«Египетский колорит» в ветхозаветных сказаниях

Многие зарубежные библеисты-археологи ссылаются на «египетское» звучание многих имен, фигурирующих в Библии. Имя самого Моисея, имена Пинехас, Ховни, Пашхур, Хур, Мерари, может быть, имеют египетское происхождение. Джордж Райт, приводя эти соображения, не умалчивает, правда, и об обстоятельствах, делающих правдоподобным и противоположное истолкование этого факта.

В Библии говорится, что фараон наименовал Иосифа Цафнаф-Панеахом, а в жены ему дал Асенафу, дочь Потифара. Это, действительно, египетские «имена, но там они вошли в употребление значительно позже, по меньшей мере через 600—700 лет после того, как, по Библии, Иосиф подвизался в Египте. Отсюда следует, что и все египетские имена могли попасть в Ветхий завет значительно позже того времени, к которому должен относиться египетский плен евреев. Да и вообще для предположения, что те или иные египетские имена могли проникнуть в израильский фольклор только в результате пребывания евреев в Египте, нет никаких оснований, ибо могли быть и многие другие пути такого проникновения.

Райт ссылается на то, что в ветхозаветных сказаниях хо­рошо выдержан колорит египетской жизни и быта. Так, на­пример, должности Иосифа и ряда других египетских чинов­ников соответствуют номенклатуре древнееврейской бюрокра­тии. Верно сообщение Библии о том, что египтяне относились с презрением к скотоводам — «пастухам овец». То, что, по Библии, как Иаков, так и Иосиф после их смерти подверглись бальзамированию, также соответствует египетским нравам. Египтяне придавали большое значение сновидениям и их тол­кованию, так что успех Иосифа в роли истолкователя снов выглядит правдоподобно. Вероятно, можно набрать и ряд других подобных черт «гармонии» библейских повествований с египетской историей, но выглядят все эти упражнения очень неубедительно.

Некоторые из перечисленных черт характеризуют нравы не только древних египтян, но и многих других народов. Так, например, сновидениям придавали немалое значение и сами древние израильтяне. Что же касается действительно специ­фического именно для Египта, то почему нельзя представить себе, что авторы соответствующих библейских текстов чер­пали свое знакомство с египетскими нравами из личных впе­чатлений во время путешествий или из общения с другими людьми, которые бывали в Египте, или даже с египтянами, которым приходилось бывать в Палестине? Известно ведь, что в ряде палестинских городов время от времени стояли египетские гарнизоны, между Палестиной и Египтом велись нередко довольно оживленные торговые сношения. Разве зна­комство с некоторыми особенностями египетского быта не могло быть почерпнуто никаким другим способом, кроме как в результате четырехсотлетнего пребывания в этой стране всего израильского народа?

Впрочем, автор Пятикнижия все-таки плохо знает ту страну, о которой пишет. Этим автором, как утверждают богословы, был сам Моисей, который, как рассказывается в книге Исхода, целых сорок лет провел при дворе фараона. И не может не показаться странным, что этот опытный царе­дворец говорит о фараоне в самых общих чертах, нигде не называя его имени, что он не сообщает названия египетской столицы, в которой происходят все его переговоры с фараоном, он не знает даже, как титуловался египетский фараон. С «колоритом» египетской жизни в Пятикнижии дело обстоит вовсе не так благополучно, как это изображают благочестивые археологи.

Впечатление курьеза производят попытки Келлера усмот­реть исторически правдоподобный египетский колорит не в чем ином, как в пресловутых «казнях египетских». Правда, некото­рым извинением ему здесь может служить лишь то обстоятель­ство, что он не оригинален в этом вопросе и следует по стопам такого солидного буржуазного археолога, как Джордж Райт.

Ни Райт, ни даже Келлер не берутся утверждать, будто археология установила, что в истории Египта был момент, когда одна за другой на него обрушились все десять казней, перечисленных в Библии. Они только заявляют, что таковые стихийные бедствия были в древнем Египте вполне обычны и что они весьма характерны для египетского «колорита».

Вода превратилась в кровь — типично египетское явление: вода Нила регулярно окрашивается в буро-красный цвет из-за течения с абиссинской стороны, и тогда речная вода делается, если угодно, весьма похожа на кровь. Саранча тоже часто нападала на Египет. Тьма египетская — в этой стране часто бывает хамсин или самум, то есть «жаркий ветер, взвихри­вающий и гонящий вперед неисчислимые множества песку», которые «затемняют солнце, придают ему матовую желтова­тую окраску и среди белого дня делают его мрачным». Плохо, правда, получается с местным колоритом в отношении града; это вообще для Египта исключительно редкое явление, так что находить в нем местную специфику никак невозможно. Да и в остальных «казнях» по существу нет ничего специфически египетского — и скотий мор, и всякие песьи мухи могут пора­зить любую местность. Стоит, однако, обратить здесь внимание на то, к каким насильственным ухищрениям приходится при­бегать археологам-апологетам в попытках защитить истори­ческую достоверность библейских легенд!

Ежегодная окраска нильской воды в бурый цвет во время разлива никогда не могла восприниматься в Египте как «казнь»: помутнение ее связано с большим количеством пло­дородного ила, который река приносит на поля земледель­цев— это не бедствие, а, наоборот, благодеяние, оказываемое природой населению Египта. И сколько же нужно бесстыдства чтобы, наподобие Келлеру, заявлять, что во всей истории египетских казней не поддается объяснению лишь сообщение об избиении первенцев! Все остальное ему ясно, вплоть даже до фокуса, который выкинули не только Моисей с Аароном, но и египетские волхвы, превратив свои жезлы в змей; видимо, понятно и то, каким образом израильский жезл проглотил все египетские… Но главное даже не в этом.

Допустим, что каждое из бедствий, взятое само по себе, могло когда-нибудь иметь место в Египте. Но как же можно обходить то обстоятельство, что в Библии все они происходят почти одновременно, одно за другим?! Можно ли представить себе, как нечто закономерное и правдоподобное, десятикрат­ное стечение таких экстраординарных событий?! Никакой серьезный историк, если его не побуждают какие-нибудь чрезвычайные обстоятельства, вроде необходимости во что бы то ни стало «оправдать» Библию, не будет исходить из возможности такого стечения случайностей.

И все же не только борзописец-журналист Келлер, но и профессионал-археолог Райт распространяются на тему о том, что вообще-де в египетских казнях нет ничего невоз­можного. А Финеган, признавая, что, мол, казни египетские объяснить нельзя, все же немедленно находит спасительную лазейку в том, что вообще всякие неприятности Египту при­ходилось переживать. Он вспоминает в этой связи известный папирус с «Речениями Ипусера», заполненный жалобами и стенаниями по поводу бедствий, которые переживают египтя­не из-за разразившихся в их стране социальных смут. Помимо того что «Речения Ипусера» относятся к периоду, отстоявшему за тысячу лет от тех событий, о которых здесь рассказывает Ветхий завет, отметим, что нет абсолютно ничего общего в бедствиях, на которые жалуется Ипусер, с египетскими каз­нями, описанными в Библии. И археологии, и исторической науке в целом с мифом о египетских казнях делать нечего.