Мертвецы зашевелились​

Писать о метафизике и диалектике в естествознании в начале второй четверти двадцатого столетия может показаться довольно бесцельным делом: метафизика, мол, давно отжила свой век, и говорить серьезно о ней — значит совершенно напрасно тревожить давно истлевших покойников. Но кто даже кое-как просматривал естественнонаучную литературу за последние двадцать пять — тридцать лет, тот, несомненно, заметил, что, с усилением классовых и национальных конфликтов на почве утверждавшегося империализма, давно забытые покойники зашевелились в своих гробах, стали стучать своими разваливающимися костяшками о крыши гробов и требовать выхода на солнечный свет. Этот «бунт» покойников особенно заметно проявился в биологии. «Против Дарвина, назад к мистицизму!», «Против плоского материализма, назад к витализму!» — таковы лозунги на черных знаменах зашевелившихся мертвецов.

Какие широкие размеры приняла эта вненаучная реакция, показывает поход против дарвинистов в Соединенных Штатах, где против сторонников эволюционной теории выступают уже не церковные мракобесы в своих проповедях, а могущественный правительственный аппарат самой цивилизованной страны в мире. Чем объяснить это явление?

Дарвинизм, нанесший смертельный удар метафизике, витализму и мистицизму, в сравнительно короткий срок был принят всем миром, в том числе и буржуазией, как откровение. Все отрасли науки второй половины девятнадцатого столетия шли под знаком дарвинизма. Общественные классы, находившиеся под гнетом реакции, утвердившиеся в Европе после наполеоновских войн, в лице так называемого священного союза, нуждались в научном обосновании борьбы за свое освобождение. В 1848 г. была сделана внушительная попытка смести реакцию силой.

Маркс и Энгельс, обратившиеся к пролетариату, звали его на борьбу не только против политической реакции, но и против экономического гнета, против частной собственности на средства производства, в которой они видели главнейшую причину всякого гнета и реакции. Но марксизм, конечно, не мог быть принят всеми классами. Буржуазной Европе нужно было другое учение, которое оправдывало бы только ее собственную борьбу.

И вот в 1859 г. появляется философско-биологическая книга («Происхождение видов»), которая не только озарила беспросветный тупик, в который зашла научно-творческая мысль еще со времен натурфилософии и витализма, но объявила единственным законом прогресса борьбу за существование и выживание наиболее приспособленных. Каждый считал себя в душе наиболее приспособленным, особенно буржуазия, которая уже тогда владела «командными высотами» в промышленности и торговле. Принцип борьбы за существование давал той же самой буржуазии научное основание для эксплуатации пролетариата и окончательной ликвидации остатков феодализма. Другие классы точно так же оценивали новое учение, но только, понятно, со своей классовой точки зрения. Философско-биологическое учение Дарвина перерастало в глазах борющейся буржуазии в целое мировоззрение. Дарвин был признан новым пророком.

Додарвиновские теории эволюции не имели успеха потому, что эпохи, в которые они появились, совершенно в них не нуждались. Этим в значительной степени объясняется победа Кювье над Жоффруа Сент-Илером; здесь же надо искать причины того, что учение Ламарка, появившееся за пятьдесят лет до дарвиновского «Происхождения видов», не встретило сторонников.

Но по мере роста классовых противоречий и утверждения капитализма на завоеванных позициях, по мере роста силы и значения пролетариата как нового могучего фактора истории, претендующего на власть и коммунистическую-реорганизацию общества, буржуазия стала отходить от Дарвина, ибо борьба за существование в новой интерпретации уже означает борьбу значительного большинства трудящихся против гнета ничтожной кучки эксплуататоров, не играющих никакой полезной роли в самом производственном процессе. Такова диалектика истории.

И вот тут-то появляются попытки воскресить мертвецов. Услужливыми руками вытаскиваются из архива запыленные, пожелтевшие и истлевшие от времени метафизические фолианты, а вместе с ними и мощи старых богов, витальной силы и прочая церковная рухлядь.

Кто призван заместить Дарвина? Какое учение выдвигается вместо дарвинизма? Вот одно из самых свежих.

В 1920 г. в Берлине, в одном из крупнейших научных центров мира, появляются две книги берлинского профессора К. Л. Шлейха. Одна из них говорит о проблеме смерти; другая о сознании и бессмертии. Сам Шлейх считает свое учение «кинжалом в сердце материализма». Вот он, висящий над нашей головой острый меч!

Шлейх утверждает не только бессмертие души, но и бессмертие тела, распадающегося, по его мнению, после формальной смерти на миллиарды отдельных существ, которые продолжают жить в других комбинациях, благодаря содержащимся в каждой клетке бессмертным хромосомам. Хорошее утешение, заметим мимоходом, для умирающего класса! Шлейх знает один только способ насильственного умерщвления бессмертной хромосомы, это—сожжение. Поэтому он всеми фибрами всех своих профессорских хромосом восстает против преступного использования крематориев, которыми мы препятствует хромосомам выполнять их вечное назначение.

Послушаем самого Шлейха. Вот что он пишет:

«Если бы духовное, пластически конструктивное единство тела какого-нибудь высоко организованного существа не находилось в строгом согласии и совместной работе до самой смерти, то и человеческое тело представляло бы только то, на что оно распадается после смерти, т- е. кишащий муравейник из микроскопических одноклеточных. Смерть— это освобождение от диктатуры души, которая связывала в одно целое общество отдельных клеток. Душа своим уходом превращает клеточное организованное государство в посмертную анархию. Смерть животного — это распад клеточной общины на миллиарды отдельных существ» («Проблема смерти», стр. 16, цитировано по Каммереру).

Вы хотите знать, какой по самоновейшей теории возможный путь эволюции человека в дальнейшем? Очень простой. В нашем организме происходит творческое смешение хромосом съедаемых нами клеток животных и растений, а потому «научно» возможно наше превращение в птиц или растения.

Послушайте, что буквально пишет этот новый Эмпедокл 1920 г.!

«Если бы, например, земля через сотни тысяч лет так сильно нагрелась, что наши ступни не могли бы больше прикасаться к ней, то у нас явилась бы возможность образования крыльев, так как мы в течение нашей жизни съели так много крылатых… скопили так много ядерного вещества крылатых существ, что предварительные условия для образования крыльев уже создались, и эти «оплодотворения» могли бы выявиться активно» («Сознание и бессмертие», стр. 145, цитир. по Каммереру).

Эта цитата не из какой-нибудь натурфилософии Окена или Эмпедокла, а из книги, изданной в Берлине в лето тысяча девятьсот двадцатое одним из лучших немецких издательств.

Вы хотите знать биологическое основание неминуемой гибели культуры? Изучайте берлинского профессора Карла Людвига Шлейха. Вы там найдете много интересного и поучительного.

«Раз наша пища, — пишет Шлейх, — происходит издалека, из Америки и Австралии, то мы не должны удивляться, если наши клетки не сохраняют своего прежнего типа, и даже мозговые клетки будут оплодотворяться до известной степени чуждыми, элементами, что в конечном итоге приведет к смешению и гибели культур. Китаец же, который в маисе и рисе постоянно воспринимает клетки своих предков, сохраняет постоянство духа, являющееся беспримерным. (Последние годы что-то не так. Не объелся ли китаец картошек по-московски?! И. А.). Этот опыт, проделанный самой природой, ясно доказывает правоту тех, которые утверждают: оставайся на своей кочке и не принимай ничего международного, так как оно несет в себе зародыш смерти» (К. Л. Шлейх, «Сознание и бессмертие». Немецкое издательство, Штутгарт — Берлин, 1920 г. стр. 145. Цитировано по Каммереру).

Что в самом деле можно возразить против этих «сокрушительных» доводов «науки»?! Кинжал профессора Шлейха действительно «попал» в самое сердце материализма и интернационализма.

В приведенных цитатах ярко отразилась вся неизмеримая глубина падения буржуазной мысли. Поистине, бытие определяет сознание. Ища спасения от интернационального пролетариата, буржуазия заказывает своим душеприказчикам стряпать «научные теории» против интернационализма. Находятся «ученые», вроде г. Шлейха, бредни которых печатают во всех толстых «научных журналах», издают отдельными толстыми книгами, хорошо оплачивают. Этим господам поручается воспитание подрастающего поколения в духе ограниченного, плоского мещанства и узкого национализма: биологическая, мол, природа человека требует от тебя — оставайся в своей мещанской ограниченности, не рыпайся, не принимай ничего международного, так как оно несет в себе зародыш смерти.

И совершенно был прав П. Каммерер, когда по поводу этих книг писал: «Теория Шлейха чрезвычайно характерна для нашего времени, времени, в которое такая смесь фразы, невежества и лжи может быть принята всерьез и найти себе издателей и читателей» (П. Каммерер, «Смерть и бессмертие», ГИЗ, 1925, стр. 47).

Теория Шлейха чрезвычайно ярка и характерна для нашего времени. Такими перлами переполнена современная буржуазная «научная» литература. Взять хотя бы хорошо известного немецкого биолога Плате, преемника знаменитого Геккеля по кафедре зоологии в Йенском университете. Осенью 1925 г. он осчастливил мир вторым изданием своей книги о трансформизме («Die Abstammungslehre»). В трех новых главах специально написанных для нашей бурной эпохи, автор между прочим затрагивает некоторые социологические проблемы в их связи с биологией. Выводы, к которым приходит автор, не отличаются от шлейховских: они, может быть, бледнее по форме, но зато ярче по своей бесстыдной циничности, ограниченной тупости и зоологическому людоедству. Приведу пару цитат.

Разбирая противников теории трансформизма, Плате пишет: «Гораздо более серьезны те противники, которые отвергают теорию трансформизма из религиозных оснований, ибо, во-первых, они влияют своим количеством, а во-вторых, нужно добавить, что религия — величайшее благо, которое должно быть сохранено для нашего народа, ставшего негодяем (verlumpten Volke) благодаря революции» («Die Abstammungslehre», 1925, S. 156).

Для обуздания «взбунтовавшихся негодяев» фашистски настроенный естествоиспытатель патетически предлагает внедрение в широкие народные массы духа покорного преклонения перед всемогуществом бога, в руки которого «мы, дети господни, преисполненные доверия к нему, вручаем свою судьбу» (S. 156). Но этого мало. Преклонение перед богом не всегда дает буржуазии непосредственные выгоды. Умирающей буржуазии нужны наличные. И ее адвокат Плате выбирается из сил, чтобы доказать, что современная биология требует преклонения не только перед богом, но и перед господствующей аристократией. Плате пишет: «Необходимо показать молодежи, что верно не демократическое учение о принципиальном равенстве, как проповедует народам на тысячи ладов еврейство (так и пахнет зоологическим садом! Недаром автор маститый зоолог. Где до такого библейского стиля нашим доморощенным Пуришкевичам с их суконным рылом! — И. А.), но аристократический принцип, по которому имеют право выживать наиболее дельные» (там же, S. 166).

Следует ли добавить, что, по мнению погромщика-профессора, «наиболее дельными» является правящая группа мародеров и спекулянтов, а отнюдь не «народ-негодяй».

«Научные» исследования, подобные вышеприведенным, за последние десятилетия сыплются как из рога изобилия и не ограничиваются одной только биологией. В теоретической физике, например, с самого недавнего времени отмечаются попытки воскресить старую лейбницевскую монадологию, превратив «видимые» атомы и электроны в непротяженные, вневременные и внепричинные монады или так называемые силовые центры Босковича.

При таком объективном положении говорить о каком-то «едином естествознании», перед которым мы должны склонить свои покорные головы, как это делают тт. Степанов, Тимирязев и др., совершенно нельзя.