1.2. Человеческая личность: Оно, Я, сверх-Я

Фрейд в своих метапсихологических рассуждениях выдвинул ряд основополагающих принципов; к ним, кроме «экономии» актов влечения, относится «динамика» психического процесса и «топика». С их помощью он пытался различать определенные виды или функции личности в рамках единого целого.

Если сначала в «Толковании сновидений»^[1] и других работах он говорил о бессознательном, предсознательном и сознательном, то начиная с 1920—1921 годов Фрейд дифференцировал Оно, Я и сверх-Я^[2]. Маркузе и в этом случае выделяет более поздние взгляды Фрейда, когда пишет: «Главные «слои» духовного строения обозначаются как Оно, Я и сверх-Я. Фундаментальный старейший слой — это Оно, область бессознательного, первичного влечения. Оно свободно от форм и начал, на основе которых формируется сознательный, социальный индивид»^[3] (см. рис. 2). Поскольку индивид не может мыслиться полностью изолированным, но более или менее зависим в своих возможностях удовлетворения от внешнего мира, от общества, личности требуется промежуточная «инстанция» между требованиями общества и удовлетворением влечений. Такой инстанцией является Я. «Под влиянием внешнего мира (окружения) та часть Оно, которая снабжена органами восприятия возбуждения и защиты от него, постепенно преобразуется в Я. Это — «посредник» между Оно и внешним миром. Восприятие и сознание — лишь наименьшая и «самая поверхностная» часть Я, часть, которая топографически наиболее близка к внешнему миру»^[4].

Главная функция Я состоит в «координации, изменении, организации и управлении импульсами влечений Я в целях смягчения конфликтов с действительностью… На долю Оно остается протекание в Я вторичных процессов»^[5]. Но истинным органоном обобществления индивида является не Я с его отношением к внешнему миру, а сверх-Я. «В ходе развития Я возникает следующая психическая «инстанция»: сверх-Я. Ее происхождение коренится в длительной зависимости ребенка от своих родителей; влияние родителей остается ядром сверх-Я. Далее на сверх-Я оказывает влияние ряд социальных и культурных факторов, пока оно не становится могущественным носителем действующих моральных законов»^[6]. Тем самым мы выявляем действительную сферу конфликта. Оно подчинено принципу наслаждения и имеет целью беспрепятственное удовлетворение влечений. Ему противостоит сверх-Я (как продукт дифференциации Я) со своим принципом реальности, который в большей или меньшей степени расстраивает намерения Оно. (При этом, однако, не имеется в виду осознанный контроль влечений, так как Маркузе прекрасно понимает, что такой контроль приводит к удовлетворению на более высоком уровне, чем просто квазиимпульсивные поиски немедленного удовлетворения^[7].)

В рамках сверх-Я и с помощью принципа реальности осуществляется защита требований влечений Оно, что приводит к ослаблению влечения к жизни. Эта защита есть нечто перманентное в своих основных проявлениях, посредством которых Оно подвергается угрозе со стороны, правда, также бессознательных, но все же имеющих место требований влечений. Иными словами, Оно и связанный с ним принцип удовольствия являются основой стремления индивида к свободному развитию вопреки отрицающему, представляющему общественное господство принципу реальности в форме сверх-Я. «Единичное не должно остаться одно. Если бы оно было предоставлено само себе и поддерживалось освобожденным интеллектом, осознающим возможность освобождения от принуждения действительности, то вырывающаяся из Оно энергия протестовала бы против все более и более отчуждающих ограничений, стремилась бы к тому, чтобы охватить и заполнить все более широкую область существующих отношений и таким образом взорвать реальность Я и его вытесняемые проявления»^[8]. Но такое понимание соотношения Оно и сверх-Я связано с решающим моментом теории развития: структура личности взрослого должна осмысливаться на примере изучения ребенка, начиная с низшей стадии развития, а не наоборот. «Ребенок полностью подчинен принципу реальности, и при этом с такой основательностью и последовательностью, что поведение взрослого вряд ли является чем-то иным, а не повторением основных форм детских способов переживания и реакции»^[9].

В то время как у Фрейда этот принцип реальности (как запрета) мыслился применимым к любому обществу, Маркузе предпринимает в основе своей правильную попытку историзировать его, понять его историческое содержание. «Поэтому необходимо исследовать вопрос об объеме и границах господствующих в современной культуре форм подавления, представить их в виде частного принципа реальности, определяющего возникновение и рост этой культуры. Мы обозначаем его как принцип производительности для того, чтобы подчеркнуть, что господство общества приводит к раздроблению его членов в соответствии с конкурирующей экономической производительностью. Единого исторического принципа действительности не существует: отдельные формы общественной организации не только имеют решающее значение в примитивных культурах, но и сохраняются вплоть до наших дней»^[10].

Таким образом, согласно Маркузе, принцип реальности буржуазного общества, порожденный экономической конкуренцией, — это принцип производительности.

Критика такого понимания человеческой личности должна учитывать следующее. Так как основой и психоаналитической и фрейдо-марксистской теории личности является теория влечений, то ее неисторический, асоциальный, во многом биологизаторский и метафизический характер не мог не сказаться и на теории личности. Правда, Маркузе смягчил внеобщественность этой концепции социализации индивида, а вместе с тем и концепции человеческих конфликтов, пытаясь понять исторический характер принципа реальности. Но эта историзация не распространяется на влечение как таковое, поэтому и такая модификация теории не решает коренной проблемы, а именно не выявляет специфики человеческих конфликтов при определенных общественных отношениях в условиях принуждения. При этом угнетенный и эксплуатируемый класс не принимает никакого совместного участия в процессе общественного, а вместе с тем и индивидуального контроля над действительностью. Основополагающая проблема такова: «Психические конфликты возникают при подобных отношениях всегда, когда знание индивидуально реализуемых возможностей влияния на общественные процессы способствует формированию оценок как готовности к расширению контроля над условиями собственной жизни, а также переходу на более высокий уровень относительной способности к деятельности. Но вместе с тем в ходе осуществления этой готовности в реальных действиях возникает угроза вмешательства органов социального принуждения, от которых зависят сами основы существования человека, предвосхищение им этой угрозы приводит соответственно к отрицательным эмоциональным оценкам»^[11].

Это определение психического конфликта при специфических общественных отношениях имеет в виду не только то, что производственные потребности являются собственно человеческими, но и то, что конкретно-историческое и индивидуальное развитие этих потребностей требует рационального познания мира на определенном уровне в смысле рационального анализа целей, что для их удовлетворения необходимо также по крайней мере предварительное знание существенных, закономерных отношений данной общественной действительности. Причем значимость этих осознанных целей должна восприниматься также субъективно на основе соответствующих эмоциональных оценок. Таким образом, различать рациональные и эмоциональные процессы можно только аналитически. Иначе говоря, как для положительной, так и для отрицательной эмоциональной оценки цели необходим определенный уровень рационального познания целей, причем и та и другая оценки являются как предпосылкой, так и результатом активного, предметно зафиксированного столкновения с миром.

Фрейдо-марксистский редукционизм ведет в силу своего спекулятивно-гуманистического, направленного «вовнутрь» способа рассмотрения не только к непониманию структуры человеческих потребностей, но также и к глубокому безразличию (если не сказать, незнанию) к способностям человека в сфере рационального познания. Тем самым важное взаимоотношение рациональных и эмоциональных процессов выносится за рамки познавательных интересов и соответственно за границы познания. Внеобщественное понимание человеческой личности и отрицание социальной обусловленности процессов индивидуального развития приводит здесь также к таким важнейшим последствиям, как признание описанного подавления влечений стоящим полностью вне каких-либо критериев, окончательно установленным и подчиненным инстанциям принуждения. Так и принятый Маркузе взгляд, согласно которому осознанный контроль над влечениями повышает удовольствие от их удовлетворения, не решает ключевой проблемы, что же представляет собой сознательный контроль над влечениями и что такое подавление влечений. Такие критерии могут быть обоснованы только исходя из их значения для общественного и индивидуального контроля действительности (мы будем неоднократно возвращаться к этому вопросу в ходе дальнейшего изложения).

Если исходить из понимания общественного характера индивида, то, естественно, нельзя согласиться с утверждением, что социализация индивида тождественна сужению его отношений с действительностью: тогда формирование сверх-Я предстает в основе своей как защитный процесс, который путем вытеснения, сублимации и т. п. защищает определенные требования влечений, оставаясь бессознательным. Здесь следует прежде всего подвергнуть критике одностороннее понимание форм протекания психических конфликтов как защитных конфликтов. Это приведет (почти что в плоскости данного понятийного аппарата) к перспективной возможности осмысления конфликта как реалистической оценки собственных потребностей и возможностей их удовлетворения.

Итак, правильным будет считать сворх-Я лишь одной из возможных форм конфликтной ситуации, а именно попыткой найти защиту от конфликта.

Основываясь на том, что формирование сверх-Я может быть лишь одним из моментов процесса становления индивида, попытаемся выявить мистический и антиисторический во многих отношениях характер категории бессознательного. Этот вопрос тесно связан с проблемой формирования сверх-Я. Прежде всего мы должны исходить из того, что для человеческой жизни специфично сознание, способность познавать действительность, находящуюся вне ее. Познание не достигается чисто пассивно, о нем нельзя сказать, что оно просто есть или его нет, в данном случае речь идет о моменте в процессе усвоения мира. При этом способность индивида к познанию зависит не только от уровня развития общественного сознания, но и от принадлежности индивида к определенному классу, слою, от его положения в обществе. Это означает, что отдельные области действительности ему неизвестны. Мы говорим здесь о «не-сознательном», и это понятие не совпадает с психоаналитическим или фрейдо-марксистским понятием бессознательного, поскольку последнее есть результат активного процесса защиты от действительности.

Подобное понимание различия между «не-сознательным» и «бессознательным» для Маркузе исключено, поскольку он не включает в свою концепцию ни рациональные способности индивида, ни специфику человеческого конфликта и связанное с этим возникновение страха вместе с формами его преодоления.

Перейдем теперь к последнему пункту критики, а именно к рассмотрению вопроса о том, что строение личности взрослого предопределено строением личности ребенка. Так как всякий процесс развития понимается как развертывание, как развитие от низшего к высшему, то исторически более ранние этапы являются исходными пунктами дальнейшего развития, но отнюдь не высших его этапов. Значение более ранних процессов и свойств для развития в целом можно понять только тогда, когда уже известен более высокий уровень. Маркс писал: «Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Намеки же на более высокое у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно»^[12].

Маркузе в этом пункте также избирает ложный путь редукционизма. Он, по существу, отрицает тот факт, что индивид в ходе развития от младенца до взрослого должен все глубже усваивать социальное наследие человечества для того, чтобы соответствовать растущим требованиям конкретного общественного окружения и, став взрослым, достичь того уровня способностей к действию, который позволил бы ему активно участвовать (в соответствии с его классовой принадлежностью и положением в обществе) в формировании общественной, а тем самым и индивидуальной жизни в условиях простого или расширенного воспроизводства. Методологически Маркузе исключает исследованное Марксом противоречивое отношение исторического и логического^[13].

Прежде чем переходить к следующему разделу, мы хотим еще раз пояснить применяемый нами метод критики. Мы исходим из того, что психоаналитическая и фрейдо-марксистская теории личности, основанные на теории влечений Фрейда, не смогли преодолеть чрезмерную узость его трактовки этой теории. Для того чтобы существенные правильные аспекты теории личности могли быть пересмотрены на основе критической психологии, они должны быть освобождены от этой зависимости и конкретно-исторически переосмыслены с точки зрения их познавательного содержания. Только таким путем, посредством принципиальной критики и относительного признания можно решительно преодолеть ложную и бесплодную альтернативу между полным отрицанием и безоговорочным признанием.

1. См.: FreudS. GW, Bd. II/III, S. 40 ff. ↑

2. Ibid., Bd. XIII. ↑

3. Marcuse H. Triebstruktur und Gesellschaft, S. 34. ↑

4. Ibid., S. 85. ↑

5. Ibid., S. 86. ↑

6. Ibid. ↑

7. Ibid., S. 42 f, S. 223 f. ↑

8. Ibid., S. 52. ↑

9. Ibid., S. 59. ↑

10. Ibid., S. 48 f. ↑

11. Holzkamp K., Holzkamp-Osterkamp U. Psychologische Therapie als Weg von den blinden Reaktion zur bewußten Antwort auf klassenspezifische Lebensbedingungen in der bürgerlichen Gesellschaft — am Beispiel des «Examensfalls» von Manfred Kappeler. — In: Kappeler M., H о I z к a m p K, Holzkamp-Osterkamp U. Psychologische Therapie und politisches Handeln. Frankfurt/M., 1977, S. 190 f. ↑

12. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 1, с. 42. ↑

13. См.: Braun К.-Н. Einführung in die Politische Psychologie. Zum Verhälthis von gesellschaftlichem und individuellem Subjekt. Köln, 1978, S. 48 ff. Хотя Сэву (см.: С э в Л. Марксизм и теория личности, с. 335—336) этот методологический принцип хорошо известен, он все же полагает, что психоанализ правильно отражает развитие ребенка (см. также с. 409, см. также: Sèvе L. Psychoanalyse und historischer Materialismus. — Kritik der Psychoanalyse und biologistischer Konzeptionen, S. 60). Это, конечно, неверно, поскольку любые действия ребенка могут быть правильно поняты лишь с точки зрения направленности его развития на индивидуальное участие в общественном контроле действительности. ↑