2. Диалектика свободы и авторитарного характера

Почти параллельно с анализом В. Рейхом психологических проблем немецкого фашизма сотрудники института социальных исследований во Франкфурте-на-Майне, находившегося с середины 30-х годов под эгидой представителей критической теории, также развернули исследования, цель которых состояла в объяснении того, что Рейх называл «ножницами». Возникшая на этой стадии исследования концепция «авторитарного характера»^[1] позднее была, во-первых, углублена прежде всего благодаря эмпирическим исследованиям^[2], во-вторых, развита далее (в основном Фроммом) как теория развития личности в буржуазном обществе. Поскольку Фромм представлял также важнейшие теоретические предпосылки работ Адорно и др., необходимо критически рассмотреть его точку зрения (критико-психологическая оценка его эмпирических работ не является нашей задачей). В ходе изложения мы будем основываться на книге Фромма «Бегство от свободы»^[3], не обращаясь к его более ранним работам и его новым исследованиям, в которых Фромм отошел от фрейдо-марксистских воззрений в узком смысле и занял позицию гуманистической психологии.

Фромм так определяет главную задачу психоанализа при исследовании исторических процессов: «Он может указать, каким образом влияют определенные экономические условия на психический аппарат человека и порождают определенные идеологические результаты, он может раскрыть формы зависимости идеологии от обусловливающей ее экономической информации.

Он прослеживает путь от экономических условий через голову и сердце человека к идеологическому результату, не прибегая при этом ни к каким другим методам, кроме того единственного, который он применяет для анализа отдельной личности: понимание структуры влечений на основе жизненной судьбы»^[4].

Исходным пунктом исследований Фромма служит возникновение капитализма, а вместе с ним и возникновение исторически специфических черт личности. Основным признаком этого процесса является развитие человека до уровня индивида. «Процесс выделения индивида из его первоначальных связей (назовем его «индивидуацией»!) достигает своей кульминации в новое время, то есть начиная с Реформации и кончая современностью»^[5]. Индивидуация возникает на основе упразднения личностных связей, имевших место еще в феодальном обществе, и делает человека свободным. «Распад средневековой системы феодального общества имел важнейшее значение для всех классов: индивид оказался предоставлен самому себе и изолирован. Он стал свободен. Из этой свободы вытекали два следствия. Человек оказался лишенным той уверенности, которая была ему свойственна: несомненного чувства принадлежности; он был вырван из мира, удовлетворявшего его требованиям экономической и духовной безопасности. Он почувствовал себя одиноким, его обуял страх. Но он стал также свободен вести себя и думать независимо, стал господином самому себе, способным жить так, как он хочет, а не так, как ему указывали»^[6]. Поскольку свобода может быть использована и на благо и во вред, то прежде всего возник вопрос о его общественном положении и в меньшей степени — вопрос о его индивидуальном желании; при этом у эксплуатируемого класса также имеется не только возможность «отрицательной свободы», бегства от свободы, «страха перед свободой», но и полная возможность «положительной свободы», свободы использования возможностей его индивидуального развития, спонтанности и самоосуществления»^[7].

Авторитарный характер в этой ситуации, помимо влечения к разрушению и автоматическому приспособлению^[8], к отрицательной форме решения проблемы свободы, «является тенденцией к отказу от своей самости и к слиянию с кем-то или с чем-то находящимся вне его, для того чтобы индивидуальная самость обрела недостающие ей силы; то есть в качестве замены утраченных первоначальных связей служат «вторичные связи». Формами проявления этого механизма выступают стремление к подчинению и стремление к господству в виде мазохистского и садистского стремлений…»^[9]. Таким образом, авторитарный характер по своей сущности является садомазохистским. При этом мазохизм проявляется в доставляющем наслаждение подчинении разного рода авторитетам. «То, что подчинение авторитетам может приносить наслаждение, объясняет, почему относительно легко было принудить человека к покорности, почему эта задача зачастую оказывалась легче обратной, заключающейся в том, чтобы побудить человека подчиняться внутренней самостоятельности и зрелости»^[10]. Замена внешних авторитетов внутренними протекает в виде процесса интериоризации и формирования сверх-Я^[11], причем именно в этом случае большое значение имеет противоборство с общественно обоснованным авторитетом отца («эдипов комплекс»)^[12].

В отличие от мазохизма целью садизма является установление господства одного над другим, стремление «сделать из него беспомощный объект собственной воли, стать его тираном, его богом, обращаться с ним так, как заблагорассудится. Унижение и порабощение являются при этом лишь средствами для достижения этой конечной цели»^[13]. Таким образом, хотя мазохизм и садизм представляют собой два различных, иногда полностью противоположных влечения, у них есть одна общая внутренняя черта — «симбиоз». «Симбиозом в психологическом смысле называют объединение индивидуальной самости с другой самостью (или с любой другой силой, находящейся вне собственного Я), причем каждая из них утрачивает при этом свою самость и становится зависимой от другого. Садист нуждается в своем объекте в той же степени, в какой он нужен мазохисту. Разница лишь такова, что он обретает уверенность в жизни не в том, чтобы быть проглоченным, а в том, чтобы самому кого-нибудь проглотить»^[14].

Формирование авторитарного характера существенно определяется экономическим положением человека. При капитализме процесс концентрации капитала угрожает социальному существованию мелкой буржуазии и средних слоев, расшатывая их индивидуальные ценностные ориентации и таким образом дезориентируя их. Эти процессы особенно обострились в Германии в период Веймарской республики^[15], что привело к усилению авторитарных тенденций у мелкой буржуазии и средних слоев (этот процесс характерен не только для Германии, но и для других капиталистических стран, где экономическое развитие протекало в принципе аналогичным образом). Фашизм, согласно Фромму, в этом аспекте следует рассматривать как предложенную обществом возможность удовлетворения садомазохистских стремлений, которая, однако, направлена против объективных интересов этих слоев. «Нацизм позволяет мелкой буржуазии духовно оживиться, но одновременно ведет ее к социально-экономическому краху. Он мобилизует ее эмоциональную энергию, которая становится важной силой в борьбе за достижение экономических и политических целей германского империализма»^[16]. В то время как при фашизме эти тенденции превратились в психологически господствующие, в более слабой форме такое бегство от свободы имеет место и в «больших демократиях» современности^[17].

Исходным пунктом критики взглядов Фромма должна быть проблема свободы, стоящая у него в центре внимания. Очевидно, что эти взгляды не только далеки от марксизма и малосодержательны в плане отражения реальных процессов и глубины анализа, но они не достигают в этом отношении даже среднего уровня фрейдо-марксистских положений, обсуждавшихся в главе II. В этой связи мы считаем необходимым еще раз подчеркнуть, что капитализм предполагает высокий уровень производительности крупной промышленности и что эксплуатация является формой капиталистического наемного труда, создавая тем самым свободного наемного рабочего, поведение которого определяется «внутренним принуждением».

Кардинальный недостаток концепции Фромма — это понимание свободы не как политической свободы с ее возможностями и границами и в ее соотнесенности с природной и общественной действительностью; свобода рассматривается в отрыве от ее классового характера, она не выступает как результат и процесс общественной и политической борьбы. Поэтому Фромм оказался не в состоянии понять истинное соотношение общественного и индивидуального контроля над действительностью (а ведь это и есть свобода!). Так, например, Фромм пишет: «Положительная свобода состоит в исконной, изначальной, самоопределяющейся, саморазвивающейся, естественной, то есть спонтанной, активности цельной, чистой, не нарушающей ничьих интересов личности»^[18]. Здесь воспроизведено не только известное основное положение психоанализа о запрещающем обществе и нуждающемся индивиде, но и свойственное ему абстрагирование от конкретного общественного содержания жизнедеятельности индивида и индивидуальной свободы. Поэтому он совершенно не учитывает того факта, что господствующие слои с помощью соответствующих инстанций власти стремятся не допустить превышения определенного уровня развития, что приводит к психическим конфликтам, содержащим в себе возможность как защиты от конфликта, так и его разрешения. Такая (принципиально иная, чем та, о которой говорит Фромм) угроза существованию индивида может быть устранена или уменьшена только в результате коллективных действий со стороны угнетенных. Это означает, что индивидуальная свобода как аспект общественной свободы может быть достигнута лишь путем общественных движений, только общественным субъектом как классовым субъектом. Поскольку Фромм фактически не принимает во внимание политического содержания свободы, теория авторитарного характера оказывается в опасной близости к теории идентификации с тоталитаризмом^[19].

Вместе с тем психологические исследования Фромма в целом содержат правильные моменты, которые могут подлежать критико-психологической переработке. Так, его понятия положительной и отрицательной свободы могут быть истолкованы не с ошибочных позиций теории влечений, но с точки зрения критико-психологической модели конфликтов либо как формы преодоления конфликтов, либо как формы защиты от конфликтов; в этом смысле мы понимаем сверх-Я как форму защиты. При этом правильно также то, что подавление своих влечений при определенных формах защиты воспринимается как «наслаждение», поскольку при этом возможна кратковременная психическая разрядка. Психологическая «принудительность ситуации» состоит здесь в том, что и пассивное приспособление, и активное противодействие ощущаются как «не приносящие удовлетворения», в результате чего и возникают агрессивность, чувство неудовольствия и т. д. Против таких «вспышек» и направлены процессы защиты. Если мы исходим из того, что сверх-Я выполняет функцию «добровольного» признания господства и как следствие этого относительной утраты способности к собственному развитию, то соответствующие «критические» тенденции поведения должны привести к чувству вины. «Индивид обладает «нечистой совестью», ибо он чувствует свою внутреннюю готовность к действиям, противоречащим его же требованиям к разумному поведению,— пишет У. Хольцкамп- Остеркамп, — они должны казаться ему «неразумными», «несоразмерными» и прежде всего диктующимися «неблагодарностью», так как при этом он рискует утратить расположение и защиту «власть имущих», с которыми в процессе формирования «сверх-Я» он оказывается связанным отношениями интроецированной зависимости»^[20]. Поэтому эмоционально он воспринимает как разрядку, как освобождение возможность отвергнуть такого рода тенденции поведения и вновь идентифицироваться с «власть имущими».

Однако, поскольку подчинение власти является лишь одной стороной проблемы, а другая выступает в форме подавления «подчиненного», «более слабого», мы находим у Фромма в его понятии «авторитарного характера» признаки того, что критическая психология характеризует как «индивидуальный оппортунизм». Уже Фрейд ограничил сферу формирования сверх-Я кругом лиц, которые являются «носителями культуры», то есть в социальном контексте теми, кто может что-то приобрести (либо соответственно потерять) или по меньшей мере так считает. В этот круг лиц Фромм включает (не выходя за границы, очерченные Фрейдом) мелкую буржуазию, привилегированные средние слои и частично также высшие слои рабочего класса. Именно в этой среде чаще всего наблюдается стремление добиться преимуществ путем «отождествления» с господствующими слоями (особенно в сфере потребления), то есть улучшить свое положение «за счет» других (чаще всего такое улучшение оказывается лишь видимостью).

Такой тенденции поведения часто противостоит спонтанное осознание принципиальной противоположности собственных интересов и интересов власть имущих, которое должно быть отвергнуто, если собственное жизненное положение не может быть коренным образом изменено. «Но если индивид, несмотря на понимание необходимости изменения общественных отношений с целью улучшения общих, а следовательно, и собственных условий жизни и несмотря на соответствующую эмоциональную готовность к действиям, боится столкновения с власть имущими и пытается разрешить возникающий в силу этой противоречивости форм индивидуальности конфликт в частных интересах власть имущих вопреки общим интересам, он вынужден постоянно изгонять из своего сознания тот факт, что этим он совершает предательство по отношению к общественной необходимости, к самому себе и всем страждущим»^[21]. Формирование сверх-Я как психологической защиты от общественной необходимости на основе некритического принятия требований, исходящих от власть имущих, должно превратить индивидуальный оппортунизм в «разумное», «добровольное» соглашение с власть имущими, то есть исказить рациональный взгляд в процессе эмоциональной защиты. Для правильного понимания на основе этой характеристики деятельности членов фашистской партии нужно проводить специальные исследования. Но несомненно, среди тех, кто пассивно принимал фашизм, отказываясь от борьбы с ним, получил распространение именно этот индивидуальный оппортунизм, оправдывающий при определенных условиях даже физическое подавление «подчиненных» в целях сохранения «взаимопонимания» с власть имущими и органами их власти.

См.: Autorität und Familie. Paris, 1936. ↑
См.: Adorno Th. W. et al. The Authoritarian Personality. New York, 1950; Adorno Th. W. Studien zum autoriäaren Character. Frankfurt/M., 1973. ↑
См.: Fromm E. Die Furcht vor der Freiheit. Frankfurt/M., 1966. ↑
Fromm E. Politik und Psychoanalyse. — In: Reich W. u. a. Psychoanalyse und Politik. Köln, 1971, S. 56. ↑
Fromm E. Die Furcht vor der Freiheit, S. 31 f. ↑
Ibid., S. 103 f. ↑
Ibid., S. 141 f., 251. ↑
Ibid., S. 177 ff., 182 ff. ↑
Ibid., S. 142. ↑
Fromm E. Autorität und Familie. Sozialpsychologische Teil. — In: Marxismus Psychoanalyse Sexpol, Bd. 2, S. 280 f. ↑
Ibid., S. 257 f. ↑
Ibid., S. 260 ff. ↑
Fromm E. Der Furcht vor der Freiheit, S. 156 f. ↑
Ibid., S. 157 f. ↑
Ibid., S. 208 ff. ↑
Ibid., S. 215. ↑
Ibid., S. 135. ↑
Ibid., S. 251. ↑
См.: Opitz R. Über die Entstehung und Verhinderung von Faschismus. — «Das Argument 87», 1974, S. 560 f.; Kühnl R. «Linke» Totalitarismusversionen. — In: Greiffenhagen M. u. a., Totalitarismus. München, 1972. ↑
Holzkamp-Osterkamp U. Grundlagen der psychologische n Motivationsforschung 2, S. 359 f. ↑
Ibid., S. 441. ↑

Оглавление