IV. Против ревизии диалектического материализма​

[1] С тяжелым чувством пишу эту статью. Нерационально и притом чрезвычайно скучно тратить время на разбор писаний, вызывающих у читателя только улыбку. Обыкновенно проходят мимо таких «произведений». Но в наших условиях, когда широкие массы поднялись к творческой деятельности и жадно глотают каждое печатное слово, нельзя пройти мимо любых выступлений, направленных против революционного марксизма. Общественный и партийный долг заставляет нас выступить с решительным отпором и новому бунту против диалектического материализма. Партия достаточно зрела, советская общественность имела достаточно времена для практической проверки неоценимого значения научного метода Маркса, Энгельса и Ленина, чтобы позволить кому бы то ни было поднять руку против марксизма.

Выступление т. Степанова не может быть оставлено без ответа еще и потому, что он, драпируясь в тогу новейшего естествознания, в своей книге пытается поссорить Ленина с основоположниками марксизма, открыто предавая анафеме основные положения диалектического материализма, формулированные Энгельсом в «Людвиге Фейербахе», «Диалектике природы» и других его произведениях. При этом он имеет «смелость» всех тех, кто не согласен с ним, кто не хочет идти на ревизию марксизма, называть ревизионистами, меньшевиками, идеалистами, виталистами и т. п. эпитетами.

В своем походе против марксизма т. Степанов пытается говорить от имени современного естествознания. Но так как он не знает современного естествознания (только ли естествознания?), то получается конфуз. Его последняя книга, открыто направленная против Ф. Энгельса и ортодоксального марксизма, насыщена тяжеловесной бранью, которая, очевидно, должна заменить ее мало весомый естественнонаучный багаж. Тут и «барахло», и «Чубаров переулок», и «нововременны», и чего только ни хотите. При этом его самомнению и высокомерию нет предела. «Я и Маркс», «я и Энгельс», «я и Ленин» и тому подобное самовозвеличение, если не всегда совсем открыто, то всегда между строк пронизывающее все его произведение, составляет вторую отличительную черту книги т. Степанова. Настоящая дюринговская манера. Разница только в том, что Дюринг, несмотря на чрезвычайную путанность своих писаний, был все-таки в курсе современной ему науки, т. Степанов же, как он сам неоднократно повторяет, питается современными достижениями науки из вторых или третьих рук (Тиц, Смидович) и нередко имеет о них совершенно извращенное представление. Он это сам прекрасно знает и в редкие минуты откровенности об этом сам говорит. И, несмотря на это, все-таки дерзает быть ментором естествознания, марксистским гидом по дебрям науки!

Чтобы не быть голословным и не дать т. Степанову возможности говорить об «изнасилованной невинности в Чубаровой переулке», я приведу два-три примера.

Тов. Степанов в своей брошюре «Исторический материализм и естествознание» пытается между прочим изложить эволюционное учение. Он слышал, что в процессе эволюции одни органы исчезают, а на их место появляются другие. Он также где-то слышал, что у животных имеются остаточные, рудиментарные органы, т. е. такие органы, которые находятся в процессе исчезновения, но окончательно еще не исчезли, что эти рудименты не играют почти никакой роли в организме, а иногда играют даже отрицательную роль. Все это он кое-как рассказал. Но популярная книга требует конкретных примеров, а их у т. Степанова, так кричащего о конкретном естествознании, нет ни одного. Что же делать? Он их изобретает. Получается очень оригинально, даже сверхоригинально, но в то же время — форменный конфуз. Тов. Степанов, ничтоже сумняшеся, уверяет, что евстахиева труба есть рудимент, который «никакого жизненного значения для человека, собаки и т. д. не имеет. Он сохраняется просто как бесполезный остаток или пережиток (рудимент) органа» (стр. 31).

Всякий, даже не пишущий по вопросам естествознания, прекрасно знает, какую огромную роль играет евстахиева труба в жизни человека. Спросите рабочего, работающего на взрывных работах, или солдата-артиллериста. Они вам расскажут об этом. Кроме дискредитации эволюционной идеи, не говоря уже о марксизме, от такой «научной конкретизации» дарвинизма ничего не получается.

Или взять его утверждения, что «в утробной жизни человеческого (как и собачьего, и коровьего и т. д.) младенца есть полоса, когда у него еще нет намека на легкие, но имеются жабры». Всякий, кто прочел хотя бы одну книжку по биологии, прекрасно знает, что никаких жабру зародыша нет, а есть только щели в том месте, где у рыб закладываются жабры.

Или взять его утверждение, что змея произошла от земноводного, «похожего на тритона и амблистому» (стр. 37). Кроме недоумения это «открытие» т. Степанова, дискредитирующее марксизм и биологию, ничего вызвать не может. Для т. Степанова ящерицы, от которых в действительности произошли змеи, одно и то же, что и земноводные (лягушки и др.).

Не стоит больше морить читателя подобными примерами, хотя их можно было привести почти столько, сколько «конкретных», «биологических» иллюстраций приведено неудачливым автором. Тов. М. Левин уже однажды привел довольно длинный, занимающий несколько страниц, но все же не исчерпывающий список «перлов» т. Степанова (см. речь т. Левина в сб. «Механистическое естествознание и диалектический материализм», издание Тимирязевского института, Вологда, 1925).

И с подобными представлениями о биологии, с подобными «знаниями» т. Степанов пишет книжки, в которых, не стесняясь, затрагивает основные проблемы биологии, высокомерно зачисляя всех несогласных с его «пониманием» предмета в лагерь виталистов!

После такого неудачного опыта, казалось бы, нужно чрезвычайно осторожно пускаться в новое плавание. Но т. Степанов не такой человек. Ему море по колено. Он пишет новую книжку. И что же? Получился скандал, почище первого. Здесь, правда, о конкретном естествознании почти ни слова, но зато чрезвычайно много «выводов», «теоретических» положений, «методологических» экскурсов в «естествознание» и беспардонная ругань направо и налево. В результате — полнейшая дискредитация диалектики в глазах натуралистов и вообще лиц, хоть немного знакомых с естествознанием.

Вот образчик степановских «выводов» из «современного естествознания». Тов. Степанов страшно не любит скачков. Он утверждает, что «идея непрерывности, осуществляющейся через превращение форм движения, все больше овладевает современной наукой». И патетически восклицает: «Но разве это — не величайшее торжество диалектики?». «Мои противники, — продолжает он далее, — видят ее основную характеристику в «узловых линиях», в «перерывах непрерывности». Я’ вижу ее основную характеристику в признании непрерывности единого универсального движения, в раскрытии непрерывности его превращений из одной формы в другую. Это, можно сказать, принцип современной науки, в этом — основа диалектико-материалистического метода, это — та общая точка зрения, с которой мы должны оценивать частные факты частных наук. Все, что противоречит этим диалектическим (?!) воззрениям на природу, должно вызвать нашу сугубую подозрительность, хотя бы и старалось прикрыться марксистским Флагом, должно наводить на вопрос, не служит ли этот флаг в данном случае просто для прикрытия контрабанды» («Диалектический материализм и деборинская школа», стр. 106).

Что ответит на такую «диалектику» и «принципы» современного естествознания человек, черпающий свои знания не из третьих рук? Он скорее всего ничего не ответит, отвернется и будет спокойно продолжать свое дело. В самом деле, что можно сказать человеку, самодовольно утверждающему, что день есть ночь? Вся наука за последнюю четверть века не перестает говорить о «перерывах непрерывности». В физике говорят о квантах, в биологии — о мутациях или трансгенациях и т. д. У одной, например, плодовой мушки (Drosophila melanogaster) найдено преимущественно американской школой Моргана, более 500 прерывистых изменений, не знающих никаких переходов. Мöллер путем рентгенезации ускорил этот процесс мутирования дрозофилы в 150 раз. Блестящих результатов в этом направлении достиг над растениями Блэксли. В Москве, в лаборатории проф. А. С. Серебровского достигнуты те же результаты, которых достиг Мöллер. Мы знаем много мутаций у других животных и растений. И несмотря на то, что весь научный мир буквально не перестает говорить» о чрезвычайно плодотворных работах Планка в физике, об удивительных успехах Моргана, Мöллера и др. в биологии, т. Степанов самонадеянно утверждает, что вся задача науки — в раскрытии непрерывности превращений одних форм в другие, что это — «принцип современной науки», что «в этом — основа диалектико-материалистического метода». А если факты будут говорить, что в природе нет развития без нарушения непрерывности, то тем хуже для фактов, относись к ним «сугубо подозрительно».

И после этого т. Степанов осмеливается говорить, что его противники знать не хотят ни фактов, ни успехов современного естествознания, а знают только свою философскую систему, в которой они безнадежно, якобы, увязли и из-за которой не видят живой жизни.

Чего стоит при свете вышеприведенных фактов степановского «естествознания» и его «понимания» современной науки следующее место из его книжки. Он пишет: «И еще одно, в высокой степени выразительное указание Ленина. Кратко перечислив завоевания новейшей физики, углубляющие наши знания о строении материи, он говорит: «Все это — только лишнее подтверждение диалектического материализма». А когда я ссылаюсь на завоевания (?!), сделанные наукой, (?!), идущей все по тому же пути, деборинцы в один голос заявляют, что это — ниспровержение их представлений о диалектике. Ну, что же, значит им не по пути ни с Лениным, ни с современной наукой».

Мы уже видели, на какие «завоевания» науки ссылается тов. Степанов и как он их понимает!

Тов. Степанов любит блистать «оригинальностью». Ради «принципов современного естествознания» он готов разойтись с кем угодно, даже с самим с собою. Плеханов, видите ли, в погоне за скачками в природе безнадежно исправлял Дарвина мутациями де-Фриза. Тов. Степанов — не такой человек: вы его на удочку со скачками не поймаете. Вот что он. пишет: «Я не последовал за Плехановым в дополнении и исправлении Дарвина мутациями де-Фриза. Но здесь я остался в хорошей компании с К. А. Тимирязевым и с другими наиболее близкими нам по мировоззрению биологами» (стр. 90).

Тов. Степанов в своей простоте душевной «забыл», что со времени де-фриэовских работ о мутациях прошло более четверти века и что с того времени, несмотря на то, что де-фризовское объяснение мутаций неудовлетворительно, все же мутации оказались реальным фактом, настолько реальным, что их можно искусственно получить в лаборатории. Давным-давно уже вопрос о том, идет ли эволюция скачками или непрерывно, не является для науки вопросом: он окончательно решен в плехановском смысле. Некоторые сомнения вызывает лишь вопрос, признавал ли Дарвин эти скачки, эту прерывистую наследственную изменчивость, или нет. Но где же об этом знать т. Степанову?

Особенно важное значение приобретает теория скачков в социологии. Эта теория служит водоразделом между революционным марксизмом и реформизмом. Международный реформизм всю свою крохоборческую практику основывает на разговорах о «непрерывности общественного развития», между тем как вся практическая деятельность партий революционного марксизма базируется на теории скачков. В переводе на политический язык—принятие учения о скачкообразном характере развития означает признание неизбежности революционного переустройства общества, противоположная же точка зрения политически означает — мирное перерастание капитализма в социализм. Недаром международная социал-демократия страшно не любит скачков и так бешено нападает на коммунистическую «теорию катастроф».

Только недавно «Vorwarts» (от 22 июля 1928 г., № 343) разразился против Коминтерна статьей (Das Wunder aus dem Osten), в которой резко высказывается против учения о «перерывах непрерывности», называя это учение «чудом с Востока». «Vorwarts» видите ли, обеими ногами твердо стоит на современных научных позициях, он отказывается иметь дело с чудесами и отметает эту «наивно-вульгарную теорию катастроф» в пользу «единственного научного» принципа непрерывности Kontinuitat).

«Правда» (от 27 июля, 1928 г.) ответила на все эти реформистские пошлости превосходной статьей. Мы, к сожалению, не можем здесь подробно останавливаться на этой статье. Приведем только одно место. «Идиллическую «непрерывность и постоянство» политического развития, — пишет «Правда», — в нашу эпоху можно — если кому это нравится — искать где-нибудь на луне, а вовсе не в этом бренном империалистическом мире. Пусть эту «непрерывность» ищет г. Гильфердииг, — когда-то сам пописывавший о неизбежности «катастроф», — пусть ныне он мечтает о «постоянстве» и «непрерывности» капиталистической эксплуатации. Но никаким фактам эта благовидная «социалистическая» непрерывность все равно не соответствует».

А т. Степанов, в противоположность «деборинцам», видящим основную характеристику диалектики в «узловых линиях», в «перерывах непрерывности», утверждает, что непрерывность единого универсального движения есть основа диалектического метода, что «общая точка зрения, с которой мы должны оценивать частные факты частных наук», лежит «в раскрытии непрерывности превращений универсального движения из одной формы в другую». И эти свои утверждения т. Степанов называет революционным марксизмом, а взгляды своих противников — меньшевизмом, идеализмом, витализмом и тому подобными страшными словами!

Само собой разумеется, мы не думаем обвинять т. Степанова в Том, что он сознательно протягивает руку реформизму. Наоборот, мы убеждены, что самые лучшие, самые революционные побуждения руководят им в его горячих выступлениях. Но от этого объективная сторона дела не меняется. Не вина, а беда т. Степанова, что он сам этого не видит и не понимает.

Весь наш спор т. Степанов пытается изобразить так: группа хулиганов настигла современное естествознание в Чубаровой переулке и насилует его. Невинной жертве грозит неизбежная насильственная смерть. Тов. Степанов зовет на помощь всех, кто еще не потерял совесть, не потерял веру в могущество науки. Он первый выступает в защиту несчастной пленницы от некультурности и вандализма виталистов, идеалистов, телеологов, гегельянцев, «деборинцев», свивших себе гнездо в нашей партии и вокруг нее. Он хочет очистить партийные и советские умы от наносной, вредной и чуждой Марксизму мелкобуржуазной идеологии. Во всем этом, — думает т. Степанов, — главная вина лежит на диалектической философии, которая затуманивает мозги и подстрекает к избиению «прекрасной дамы» — науки. Современное естествознание, по мнению т. Степанова само себе философия. Этот девиз в качестве пугала для малодушных до последнего времени украшал стены Тимирязевского института, бывшего своего рода бастилией механистического мировоззрения. Но так как т. Степанов, как мы уже показали, имеет не совсем ясное представление о современном естествознании и нередко принимает тень науки за настоящую науку, то и здесь получается невыразимый конфуз. Человек кричит, волнуется, зовет на помощь, а когда подойдешь и посмотришь, оказывается, т. Степанов стоит у совершенно пустого места. Все страхи никакой почвы под собой не имеют: никакой науки рядом с т. Степановым не оказывается.

Тов. Степанов изображает дело так, что «деборинцы» огульно отбрасывают современное естествознание, что они не приемлют его достижений, идущих якобы вразрез с их «априорной философской системой». Это, конечно, пустяки. О чем идет речь? Мы утверждаем, что в современном: естествознании, помимо научного фактического материала, имеется много ненаучного, много воззрений и толкований, навеянных классовой позицией исследователя, его идеологической установкой. Такое классовое толкование фактов нередко приводит к извращению самих фактов, к изображению естественных процессов в кривом буржуазном зеркале. Дается неверная перспектива, тормозящая дальнейшее развитие естествознания. На основе извращенных фактов строится извращенное «научное» мировоззрение, засоряются мозги широких масс, убивается их воля и стойкость в борьбе. Против этих ненаучных воззрений и толкований, против подобной методологии, а не против фактов или экспериментальных данных — выступаем мы. Весь наш «витализм», «идеализм», и подобные приписываемые нам «уклоны» заключаются в том, что мы боремся за внедрение ваточные и естественные науки диалектического метода Маркса, Энгельса и Ленина.

Ведь Мах был одной из первоклассных звезд на естественно-научном горизонте, в частности, в физике, а это не помешало Ленину резко выступить против него и его учеников, несмотря даже на то, что среди них был один из надежнейших руководителей т. Степанова по вопросам методологии. И только Богдановы и др., навсегда и всерьез порвавшие с марксизмом, имели «смелость» обвинить Ленина в том, что он выступает против естествознания и насилует его.

Как настоящего диалектика, достойного не только нашей моральной и материальной поддержки, но и всестороннего подражания т. Степанов выдвигает московского биолога проф. Кольцова. О мировоззрении проф. Кольцова я не стану здесь распространяться: оно нас в данном случае не интересует, хотя, признаться, нам абсолютно не понятно, как ухитрился т. Степанов увязать революционную, материалистическую диалектику с воззрениями, исповедуемыми проф. Кольцовым.

Проф. Кольцов, несомненно, имеет заслуги в биологии. Его исследования в начале этого века в области строения головы миноги, его работы по изучению скелета клетки и некоторые другие более поздние специальные исследования представляют несомненный научный интерес. И смешно было бы их оспаривать. Только новые факты и новые специальные исследования могут изменить, уточнить или развить данные, открытые проф. Кольцовым. Но разве об этом идет речь? То®. Степанову, очевидно, указали не на специальные работы профессора Кольцова, а на его статью «Биология» в «Большой советской энциклопедии». Тов. Степанов, вооружившись этой статьей, пустился в поход, наивно приняв ее за настоящее экспериментальное естествознание. Выписав цитату о «сведении» жизненных явлений к физике и химии, свидетельствующую о наивности биолога Кольцова в методологических вопросах, т. Степанов торжественно вопрошает нас: «Приемлете сие или нет»? И тут же, не дожидаясь ответа, делает безапелляционный вывод: «Значит, вы против современного экспериментального естествознания, вы — не марксисты, вы — схоласты. Диалектический материализм не может отрицать успехов современной науки».

Проф. Кольцов в своей статье, между, прочим, излагает свою обычно вульгарно механистическую точку зрения на проблему «сведения». В этой статье он говорит о «сведении» жизненных явлений к физике и химии и о каузальном объяснении этих явлений. Тов. Степанов делает вид, будто мы, диалектические материалисты, отрицаем каузальное объяснение, будто признаваемая нами специфичность исключает подобного рода объяснение.

Это слишком неловкий трюк. Подобная подтасовка слишком прозрачна. Кто этому поверит?

Проф. Кольцов гораздо последовательнее в своих «методологических» выводах, чем т. Степанов. Сказавши А, он не останавливается перед тем, чтобы сказать и Б. Приняв универсальность «сведения», он отказывается и от признания специфичности общественных явлений. Для проф. Кольцова нет-разницы между человеческим обществом и животным миром, а это приводит его к чрезвычайно «интересным» выводам, тоже «диалектическим».

Вот другая статья проф. Кольцова, правда, не в «Советской энциклопедии», а во втором томе специального «Евгенического журнала» за 1924 г. Называется она «Влияние культуры на отбор в человечестве». В ней проф. Кольцер использует свой «диалектический» метод исследования вовсю. А вы знаете к чему его приводит последовательное применение подобной «диалектики»? Проф. Кольцов, механически переносящий биологические закономерности в социологию, — а на это гонит его отказ от специфичности, отрицание «узловых линий» и универсальное «сведение», — утверждает, что интеллигенция, столетиями отбиравшаяся в борьбе за существование, накопила в себе наилучшие наследственные задатки. Она биологически «лучше», «более приспособлена», чем другие слои населения. Куда рабочему, с его суконным рылом, тоже отбиравшемуся, только с другой стороны расстановки борющихся сил, в калашный ряд одаренной от природы интеллигенции?! Сиди, отверженный самой природой, и не рыпайся!..

Эта ли не революционная «диалектика», которой обязан учиться и проводить в жизнь всякий, кто считает марксизм своим мировоззрением и руководством в действии?! Надо иметь исключительную «смелость», чтобы вульгарно механистический метод, приводящий к подобной реакционной пошлости, выдавать за философию самой революционной партии и класса, которые мир до настоящего времени знал!

И не только проф. Кольцов исповедует подобные взгляды. К ним приходит большинство естественников-механистов, как только они делают малейшую попытку отвлечься от специфичности, от качества изучаемого явления, от «перерывов непрерывности». Взять хотя бы учение о рефлексах нашего великого физиолога Павлова. Его исследования по праву считаются классическими; они исключительны по своей глубине и. значению. Но что получается, когда этот великий ученый становится на точку зрения, исповедываемую и т. Степановым, пытаясь объяснить сложнейшие общественные отношения своим методом безусловных и условных рефлексов?! Выступаем ли мы против науки, когда возражаем против механического перенесения биологических закономерностей на явление общественной жизни? Мы утверждаем, что этим мы не только не выступаем против нее, но защищаем ее от извращения и опошления.

Недавно последователь академика Павлова проф. Савич выпустил в советском издательстве погромную, антисемитскую, контрреволюционную брошюру, все выводы которой «основаны» на самых новейших исследованиях физиологической школы Павлова. Этот профессор также не видит грани («перерыва непрерывности») между обыкновенным животным и человеком. Его философия до убогости. проста. Цивилизация, культура, видите ли, — это длинный процесс развития условных рефлексов, тормозящих наши естественные звериные инстинкты. Революция растормаживает, уничтожает эти искусственно воспитанные преграды, и естественные наши инстинкты выступают во всей своей отвратительной наготе. Вот почему всякая революция была, есть и будет исключительно разрушительным процессом, в ней действует зверь, а не человек. Революция возможна только в странах с невысокой культурой (Россия, Китай и т. п.), где еще не успели выработаться сильные тормозы, задерживающие звериные инстинкты. В культурных странах революция невозможна. Здесь в населении выработались настолько сильные и стойкие тормозящие рефлексы, что их нельзя уничтожить. И проф. Савич, говорящий от имени «современного механистического естествознания», искренно, считает своей обязанностью гражданина Советского Союза дать «неотесанному», «необразованному» Коминтерну, незнакомому с новейшими данными науки, совет, «основанный на самых свежих достижениях современной науки»: ребята, бросьте дурить, никакая революция на Западе невозможна, об этом ясно свидетельствует все естествознание.

Так открыто выступают у нас, в СССР, естественники, которых т. Степанов квалифицирует как диалектиков-материалистов, говорящих, по его утверждению, на одном языке с Марксом, Энгельсом и Лениным. Можно себе представить, что делается в Западной Европе.

Взять хотя бы ортодоксальнейшего дарвиниста, заместителя Эрнста Геккеля по кафедре зоологии в Йенском университете, проф. Плате. Этот крупный биолог — не виталист, он последовательнейший механист. Чрезвычайно поучительна его книга «Die Abstammungslehre» вышедшая в издании Фишера в Иене в 1925 г., приблизительно тогда, когда наши механисты начали свой бесславный поход против марксизма. Это — прекраснейшая, конкретная иллюстрация механистического девиза «естествознание — само себе философия». Почитайте, как этот маститый биолог «кроет» буквально «сволочью» немецкий народ за то, что он осмелился в 1918 г. поднять свою руку против старого юнкерского строя. Трудящиеся массы Германии, по мнению этого профессора, совершили «величайшее преступление» перед прогрессом, культурой и наукой, когда они, «наущенные жидами», одним ударом уничтожили власть юнкеров, этих «лучших. из лучших» немцев, отбиравшихся веками и сосредоточивших в себе все талантливое и гениальное, что имелось в немецкой нации. Только преступник, уверяет этот профессор, может так варварски обращаться с таким «национальным богатством».

При таких обстоятельствах, прежде всего смешно говорить о каком-то едином, невинном естествознании, против которого зря борются «деборинцы», якобы предающие ради своей «философской системы» всю «науку». Во-вторых, вся логика «научного» построения проф. Плате есть не что иное, как развернутая философия механистического мировоззрения, из которого выхолощены все «перерывы», «скачки» и «специфичность», — мировоззрения, требующего единого методологического шаблона при изучении самых разнообразных явлений органического и неорганического мира.

Можно было бы привести еще бесчисленное множество примеров этого «безгрешного» современного механистического естествознания. Но приведенного достаточно, чтобы нашу ревизионисты увидели свое собственное лицо. Никакая ругань, никакая бессильная злоба не остановит нас в борьбе за внедрение диалектического материализма, в естествознание, хотя мы прекрасно сознаем, что полная победа марксизма на всех фронтах тесно связана с окончательной ликвидацией классового общества. Покуда остаются классы, естествознание не может выпрыгнуть из классовых рамок, а марксизм не может быть обеспечен от тех или других явных и скрытых извращений, сознательных и бессознательных попыток его ликвидации: слишком уж чувствительны влияния, идущие извне.

Тов. Степанов протестует: видите ли, его противники критикуют не действительные взгляды механистов, а искаженные, вымышленные: напраслину возводят на «невинных агнцев» от марксизма. Он пишет: «Исстари так повелось, что все попы — идеалисты, Михайловские и Каревы критикуют не действительные воззрения противников, а до неузнаваемости искаженные идеалистическим непониманием, измышленные, вольно упрощенные и плоско вульгаризованные воззрения. Вот пачка[2] цитат из И. Агола, который залпом выпаливает все основное, что имеется у Деборина, Карева, Егоршина, Вырапаева и т. д. по части критики современного диалектического (?) материализма. «Из вульгарного материалистического взгляда на многообразие явлений природы как на наше субъективное мироощущение, — начинает[3] Агол, — вытекает и упрощенская позиция в методологических вопросах, общий шаблон в изучении разнообразнейших явлений мира». На каких дураков или двуногих ослов рассчитано такое примитивное упрощенство, живо напоминающее о том «экономическом» материализме, который в свое время е таким самодовольством уничтожал Михайловский… «И в самом деле, — продолжает Агол, повторяя Деборина, Карева, Стэна и т. д., — если различные вещи отличаются друг от друга только расположением и количеством составляющих их бескачественных частиц, если они являются только простой арифметической суммой этих неизменных бескачественных частиц, то естественно напрашивается мысль об единообразном способе их изучения». И вот такими-то детскими сказками, таким-то «механистическим букой» деборинцы хотят запугать малых ребят от науки, и философии».

Так изображает тов. Степанов ни в чем неповинных механистов, на которых «злокозненный» автор этих строк и другие диалектики-материалисты взваливают якобы без всяких доказательств незаслуженное обвинение в упрощенском взгляде на многообразие явлений природы как на наше субъективное мироощущение, т. е. обвинение в отрицании объективности качеств нашего мира.

Верно ли, что это обвинение голословно?

Тов. Степанов благоразумно скрыл приведенную мною непосредственно перед его выпиской из моей находящейся в печати и неопубликованной еще статьи для «Большой советской энциклопедии» цитату из Дюбуа-Реймона. А вот эта цитата. Механист Дюбуа-Реймон пишет: «Мир сам по себе безмолвен и мрачен, т. е. лишен свойств не только с точки зрения суб’ективного анализа, но и для механистического воззрения, добытого путем объективного исследования».

Нет, тов. Степанов, мое обвинение механистического мировоззрения в извращении объективного мира, в отрицании объективности качества — не сказка для маленьких детей, как вы изволите выражаться, «совершенно произвольно подсунутая Аголом, а факт которого не скроют никакие изврачивания и крики об обмане читателя. Следы замести не удастся. Весь мир знает мировоззрение Дюбуа-Реймона, — он не стеснялся и ясно говорил, что думал.

Но и сам тов. Степанов, на словах как будто иногда и готовый признать реальность многообразия мира, на деле также ее отрицает. Это тоже не вымышленная «детская сказка», а реальный факт, который вытекает из всей его механистической позиции.

Тов. Степанов почти на каждой строчке ругает нас ревизионистами марксизма. В своем самомнении он убежден, что имеет исключительное право на толкование Маркса и неограниченную власть выбрасывать из марксизма все то, что ему заблагорассудится. А если паче чаяния с ним не согласитесь, то сразу же превратитесь в… ревизиониста, чубаровца и т. п.

Вот за что т. Степанов нас называет виталистами. Он пишет: «Мы уже знаем, что «бескачественность» здесь совершенно произвольно подсунута Аголом. Для тех, кто принимает электрононуклеарную теорию, ни электрон, ни тем более протон не представляются уже «бескачественными». Как раз наоборот».

Казалось бы, все хорошо. Но на деле все это не совсем так, или вернее «как раз наоборот». Эта фраза приведена т. Степановым только для отвода глаз. Тов. Степанов тут же непосредственно за этой фразой продолжает: «Исходя из этой теории, я заявил, что мы теперь не можем согласиться с Энгельсом (вот где ревизионизм… «деборинцев». — И. А.) который писал, что материя как таковая — это чистое создание мысли и абстракция. Точно так же я прямо признал, что мы уже не можем последовать за Энгельсом (слушайте! слушайте! — И. А.) который с большими сомнениями относится к стремлению естествознания «отыскать единую материю как таковую и свести качественные различия к только количественным различиям состава тождественных мельчайших частиц». В противоположность этому я писал, что в настоящее время «естествознание не стремится отыскать единую материю как таковую: оно уже находит ее» (стр. 39).

Итак, тов. Степанов открыто признает, что он ревизует Энгельса. И эту ревизию он называет «ортодоксальным марксизмом», а всех тех, кто не согласен идти на эту чудовищную операцию над марксизмом, он клеймит «схоластами», «идеалистами», «виталистами» и т.п. руганью. Тов. Степанов делает вид, что он говорит устами, современного естествознания, что отвергаемые им основные положения марксизма являются простой отрыжкой старого гегелевского идеализма и якобы отвергаются ежедневной практикой современной физики, которая уже эту материю как таковую практически будто бы находит. Так ли это? О чем говорит Энгельс? Энгельс утверждает, что материя существует в определенных конкретных формах, т. е. как определенная реальная, объективная вещь со всеми ее особенностями и качествами. Материи вообще, материи как таковой, бескачественной материи в реальном мире нет, она существует только как абстракция. Энгельс пишет: «Естествознание, стремящееся свести качественные различия к чисто количественным различиям состава тождественных мельчайших частиц, поступает так, как оно поступало бы, если бы вместо вишен, груш, яблок, оно искало плод как таковой, металл как таковой, камень как таковой, химическое соединение как таковое» («Архив», т. II, стр. 147).

Тов. Степанов искренно уверен, что современная биология находит плод, млекопитающее как таковые, или что современная физика, разложив атом, находит долгожданную материю как таковую, а не новые конкретные формы материи, которые по своей качественной своеобразности принципиально не менее специфичны, чем любая другая реальность

Про тех, кто считает, что материя как таковая является чем-то чувственно существующим, чем-то конкретно реальным, не отличающимся от окружающих нас реальных вещей, Энгельс пишет следующее: «Как доказал уже Гегель (Энц. I, стр. 109), это воззрение, эта «односторонняя математическая точка зрения», согласно которой материя определима только количественным образом, а качественно исконно одинакова, является «именно точкой зрения» французского материализма XVIII столетия. Она является даже возвратом к Пифагору, который уже рассматривал число, количественную определенность как сущность вещей» («Архив», т. II, стр. 147).

Тов. Степанов любит кричать, что «деборинцы» «пугают маленьких детей» своими отождествлениями современного механистического мировоззрения со взглядами вульгарных материалистов. Ничего подобного якобы в действительности нет: все это выдумка «неогегельянцев». Современный механизм давно уже якобы преодолел метафизику вульгарных материалистов XVIII в. и вылился в научный, диалектический материализм. Но читатель видит, что «деборинцы» тут только повторяют то, что говорит Энгельс. Энгельс утверждает, что всякий, кто считает «материю как таковую чем-то чувственно существующим», повторяет зады вульгарного материализма XVIII в. Тов. Степанов приводит неполную выписку Энгельса. Она у него обрывается, как раз на том месте, где Энгельс дает достойную оценку степановским взглядам. Эту оценку Степанов по механической своей забывчивости припрятал от читателя. А Энгельс, как это видно из приведенной только что выписки, считает, что степановские взгляды не только повторяют метафизику вульгарных материалистов, но скатываются к Пифагору, этому классическому представителю мистики в древней Греции.

Отвергнув основное положение Энгельса, тов. Степанов, само собою разумеется, отвергает и вытекающую из него энгельсовскую оценку современного механистического мировоззрения. Но так и говорите, т. Степанов: «Энгельс нас называет вульгарными материалистами, скатившимися к пифагореизму, но мы с ним не согласны. Он сам — деборинец, виталист, идеалист и чубаровец». Это будет не вилянье, не прозрачное дипломатничанье, а ругань, направленная прямо по адресу, без всяких передаточных станций.

Отвергая Энгельса, тов. Степанов пытается поссорить с ним и Ленина. Он утверждает, что Ленин заодно с ним, со Степановым, против Энгельса. Обычный приевшийся маневр всякого ревизиониста! Международный ревизионизм всегда шел по этому бесславному пути. История рабочего движения знает не одну бесславную попытку поссорить Маркса с Энгельсом, Маркса с Лениным и т. д. Мы идем под знаменем ленинизма. Авторитет Ленина для нас, революционных марксистов, незыблем, как скала. Против кого Ленин, против того и мы. «Так вот, видите, Ленин против Энгельса, а вы — с Энгельсом против Ленина, вы — не ленинцы, а гегельянцы». Но это — покушение с негодными средствами. Этот пошленький маневр не удастся. Невозможно поссорить Ленина с Энгельсом и нас с Лениным.

Тов. Степанов пишет: «Деборин не видит никаких оснований пересмотреть прежние утверждения Энгельса. Деборин прямо уверяет, что «поставленный Энгельсом вопрос о качественной тождественности или нетождественности материи нисколько современной наукой не разрешен». Степанова надо уничтожить как раз за то, что он придерживается иного мнения на этот счет. Пора, давно пора сказать, что й оказался действующим лицом в совершенно фантастической истории: показывая вид, будто разносят меня, Деборин и деборинцы в действительности ведут борьбу против воззрений Ленина» (стр. 41).

Итак, по Степанову, выходит, что «деборинцы», а не Энгельс, борются против воззрений Ленина, а не Степанова. Что же говорит Ленин по этому вопросу? Беру выписку из Ленина, которую тов. Степанов приводит в доказательство своего единомыслия с Лениным против Энгельса. Вот что говорит Ленин: «Чтобы поставить вопрос с единственно правильной, т. е. диалектически-материалистической точки зрения, надо спросить: существуют ли электроны, эфир и т. д. вне человеческого сознания, как объективная реальность, или нет. На этот вопрос естествоиспытатели также без колебания должны будут ответить и отвечают постоянно: «да». К этой цитате тов. Степанов от себя добавляет следующее: «Помните, что стоит в центре спора у меня с деборинцами (только ли с «деборинцами»?! — И. А.)?! Они (только ли они?! — И. А.) до сих пор находят, что единая материя, материя как таковая — «это чистое создание мысли и абстракция». Изворачивайтесь как знаете, но совершенно ясно, что Ленин идет скорее с «грубым», вульгарно материалистическим» естествознанием, чем с Дебориным».

Надо быть абсолютно слепым человеком, чтобы видеть в этом месте из Ленина какое-нибудь противоречие с вышеприведенным Положением Энгельса. О чем говорит здесь Ленин? Он утверждает, что все вещи, составляющие внешний мир, реальны и объективно существуют вне нас. Тов. Степанов же комментирует это место так: Ленин признает объективное существование вне нас «материи как таковой», т. е. существование плода вообще, млекопитающего вообще и т. д. И отсюда для него «совершено ясно», что Ленин с ним, а не с Энгельсом. Надо обладать степановскими «знаниями» в области естествознания и методологии, чтобы свалить в одну кучу приведенные из Энгельса И Ленина цитаты по разным проблемам: и увидеть в них какое-то противоречие. И больше: надо иметь степановскую самоуверенность и… «смелость», чтобы оторвать Ленина от Энгельса и сделать его ответственным за собственные благоглупости.

Тов. Степанов считает, что своей ревизией Энгельса он не только не изменяет марксизму, но является прямым продолжателем самого… Энгельса. Ибо, видите ли, Энгельс в своем «Людвиге Фейербахе» ясно говорит, что «с каждым составляющим эпоху открытием в естественно-исторической области материализм неизбежно должен изменять; свою форму», а Ленин, цитируя это место из Энгельса, добавляет: «Следовательно, ревизия «формы» материализма Энгельса, ревизия его натурфилософских положений не только не заключает в себе ничего «ревизионистского» в установившемся смысле слова, напротив, необходимо требуется марксизмом» (т. X, изд. 1923 г., стр. 210).

Тов. Степанов прекрасно знает, о какой «форме» материализма говорит здесь Ленин, но ему невыгодно об этом говорить читателю. Эту цитату он просто приводит для того, чтобы произвести впечатление, что не только он, Степанов, но и Ленин — за ревизию Энгельса. Ленин, как известно всем, говорит здесь о новейших успехах физики, уточняющих наши представления о строении материи. Раньше последней элементарной частицей, из которых состоит материальный мир, физика считала атом, новейшие же исследования показали, что сам атом представляет собой сложную систему, и что говорить о нем, как о последней элементарной частице вещества, уже нельзя. В этом смысле не только можно, но и должно, по Ленину, менять «форму» энгельсовского, материализма. Но как эта «ревизия» далека от степановского выпотрашивания сути марксизма! Тов. Степанов и здесь оборвал цитату из Ленина на самом убийственном для него месте. Кому охота кончать самоубийством? Ему невыгодно приводить эту цитату целиком, ибо, продолжая свою мысль, Ленин прямо указывает, чем отличается подобная «ревизия» от ревизии без кавычек некоторых, очень близких тов. Степанову по долголетней совместной работе махистов. Ленин продолжает: «Махистам (а в настоящее время Степанову и его сторонникам. — И. А.) мы ставим; в упрек отнюдь не такой пересмотр, а их чисто ревизионистский прием — изменять сути материализма под видом критики формы его, перенимать основные положения реакционной буржуазной философии» (Ленин, т. X, стр. 210).

Тов. Степанов утверждает, что «понять какое-нибудь явление-жизни для современной науки—означает свести его к относительно простым химическим и физическим процессам». «Дело идет не о том, — продолжает тов. Степанов, — чтобы как-то «частично» принять физико-химические методы объяснения явлений жизни, а о том, чтобы эти методы, уже давшие такие блестящие результаты, признать «единственно научным» приемом объяснения жизни, о том, чтобы вообще поставить приемы объяснения жизни на научную высоту. Спор между нами давно решен практикой, всей практикой научной биологии». («Диалектический материализм и деборинская школа», стр. 14).

Итак, т. Степанов считает единственно научным методом изучения и объяснения жизненных явлений — сведение этих явлений к химическим и физическим процессам. Он уверяет, далее, что эта методологическая установка подтверждается и оправдывается «всей практикой научной биологии». Из предыдущего мы уже хорошо знаем, что практика действительно научной биологии и степановская «практика» далеко не одно и то же, а, как любит выражаться т. Степанов, «совсем наоборот». Поэтому нам совершенно нет дела, какова «научная биология» в представлении т. Степанова. Посмотрим, какими методами пользуется-настоящая биология, а не «биология» по т. Степанову. Действительно ли физико-химическое «сведение» является ее «единственно-научным приемом» работы?

Возьмем эволюционное учение. Как известно, оно составляет не последнюю страницу в современной биологии. Закономерности, устанавливаемые им, играют колоссальную роль не только в узких рамках биологии, но и составляют незыблемый фундамент всякого научного мировоззрения. Оно является основой современного научного мышления. И вот это эволюционное учение должно быть выброшено из арсенала науки, если всерьез принять утверждения т. Степанова о том, что «единственно-научным приемом» объяснения жизненных процессов является «сведение их к физике и химии».

Посмотрите, как Дарвин устанавливал закономерности эволюционного процесса. Если бы он стал «сводить» изучаемую им эволюцию органического мира к «относительно простым химическим и физическим процессам», как вы изволите преподносить ему урок «единственно-научного приема» биологических исследований, то никакой эволюционной теории не получилось бы. В лучшем случае, приняв этот «единственно-научный» метод, он мог бы узнать физико-химический состав или отдельные физико-химические процессы, имеющие место в каждом изучаемом им конкретном организме. Но не это ведь искал Дарвин. Он искал закономерности эволюции, т. е. не те связи и отношения, которые вы ему навязываете, а совершенно другие. Помимо физико-химических связей в органическом мире существуют другие связи и отношения, связи между отдельными организмами, между группой организмов, между животными и растениями, между организмом и средой и т. п. Из этих-то внешних связей, а не внутренних физико-химических, как вы изволите неправильно думать, образуются, вырастают закономерности эволюционного процесса. Утверждение, что факторы эволюции лежат внутри организма, даже в его физико-химической структуре, означает, что в самом организме заложены силы, определяющие эволюционный процесс. Эта точка зрения, к которой по существу сводятся ваши механистические воззрения, есть точка зрения Берга, Соболева, Дриша, Риньяно, Паули, Франсе и других виталистов. Вы, сами того не замечая, говорите виталистической прозой. Эта точка зрения отвергается диалектическим материализмом. Ее отвергал и Дарвин.

В чем заключается данное Дарвином рациональное, по выражению Маркса, объяснение целесообразности в органическом мире? Именно в теории естественного отбора, а не в физико-химическом «сведении». Можно сколько угодно «сводить» тот или иной орган к мельчайшим физико-химическим его компонентам, это «сведение» никогда не может дать нам ответ на вопрос, целесообразен ли для организма в данной конкретной обстановке изучаемый орган или нет.

Физико-химические процессы, совершающиеся в организме, не в силах объяснить, почему данная форма имеет преимущество перед другими формами, почему она выживает, а другие вымирают, почему развивается она. Для того чтобы понять эту форму явления, мы должны учесть отношения готовой уже формы к окружающей обстановке. Никакое «сведение» изучаемой формы к физике и химии не объяснит нам этого явления. С принципиальной точки зрения, одни и те же физико-химические процессы приводят к образованию и приспособленных и неприспособленных тканей; органов и организмов. Никакой организм, никакой орган сам по себе, по своему физико-химическому строению, ни целесообразен, ни нецелесообразен, он не обладает никакими преимуществами перед другими формами. Только в отношении к определенной внешней среде выявляются преимущества и недостатки тех или других форм, только в определенной среде начинается конкуренция между организмами, вступает в силу дарвиновский отбор, определяющий эволюционный путь органического мира. Стало-быть, при исследовании эволюционного процесса мы абстрагируемся от физико-химического строения изучаемых форм, берем организм как целое и изучаем отношения этого организма к окружающей живой и мертвой среде. Закономерности эволюции именно так и были установлены Дарвином. Ни в каком физико-химическом «сведении» он не нуждался для установления закономерностей эволюции органического мира, и он его не применял.

Роль и значение открытых Дарвином законов органической природы ни на йоту не уменьшается, несмотря на то, что он, наущенный, очевидно, «деборинцами», пренебрег «единственно-научным» методом физико-химического «сведения» т. Степанова.

Или возьмем другую область биологии. Обратимся к физиологии. Посмотрим, какую роль играет здесь «единственнонаучный» метод т. Степанова. О физиологии он особенно иного говорит. Возьмем метод исследования безусловных и условных рефлексов, разработанный академиком И. П. Павловым. Классические работы акад. Павлова выходят далеко за рамки узкой физиологии. Они играют огромную роль в психологии, они вошли как неотъемлемая часть и в марксистское мировоззрение. Воспользовался ли наш знаменитый академик уроком, преподанным ему т. Степановым? Отнюдь нет. Только страхом перед «деборинцами», «терроризирующими» науку, можно объяснить это показное «ненаучное» «заигрывание» маститого академика с гегельянством, поповщиной, витализмом и т. п.

Акад. Павлов поставил перед собой задачу — вскрыть биологические закономерности, определяющие высшую нервную деятельность животных. Для этого он приступил к исследованию биологических связей подопытного организма как целого с окружающей его средой. В результате чрезвычайно тонкой и упорной работы ему удалось доказать, что среда организует психику животного. На фундаменте сравнительно небольшого количества прирожденных, естественных механизмов у животных под влиянием воздействия внешней среды вырабатывается целый ряд условных, искусственных связей, нередко настолько сильных, что они могут конкурировать с естественными механизмами, а иногда даже их заглушать. На основе этих новых искусственных связей могут вырасти новые, вторичные. На них—третичные и т. д. Глубокое изучение взаимоотношений между искусственными и прирожденными механизмами, а также связей этих механизмов с окружающей средой привело Павлова к установлению многих очень важных закономерностей, определяющих основы «поведения» животного. Никакого «физико-химического. сведения» мы в работах Павлова не видим. Это, может быть, и нехорошо и нелояльно по отношению к отстаиваемому механистами «единственно-научному» методу, но это — печальный факт, опрокидывающий все их вульгарные представления о методе научного исследования.

А во что превращается степановский «единственно-научный» универсальный метод, если его применить к социальным наукам, как это делают Кольцовы, Боссе, Савичи, Плате и др., об этом всем хорошо известно, в том числе и Степанову. На эту тему он не любит много разговаривать. Вместо революционного марксизма здесь на сцену выступает самая черная воинствующая реакция.

Все эти неприятности, между прочим, получаются потому, что механисты, как говорится, «терпеть, не могут» эту самую специфичность. Они спокойно о ней говорить не могут. Для них всякий, кто только произносит слова «специфичность», «качественное своеобразие» и т. п., немедленно должен быть объявлен врагом марксизма и ленинизма, ибо, по их убеждениям, нет более характерного выражения поповщины, мракобесия, контрреволюционности, чем эта самая специфичность. Кто говорит о специфичности, тот, по мнению механистов, обязательно должен открыто или втайне поклоняться старому богу, должен проводить абсолютную грань между живым и неживым. Тов. Степанов пишет: «Мои противники проводят абсолютную грань и между живой и неживой природой, между физическими и химическими процессами и свои ограниченно-метафизические концепции выдают за диалектическое понимание природы» («Диалектический материализм и деборинская школа», стр. 16).

Этот выпад явно рассчитан на уловление простачков! В своей статье, которую т. Степанов цитирует в только что указанной книжке, автор этих строк пишет: «В настоящее время мы еще не можем дать более или менее точную картину возникновения живого из неживого. Наши лабораторные достижения в направлении искусственного воспроизведения возможных путей этого возникновения пока все еще крайне ограничены. «Искусственные клетки» Траубе, Румблера, Ледюка и др., хотя и показывают некоторые интересные стороны формообразовательных процессов в определенных неорганических явлениях, имеющих чисто внешнее сходство с некоторыми жизненными процессами, само собой разумеется, не являются «живыми» клетками. Тем не менее, мы с несомненностью можем сказать, что между органическим и неорганическим миром имеется тесная преемственная связь, что корни живого надо искать в неживом. Об этом свидетельствует, например, хотя бы тот общеизвестный простой факт, что в живом организме нет ни одного элемента, который не встречался бы в неорганической природе. Идея непрерывности развития, от туманности до самых высших ступеней живого, есть одно из самых замечательных и глубоких достижений науки» («Большая советская энциклопедия», т. XI, слово «Витализм»).

Нет более легкого и дешевого способа «уничтожить» своего противника, чем приписывать ему какую-нибудь явную чушь, разбивать ее и делать вид, что бьёшь противника. Ни я, ни кто-либо другой из материалистов-диалектиков подобной виталистической и дуалистической чепухи, которую приписывает нам тов. Степанов, само собой разумеется, никогда не говорили. Наоборот, мы всегда боролись, боремся и будем бороться против подобных взглядов. Это становится очевидным хотя бы из следующей цитаты, взятой из той же статьи: «В органическом мире мы действительно встречаемся с своеобразными явлениями и процессами. Сведение процессов и явлений к механике, физике и химии не дает нам никакого представления об их специфичности. «Ни механическое сложение костей, крови, мускулов, тканей и т. д., ни химическое — элементов — не составляет еще животного» (Энгельс). Для того чтобы понять эти явления, надо изучить животное как целое, во. всех связях и взаимоотношениях. Стало быть, витализм отчасти прав, когда выступает против вульгарных разговоров об универсальном физико-химическом шаблоне в изучении явлений мира. Но он этот вульгарный шаблон переворачивает наизнанку и думает, что преодолел его своим прокламированием абсолютной автономности, абсолютной специфичности, т. е. фактическим отрицанием исторической преемственности и связей между органической и неорганической природой» (там же).

Кажется, недвусмысленно сказано. И таких мест у диалектиков-материалистов можно найти бесчисленное множество. Это— азбука диалектического материализма. Но что же до этого тов. Степанову? Ему нужно во чтобы то ни стало очернить, «изничтожить» своих противников. Для этого все средства хороши.

* * *

В чем состоит эта так ненавистная т. Степанову специфичность?

Об этом столько раз уже говорилось, что подробно возвращаться к этой проблеме нет никакой необходимости. Мы будем кратки. Суть этой проблемы сводится к следующему. Эволюция есть прежде всего созидательный процесс. В процессе развития материальный мир претерпевает не только количественные изменения, но качественно меняет форму своего бытия. Верно, что каждая новая стадия развития, каждая эволюционная ступень материального мира представляет собой измененную предыдущую стадию. Ничто не возникает из ничего. В этом заключается непрерывность, преемственность исторического ряда. Но вместе с тем каждая новая ступень потому и новая, что содержит в себе что-то такое, чего раньше, на предыдущих стадиях развития, не было. В этом заключается прерывность, специфичность, качественное своеобразие каждого этапа эволюции. Непрерывная, преемственная цепь развития на ряду со специфическим своеобразием каждого звена этой цепи —вот каков эволюционный путь материального мира. С этой точки зрения, явления жизни принципиально не более и не менее специфичны, не более и не менее качественно своеобразны, чем явления неорганические, хотя закономерности, действующие в тех и других явлениях, и не совпадают вследствие разного характера качественной специфичности каждой из этих групп явлений. На ряду с более общими закономерностями, свойственными материальному миру на любом этапе его развития, каждая стадия эволюции материи подчинена особым специфическим, присущим только этой стадии развития, закономерностям. Стало быть, не только явления социальной жизни «несводимы» до конца к биологическим явлениям и процессу жизни — к физико-химическим, но и эти последние не исчерпываются законами механики. Задача науки заключается не только в том, чтобы устанавливать наиболее общие закономерности, но и в том, чтобы находить специфические закономерности, действующие на каждом этапе эволюции. Проблема относительной специфичности есть, таким образом, проблема не только биологии, но и неорганических наук. Ни одна отрасль естествознания, разумеется, не может отказаться ни от специфичности объекта своего исследования, ни от специфических методов своей работы.

В этом и заключается диалектическое понимание единства природы, а механистическая нивелировка и сваливание всего в одну кучу есть простая вульгаризация, ничего общего не имеющая ни с монистическим взглядом на мир, ни с научными методами исследования его и овладевания им.

В заключение несколько слов о стиле и полемических приемах т. Степанова. Безапелляционный тон неоспоримого авторитета и неподражаемая ругань — характерная черта его стиля. В этом отношении он действительно непревзойденный мастер, и нам не сравниться с ним: у нас нет ни соответствующего таланта, ни фантазии, ни… «смелости». На этом поприще мы открыто и охотно признаем свое полное бессилие.

Что же касается его полемических приемов, то и здесь мы признаем их неподражаемость и чрезвычайную оригинальность. Мы уже видели, как т. Степанов «тонко» цитирует чужие произведения, как он навязывает своим противникам нелепые мысли, а потом с победоносным видом разбивает их на протяжении многих страниц. Но мы недостаточно оценили бы таланты т. Степанова, если бы только этими краткими замечаниями вздумали исчерпать все богатство его полемических приемов. Для «изничтожения» своих противников т. Степанову, например, ничего не стоит свои собственные писания выдавать за цитаты из своих противников. Расчет здесь очень простой: не всякий читатель вздумает проверять цитаты.

На стр. 104 разбираемой брошюры, в статье «Диалектическое понимание природы — механистическое понимание», перепечатанной из журнала «Под знаменем марксизма» (№ 3 за 1925 г.), т. Степанов пишет: «Там, где раньше видели неразложимые качества, метафизические сущности, наука увидела только формы проявления единого движения, а эти формы предстали перед нею только как способ осуществления непрерывности движения. Не начинает ли казаться, что мои противники действительно сделали большой шаг от материалистической диалектики Энгельса к идеалистической диалектике Гегеля? И в сущности еще дальше назад, от диалектики к метафизике: уж очень дрожат они за целость своих узловых линий и перерывов движения. Я мог бы на этом остановиться. Мои противники уж давно перестали меня интересовать. Мы говорим на разных языках и никогда не можем договориться. Но я хочу еще на нескольких примерах показать, насколько плодотворна научная методология Энгельса и насколько гармонирует она с решающими завоеваниями науки, имеющими- громадную принципиальную важность. Различные физические и химические процессы в мертвой материи — одно качество. В живой материи мы тоже наблюдаем физические и химические процессы, но этот Степанов упорно забывает, что между мертвой материей и живой материей лежит узловая линия, за которой начинается новое качество, именно живая материя. И только Степанов с его вульгарным пониманием причинности и Презрением к философии хочет свести явления жизни к тем относительно простым явлениям, которые мы наблюдаем в физике и химии».

Так пишет дословно т. Степанов. В данном случае нас не интересует, насколько все эти писания выдерживают научную критику. Здесь мы только хотим подчеркнуть, что все это дословно сказано самим Степановым. Между тем, на стр. 15 той же самой брошюры тот же самый т. Степанов начинает свою вторую главу следующей цитатой… из т. Деборина: «И только т. Степанов с его вульгарным пониманием причинности и презрением к философии хочет свести явления жизни к тем относительно простым явлениям, которые мы наблюдаем в физике и химии». Под этой цитатой имеется, следующее взятое в скобках указание т. Степанова: А. М. Деборин, «Под знаменем марксизма», 1925 г., № 10—11. стр. 36.

Мы берем указанный т. Степановым номер журнала, находим статью т. Деборина и соответствующую страницу. На этой странице т. Деборин цитирует т. Степанова, точно указывая источник, откуда цитата взята, а именно вышеприведенную статью т. Степанова. При этом, само собой разумеется, взгляды, изложенные в этой выписке, не оставлены без марксистской критики.

Дело не в том, правильно ли излагаются в произвольно подсунутой «цитате» взгляды т. Деборина или нет. важны литературные нравы, поразительная легкость и бесцеремонность, которую себе позволяет т. Степанов в полемике со своими противниками.

Можно было бы увеличить во много раз число «научных открытий» т. Степанова и его специфических приемов полемики. Но на этом поставим точку. Совершенно бесполезно следовать дальше за ним и распутывать его «единственнонаучный» клубок вульгарностей, «глубоких» сентенций и «естественно-научных» представлений.

  1. По поводу книги И. Степанова «Диалектический материализм и деборинская школа», ГИЗ, 1928.

  2. Здесь слово «пачка» приведено для большего впечатления — нужно ошеломить читателя. Всего во всей книжке приведена одна только цитата, которая разорвана тов. Степановым на две части его небольшим в несколько строчек «комментарием».

  3. и тут некоторая «поэтическая вольность» в выражении, само собой понятно, «не преднамеренная». Собственно говоря, не «начинает Агол», а делает вывод Агол из только что приведенной им цитаты из механиста Дюбуа-Реймона, которую почему-то тов. Степанов механически «забыл» привести, ибо она показывает, как «извращают» деборинцы «несчастных» механистов.

Содержание