Открытие Джорджа Смита, гравера и ассириолога

Еще в древности было известно вавилонское предание о потопе, зафиксированное писавшим на греческом языке вавилонским историком Беросом в III в. до н. э. Сочинения Бероса до нас не дошли, сохранились лишь в пересказе позднейших греческих историков отдельные их отрывки, среди которых имеется и легенда о потопе. Ее содержание удивительно напоминает библейское повествование о таком же событии.

В царствование десятого по счету вавилонского царя Ксисутра к нему явился во сне бог Кронос и, предупредив о предстоящем наводнении, приказал ему построить корабль и отплыть в нем вместе с родственниками и друзьями, а также отобранными им птицами и другими животными; а до отплытия Ксисутр должен был написать историю мира и закопать ее в районе города Сиппара. Остальное все происходило, как в Библии, вплоть до высылки птиц на разведку и высадки на берег в горах Арме­нии. Повествование Бероса не ставило перед учеными особых загадок—ничто не мешало удовлетворяться тем, что в нем отразилось влияние более древних сказаний еврейского Пяти­книжия. Но так можно было думать только до поры до време­ни. Начало семидесятых годов прошлого века принесло весьма серьезные изменения в представлениях исторической науки по этому вопросу.

В Британский музей поступила часть клинописных табли­чек, найденных Лэйярдом в знаменитой библиотеке Ашшурбанапала на холме Куюнджик. И лишь через два десятилетия в этих табличках был прочитан текст, принесший замечатель­ное открытие.

Музей предпринял издание свода клинообразных надпи­сей Западной Азии. Гравированием этих надписей для после­дующего их литографирования занимался скромный молодой человек по имени Джордж Смит. И по должности своей, и по образованию он был не ученым, а простым сотрудником музея, почти ремесленником. Но это был высокоталантливый и в высшей степени любознательный человек — настоящий ученый по своей одаренности и по умственным запросам. Совершенно самостоятельно он овладел искусством чтения ассиро-вавилонской клинописи. Вскоре Смит оказался способ­ным к более серьезной работе, чем копирование клинообраз­ных знаков.

Доставленные двадцать лет назад в Британский музей в огромном количестве плитки Ашшурбанапаловой библиоте­ки находились в полном беспорядке, многие были просто свалены в кучу, для опубликования случайно выхватывались отдельные из них. Смит занялся приведением в порядок этого замечательного культурного богатства, разборкой и сортиров­кой плиток по их содержанию. И в ходе этой работы внима­ние исследователя было привлечено к серии из 12 плиток, образовывавших как будто в своей совокупности связное и исключительно интересное повествование. Расшифровав со­держание этих плиток, Смит установил, что на них начертана величественная эпическая поэма о древнем герое Гильгаме­ше, царе Урука (библейского Эреха). Одиннадцатая из таб­личек заключала в себе сказание о потопе, разительно напо­минавшее легенду, записанную Беросом, и еще более, чем последняя, приближавшееся по своему содержанию к биб­лейскому повествованию. К великому сожалению исследова­теля, как раз эта табличка была наиболее поврежденной, и сказание о потопе изобиловало пропусками. Тем не менее и то, что можно было прочесть, оказалось сенсационным: древние вавилоняне явно предвосхитили Библию! В обстановке вол­нения, вызванного этим обстоятельством, Смиту оказалось не так трудно собрать средства на специальную экспедицию в Куюнджик для розысков новых экземпляров поэмы о Гиль­гамеше.

Задача была очень трудной. Не будет преувеличением ска­зать, что по своей сложности она не уступала поискам иголки в стоге сена: в массе земли, мусора, целого и битого кирпича, составлявшей высокий куюнджикский холм, надо было найти несколько глиняных табличек. Но Смита не испугала слож­ность задуманного им предприятия, и он был вознагражден за свою смелость — недостающие части поэмы были найдены. После этого ему пришлось еще два раза ездить на исследова­ние ассиро-вавилонских древностей, и в последнюю из своих поездок он погиб, заразившись холерой; этот энтузиаст науки прожил на свете всего 36 лет. Но сделанное им обессмертило его имя.

Поэма о Гильгамеше, включая и содержавшуюся в ней легенду о потопе, была полностью расшифрована и опублико­вана Смитом. Ее запись на табличках, найденных во дворце Ашшурбанапала, сравнительно недавнего происхождения — VIII—VII вв. до н. э. Но после этого были найдены и другие записи поэмы, значительно более древние. «Песни о Гильгаме­ше, — говорит советский исследователь и переводчик эпоса И. М. Дьяконов, — записаны клинописью на глиняных «таб­лицах» на четырех древних языках Востока — шумерском, акадском, хурритском и хеттском. Древнейшие тексты — шумерские, в художественном же отношении наиболее важна аккадская поэма о Гильгамеше». А к какому периоду следует отнести древнейшую — шумерскую запись? Она сложилась, «вероятно, еще в конце первой половины III тысячелетия до н. э., хотя дошедшие до нас записи лет на 800 моложе». Зна­чит, предание о потопе существовало примерно уже за 2500 лет до н. э., то есть за полторы с лишним тысячи лет до того, как аналогичное предание было записано в библейских книгах. А что оба предания весьма близки по содержанию, легко установить, стоит лишь кратко напомнить содержание одиннадцатой таблицы эпоса Гильгамеша.

В своих скитаниях по земле «все видавший» (поэма назы­вается «О все видавшем») Гильгамеш пришел к своему даль­нему родственнику Утнапишти, и тот ему поведал о вселенской катастрофе, которую ему пришлось пережить. Утнапишти был царем Шуриппака, и вот этот-то город боги решили уничто­жить три помощи потопа; в дальнейшем изложении оказы­вается, правда, что потопу подвергся не только Шуриппак, — вся земля пострадала от него. Один из богов — Нинигику-Эа почему-то проникся симпатией к Утнапишти и, сообщив ему •о злом замысле богов, посоветовал: «Шуриппакиец, сын Убар-Туту, снеси жилище, построй корабль, покинь изобилие, за­боться о жизни, богатство презри, спасай свою душу!» Утнапишти построил корабль (подробно излагается история самой постройки, даются точные цифры его размеров и количество материалов, которые вошли на постройку, сообщается также, как Утнапишти организовал всенародную повинность по по­стройке ковчега) и поселился в нем со своей семьей и с дру­гими людьми, которых он счел нужным спасти, взял туда и весь скот свой и других животных, погрузил заодно все свое имущество, включая запасы золота и серебра. А потом на­чались ливни, грозы, бури — в общем, такие страхи, что сами боги испугались: они «поднялись, удалились на небо Ану, прижались, как псы, растянулись снаружи». Главная богиня Иштар в раскаянии отчаянно возопила: «Как в совете богов я решила злое, на гибель людей моих войну объявила? для того ли рожаю я сама человеков, чтоб, как рыбий народ, наполняли море!»…

После шести дней и семи ночей бушевания стихии насту­пило успокоение — «буря с потопом войну прекратили». Утнапишти открыл иллюминатор («отдушину») и увидел страш­ную картину — «все человечество стало глиной!» Затем ко­рабль пристал к горе Ницир. Утнапишти стал отправлять птиц в разведку. Голубь и ласточка не нашли сухого места и вернулись обратно; не вернулся наконец ворон, и это было признаком спада воды. Утнапишти вышел из корабля и принес жертву богам. Те сначала возмутились по поводу того, что их первоначальный замысел — истребить все человечество — остался не осуществленным, так как какие-то люди все-таки уцелели. Но тут же они сменили гнев на милость и даже на­градили Утнапишти бессмертием. Такова вавилонская версия легенды о потопе.

В других ассиро-вавилонских вариантах этого эпоса име­ются разночтения как в отдельных деталях, так и в именах героев. Вместо Утнапишти кое-где фигурируют Атрахасис или Зиудзудду, у Бероса, как мы уже говорили, имя героя — Ксисутр. Но, конечно, решающего значения эти различия не имеют. Заметим, кстати, что во всех или почти во всех вариантах местом жительства вавилонского Ноя оказывается Шуриппак. Подчеркиваем это обстоятельство, ибо, как мы видели выше, раскопки в районе древнего Шуриппака дейст­вительно дали ярко выраженные следы наводнения. Таким образом, в легенде сохранилось историческое зерно даже в отношении некоторых географических координат — того места, где произошла катастрофа.

Опубликование Джорджем Смитом вавилонской легенды о потопе и последовавшие в дальнейшем публикации поста­вили богословов и иных благочестивых истолкователей Биб­лии в тяжелое положение. Если можно было сообщение Бероса рассматривать как заимствованное из Ветхого завета, то здесь оказалось, что сам Ветхий завет заимствовал легенду о потопе из значительно более древних источников. Великое откровение, данное богом Моисею и записанное последним в Пятикнижии, оказалось предвосхищенным язычниками-ва­вилонянами задолго до того времени, к которому можно была бы отнести существование Моисея. А если проявить несколько большую дерзость, то можно представить себе, что Моисей или даже — страшно вымолвить — сам вдохновлявший его божественный дух были повинны в плагиате… Впрочем, этот вопрос нас в данном случае не занимает — мы вернемся по­этому к проблеме исторического ядра легенд о потопе.