Есть ли историческое зерно в легенде об исходе?

Описанная в Ветхом завете драматическая эпопея с исходом израильтян из Египта, с погоней за ними фараона во главе войска, с гибелью всего войска фараонова вместе с ним самим на дне морском не нашла никакого отражения в египетских памятниках. Ни в одном папирусе, ни в одной надписи на стенах гробниц, храмов, дворцов — нигде ни намека! И ни в одном памятнике ни у одного из соседей Египта — нигде, кроме как в Библии!

Признаться, мы колебались, ставя вопрос об исходе «в све­те данных археологии». Ведь археология, как таковая, ни­каких данных, которые могли бы подтвердить или иллюстри­ровать легенду об исходе израильтян из Египта и их движении в Палестину, до сих пор не нашла. А так как поиски велись и продолжают вестись самые тщательные, то, видимо, ничего и в дальнейшем здесь ждать не приходится. Таким образом, «данные» оказываются чем-то вроде дырки от бублика, пу­стым местом. Иначе говоря, это данные негативные, отрица­тельные, могущие привести и к каким-то выводам лишь тем обстоятельством, что их, этих данных, не существует. Посколь­ку это так, то можно было бы вообще не распространяться по этому вопросу. Но оказывается все же необходимо крат­ко остановиться на нем, так как буржуазные библеисты не прекращают разговоров о подтверждении археологией исто­ричности Библии и в вопросе об исходе.

Имеется ли, однако, историческое зерно в библейской ле­генде об исходе израильтян из Египта?

Если какая-нибудь часть древних израильтян (ни в коем случае не весь народ) находилась когда-нибудь в Египте, а потом ее там не стало, то, значит, в какой-то момент она ушла из Египта и присоединилась к основному массиву изра­ильских племен, живших в Палестине. Воспоминания об этом могли не только жить в памяти потомков тех людей, которые когда-то прибыли из Египта, но и передаваться другим родам и племенам в процессе межплеменного общения. С течением времени эти воспоминания обрастали новыми подробностями, созданными народной фантазией. Шпигельберг говорит в этой связи о «новеллистических прибавках позднейших поколе­ний»— именно эти прибавки и расцветили до неузнаваемости воспоминание о скромном событии, которое могло когда-то иметь место.

Для того чтобы народная фантазия работала в этом на­правлении, выбрав объектом своей деятельности данное событие, нужны были какие-то социально-исторические и идеоло­гические стимулы. В самом деле, почему именно события, происходившие с незначительным меньшинством народа, мо­гли быть распространены фантазией на весь народ и стать источником сложных и затейливых легенд, вошедших в общий народный эпос? Видимо, причину этого следует искать в идео­логических потребностях иудейско-израильского государства того времени, когда фиксировались вошедшие потом в Биб­лию произведения Яхвиста и Элохиста. Нужны были предания и легенды, которые дали бы объяснение и обоснование факту объединения израильских племен в народ, образования клас­сового общества и государства, господствующего положения жрецов и левитов в этом государстве. Легенда о пребывании Израиля в Египте, о страданиях, которые ему там пришлось пережить, об особых отношениях, установившихся у этого на­рода с мощным (пока еще не всемогущим!) богом Яхве, о ве­ликих благодеяниях, которые оказал Яхве своему народу, освободив его из плена и проведя благополучно через много­численные и страшные трудности и препятствия,— эта легенда давала господствующим классам древнего Израиля и их госу­дарству материал для идеологического сплочения народа не только под религиозным знаменем, но и под политической эги­дой эксплуататорского государства. Она возбуждала преуве­личенное чувство народной гордости, подогревала его до вы­соких степеней шовинизма, раздувая в то же время чувства неприязни и презрения к другим народам, у которых нет та­кого мощного бога, как Яхве, выведшего нас из Египта, и т. д. Недаром во всем остальном тексте Ветхого завета постоянно повторяется мотив возвеличения Яхве и благодарности к нему именно за то, что он вывел израильтян из египетского плена. Недаром и сейчас в иудейских молитвах звучит тот же мотив, питая сионистскую идейку о сосредоточении всех евреев в «зе­мле отцов», (как это было в свое время достигнуто под непо­средственным предводительством Яхве, выведшего свой народ из египетского плена. Исторические же условия того периода, когда формировались ветхозаветные легенды, были особо благоприятны для того, чтобы из мухи возвращения в Пале­стину маленькой группки египетских репатриантов религиоз­ная фантазия могла сделать слона легенды об исходе.

В одной из последних работ крупного американского архе­олога Д. Менденхолла сформулирована новая теория, по-ино­му объясняющая не только эпопею исхода, но и в целом наи­более древние страницы истории Израиля. Он считает, что массы рабов, трудившихся в Египте над сооружением городов фараона Рамзеса, были вовсе не едины в этническом отноше­нии; они могли иметь разноплеменный состав. Общие классо­вые интересы борьбы за свое освобождение сплотили их в еди­ную силу, бурно стремившуюся к освобождению от рабства, причем единственную возможность такого освобождения от­крывало лишь бегство из страны-поработителя. Единство дей­ствий, необходимое для такого шага, достигалось лишь при условии идеологического единства, а последнее могло быть тогда только религиозным. В осуществление этой назревшей идеологической потребности и явилась общая религия, бог ко­торой — Яхве, являвшийся покровителем одного из участво­вавших в объединении племен, получил признание и стал объектом поклонения у всего объединения. Таким образом, говорит Менденхолл, Израиль «начал как специфически рели­гиозное сообщество; только в ходе времени и исторического бедствия религиозная общность в конце концов породила био­логическую непрерывность». Здесь, правда, Менденхолл не подчеркивает того, что в основе этой религиозной общности лежали общие классовые интересы стремившихся к освобож­дению рабов, но в его изложении это достаточно ясно. Он пи­шет в другом месте: «Группа пленных рабов совершила ус­пешное бегство из нетерпимой ситуации в Египте. Не имея другой общности, которая могла бы дать им возможность вза­имной поддержки и покровительства, они установили взаимо­отношения с богом Яхве…»

Приведенную гипотезу пока еще никак нельзя считать на­учно доказанной теорией: хотя она сама по себе представляет несомненно большой интерес, но автор ее пока еще не привел достаточных фактических подтверждений, могущих превра­тить гипотезу в научную теорию. Ясно, однако, что и призна­ние этой гипотезы не оставило бы места для разговоров об ис­торической точности разбираемых здесь библейских легенд.