг. Научные положения отработаны до совершенства, ясны, немало и таких, которые могут удовлетворить соответствующие духовные запросы каждого человека. На этой основе возникло оптимистическое представление, что достаточно воспользоваться доказательными доводами из работ лишь одного видного труженика научной критики Библии, скажем Д. Штрауса, чтобы добиться отказа от веры в «священное писание» основных масс верующих. Академик Н. Никольский писал, что после выхода в свет книги Д. Штрауса «Жизнь Иисуса» апология Библии «становится уделом лишь невежественных или заведомо лицемерящих богословов».

Но еще один из замечательных критиков Библии с позиции науки, де Ветте, после своего многолетнего и напряженного труда воскликнул: «Я сеял семя, но где же теперь желтеющая нива?» Основные массы верующих воспринимали и воспринимают Библию как «священное писание». Фанатичные же ревнители веры в «священное писание» относятся к Библии так, как будто вовсе и не существует научной критики ее. Ясные и доказательные доводы в рассуждениях о Библии для верующих чаще всего не эффективны, и, наоборот, нередко темные и сомнительные положения ее кажутся весьма убедительными. Размышляя над этим фактом, одни ревнители «священного писания», например кардинал Оттавиани, успокаивают себя верой во всесилие так называемой священной слепоты и глухоты по отношению к доводам своих противников, другие думают о возможности самообмана и обмана при фанатично-негативном отношении к доводам научной критики Библии.

Библия и ее апология были и являются предметом философского изучения и критики. Ими занимались Спиноза, Гоббс, Вольтер, Дидро и многие другие мыслители. Классики диалектико-материалистической философии К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин создали научную критику религии в целом и ее отдельных проявлений. Они дали классический образец диалектико-материалистической критики веры в «священное писание». Ф. Энгельс уделил особое внимание проблемам библейской критики. Его радовало, что теоретики освободительного движения трудящихся масс обращались к изучению и критике Библии. Ф. Энгельс указывал, что в ходе критики Библии с позиций диалектико-материалистической философии «можно сделать кое-что, и притом актуальное»^[1].

Философские исследования Библии и критика веры в «священное писание» интенсивно начались во второй половине XIX в. и продолжаются до наших дней. Еще задолго до появления в научном обиходе громадного исторического, археологического и другого научного материала прогрессивные философы сформулировали основные принципы научной критики Библии и ее религиозной апологии. В XIX в. возникла научная философия религии. Через ее понятия и категории раскрываются важнейшие стороны всей истории Библии, выясняется в целом ценность памятника письменности древних народов. Философия создала методологию.

Библия и ее апология имеют свою философскую биографию. Они складывались в условиях, когда философия достигла высокого развития. В библейских текстах, особенно в книгах Иова и Екклесиаста, обнаруживается солидное философское содержание. В свою очередь сама Библия повлияла на многие идеалистические и религиозные философские школы. По мнению, например, одного из философских апологетов Библии, христианствующего экзистенциалиста К. Ясперса, вообще настоящая современная философия возможна только на «библейской основе», что «философская вера и вера в божественное откровение должны соединиться и прекратить взаимные нападки»^[2]. Идеалистическая философия зачастую превращается в служанку апологии Библии. Многие современные ревнители «священного писания» являются философами-теологами, имеющими образование и ученые степени одновременно по философии и теологии. Специализируются на укреплении и распространении веры в «священное писание» неотомисты, иудаистские и христианские спиритуалисты. В последние годы возросла роль экзистенциализма. Ему отдавали предпочтение А. Швейтцер, М. Бубер. На его идейной основе работают Р. Бультман, К. Барт и многие другие религиозно настроенные мыслители. Им даже кажется, что многие библейские тексты тесно связаны с экзистенциализмом.

В центре внимания религиозно настроенных философов находится обожествленный памятник письменности древних народов — Библия. Она — фокус апологетической философии. Объявляя ее авторитетом сверхъестественного порядка, философским эталоном, прообразом мудрости и знания, ревнители «священного писания» провозглашают, что современному человеку остается только извлекать из нее разными способами скрытые знания и тем самым изощрять свой ум. Более трезвые верующие люди предупреждают, что чрезмерное увлечение Библией может принести вред религии. Это увлечение они обозначают словом «библицизм»^[3], опасаясь, что «библицизм» слишком захватывает религиозную философию.

Философски подготовленные ревнители «священного писания» в настоящее время больше всего занимаются вопросами познавательной деятельности людей и проблемой ценностей. Во многих религиозных трактатах, посвященных Библии, преобладает гносеологический и аксеологический материал. В популярной религиозной литературе подчеркивается, будто все критики Библии, в том числе и выступающие с позиций науки, категорически «отрицают ее ценностное значение для современного мира»^[4], собираются предать Библию полному забвению, а ее поклонникам сулят духовное опустошение, подобное тому, которое наступает после потери высшей ценности.

Кроме того, философы и теологи тщательно разрабатывают различные концепции заблуждений, с опаской присматриваются к всевозможным современным способам идеологического обмана. Но вместо изучения сущности заблуждений, причин их возникновения, а также путей освобождения от них ревнители «священного писания» посвящают себя религиозному философствованию об искушениях и спасении от них не иначе как чудесным способом. Они сосредоточивают внимание на библейских требованиях быть готовыми к искушениям, в своих молитвах возглашают слова: «…не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого» (Матф., 6:13).

Увлекаясь подобным религиозным философствованием, они приходят к категорическим выводам, что «все мы, человеки, находимся больше или меньше в самообольщении, все обмануты, все носим обман в себе»^[5]. Заблуждения, обманы отождествляются с дьявольским наваждением. Первоисточник их видится главным образом в первородном грехе, в результате которого-де теперь в каждом человеке заключено противоречие между плотью и духом и каждому угрожает, выражаются верующие словами Библии, «похоть плоти, похоть очей» (I Иоан., 2:16) Они используются лукавым, дьяволом, действующим, как подчеркивается в одном из основных документов II Ватиканского собора католической церкви, постоянно и всюду: после первородного греха никто не гарантирован в тот или иной момент своей жизни оказаться в положении блудного сына из популярной библейской притчи.

Представляют ли какую-либо ценность сама Библия и ее апология? Научная критика Библии дает ответ на этот вопрос. В настоящее время отмечается возрастающий интерес верующих к первой главе библейской книги «Бытие», особенно к толкованию начальных ее слов: «В начале сотворил бог небо и землю». В них верующие видят постановку и «божественное» решение вопроса о мире в целом. В действительности эти слова выражают наивное и стихийно-идеалистическое решение основного вопроса всей, и в особенности новейшей, философии — вопроса об отношении мышления к бытию, духа к природе. Формулируя этот вопрос, Ф. Энгельс указал, что он «вопреки церкви принял более острую форму: создан ли мир богом или он существует от века?»^[6]. Все остальные философские вопросы в апологии Библии рассматриваются в зависимости от решения основного вопроса философии в его наиболее острой форме. Философия ревнителей «священного писания», следовательно, является религиозно-идеалистической.

Эта философия имеет неизменно экзегетический или истолковательный характер. Наряду с обожествлением Библии сложилось истолковательное искусство — религиозная герменевтика, воспользовавшаяся одной из древнейших профессий экзегета или истолкователя. Ей родственна экзегетика. Всегда нереальным оказывался сектантский призыв к отказу от истолковательной литературы, пустой и напыщенно-риторической оставалась фраза «испить слово бога» из первоисточника — Библии.

Из Библии видно, что почти все библейские ревнители бога только тем и занимаются, что толкуют кому-нибудь разные писания, сны и события. В ней повествуется, как пророки читали народу «внятно… и присоединяли толкование» (Неем., 8:8), как Иисус Христос своим ученикам «отверз… ум к уразумению Писаний» (Лук., 24:45). Впоследствии развилась истолкователь- ная литература: у иудаистов появился Талмуд, у христиан — предание; не обошелся без сунн и Коран. Протестанты после провозглашения отказа от предания стали испытывать нужду в собственной истолковательной литературе. Они сочинили разные исповедания веры, наставления и апологии. В последние годы, например, баптисты на страницах журнала «Братский вестник» создали не только полный курс догматического богословия, но и свою «толковую Библию», выработали определенную систему толкования Библии.

Некоторые образцы истолковательной литературы приобрели у верующих большой авторитет, воспринимаются ими как разновидность «священного писания», например иудаистский Талмуд, писания христианских «отцов церкви», наиважнейшие церковные и соборные документы, сочинения отдельных предводителей сект. Ревнители «священного писания» иногда первым экзегетом называют самого бога. В видениях Иоанна он сидит на престоле с книгой в руках за семью печатями; эти печати должен снять спаситель, стать экзегетом и «окормить» человечество словом божьим. В большинстве случаев разные святые изображаются на иконах с книгами, которые они либо толкуют, либо сочиняют. Некоторые раввины, цадики пытались убедить своих простодушных слушателей россказнями о том, что бог не раз затруднялся правильно истолковать трудные места Библии, прибегал к их помощи; поэтому им приходилось бывать в небесной мыслильне и оказывать богу наилучшую экзегетическую услугу. Наконец, вообразив, что «божественное откровение» не прекратилось после чудесного сотворения богом Библии, ревнители «священного писания» провозглашают: «божественное откровение» продолжается в трудах наиболее благочестивых ревнителей бога. Им думается, что эти труды образуют не иначе как богословие. До настоящего времени разрабатываются обличительное, апологетическое и другие виды богословия.

Предметом толкований стали и сами трактаты о Библии, разные предания. Поэтому было написано много различных религиозных книг, и даже таких, как «Толковая домашняя Библия». На каждую истолковательную книгу появлялась контркнига, в которой содержание первой выворачивалось наизнанку, опровергалось без остатка. Религиозные книги обычно сопровождаются библиографическими справочниками, сложными экскурсами в историю книжной апологии Библии, чаще всего содержащими тенденциозные характеристики всего того, что в той или другой области апологии было сделано другими. Вся религиозная литература вокруг Библии сводится, таким образом, к писанию о написанном другими, к писанию по поводу других писаний.

Что касается происходящих вокруг ревнителей «священного писания» современных событий, то эти события осмысливаются и отражаются ими в соответствии с библейскими представлениями и теми догмами, мнениями, которыми они располагают или которые изобретают в ходе апологии Библии. Штудируя Библию, верующие одновременно выражают мнение, что она в современных условиях «не должна быть одинокой», ее следует толковать и использовать во всех сферах жизни людей^[7]. С помощью Библии верующие всматриваются в глубь веков и пытаются там найти ответы на современные вопросы. Известный американский проповедник Билли Грэхем, автор многих книг, статей, почетный доктор восьми университетов, располагая единственной опорой своей духовной жизни — Библией, заявляет, что для решения ближневосточного кризиса Совет Безопасности должен найти точные указания в Библии. К. Ясперс в своей книге, название которой точно нацеливает на ее содержание — «Атомная бомба и будущее человека. Политическое сознание в наше время», — показал, что верующие ищут в Библии ключ к разгадке современных событий. Если спросить теологов и церковь, что же они думают об атомной опасности, продолжает он, то, разумеется, они отошлют к Библии и к воле божьей. К. Ясперс не против этого, но добавляет все же, что следует одновременно обращаться и к разуму, так как будущее человечества связано не только с библейской религией^[8].

В процессе писаний о написанном, а затем толкований с помощью библейских положений и религиозных догм современных событий среди ревнителей «священного писания» вспыхивают страсти к написанию все новых и новых книг о Библии. Религиозная литература одновременно отражает феноменальное явление в духовной жизни верующих людей — критику Библии и различных представлений о ней самими ревнителями веры в «священное писание». Разрабатывая экзегетическое, апологетико-экзегетическое восприятие Библии, они пишут о существовании в среде верующих формальной, негативной и позитивной критики Библии.

Критика Библии и ее апологии верующими родилась и развивалась в междоусобной и конфессиональной борьбе, отражавшей их классовые позиции и партийные интересы. Эта борьба была не только разгулом реакции, но и отражала духовные достижения пытливых и прогрессивных людей. Обличения верующими друг друга, возражения друг другу бывали содержательными и остроумными. Сильная вера находила противника в другой сильной вере. Выступления верующих друг против друга расшатывали в их среде прежний закостенелый образ мышления, догмы и предрассудки, беспощадно раскрывали несостоятельность отдельных сторон понимания Библии инаковерующими.

Логика междоусобной и конфессиональной борьбы подталкивала верующих критиковать и саму Библию. Начиная с Реформации, протестанты открыли широкий доступ к Библии и ее критике, породили произвольное обращение с ней. Протестанты взяли под сомнение те каноны библейских книг, которые были священными для миллионов. Не раз появлялись сектанты, которые, считая себя то иудаистами, то христианами, отказывались признавать Библию «священным писанием». А современные теологи-демифологизаторы библейских текстов вообще не церемонятся с Библией. В связи с этим правоверные ревнители «священного писания» подняли шум о появлении враждебной по отношению к Библии теологии^[9].

В критике верующими Библии и различных представлений о ней часто содержится немало оригинального и полезного. Она способствует здоровому развитию скептического начала для трезвого отношения верующих к Библии и к ее апологии. Отдельными аргументами и доводами самих верующих ученые и атеисты раскрывают важные стороны одного из величайших в наше время заблуждений значительных масс людей, выражающегося в религиозном поклонении перед памятником письменности древних народов.

Для многих наших современников никаких вопросов о Библии не существует, исключение составляют лишь те из них, которые связаны с общечеловеческими культурными ценностями. Но для ревнителей «священного писания» эти вопросы являются жизненно важными. В прошлом, когда основные массы верующих были неграмотными, образование было монополией имущих слоев населения и направлялось духовенством, когда научная критика Библии делала только свои первые шаги, тогда, как правило, духовные и светские власти под различными предлогами запрещали простым людям самостоятельно читать Библию и подавляли малейшие проявления критики библейских текстов, особенно канона. Библия редко переводилась на общедоступные языки, она издавалась небольшими тиражами; массам были доступны лишь те тексты, которые использовались в богослужении или были истолкованы в нужном для церкви и государства направлении. Господствовал официальный взгляд на Библию в целом. За одно только хранение экземпляра Библии верующий мог угодить на костер, а изданные без разрешения официальной церкви экземпляры Библии предавались огню.

Все эти обстоятельства обернулись против религиозного поклонения перед Библией. Сектантская и протестантская пропаганда и распространение Библии были недостаточными. В XIX в. повсюду в европейских странах и в России отмечалось, что все меньше и меньше становится людей, которые дорожат Библией как «священным писанием». Даже в благочестивых семьях она лежала без употребления. В научных и атеистических кругах разгоралось страстное ожидание полного краха религиозного авторитета Библии. Но в полную меру этого не произошло.

В настоящее время, время триумфального шествия культуры, науки и просвещения, отражающего прежде всего успехи освободительных движений трудящихся масс, миллионы людей способны самостоятельно разбираться в сложных мировоззренческих вопросах. Критика Библии стала на почву строгой научности и является достоянием широких масс.

В то же время все церкви и религиозные общины, клерикальные партии и организации, светские власти, эксплуатирующие религию, не только сняли запреты с чтения Библии каждым интересующимся ею, но и прилагают неимоверные усилия, чтобы превратить Библию в повседневное чтиво для каждого современника. Католическая церковь упорнее всех преследовала самостоятельное чтение Библии верующими. Теперь она в своих документах подчеркивает: «Вряд ли вообще можно считать христианской ту семью, все члены которой не интересуются Библией, не привыкли ежедневно читать ее и размышлять над ней» Православные ревнители «священного писания» постоянно предлагают мирянам услаждать свой слух прилежным чтением Библии в храме и дома. Руководители сект требуют от своих сторонников подвижно пропагандировать Библию — «от дома до дома», настойчиво навязывать свое толкование всем, кто соглашается их слушать.

Критика Библии и ее апологии самими верующими в конечном счете внутренне обусловлена гибким и фанатичным правоверием, впитывает в себя старые и новые предрассудки, софизмы. Из одной религиозной публикации в другую кочует протестантский тезис: «Современные споры о Библии являются знаком, что Библия и церковь живы»^[10]. Не обнаруживается большой тревоги за будущее религии в книгах и статьях, посвященных оригинальному понятию «оспариваемая Библия». В настоящее время едва ли можно найти двух или трех влиятельных сторонников веры в «священное писание», которые были бы целиком согласны друг с другом в понимании Библии. Это оказывается невозможным даже в небольшой секте, локализованной в одном поселке. То же самое наблюдается и в попытках библиопоклонников осмысливать современные события. К. Ясперс особо подчеркнул, что верующие имеют в своих руках одну и ту же Библию, однако находятся в состоянии непрерывной борьбы между собой, отстаивая каждый только свою точку зрения на Библию и на такое явление современной жизни, как угроза атомной войны^[11].

Дело в том, что в современных крупных религиозных движениях, как и в прошлых, все еще действуют противоположные тенденции. Одна из них ведет к концентрации церковных объединений и унификации религиозных взглядов на Библию. Возникли большие и централизованные церковные объединения, насчитывающие в своих рядах сотни миллионов прихожан. Протестанты впоследствии выступили против централизации культа и власти в церкви. Но в самом протестантском движении стала очень быстро складываться церковная организация и иерархия. Вскоре силы протестантов стали концентрироваться вплоть до образования всемирных объединений, в частности Всемирного союза баптистов.

Другая тенденция состоит в дроблении и расчленении церквей и даже сект. Не успевало как следует сложиться общение между верующими, как сразу же появлялись «сыны противления», начинались споры, новые мнения и толки вызывали, по словам верующих, разрушительный пожар. Ф. Энгельс писал, что «вечная склока» у верующих оттого, что «каждая отдельная секта считает свою особую причуду единственной панацеей…»^[12]. Ранняя история Библии знала секты саддукеев и фарисеев, зелотов и ессеев, затем николаитов, последователей Иезавели и многие другие. Со временем внутренние расколы и несогласия потрясали церкви, монастыри, общины протестантов. До сих пор в чужой монастырь верующие не приходят ни со своим уставом, ни со своим толкованием Библии.

Но крупное религиозное движение имеет сложную структуру и развивается противоречиво. Различные тенденции образуют противоположности в целом единого движения, выражая его внутреннюю диалектику. Каждая из них не срабатывает объективно до своего логического конца. Если бы полностью утвердилась тенденция к единству, то давно какое-нибудь одно достаточно влиятельное религиозное объединение поглотило бы все общины и в антагонистических общественных условиях превратило бы все человечество в послушное «божье стадо», пасущееся возле одной центральной колокольни на земле. С другой стороны, тенденция к разнообразию при своем преобладании привела бы в конце концов к тому, что религиозное движение, измельчав в сектах, саморазрушилось бы.

Противоречивое единство различных тенденций в религиозном движении отражает саморазорванность, противоречия объективных условий, в которых оно возникло и развивается. Это образует диалектическую атмосферу для формирования противоречивого массового вероучения и для возникновения многообразных религиозных представлений о Библии. Естественной формой интенсивной религиозности и апологии Библии выступает борьба одних верующих за единоверие, других за разноверие. В борьбе за единоверие верующие вдохновляются библейскими словами: «Один господь, одна вера, одно крещение» (Еф., 4:5). Идеал единоверия высоко подняли энтузиасты экуменического движения. Свои страсти в борьбе за единоверие они подогревают молитвенными словами: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы». Но есть верующие, убежденные в том, что разноверие выгодно для религии и способствует поддержанию религиозного авторитета Библии. Опираясь также на библейские слова: «…надлежит быть и разномыслиям… дабы открылись между вами искусные» (I Кор., 11:19), они настаивают на том, чтобы развивать среди верующих критику и самокритику, использовать ее и при истолковании Библии. Эти ревнители веры в «священное писание» отряхивают пыль с поучений, подобных высказанному теологом Григорием Назианзиным: «Здесь и удачно высказаться небесполезно, и промах сделать безвредно»^[13].

Таковы лишь отдельные черты той противоречивой и сложной современной обстановки, в которой верующими ведутся защита и развитие своих религиозных представлений о Библии. Они воплощаются в нескольких догмах и в массе мнений. Ф. Энгельс заметил, что христианство «овладело массами в форме различных сект и в еще большей степени в виде противоречащих друг другу индивидуальных взглядов…»^[14]. Библия теперь вся опутана паутиной мнений. На протяжении тысячелетий, выражаясь словами великого диалектика Гегеля, вокруг нее «ткутся мнения из мнений»^[15]. Ревнители «священного писания» определяют, классифицируют, анализируют, упорядочивают, создают перечни мнений, группируют их вокруг догм.

Догмы и мнения ревнителей «священного писания» оформлены либо в виде цитат, либо в виде более или менее самостоятельно сформулированных положений. Начало этому положено в Библии. В ней редко встречаются тексты без цитат. Новозаветные книги вообще заполнены цитатами из предыдущих библейских книг. До сих пор апология Библии сопровождается пафосом цитатничества. Основными источниками цитат выступает Библия и наиболее авторитетные религиозные трактаты о ней. Давид Бен Гурион, один из представителей мистико-политической апологии Библии, объявил, что Библия прежде всего величайшая сокровищница цитат. Большое количество цитат из Библии вменяется в заслугу автору книги о «священном писании». Лютеране трепетно рассуждают о том, как и в каком направлении цитировал Библию Мартин Лютер, пытаются найти в этом какой-то таинственный смысл. Верующие увидели даже особую ценность небольшой по объему книги П. Абеляра «Да и нет» в том, что в ней приведено около двух тысяч ссылок на Библию.

Догмы и мнения ревнителей веры в «священное писание» противостоят истине и правильному пониманию Библии. Категория «истина» чужда апологии, хотя слово «истина» в ней и употребляется часто. Это своеобразно и туманно отражено в мистической концепции «иерархичности истины». Анализируя роль мнений в истории философии и религии, Гегель писал, что чаще всего «мнение есть субъективное представление, произвольная мысль, плод воображения…»^[16], а «интерес к истине» проявляется лишь как «партийность мнений и представлений». Он подчеркивал: сама истина имеет «смысл лишь в отношении правильности…»^[17]. Но догмы и мнения ревнителей «священного писания» имеют религиозный смысл, относятся к Библии не как к предмету изучения, а как к предмету религиозного поклонения.

Этим объясняется своеобразное равнодушие благочестивых защитников религиозного понимания Библии к истине. Для них не важна сама по себе истина, ее может и не быть, важно сохранить веру в Библию как в «священное писание». Поэтому в исходном положении, особенно если оно представляет собой цитату из Библии или из другого в представлении верующих наивысшего идейного источника, с которого начинается то или другое толкование верующим человеком Библии, содержится готовый ответ на поставленный им вопрос. С чего ревнитель «священного писания» начинает свои рассуждения о Библии, тем он, как правило, и заканчивает.

Пафос цитатничества подогревает у многих верующих страсть писать о Библии. Более того, они полагают, что каждое слово в Библии подобно семени, которое в книгах может дать плод «в тридцать… в шестьдесят… во сто крат» (Марк., 4:20), и каждый библейский стих может разрастаться до бесконечности. Часто бывает достаточно одной цитаты или слова из Библии, чтобы ревнитель веры в «священное писание», особенно с философски изощренным умом, засел за написание книги или даже ряда книг. Пылкому и возбудимому ревнителю «священного писания» чаще всего удается написать и наибольшее количество книг о Библии. Предводитель иеговизма Ш. Руссель успел, например, сочинить семь больших томов о Библии, объединив их при издании общим названием «Изучение писания».

В создании книжной стихии вокруг Библии немалую роль играет то, что верующие уже выработали трудноисчислимое количество разных, порой причудливых, приемов толкования и использования библейских текстов, отдельных книг и в целом Библии. Многие из этих приемов несут на себе печать глубокой древности и до сих пор являются популярными. С их помощью ревнители «священного писания» способны одно и то же положение толковать на семьдесят и больше ладов, видеть в нем одновременно тройной или даже больший смысл, например буквальный, нравственный, аллегорический (Ориген), исторический, буквальный, духовный и небесный (Э. Сведенборг). Предпринимаются попытки систематизировать приемы религиозной апологии Библии, разрабатываются благочестивая библиология и даже теология апологии, а вместе с ними и апологетическая философия.

Своими трудами ревнители «священного писания» до бесконечности множат мнения о Библии. Каждый влиятельный апологет стремится сформулировать и пропагандировать свое мнение о Библии и ее толкованиях, трудится с намерением создать свою «неповторимую теологию». Неистощимым источником толков и мнений о Библии является сектантское мифотворчество. В. Д. Бонч-Бруевич составил картотеку в 250 тыс. названий религиозных сект и групп! Разные бегуны, дырники, воздыхатели, сладкоедцы, шалопуты, купидоны, вертуны, баклушнпки и многие другие сектанты отстаивали, разумеется, свое мнение о Библии. Практически невозможно предугадать, какие новые секты, а вместе с ними и новые мнения о Библии появятся в ближайшее время и какие исчезнут. Во всяком случае, как писал де Ветте, «один миф наслаивается на другой… один вымысел присоединяется к другому и последнему верят благодаря первому, уже авторитетному»^[18]. И люди шествуют по книжным джунглям «от веры в веру» (Римл., 1:17).

Кроме того, споры между верующими разгораются порой по самым ничтожным с точки зрения здравого смысла сторонних наблюдателей вопросам. Проблема, выдвигаемая на обсуждение ревнителями «священного писания», чаще всего дробится, вопросы подразделяются на подвопросы. Почти каждый старается поразить других знанием мельчайших подробностей, незначительных деталей. Все давным-давно забытое и бесполезное заново перетряхивается, перетолковывается. Одна подробность присоединяется к другой, реальные смешиваются с вымышленными. Среди них фигурируют: Адам свято исполнял все заповеди бога и поэтому через две тысячи лет нашел на горе Арарат свою жену; Аарон был на три года старше Моисея, и его жену звали Елизавета; в момент казни Иисуса Христа дрожала земля, тьма окутывала окрестность; мир будто бы возник точно в 9 часов утра 23 октября 4004 г. до н. э. Бесполезность занятия такими подробностями, ничтожными вопросами удачно обозначена в библейской иронии об оцеживании комара (Матф., 23:24).

Перед современным человеком, заинтересовавшимся Библией, возникает головокружительная картина многообразной мозаики толков и различных мнений. Только научная методология дает возможность разобраться в них и правильно оценить. Однако ревнители «священного писания» занимаются мучительной работой по соединению мнений с догмами, ничтожных подробностей с широкими обобщениями. Они обращаются к догмам как к панацее. Догмы устойчивы, их немного. Некоторые из них сохраняются на протяжении тысячелетий; есть догмы, признаваемые всеми верующими непогрешимыми. Ориентируясь на догмы, ревнители «священного писания» обсуждают вопрос о целях, методах и даже нормах как обличения, так и собственно апологии, рассуждают над проблемой допустимости или недопустимости идти до логического конца при разработке того или другого толкования Библии, предлагают соблюдать границы и рамки. Под рамками и границами подразумеваются благочестие и «мера веры» (Римл., 12:3, 6), т. е. самое неопределенное из всего того, что вообще имеется в религиозной философии. В связи с этим используются библейские положения: «…не мудрствовать сверх того, что написано…» (I Кор., 4:6), «Немощного в вере принимайте без споров о мнениях» (Римл., 14:1).

При изучении этого явления каждый человек, заинтересованный в правильном понимании Библии и ее апологии, в современных условиях встречается со значительным в философском отношении фактом. Для ревнителей «священного писания» чрезвычайное значение имеют символы и аллегории. Они могут иногда писать, что «символ есть раскрытие царствия божия», знак боговоплощения^[19]. Ф. Энгельс специально анализировал библейскую символику. Он указывал на большое значение в религии самых разнообразных и пестрых олицетворений.

Большинство символов и аллегорий современной апологии Библии восходит к древнейшим библейским сказаниям, к различным тотемическим культам. В начале Библии помещен миф о древе познания добра и зла и змии-искусителе. Вообще, змея и бык — это те животные, которые, как пишет профессор А. Донини, «оставили наиболее глубокий след в религиозной жизни Израиля»^[20]. Во многих местах Библии бог изображен быком. Рогами наделен Моисей. Тотемический оттенок носят имена многих библейских персонажей: Иосиф — бык, Иуда — лев и т. д. Впоследствии христиане тотемической эмблемой наделили каждого евангелиста. Голубь был утвержден в роли символа «святого духа». В синагоге обычными символами являются лев, олень, орел.

Ревнители «священного писания» чаще всего используют библейский тотем — змия. Создавая его образ, религиозная фантазия переиначила слово змей в змий. Он занял центральное место в философском мифе об искушении и совращении перволюдей — Адама и Евы, в котором древний литератор выразил познавательное самосознание и самочувствование своих современников. Позднее он стал емким и впечатляющим литературным образом и используется чаще всего для выражения философских идей. К этому образу неоднократно прибегал Гегель. Его используют также литераторы и философы в настоящее время. Основоположник кибернетики Н. Винер, рассуждая о том, что процесс познания необратим, решил это выразить через образы мифа об искушении и искусителе. Он говорил, что «тут происходит примерно то же самое, что произошло с Адамом и Евой, после того как они встретились со змием. Если вы вкусили плод с древа познания, вам уже не остается ничего другого, как идти вперед с полученным знанием»^[21].

Основной формой поклонения верующих тотему является уподобление. Поклонники змия в танцах извиваются, в пении шипят. Некоторые ревнители «священного писания» изучают изгибы змеи, ее повадки, движения, сравнивая с ними сложные поступки, различные состояния психики, разума и воли как искусителей, так и искушаемых. Они учитывают, что ум большинства верующих так или иначе философски образован, чувства развиты. Верующие способны воспринимать и использовать тонкие рассуждения и намеки, едва заметные оттенки, меняющие смысл того, о чем говорится. Они умеют искусно маневрировать между традиционными догмами и новыми мнениями, подчеркнуто внимательно относятся к этикету спора по религиозным вопросам, осуждают крайности и грубости. В октябре 1967 г. в Риме произошла встреча папы римского Павла VI и патриарха Константинопольской православной церкви Афинагора. Сотни

лет после раскола церкви такой встречи не было. «Добро пожаловать в отчий дом!» — этими явно искусительными словами был встречен в Риме Афинагор. Православная церковь предстала на радость католикам блудным сыном, однажды совращенным и теперь наконец возвращающимся в отчий дом. В замаскированных выражениях патриарх Афинагор поспешил подчеркнуть независимость православной церкви от римско-католической.

В книжной стихии вокруг Библии гибкий и емкий образ змия отражает неразрешимую путаницу понятий, использование псевдонаучного материала, возникающего в связи с надуманными проблемами, суесловие и многословие наиболее активных апологетов. Люди ведут «пустые споры» (I Тим., 6:5), вынуждены идти по множеству запутанных лабиринтов, извивающихся, как змий- искуситель, между тезисами и антитезисами; они имеют дело с искусственными и противоречивыми синтезами их. Иногда дело доходит до крайностей, например, ревнители «священного писания» провозглашают, что истинное понимание Библии может явиться к ним и через заблуждения. Некоторые из них выдвигают тезисы, которые должны подчеркнуть согласие в толковании Библии всех верующих, с тем чтобы тут же обосновывать тезисы, подчеркивающие противоположность — несогласие^[22].

В результате о «чистом» чтении Библии всеми верующими, о котором теологи пишут как о лучшей предпосылке поддержания религиозного авторитета ее, не может быть и речи. Масса верующих не видит истинного образа оригинала, воспринимает Библию из вторых и третьих рук. Для них всюду в апологетической литературе расставлены сети, западни, капканы. Незадачливому уму вообще трудно переварить многообразие религиозных взглядов на Библию. Верующие, обеспокоенные всем этим, рассуждают, что истина либо потерялась в массе книг о Библии, либо там ее вовсе не было.

Ревнители «священного писания» пишут специальные книги, анализируя хитросплетения догм и мнений, возникающие в религиозных толкованиях Библии. Они пишут о необходимости иметь «здоровую критику Библии»^[23], классифицируют разные мнения о ней, сообразно со своей исходной позицией говорят о максимуме и минимуме совершенства в понимании Библии. Но от этого правильное толкование Библии не выигрывает. Теоретически и политически дальновидные религиозно настроенные люди улавливают то, что если Библия как непогрешимый авторитет сковывает религиозную философию, уводя ее от истины, то в свою очередь эта философия бесчисленными мнениями, догмами, рассеянными во множестве книг и статей, отгораживает верующих от правильного понимания Библии. В итоге верующие в своих догмах и мнениях восславили Библию, создав вокруг нее ореол святости, и они же ее в них ославили.

1. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 36, стр. 53. ↑

2. К. Jaspers. Der philosophische Glaube angesichts Offenbarung. Miinchen, 1962, S. 8. ↑

3. Е. Dobschiitz. Die Bibel im Leben der Volker. Berlin, 1954, S. 181. ↑

4. C. Westermann. Umstrittene Bibel. Stuttgart, 1960, S. 6. ↑

5. «Журнал Московской патриархии», 1967, № 6, стр. 75. ↑

6. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 283. ↑

7. «Herder Korrespondenz», 1968, N 1, S. 29. ↑

8. К. Jaspers. Die Atombombe und die Zukunft des Menschen. Munchen, 1961, S. 237—238, 248. ↑

9. G. Bergmann. Alarm um die Bibel. Warum die Bibelkritik der modernen Theologie falsch ist? Gladbeck, 1963, S. 62. ↑

10. «Mann in der Zeit», 1967, N 4, S. 16. ↑

11. К. Jaspers. Die Atombombe und die Zukunft des Menschen, S. 237—238. ↑

12. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 39, стр. 330. ↑

13. Цит. по: «Журнал Московской патриархии», 1965, № И, стр. 44. ↑

14. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 8. ↑

15. Гегель. Соч., т. IX. М., 1932, стр. 19. ↑

16. Там же. ↑

17. Гегель. Соч., т. III. М., 1956, стр. 332. ↑

18. «Происхождение Библии». М., 1964, стр. 308. ↑

19. См. «Журнал Московской патриархии», 1967, № 8, стр. 73. ↑

20. А. Донини, Люди, идолы и боги. М., 1966, стр. 160. ↑

21. «Неделя» № 13, 22—28 марта 1964 г., стр. 20—21. ↑

22. См. «Журнал Московской патриархии», 1967, № 4, стр. 34—35. ↑

23. «Herder Korrespondenz», 1967, N 2, S. 59. ↑