2. Библейские противоречия и антиномии

Давно существует представление, что религиозное понимание Библии можно опровергнуть посредством самой Библии, стоит только указать на противоречия, разночтения, антиномии в ее текстах и дать им соответствующее толкование. В критическом анализе библейских противоречий и антиномий всегда виделся многообещающий прием критики Библии и ее апологии. В Библии их было насчитано свыше 150 тыс., все они систематизированы. Одним дано глубокое научное, другим — остроумное публицистическое объяснение.

Только упорствующие начетчики и фанатики среди верующих могут еще не замечать или считать мнимым противоречивое разнообразие всего содержания Библии. Большинство верующих с благоговением говорят о том, что Библия полна противоречий и антиномий, подчеркивают, что огромное количество разночтений обнаружено в Новом завете. Некоторые теологи насчитывают свыше 10 тыс. библейских противоречий и антиномий. В своих книгах они сталкивают тезисы и антитезисы, почерпнутые из Библии, в одном месте собирают притчи и контрпритчи, содержащие противоположные идеи, искусственно соединяют ветхозаветные и новозаветные тенденции, новозаветные тенденции Петра и Павла. В противоречиях и антиномиях теологи видят величайшие преимущества Библии, подчеркивают, что они так же нужны для ее «священного» величия, как необходимы парадоксы и противоречия для математики и других наук.

В Библии и ее апологии важные вопросы часто ставятся в форме альтернативы. Редкий номер журнала, издаваемый по инициативе или под контролем церкви, обходится без нескольких альтернатив. Популярной альтернативой является: или Библия действительно «священное писание», или она собрание обычных книг. Следуя библейскому требованию «отличать священное от несвященного» (Левит, 10:10), религиозные идеологи дают ей другую редакцию: священные или несвященные книги. Решая эту альтернативу, они ссылаются на положение, выдвинутое теологом Ф. Шлейермахером, — «священные писания стали Библией по собственной силе…»^[1]. В этом научная критика Библии видит одно из основных искусительных заблуждений ревнителей «священного писания».

Альтернатива — острая форма постановки вопроса. Она оголяет в рассуждениях мысль, резко демонстрирует основной метод постановки вопроса и его решение. Альтернативы свидетельствуют также о том, что люди, использующие их, замечают противоречия и антиномии, чувствуют относительность граней между противоположностями. Но видеть противоречия еще не значит правильно выражать их в теории и решать практически. Альтернатива не должна быть ложной, для ее формулировки нужны достаточные объективные основания.

Апологеты Библии очень много занимаются логикой и диалектикой. Кое-кто из них толкует о специфически «библейской диалектике», пишет о диалектике Моисея и Иоанна Крестителя, которая-де дала такой великолепный синтез, как десять заповедей и идею спасителя^[2]. Другие разрабатывают диалектическую теологию (К. Барт, И. Громадка), различные диалектико-эсхатологические концепции, приемы так называемого гибкого благочестия, позволяющего маневрировать между противоположностями и производить синтезы с мистическими целями. Но апологеты все вопросы рассматривают с позиций мистической религиозной философии и, как правило, предвзято. На этой основе развивается злоупотребление логикой и диалектикой, создается религиозный культ логики. Она объявляется внутренним феноменом Библии, «священной» философией, подлинным искусством богопознания.

Злоупотребление логикой и диалектикой всегда чревато теоретическими ошибками, искажением истины. Идеалистическая диалектика извращает процесс познания Библии. Без подлинно диалектического метода мышления невозможно связать и понять как следует и двух фактов, стоящих в одном ряду. Апологеты же занимаются не двумя и не тремя фактами, а историей великого памятника письменности. Они формулируют при этом ложные и искусственные альтернативы, прибегают к ненаучному решению их. Альтернатива священные или несвященные книги решается ими в пользу признания Библии «священным писанием». Иной теолог восхищается тем, что ему порой удается формальнологическими операциями стройно организовать и бессмыслицу.

Ревнители «священного писания» также ставят перед собой задачу создать единый и нерушимый образ Библии. Они подчеркивают, что в других религиях обожествляемые книги разрозненны. Китайские буддисты, в частности, насчитывают 3386 таких книг, расположенных в 1047 томах, книги же всех буддистов вообще могли бы составить целую библиотеку. Библия отличается от этих книг уже тем, что она издана в виде сравнительно небольшого однотомника. Сосредоточивая на этом свое внимание, библиопоклонники ищут в своем «священном писании» внутреннее единство, целостность, усиленно доказывая, что нельзя Библию изображать в виде простой суммы мыслительных субстратов^[3]. Они создают разные собрания библейских текстов, давая им часто поэтические названия: гармония, симфония и т. п.

В Библии, начиная с положения «и отделил бог свет от тьмы» (Быт., 1:4), а в религиозных трактатах о ней, начиная с противопоставления духа материи, всюду встречаются философски омертвленные противоположности; абстрактными и абсолютными предстают добро и зло, земля и небо, жизнь и смерть, возвышенное и низменное. Ф. Энгельс, характеризуя метафизику как ограниченный и в научном мышлении исторически преодоленный диалектикой метод, писал, что посредством метафизики человек «мыслит сплошными неопосредствованными противоположностями…». При этом он сослался на то место из Библии, где повествуется о древнем методе мышления, при использовании которого речь человека состояла из «да — да, нет — нет; что сверх того, -то от лукавого»^[4]. Библия предлагает держаться именно этого метода, чтобы «не подпасть осуждению» (Иаков, 5:12).

Имеются некоторые основания такой древний метод мышления назвать «библейским методом». Помимо того, что метафизика, как остроумно заметил Ф. Энгельс, всего лишь «почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода…»^[5], в религиозном мировоззрении она еще сочетается с тем, что ее сторонники все вопросы ставят в зависимость от веры в бога, полагая, разумеется, что он «знает все движения мыслей» (I Парал., 28:9). При использовании такого метода мышления получается та профессорская схоластика, которую принципиально и резко критиковал В. И. Ленин, подчеркивая, что она не видит объективной реальности, зачастую не в состоянии «отделить объективной истины от учения о леших и домовых»^[6].

Зависимость идеалистической диалектики апологетов Библии от веры в бога отражена в специфических религиозных понятиях «канонизация» и «апокрифизация». Ими обозначаются особые операции над книгами, совершаемые верующими. Часть книг относится к числу священных, или канонических, связывается с «откровением» бога, другие попадают в число отреченных, или апокрифических, признаются результатом дьявольского наваждения, крайним выражением которого являются чернокнижие или безбожная тайнопись. Это превращает альтернативу священные или несвященные книги в мистическую загадку. Подлинный образ Библии растворяется в книжной религиозности. История Библии и ее самоценность мистифицируются, вместо правильного понимания их верующие обращаются к произвольному мифотворчеству. Они затрачивают много сил на поиски безусловного или абсолютного, полагая, что нельзя решить альтернативу священные или несвященные книги, не поверив в бога^[7]. По их мнению, только бог обладает дополнительными и сверхъестественными способностями толковать любое противоречие, решать любую альтернативу. Верующие евреи восклицают: «До прихода Ильи пророка. Илья пророк разъяснит все непонятное!» Христиане надеются, что все непонятное им разъяснит Христос, мусульмане — Мухаммед.

Ссылка на бога — своеобразный аргумент, который снимает все остальные. Вместе с тем независимо от желания верующих он способствует возникновению химерических домыслов. Мистики, например, пишут, что они уже обладают «ключиком Соломона», а также вселенским ключом магических искусств, чтобы проникать во все святилища. В соответствии с этим ссылки делаются на саму Библию как на абсолютно непогрешимый авторитет. Талмуд указывает, например, что если два стиха из библейских текстов противоречат друг другу, то «приходит третий и согласует их» (Талмуд, 7:210). Тщательно изучаются «божественные» возможности цитат из Библии и из авторитетных религиозных трактатов. Апологет, вообразивший, что он обладает цитатой со сверхъестественными возможностями, оказывается в состоянии «священной» слепоты и глухоты по отношению к аргументам противников. На одном из диспутов Мартин Лютер дал пример «священной слепоты» современным протестантам, оградив себя от искушений библейской цитатой: «Сие есть тело мое».

До сих пор многие ревнители «священного писания» находятся в плену традиции верить во всесилие авторитетных цитат, мнений, тезисов и вопросов. Зачастую они организуют настоящее сражение между ними, выстраивают их в нечто подобное боевым рядам. В качестве примера они берут спор Иисуса Христа с дьяволом. Искуситель советует спасителю броситься с крыши храма вниз, говоря, что в Библии написано: «…не преткнешься о камень ногою…» Спаситель парирует: «написано также: «не искушай господа бога твоего»» (Матф., 4:6, 7). Спаситель явно подменяет тезисы в споре. И так он поступает на протяжении всего спора. Ориген попытался уничтожить критика христианства Цельса 1532 цитатами из Библии. По тысяче тезисов выдвигалось во время только одного диспута. Против монофизитов христиане в один раз выставили 600 мнений, в другой — еще больше. Однажды Фома Аквинский направил против своих противников 1 тыс. вопросов и 15 тыс. ответов на них. Сотни тезисов бросали против раскольников православные, стольким же, а то и большим количеством тезисов отвечали им раскольники. Недавно соборные отцы на II Ватиканском соборе католической церкви подтверждали положения цитатами, с их помощью критиковали своих противников, возбуждая страсти, нанося друг другу обиды. Пастырская конституция, принятая на этом соборе под названием «Церковь в современном мире», пестрит цитатами из Библии.

Игнорирование подлинной диалектики, злоупотребление логикой и разные ссылки на помощь со стороны сверхъестественных сил приводят к тому, что верующие вынуждены ставить и решать сложные альтернативы самым примитивным способом. Библия свидетельствует, как ответственные альтернативы, например начинать братоубийственную войну или пребывать в мире, древние евреи решали жеребьевкой, надеясь на участие бога. Что из этого получалось, рассказывают содержащиеся в Библии летописи истребительных военных поражений. Иосиф Флавий сообщает, как однажды в результате жеребьевки был избран евреями в первосвященники, т. е. на должность главы государства, один деревенский житель, который «был настолько неразвит, что не имел даже представления о значении первосвященства»^[8].

Решение сложных вопросов, поставленных в форме альтернатив, противоречий и антиномий, производилось также посредством «судов божьих». Библия повествует, как древние люди при этом использовали «воду ревнования», обыкновенную воду, смешанную с землей, в которую опускался свиток с заклинаниями. Они считали, что при употреблении этой воды испытываемый погибнет, если виновен. Еще чаще испытывали людей змеями. Иисус Христос завещал их использовать своим ученикам. Змеи-де не погубят истинно верующих в него. Следуя этому завещанию, апостол Павел демонстрировал свою веру в христианское учение иноплеменникам, беря в руки ядовитых змей. Организуя «суды божьи», христиане подозреваемого в чем-либо преступном бросали в воду и смотрели: тонет — не виновен; хоть немного держится на воде — виновен, значит, дьявол поддерживает.

Чаще всего «суды божьи» превращались в обычные застеночные пытки несчастных. Масса невинных людей погибла в огне, в воде, от змеиного яда.

«Суды божьи» в их изуверских формах в настоящее время очень редки, а если и происходят, то лишь в тайных сектах. Однако иногда они организуются в виде словопрений, правую сторону в которых должен, как полагают их организаторы, поддерживать бог. Недавно такой суд был устроен в Иерусалиме. Семьдесят один «непорочный» иудаист составил синедрион. Были назначены обвинитель и защитники. На этот раз судили бога Ягве за то, что он задерживает посылку евреям спасителя. Но обвинитель обрушился не на подсудимого — бога, а на современных евреев, обвиняя их в том, что они мало молятся и тем срывают явление спасителя. Защитник привел 248 доводов, 365 причин и 613 аргументов, обвинив все же Ягве. Синедрион принял поразительное решение: «Бог обязан прислать мессию в этом 5694 году», т. е. по израильскому исчислению от «сотворения мира»^[9]. Несостоятельность таких словопрений была подчеркнута еще в фольклорных произведениях. В замечательной сатирической «Повести о куре и лисице» идет рассказ э тяжбе между петухом и лисицей. Лисица обвиняет петуха в многоженстве, приводя цитаты из Библии. И библейскими же цитатами петух обосновывает свое право на многоженство.

Противоречия, антиномии и альтернативы верующие решают чаще всего простым голосованием, прикрывая его лишь ссылкой на «пророческую интуицию масс» и на явление этим массам бога. Большую роль играет принцип дисциплины и повиновения меньшинства большинству. Вместо божественного единства духа, ритма и симметрии^[10], которое ищут в Библии ревнители «священного писания», у них на произвольных основаниях получились каноны, разные компендиумы библейских книг, энциклопедии с аранжировкой слов, понятий, тезисов, произвольные синтезы с отредактированными и пронумерованными тезисами. Определяя, например, количество «священных» ветхозаветных книг, раввины в I в. не нашли ничего другого, как расположить книги по числу букв еврейского алфавита: получилось 22 книги. Впоследствии их стало 27, причем снова было найдено произвольное основание: пять конечных знаков букв. Число «27» стало аллегорическим. Под него было подогнано количество новозаветных книг. Известно, что христиане рукотворно установили канон в IV в. на вселенских соборах голосованием и к тому же с помощью светских властей.

В современных условиях авторитет той или другой догмы, значение мнений, толков, решение тех или других вопросов также определяются обычным голосованием на форумах верующих. Одной из задач Библейской комиссии при Ватикане является толкование казусов, возникающих у католиков при чтении библейских текстов. На комиссии даже по малейшему вопросу возникает масса мнений. Наилучшие, с точки зрения католиков, выбираются голосованием. Несогласные вынуждены подчиниться большинству. В 1967 г. в ФРГ 20 тыс. лютеран собрались под лозунгом «Никакого другого Евангелия!», чтобы опротестовать некоторые современные теологические приемы толкования Библии. Простым большинством они лишили голоса нежелательных ораторов и поддержали свои традиционные взгляды на Библию^[11]. Такими же приемами были приняты основные документы и на II Ватиканском соборе католической церкви. Один из этих документов был посвящен непосредственно проблеме «божественного откровения».

Трудной и запутанной для самих верующих оказывается альтернатива священные или несвященные книги потому, что она ими неправильно сформулирована. В научной критике Библии нет надобности выдвигать ее. Эта альтернатива и ее толкование теологами рассматриваются в ней только в связи с необходимостью критики ненаучных способов, к которым прибегают верующие, осмысливая антиномии и противоречия в Библии и ее апологии. Для постановки естественных и правильных альтернатив приемлем только научный метод мышления. В споре науки и религии вокруг Библии верующим не избежать той философской альтернативы, которую В. И. Ленин назвал неминуемой в столкновении противоположных мировоззрений, а именно материализм или идеализм^[12]. С точки зрения диалектического материализма идеалистические, мистические альтернативы, так же, как и искусственные противоречия, антиномии, разрешаются «простым обнаружением того обстоятельства», что они существуют «только в воображении»^[13], представляя собой искаженное отражение действительности в сознании людей.

Существует глубокая причинная и закономерная связь Библии и ее апологии с тем обществом, в котором они возникли и развиваются. Вся духовная жизнь ревнителей «священного писания» в любых условиях не может быть понята без изучения тех исторических обстоятельств, которые питают так называемые религиозные потребности широких масс. Противоречия и антиномии в самой Библии являются слепком с объективных противоречий взбудораженного классовой борьбой рабовладельческого общества. Библейские тексты отражают колоритную, полную борьбы и страданий, мира и радости жизнь нескольких древних народов. На протяжении 16 веков над ними трудились люди разного общественного положения, носители разных исторических форм мышления. Основные тексты Библии складывались в ту пору, когда, по словам Ф. Энгельса, массовые движения по необходимости были сумбурны; «сумбурны в силу того, что всякое мышление масс вначале противоречиво, неясно, бессвязно; сумбурны они, однако, и в силу той роли, какую на первых порах еще играют в них пророки»^[14].

В массовом религиозном движении основными компонентами вероучения выступают одновременно вера в бога и в книги «священные», в дьявола и в книги «отреченные». Верные методу абсолютизации противоположностей, религиозно настроенные люди проводят догматическое различение между добром и злом, персонифицируя одно в образе бога, другое в образе дьявола. Двойственность — характерная черта религиозного мировоззрения. Всюду видятся контрасты, например, грубый порок, как писал Гегель, сочетается с готовой на всякие жертвы возвышенностью души^[15]. Канонические книги при этом выступают литературной формой выражения абсолютного добра, а отреченные или апокрифические — зла. Но такое догматическое различение существует в идеалистических конструкциях ревнителей «священного писания». Оно соответствует представлениям о мнимом единобожии.

В массовых религиозных движениях нет четкой грани между монотеизмом и политеизмом. Монотеизм — свидетельство духовной бедности религиозной общины верующих. Вокруг веры в единого и однокачественного бога может объединиться небольшая группа людей, способных создавать фантастический образ абсолютного злодея и абсолютного святого. Монотеизм противоречит вероучениям более или менее многочисленного религиозного движения.

Библия возникла под влиянием многобожных вероучений. В ней отражено громадное скопление богов, начиная от домашних богов-идолов (Быт., 31:19), включая языческих богов. В ней сообщается даже о том, как бог в сонме богов производит суд (Пс., 81:1). Христианство располагает гибким религиозно-философским понятием «троица», которое на деле отражает политеизм. Кроме того, дьявол тоже бог. К. Маркс писал, что «бог и дьявол, как известно, не далеки друг от друга». В Библии о дьяволе говорится как о падшем ангеле, как о «сыне зари» (Исаия, 14:12), веселом жизнелюбце, заключающем в себе творческое начало. В то же время бог не уступает злополучному дьяволу в злодеяниях, кознях и искушениях, направленных против людей.

Еще в древности верующие, склонные к философскому абстрагированию, в какой-то степени улавливали невозможность разорвать то, что реально существует и развивается в единстве. Тем более это понимают современные верующие. Даже в биографии бога, утверждают православные, «все полно контрастов, все полно тем, что на языке человеческого рассудка называется «антиномиями», противоречиями»^[16]. Мистики пишут, что бог представляет собой величайшее единство противоположностей: он и тезис, и антитезис, и он же представляет собой наивысший синтез, поэтому содержание библейских текстов динамично: в одном отношении оно богоугодно, в другом — демонично. Образ бога впитывает в себя добро, то, что на языке верующих обозначается «священным». Но он же выступает носителем зла, т. е., на языке религии, дьявольского. В Библии часто повторяется, что добро и зло одинаково происходят от бога.

Свое оригинальное отражение представления об антиномиях и противоречиях в Библии нашли в легендах о змееподобных божествах. Культ бога связан, как уже отмечалось, с почитанием быка и змия. Аарон и Моисей видели явление бога в превращении чудесным образом своих посохов в змей. Древние евреи приносили в жертву богу животных почти всех видов, змеев — нет. Причем сама религиозная фантазия вокруг змия как бога является, образно говоря, змееподобной. Она развела обожествленных змиев по разным лагерям.

В одном случае змеи — покровители добра, спасители. Моисей устанавливает медного змия, чтобы спасать пасомых им в пустыне людей от укусов змей. Было и храмовое поклонение перед змием. Затем Христос увидел в этом медном змии прообраз спасителя, появились евангельские слова: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть сыну человеческому» (Иоан., 3:14). Наконец, христиане увидели в медном змии Моисея и прообраз своего фетиша — креста. До сих пор они подхватывают слова Иоанна Златоуста о том, что один змий был водружен на кресте и другие змеи лишились своей силы; один Христос был пригвожден на кресте и другие все демоны упразднились.

В другом случае обожествленные змеи выступают олицетворением зла и коварства. В той же Библии поклонение перед змием объявляется недостойным правоверных идолопоклонством, рассказывается об его упразднении (IV Царств, 18:4). Постепенно развивается образ дракона. В отдельных библейских текстах он отождествляется с крокодилом, выглядит летучим змием, древним змием левиафаном, представляющим собой либо «кольцеобразно извивающееся животное», либо фантастическую рыбу, змея, прямо бегущего и изгибающегося. Миф о драконе имеет зловещий смысл. Впоследствии мистик Э. Сведенборг выскажется, что внутреннее коварное содержание должно облекаться в отвратительную форму. Дракон в мифах и в наглядных изображениях верующими — необыкновенно преувеличенная в размерах змея, соединяющая в себе отрицательные змеиные черты с чертами отвратительных существ.

Имело место и такое изображение обожествленных змей, когда они представали своеобразным олицетворением добра и зла в одном контексте. Фантазия верующих создавала и змеиные пары, т. е. чудовища со многими головами и змеиным телом. Существовала вера в змеиную пару как в символ жизни. Нередко такой первородной парой представали Адам и Ева. Их изображали то со змеиными хвостами, то космической змеей — жизнью. И в новозаветной литературе есть образ дракона с семью головами и десятью рогами, у него также может быть семь очей, которые суть семь духов божьих. Это двуполое существо наделено буквально всеми функциями бога.

Существенным моментом в мифологии змееподобных богов является то, что изображение змия превращалось в святыню, одинаково почитаемую с ковчегом завета, в котором будто бы пребывают бог и скрижали с письменами. Кроме того, змий, повествует Библия, наделяется душой и разумом, а затем и речью. Это явление в мифологии свидетельствует о том, что нередко «религия возводит животное в символ духовного»^[17]. Бывало, что ревнители «священного писания» под влиянием легенд о думающих и говорящих библейских тотемах разговаривали с животными и птицами, питая даже надежды совратить их в свою веру. Тотемам приписывалась способность влиять на книги. Философ и толкователь Библии с религиозных позиций Г. Сковорода, соглашаясь с библейским положением о том, что «если начаток свят, то и целое; и если корень свят, то и ветви» (Рим., 11:16), писал, что Моисей в образе змия дал божественную фигуру со сверхъестественной силон. Отсюда Г. Сковорода делал вывод, что «когда одна фигура, то и вся Библия есть змий»^[18]. Это удивительное мистическое толкование змееподобного бога соответствует признанию верующими анти- номичности и противоречивости всего содержания Библии.

Безусловно, Библия есть «архив народной жизни» (И. Гердер). Она содержит в себе разнообразный материал светского и религиозного характера. Марк Твен остроумно сравнил ее с аптекой, ассортимент снадобий которой «остается неизменным, меняются лишь методы их применения»^[19]. Вот почему Библия в прошлом и в настоящем пользуется наибольшей популярностью среди верующих, чем другие памятники. Она находит для себя потребителей и ревнителей в самых различных слоях населения во многих странах мира. Последовательная и логичная книга или собрание тщательно отредактированных книг без антиномий и противоречий, без искусственных альтернатив и фантастических ответов на них могли бы привлечь внимание лишь небольших однородных в классовом и психологическом отношении групп людей.

Неисчислимы противоречия и антиномии в разрастающейся апологетической литературе. Их трудно классифицировать, утомительно перечислять, нелегко объяснить. Достаточно полно и правильно они могут быть объяснены из состояния материальной жизни людей, из тех социальных столкновений и конфликтов, которые неизбежны в антагонистическом обществе. В некотором отношении противоречия и антиномии в апологии Библии отражают характерные особенности борьбы коммунизма и капитализма в современных условиях. Полнее всего это проявляется тогда, когда ревнители «священного писания» берутся судить о современной эпохе, прибегая к «библейскому методу» и традиционным представлениям о Библии.

В общих чертах верующие одинаково решают альтернативу, является ли Библия действительно «священным писанием», или она всего лишь собрание обычных книг. В их представлениях она богооткровенна. И тем не менее Библия с ее религиозным ореолом не является центром всеобщего объединения верующих. Между верующими пролегло много разграничительных линий, включая и конфессиональные. Но главные среди них — классовые, уходящие своими корнями в экономический базис того общества, в котором живут верующие. В современных условиях часть верующих — это граждане социалистического общества. Но большинство ревнителей «священного писания» живут в условиях капитализма. Кроме того, в любой стране современного мира нет однородной массы верующих. Сами верующие подчеркивают «антиномич- ность» жизни людей в нашу эпоху^[20]. В буржуазном обществе к тому же большинство апологетов Библии являются выходцами из среды мелкой буржуазии. Но как раз мелкий буржуа, подчеркивал К. Маркс, есть сам «воплощенное общественное противоречие», он «обожествляет противоречие»^[21], весь составлен из «с одной стороны» и «с другой стороны». Деятельность таких апологетов не может не плодить противоречивой и чаще всего сумбурной религиозной литературы.

Апология Библии в современных условиях многообразна и противоречива. Ей отдают свои силы люди, занимающие различное место в обществе и в религиозных общинах. Поэтому есть принципиальная разница в толковании и использовании Библии, скажем, религиозно настроенными гуманистами, фашиствующими реакционными ревнителями «священного писания». Даже перед казнью Ю. Штрейхер, один из мрачных злодеев нашего времени, вспомнил Библию, однако для того, чтобы выкрикнуть: «Вы справляете пурим 1946 года!.. А теперь к богу!»^[22]. Такие типы использовали Библию для обоснования абсолютного права «евангелических фашистов» господствовать над миром, для подкрепления своих «христианских решений XX в.». В эти «решения» входили антикоммунизм, расизм и антисемитизм. В связи с антисемитскими варварскими принципами фашисты требовали расканонизировать весь Ветхий завет за его связь с историей древнееврейского народа.

Классовые интересы верующих в библиопоклонении полнее всего выражаются в избирательном подходе к библейским текстам и книгам. Это превращает Библию в нечто похожее на музыкальный инструмент, на котором каждый исполнитель извлекает нужную ему мелодию^[23]. При этом избирательность, канонизация и апокрифизация, осуществляемые религиозными идеологами с различных позиций, выступают своеобразными формами критики ими Библии. Каждое крупное церковно-религиозное объединение имеет в настоящее время свой конфессиональный канон библейских книг. Так, у католиков он состоит из 77 книг, православные из этих 77 книг 11 относят к числу душеполезных, но неканонических и т. п. Что касается текстов, отдельных положений, то здесь всюду крайности. То, что о Библии и ее текстах говорят одни верующие, другие отрицают, и то, что из Библии актуализируется в одной группе верующих, решительно замалчивается в другой, и так без конца.

Ф. Шлейермахер. Речи о религии. М., 1911, стр. 220. ↑
См. X. Джонсон. Христиане и коммунизм. М., 1957. ↑
С. Westermann. Umstrittene Bibel, S. 17, 94. ↑
См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 203. ↑
Там же, стр. 204. ↑
В. И. Ленин. Полы. собр. соч., т. 18, стр. 130. ↑
W. Eberhardt. Jesus Christus der Schlüssel der Heilgeschichte. Volkstümliche Bibellesungen für den Familienkreis. Berlin, 1957, S. 19. ↑
Цит. по: «Критика иудейской религии». М., 1964, стр. 137. ↑
См. А. И. Эдельман. Именем бога Ягве. Ужгород, 1963, стр. 24. ↑
См. «Богословские труды», сборник второй. Изд. Московской патриархии, 1961, стр. 211—212. ↑
«Mann in der Zeit», 1967, N 4, S. 16. ↑
См. В, И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 286. ↑
См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 281. ↑
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22, стр. 478. ↑
См. Гегель. Соч., т. VIII. М.-Л., 1935, стр. 386. ↑
«Журнал Московской патриархии», 1966, № 1, стр. 66. ↑
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 1, стр. 43. ↑
Г. С. Сковорода. Собр. соч., т. I. СПб., 1912, стр. 386. ↑
М. Твен. Письма с Земли. М., 1964, стр. 258. ↑
См. «Журнал Московской патриархии», 1967, № 7, стр. 33. ↑
См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 27, стр. 412. ↑
Цит. по: «За рубежом» № 19, 6—12 мая 1966 г., стр. 25. ↑
Н. Fuchsz. Hat die Bibel Rocht? Leipzig — Jena, 1958. ↑

Содержание