1. Историческое становление капиталистического наемного труда

Переход от феодализма к капитализму в своем существе определяется, по мнению Крофоцы, тем, что товарообмен и рынок становятся решающими моментами общественных отношений, что создает основу для социализации индивида. В докапиталистическом, феодальном обществе труд был конкретно и непосредственно общественным. «Труд при этих общественных отношениях всегда выступает как конкретный, сохраняющий свои ремесленно-технические особенности, удовлетворяющий возникающие и создаваемые потребности. Как таковой он является непосредственно совместным. Разделение труда, как и его организация в целом, покоится на естественных различиях и условиях (пол, возраст, географические и климатические особенности и т. д.). Социальные, в данном случае семейные, отношения являются существенными связями, так как индивидуальная рабочая сила действует лишь как «орган» совместной рабочей силы семьи»^[1]. Возникновение капиталистического способа производства, а также окончательное становление товарных отношений полностью разрушило эту первоначальную и естественную форму совместного существования. «В обществе, где производство осуществляется на основе разделения труда, а продукты все более широко выступают и распределяются в форме товаров, первоначальный коллектив, представляющий собой естественное единство совместного существования, собственности и труда, заменяется опосредованными обменом отношениями производителей… Мы хотим подчеркнуть отличие капиталистического способа производства, в условиях которого обмен возводится в принцип социализации, и его требований к поведению от способа производства частного домашнего хозяйства… По мере расширения производства разрушается также единство труда и собственности, а вследствие этого сама рабочая сила, а не только ее продукты появляется на рынке в качестве предмета обмена. Обмен перестает быть простым аспектом жизнедеятельности, не нарушающим установившихся принципов социальной организации»^[2].

Возникающее таким путем, по мнению Крофоцы, отделение трудящегося от собственности складывается в процессе «первоначального накопления» капитала^[3] и влечет за собою в качестве своего необходимого результата (необходимого, потому что без этого невозможно становление капиталистического способа производства) наемный труд, свободный в двух отношениях. «В результате длительного, охватывающего жизнь нескольких поколений процесса массы, отделенные от условий реализации своего труда, перемещаются в сферу свободного наемного труда и промышленной фабричной дисциплины»^[4]. Этот процесс, осуществляемый зиждущимся на нем буржуазным классом с нескрываемым террористическим насилием, ведет к полному разрушению структуры индивидуальных жизненных отношений и переориентировке целей жизни.

«В ходе превращения капитализма в господствующий способ производства масса мелких производителей из числа ремесленников и крестьян и такие непосредственно связанные с ними образом жизни группы, как подмастерья, батраки, слуги, отделяются от условий осуществления их труда (земельных владений, инструментов и приборов, мастерских и «дома»), их жизненные отношения отчуждаются, нормативно и аффективно дезориентируются. Индивиды… подчиняются новому способу производства и хозяйствования, испытывают действие нового принципа социализации, рынка, обмена, в условиях которых они предстают лишь как разрозненные и в полном смысле слова «обездоленные» (в большинстве случаев значительная часть населения лишена производственных инструментов, мелкой собственности, позволяющей делать накопления, уверенности в жизни, перспектив) и «бесправные», декодированные и детерриториализированные»^[5].

Наиболее общим результатом этого исторического, становления капиталистического наемного труда, выдвижения обмена в качестве принципа социализации является отчуждение, поэтому «вместо зависимости человека от природных условий возникает зависимость от „второй природы”»^[6].

Критический анализ этой точки зрения не касается форм индивидуализации наемных рабочих, но ограничивается вопросом о том, в какой мере социализация индивидов при капитализме определяется существованием капиталистического товарного производства^[7]. Прежде всего подчеркнем справедливость утверждения, что капитализм превращает рабочую силу в товар, и, таким образом, наемные рабочие должны продавать свою рабочую силу как товар, чтобы обеспечить себе возможность существования. Правда, Крофоца не дает исчерпывающего анализа того факта, что производство товаров и отношения обмена связаны с определенным уровнем развития общественного труда, то есть основаны на единстве разделения труда и его кооперации. Это исторически обусловленное состояние: производительных сил извращено при капиталистических производственных отношениях, которые, будучи основаны на производстве прибавочной стоимости как исторически специфической формы прибавочного труда, являются отношениями эксплуатации и, следовательно, отношениями антагонистических классов. Иначе говоря, вопреки Крофоце^[8] процесс капиталистического труда всегда является к тому же процессом потребления. Применительно же к проблеме социализации индивидов при капитализме это означает, что общественный характер индивида изначально задан, а не сформировался только путем обмена.

«Что касается романтической критики капитализма (от которой Крофоца^[9] пытается отмежеваться, выдвигая совершенно беспомощные аргументы. — Авт.), нужно решительно подчеркнуть, — пишет П. Рубен, — что представление о неорганизованном множестве частных трудящихся, объединенных обменом, является чистой бессмыслицей. Оно не существовало и не может существовать ни при каких исторических условиях»^[10]. Такого рода романтическая критика капитализма молчаливо предполагает, «что частная сущность может быть реально задана без общей сущности, единичное без общего, индивидуальные производители — без их общественных связей. Общая сущность, общее, общественный характер должны формироваться в ходе обмена…»^[11]. В противоположность этому должно быть установлено, что отношение общего и частного при капитализме есть предмет противостояния социальных классов. «В то время как возникновение частной собственности имманентно является отрицанием общественной собственности, то есть существование первой обусловлено постоянной борьбой с последней, общественная собственность позитивно выступает как объект отрицания со стороны частной собственности. Таким образом, общественная собственность обретает признание в борьбе с частной собственностью, и эта борьба является неотъемлемым условием самого существования общественной собственности. Эта борьба и есть классовая борьба»^[12].

Каковы последствия всего этого применительно к социализации индивидов при капитализме? Прежде всего и важнее всего тот факт, что капиталистическое товарное производство порождает объективную видимость общества как естественной среды и индивида как частного лица. «Кажущаяся естественность общества, — подчеркивает В. Хауг, — объяснима определенностью буржуазных форм: взаимосвязь деятельности отдельных производителей товаров отходит на задний план, предстает как слепая случайность, как нечто нуждающееся в дополнении, опосредованное обращением вещей; Маркс называет продукты труда, ставшие товарами, общественными вещами, а общественные отношения индивидов — овеществленными, словесно воплощая тем самым основное противоречие… Общественное как таковое предстает в них натурализованным, а вещественно-естественное — общественным. Эти отношения неизбежно насаждают в сознании представление о псевдоприроде». Не только «средства и продукты труда, но и индивиды несут на себе отпечаток специфической формы общественных отношений. В буржуазном обществе индивид определяется общественной формой своего бытия в качестве частного лица: он есть в товаропроизводящем обществе именно частный индивид или частное лицо. Итак, имеет место исторически обусловленное положение и возможность деятельности частной личности в данном обществе, что спонтанно укореняется в сознании как сама собой разумеющаяся предпосылка психологического исследования»^[13]. При этом историческая обусловленность и изменяемость означают (принимая во внимание сказанное выше об отношении коллектива и личности), что этот вопрос является вопросом о соотношении общественных сил, то есть о характере классовых столкновений; причем конечной целью его решения (с позиций наемных рабочих) становится упразднение частной собственности, а вместе с этим отказ от признания мнимой естественности такого общества и индивидов как частных лиц.

Это противоречивое отношение и курс на его практически-политическое устранение изначально заданы вместе с формой индивидуальности людей, зависящих от найма, как в экономическом, так и в практически-политическом аспектах. «Противоречие между развитием новой технологии, которая позволяет резко сократить затраты необходимого рабочего времени и в принципе обеспечивает взаимозаменяемость рабочих, что в свою очередь требует от них гибкости, всесторонней подвижности, и … выступает для наемных рабочих как противоречие между постоянной угрозой способности к воспроизводству и перспективой всестороннего развития способностей, необходимых при изменяющихся требованиях к труду. Логика общественной деятельности наемных рабочих требует устранения этого противоречия в форме переворота в производственных отношениях, препятствующих развитию существующих возможностей»^[14].

Борьба за сохранение способности к воспроизводству, а также за ликвидацию капиталистических производственных отношений (то есть частного присвоения прибавочного продукта, полученного в общественном производстве) всегда является также политической и идеологической борьбой за осуществление и расширение прав рабочего класса (и его союзников). Эти политические и идеологические аспекты, а не только экономические (как это имеет место у Крофоцы, где подобное ограничение ведет к экономизму) — необходимая составная часть становления форм индивидуальности наемных рабочих. Или, говоря иначе, рабочий класс вне рабочего движения не может быть понят в своей сущности.

Крофоца связывает общественную сущность индивидов с товарообменом, вместе с тем из поля его зрения ускользает тот факт, что индивиды необходимо вовлечены в классовые отношения и что расстановка классовых сил представляет собой существенную характеристику возможностей развития индивидов, а также перспектив полного развития их общественного характера. Подвергнутая Лоренцером критике недостаточность преодоления монадологических представлений об индивиде у Фрейда (или, более точно, некритическое воспроизведение буржуазной формы существования индивида) сохраняется и у Крофоцы, причем обмен, а вместе с ним и общество остаются внешними по отношению к индивидам; иначе говоря, Крофоца (а вместе с ним представители всех вариантов так называемой логики капитала^[15]) проводит анализ товарного производства в духе частной собственности.

Исключая возможность контроля над действительностью со стороны общества и индивидов, они воспроизводят тем самым реальную деградацию индивида в буржуазном обществе. Идеалом для них является возврат к иллюзорной идиллии докапиталистического производства, что приводит к утрате действительной (и действенной) перспективы развития индивида, обусловленной переходным характером капитализма^[16]. Критика не может относиться к «товарам как таковым», но только к их капиталистической форме. «Необходимо ликвидировать не разделение труда, а порабощенность индивида этим разделением. — пишет В. Хауг. — То есть следует требовать подвижности индивида в общественной системе разделения труда. С точки зрения индивида, это будет означать устранение разделения труда, но речь здесь идет о всестороннем развитии социалистического индивида»^[17].

Krovoza A. Produktion und Sozialisation, S. 51. ↑
Ibid., S. 52. ↑
См.: Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 725. ↑
Krovoza A. Produktion und Sozialisation, S. 139. ↑
Ibid., S. 49. ↑
Ibid., S. 54. Оттомейер (см.: Ottomeyer К. Ukonomische Zwange und menschliche Beziehungen. Soziales Verhalten im Kapitalismus. Reinbek, 1977, Кар. III) также пытается вывести специфику межчеловеческих отношений из (капиталистического) товарного производства, вводя в качестве «дополняющих» психоаналитические категории. ↑
См.: Krovoza A. Produktion und Sozialisation, S. 56 f. ↑
Ibid., S. 143 f. ↑
Ibid., S. 73 ff., 89 ff. ↑
Ruben P. Über Methodologie und Weltanschauung der Kapitallogik.— «Sozialistiseho Politik 42», 1977, H. 4, S. 61 f. ↑
Ibid., S. 60. ↑
Ibid., S. 63. ↑
Haug W. F. Bürgerliche Privatform des Individuums und Umweltform der Gesellschaft. — In: Kritische Psychologie. Bericht über den 1. internationalen Kongreß Kritische Psychologie vom 13—15. Mai 1977 in Marburg, Bd. I, S. 84 ff. ↑
Jaeger S., Staeuble I. Die gesellschaftliche Genese der Psychologie. Frankfurt/M., 1978, S. 32. ↑
См.: Ruben P. Über Methodologie und Weltanschauung der Kapitallogik. — «Sozialistische Politik 42», 1977, H. 4, S. 43 ff., 60 ff. ↑
См.: Haug W. F. Die Bedeutung von Standpunkt und sozialislischon Perspektive für die Kritik der politischen Ökonomie. — «Das Argument 74», 1972, S. 563 ff., 572 ff. ↑
Haug W. F. Vorlesungen zur Einführung ins «Kapital». Köln, 1976, S. 117. ↑

Оглавление