Поиски возможного в невероятном

Совершенно ясно, что названная в Ветхом завете цифра вышедших из Египта 600 тысяч одних мужчин, способных носить оружие, невероятна. Как спасти в этом вопросе репутацию историчности библейской легенды? Олбрайт вместе с Райтом находят «выход» в том, что шестисоттысячную цифру берут из той переписи населения, которую, по Ветхому завету, провел царь Давид. Там, действительно, в итоге переписи фигурирует эта цифра, и, по мнению указанных археологов, авторы Пятикнижия уже в более поздние времена механически перенесли цифру, относящуюся к X в., на период исхода. Может быть, это объяснение и правильно, но вряд ли оно дает основание к превознесению исторической точности библейской легенды об исходе.

Знаменитый археолог Флиндерс Питри придумал другое объяснение, в какой-то мере спасительное для историчности Библии. Он предлагает переводить древнееврейское слово, обозначающее тысячу, как «семья» или «шатер». Шестьсот семей — это уже -на что-то похоже. Беда только в том, что такой перевод не имеет под собой никаких оснований. Райт вынужден с явной грустью так отозваться о гипотезе Питри: «Это объяснение часто цитируется теми, кто стремится под­держать достоверность переписных данных для эпохи Моисея. Хотя это и привлекательная гипотеза, знатоки еврейского язы­ка не могут принять к обсуждению такую интерпретацию еврейского слова». О верности библейской цифры — 600 ты­сяч — никто из зарубежных археологов-библеистов теперь даже не заикается.

Они не. могут настаивать на этой цифре, как и на какой-нибудь другой, более или менее внушительной, не только по­тому, что она не выдерживает критики сама по себе, а и потому, что ее принятие сделало бы совершенно необъясни­мым молчание египетских источников об исходе: как могли бы египтяне не заметить происходивших на их территории гран­диозных событий с участием миллионов человек?! А уход из Египта небольшой группы кочевников мог, конечно, остать­ся незамеченным или, будучи замечен, быть признан незначи­тельным событием, не заслуживающим фиксации. Так могло произойти, но признание этой возможности вряд ли дает мате­риал к утверждениям об исторической точности библейской легенды…

Как можно естественным путем объяснить переход евреев через Чермное море как посуху? Оказывается, можно. В древ­нееврейском подлиннике Ветхого завета море, через которое перешли израильтяне, именуется «Ям-суф», то есть Тростни­ковое или Камышовое море. На этом основании строится ги­потеза, по которой переходить пришлось евреям не через на­стоящее море, а через густые заросли тростника. Переводчики же просто ошиблись в передаче древнееврейского слова, и отсюда пошла позднейшая версия о том, что здесь имело место чудо.

Но ведь на берегу Красного моря и в близлежащих местах нет никаких зарослей камыша! Это не страшно, отвечает Кел­лер: теперь нет, а тогда, может быть, были; строительство Суэцкого канала в прошлом веке так изменило весь ланд­шафт, что теперь нельзя восстановить, что там было раньше. А если так, то можно говорить что угодно. Отсюда следует «логический» вывод: «Бегство из Египта через Камышовое море, таким образом, вполне мыслимо»…

Чего стоит это объяснение, видно хотя бы из того, что даже в древнееврейском тексте книги пророка Иеремии море назы­вается не Камышовым, а именно Чермным, Красным. В Новом завете говорится только о Чермном море, а не Камышовом. И к тому же, если принять вариант с камышом, то от библей­ской легенды вообще мало останется: через камыш могли с тем же успехом, что израильтяне, пройти и египтяне — тогда пропадает версия с гибелью египтян и их фараона на дне мор­ском. Этих деликатных обстоятельств ни Райт, ни Келлер предпочитают не касаться, они ограничиваются тем, что в чем- то «подтверждают» Библию, стараясь не показать виду, что этим самым подтверждением они во многом другом ту же Библию опровергают.

А где действительная разгадка того, что в еврейском тексте говорится о Камышовом море? Она очень проста: Красное море называлось у древних египтян Папирусовым, и это на­звание было позаимствовано у них другими народами Древ­него Востока. Поэтому вполне закономерно, что на еврейском языке Красное море именовалась Ям-суф — Тростниковым морем. И библейская легенда имеет «в виду -не что иное, как переход через самое настоящее море — конечно, при помощи чуда, что само собой разумеется, лежит вне пределов истори­ческого и археологического исследования.

С таким же «успехом» объясняют благочестивые библеи­сты-археологи остальные чудеса, которыми Яхве облагоде­тельствовал народ Израиля во время исхода. Им нетрудно объяснить, например, происхождение манны небесной. Есть-де в пустыне такой -кустарник, именуемый тамариском, он перио­дически выделяет вещество, похожее по своим свойствам на описанную в Библии манну. Перепела? Это уж совсем просто: перелетные птицы устали в дороге, выбились из сил и попада­ли на землю, а тут их и «можно было подбирать голыми руками. Опять «Библия права»! И опять — объяснения искусственные, до предела натянутые. Невозможны и в природе не встречают­ся такие громадные заросли тамариска, которые могли бы покрывать своими выделениями большие площади земли, могли бы регулярно прокармливать целый народ; к тому же в Библии говорится, что к полудню манна таяла — между тем выделения тамариска отнюдь не похожи в этом отношении, как и во всех других, на снег, они не могут таять. Так же надуманна и версия с перелетными перепелами. Все это софистические ухищрения, не имеющие отношения к науке.

К сорока годам странствования израильтян в пустыне от­носятся теперь скептически почти все археологи-библеисты. Райт, например, указывает на то, что сорок лет — это «просто круглая цифра для обозначения одного поколения». Так как, по библейской легенде, Яхве решил водить израильтян по пу­стыне до тех пор, пока не вымрет данное поколение, то на это и была отпущена традиционная цифра — сорок лет; всерьез же эту цифру и Райт не считает возможным принимать. Даже Келлер называет библейское сообщение об этом «в высшей степени маловероятным». Тот самый Келлер, который при­знает вероятность египетских казней, манны, перепелиного снабжения, добывания Моисеем воды из скалы при помощи жезла! Что же так обострило скептицизм этого достаточно покладистого и доверчивого в отношении библейских легенд автора?

Ему приходится признать их «неточными», ибо он не видит возможности пропитаться в пустыне населению даже неболь­шой численности в течение такого длительного времени. Кел­лер вносит, правда, поправку в библейскую характеристику синайской территории — это-де была не пустыня, а полупу­стыня, где можно было пасти скот. Но не сорок же лет! При таком большом количестве скота на такой незначитель­ной территории полупустыня должна была очень быстро превратиться в настоящую пустыню, и тогда опять-таки была неизбежна перспектива голодной смерти скота, а за ним и людей…

Что касается вопроса о том, в какой мере была пригодна для обитания территория Синайского полуострова, то мы мо­жем исходить не только из того факта, что теперь она пред­ставляет собой настоящую пустыню, но и из того, что по само­му тексту Ветхого завета за сорок лет блуждания в ней израильтяне только один раз столкнулись с другим кочевым народом — видимо, и тогда она была почти необитаема. Это значит, что скептицизм Келлера в этом вопросе оправдан даже в большей мере, чем ему самому хотелось бы. И во сто раз меньшее, чем указано в Библии, население не нашло бы себе пропитания в этой бесплодной, выжженной солнцем, сухой местности!

Конечно, если прибегнуть здесь к объяснению при помощи чуда, то можно сразу одним ударом отразить все аргументы здравого смысла, логики, истории, географии: с помощью чуда три миллиона человек могут уместиться даже на одном квадратном метре и обходиться без пищи и питья тысячи лет… Но мы условились разобрать вопрос об историчности библей­ских повествований, не прибегая к категории чуда. К тому же, и те буржуазные археологи и библеисты, мнения которых мы здесь рассматриваем, тоже пытаются, отвлекаясь от легенд о чудесах, свести фигурирующий в них элемент сверхъестест­венного вмешательства в исторические события «к естественно объяснимым причинам. По существу они наносят этим нема­лый урон религиозному учению, ибо вольно или невольно сводят таким способом на нет религиозное представление о чу­десах. Но иначе поступать они не могут, ибо, настаивая на догме сверхъестественного вмешательства в исторические со­бытия, дискредитируют себя как ученых и тем лишаются возможности «авторитетной» и более тонкой апологетики. Приходится выбирать меньшее зло и искать естественные объяснения событий, описанных в библейских легендах.

В применении к данному случаю такой подход получил чрезвычайно яркое выражение. Не только Келлер, но и такие солидные буржуазные археологи, как Олбрайт, Райт, Раули, Роутон и другие, строят искусственные и натянутые «естест­венные» объяснения событий, связанных с исходом и странст­вованием израильтян в пустыне.

И все же, даже исходя из гипотезы о естественном харак­тере «чудес», связанных с исходом и странствованием в пустыне, буржуазные археологи-библеисты не могут не при­бегать к понятию чуда, хотя и обращаются с ним очень осто­рожно. Келлер, например, считает вполне возможным объяс­нение манны и перепелов естественными причинами, но при этом делает оговорку: «Вопрос, который, однако, здесь возни­кает, должен гласить: не достигнуты ли границы доступного исследования и не находимся ли мы здесь в области «неиспо­ведимого» божественного чуда? Ибо не подлежит никакому сомнению, что Библия хочет рассматривать этот феномен не как нечто обыкновенное и нормальное, но как от бога даро­ванную помощь в великой нужде». Дальше Келлер эту тему не развивает, а ограничивается многозначительным намеком на ту лазейку, куда можно скрыться в любой момент, как только невозможность «естественного» доказательства биб­лейских легенд и мифов становится очевидной.

Много хлопот причиняет археологам-библеистам вопрос о том маршруте, которым израильтяне устремились по выходе из Египта в землю обетованную. Действительно, это по мень­шей мере странный маршрут.