Реликвии и мощи

Огромное множество мощей выдается православными и католическими церковниками за подлинные реликвии новозаветных героев — в частности, Иоанна Крестителя, девы Марии и других.

Еще в 1821—1822 гг. французский историк Колен де Планси издал трехтомный труд «Словарь критики реликвий», в котором собрал все доступные ему сведения о реликвиях новозаветных героев. Результаты получились потрясающие. Этих реликвий оказалось очень много — значительно больше, чем нужно для того, чтобы можно было поддерживать веру в них.

Особенно повезло Иоанну Крестителю. Оказались в наличии чуть ли не все предметы, связанные с важнейшими эпизодами его биографии. Нужен меч, которым отрубили голову Предтече? Пожалуйста, он находится в кафедральном соборе г. Авиньона во Франции. Коврик, который был подстелен под Иоаннову голову в момент казни, хранится в Аахенском соборе. А камень, на который был постелен коврик, имеется в венецианском соборе св. Марка. Есть и блюдо, на котором плясунье Саломее была поднесена голова мученика — оно принадлежит церкви св. Лаврентия в Генуе. Есть сандалии Иоанна, его власяница, пещера, в которой он скрывался, ка­мень, на котором он спал и на котором оставил отпечаток своего тела. Больше того, остались многочисленные релик­вии — это уж скорей «мощи», — относящиеся к самому телу Иоанна Крестителя.

По свидетельству некоторых древнецерковных авторов, в середине IV в. н. э. римский император Юлиан приказал разрыть могилу Иоанна, перемешать его останки с костями разных животных и сжечь. Эта версия открыла перед церков­никами богатые возможности демонстрации пепла от тела Иоанна Крестителя. И действительно, немалое количество этого пепла — в значительно большем количестве, чем может дать тело одного человека, хранится и показывается для по­читания в церквах Рима, Генуи, ряда французских городов — Вьенне, Ардре, Дуе, Пюи ан-Веле и других. И несмотря на то, что в таком количестве пепла, надо полагать, должно содер­жаться уж во всяком случае, все тело Иоанна Крестителя, оказалось все же, что различные части этого тела все-таки сохранились в неприкосновенном виде.

Понятно, что наибольший интерес должна вызвать голова Предтечи — та самая, которая была галантно преподнесена Иродом своей падчерице Саломее. И она, конечно, нашлась: в начале IV в. была «обнаружена» в городе Эмсе. После этого стали происходить совершенно чудесные явления. В 452 г. была найдена новая голова Иоанна Крестителя, в 857 г.— еще одна, а потом открытия следовали одно за другим. Некоему аббату Мароллю приписывается заявление, которое он сделал после того, как сподобился приложиться к голове Иоанна Крестителя в Константинополе: «Благодарение богу — вот уже шестая голова Иоанна, которую я удостаиваюсь цело­вать». Всего известно двенадцать голов Иоанна Крестителя. Имеются сведения о том, что когда-то в Москве хранилась тринадцатая, но следы ее в дальнейшем потерялись.

Так как у Иоанна была не только голова, то и остальные части тела тоже наличествуют в большом количестве католи­ческих и православных церквей и монастырей. Много неболь­ших частиц мощей этого святого хранилось до революции в московских соборах — Успенском, Архангельском и Благо­вещенском. Плечи Иоанна хранятся в четырех экземплярах в Сен-Дени под Парижем, в Лонгпонте и в других местах. Ноги его показываются в Аббевиле, в Венеции, в Толедо, в Немуре. Особенно много сохранилось рук Иоанна Крестите­ля. Одна из них, много раз переменив место своего пребывания, оказалась в конце XIII в. собственностью русского царя Павла. Вторая находится в Болонье, третья — в Суассоне, четвертая — в Риме, пятая — в Перпиньяне, а всего — девять рук с сорока пятью пальцами. Помимо того, известны пальцы Иоанна Крестителя, ведущие, так сказать, индивидуальное существование: один — в Безансоне, другой — в Тулузе, а все­го зарегистрировано тринадцать отдельных пальцев. Само собой разумеется, Коллен де Планси, приводящий эти сведе­ния, не мог дать исчерпывающего подсчета — некоторое коли­чество рук, ног, пальцев и т. д. Иоанна Крестителя осталось вне поля его зрения.

Было бы странно, если бы в распоряжении служителей божиих не оказалось никаких реликвий и мощей самого Иисуса Христа. И действительно, они имеются в количестве более чем достаточном.

После рождения божественного младенца у него, как и у всякого небожественного новорожденного, отрезали пупо­вину. И что же удивительного в том, что эта драгоценная ча­стица была сохранена? Известно, что в Клермоне хранилась эта реликвия в течение всего средневековья. Но такою же обладал и собор города Шалон на Марне. В значительно большем числе экземпляров сохранилась крайняя плоть Спа­сителя, отрезанная от его детородного органа на восьмой день после рождения. Один из основателей протестантизма Жан Кальвин уже в 1587 г. знал три экземпляра этой уникальной святыни. Аббат Тьер в 1699 г. сообщил о двух дополнительных экземплярах. Потом открытия следовали одно за другим. В общем зарегистрировано не меньше полутора десятков крайних плотей Иисуса Христа. В большом количестве имеют­ся бороды, волосы и ногти Спасителя. Кровь, пролитая им на кресте, собрана, видимо, вся и по своему количеству в со­стоянии заполнить целые чаны. Имеется даже некоторое коли­чество пота, собранного кем-то с тела Христа на кресте. Имеется большое количество слез, пролитых Спасителем во время «моления о чаше» в Гефсиманском саду. Неизвестно только, кто и как их собирал. Это затруднение не возникает в вопросе об остатках деревянного креста, на котором был распят Христос, о гвоздях, которыми были прибиты его руки и ноги, о копье, которым было прободено его ребро: уж если поти слезы можно было собрать, так какая трудность в том, чтоб сохранить копье или гвоздь?! Но этих гвоздей могло бы, вероятно, хватить на постройку дома средней величины, а копьями можно было бы вооружить взвод солдат…

Вероятно, у (некоторых читателей появится мысль, что все эти несуразности относятся к далекому прошлому и что само духовенство теперь отмежевывается от них. Конечно, когда дело доходит до рассмотрения вопроса по существу, то любой служитель церкви оказывается вынужден от многого отмеже­ваться. Но нигде никогда ни православная, ни католическая церкви не заявляли во всеуслышание, что они считают оши­бочным культ реликвий и мощей. Наоборот, в общем эксплуа­тация этого культа продолжается и в настоящее время с нема­лой выгодой для церкви и духовенства.

По сей день в католической религиозной пропаганде играет большую роль так называемый хитон Иисуса Христа. Еван­гельская легенда, связанная с ним, гласит, что легионеры в момент распятия Христа разделили между собой его одежду, причем одному из них достался хитон. В средние века не меньше двух десятков католических церквей считали себя владельцами подлинной одежды Иисуса Христа. В ожесточен­ной конкуренции между ними одержал победу собор в немец­ком городе Трире — именно его хитон стал пользоваться наибольшим успехом у паломников и вообще богомольцев. В 1844 г. трирский епископ ввел обычай периодически выстав­лять эту реликвию на всеобщее обозрение. Для поклонения ей собираются каждый раз сотни тысяч паломников, что прино­сит значительные доходы как городу, так и церкви. Известно, например, что в 1900 г. поклониться хитону явилось два мил­лиона человек; небезынтересно отметить, что население самого города насчитывало тогда всего около 50 тысяч.

В последний раз хитон выставлялся в 1959 г. на время с 19 июля по 20 сентября; в течение этих двух месяцев еже­дневно являлось поклониться ему в среднем по 30—50 тысяч человек в день. Всеми средствами современной рекламы вокруг выставки хитона поддерживался непрестанный ажио­таж. На площади около собора мощные радиорепродукторы непрестанно в разных формах и под разными предлогами су­лили людям: «Вы увидите подлинный хитон Христа…»

На самом деле паломникам показывают даже не самый хитон, а лишь специально сшитый для него шелковый чехол. Еще в 1896 г. комиссия экспертов, назначенная трирским епископом для подтверждения подлинности хитона, вынесла такое определение: «Показываемая паломникам шелковая одежда с изображением птиц является лишь покрывалом для самого хитона. Последний представляет собой нечто покрытое плесенью, сплошь дырявое, материал его теперь установить не представляется возможным, нельзя даже установить, имеются ли в этой вещи швы. По-видимому, она была сделана из льна или хлопчатобумажной ткани и не имела никаких узоров». Откуда взялась ветошь, выдаваемая за одежду Иису­са, установить, конечно, теперь невозможно. Но верить тому, что это действительно хитон Иисуса, нет абсолютно никаких оснований.

Мы приводили до сих пор материал о тех «реликвиях», ко­торым археологи не придают никакого значения. Но при малейшей возможности церковные апологеты не только в ря­сах, но и в мантиях ученых, а тем более клерикальные журна­листы, делают все возможное, чтобы выдать заведомую фальшивку за подлинную историческую реликвию. Вернер Келлер с совершенно серьезным видом расписывает в своей книге знаменитую «туринскую плащаницу». Этот случай за­служивает того, чтобы на нем остановиться.

В 1204 г. во время четвертого крестового похода благоче­стивые христианские воины разграбили христианский же Константинополь, и там в руки француза-крестоносца де ля Роша попало льняное полотнище четырех с лишним метров в длину и метр десять сантиметров в ширину со следами крови и пота. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на по­лотнище обрисовываются следы человеческой фигуры длиной примерно в сто восемьдесят сантиметров. Крестоносец увез свой трофей в Южную Францию, откуда тот вскоре перекоче­вал в североитальянский город Турин. Единственное объясне­ние, которое стоило дать находке де ля Роша, заключалось в том, что ему в руки попала та самая «плащаница», в кото­рую Иосиф Аримафейский в свое время завернул тело Иисуса после его снятия с креста.

Объяснение это, может быть, выглядело <бы убедительно и во всяком случае оно было достаточно выгодно для хозяев полотнища, но беда заключалась в том, что последние не были монополистами в обладании таким сокровищем: по меньшей мере, еще две церкви на католическом Западе показывали плащаницу ничуть не менее убедительную, чем туринская. Последняя поэтому ничем не выделялась из массы рядовых реликвий, заполняющих многочисленные церкви и соборы Западной Европы. Так продолжалось до тех пор, пока предприимчивые хозяева туринской реликвии не предпри­няли некоторых специальных мер для утверждения своей монополии.

В 1889 г. было публично объявлено, что туринская плаща­ница сфотографирована, и при этом обнаружилось нечто в высокой степени примечательное: на негативе ясно обрисо­валось человеческое лицо, не только своими очертаниями на­поминающее иконописные изображения Иисуса Христа, но и обнаруживающее явные следы рубцов и ран от тернового венца, да и довольно явственные очертания самого венца. После этого у всякого благонамеренного человека не должно было оставаться сомнений в том, что здесь налицо подлинная плащаница Иисуса Христа. Оставалось лишь решить вопрос — каким образом на ней обрисовалось его лицо.

Проще всего было объяснить это чудом. Но такое объясне­ние не обладало бы особой убедительностью для людей, пы­тающихся здраво подойти к вопросу. Были поэтому предпри­няты многочисленные настойчивые попытки «естественного» объяснения, основанные даже на ряде специально проведен­ных экспериментов. И некоторые из них, как было сообщено в католической печати, «увенчались успехом»: на пропитанном алоэ и ароматическими маслами куске льна удавалось полу­чить нечто вроде отпечатка тела и лица того покойника, кото­рый завертывался в это полотнище. Отсюда, правда, вытекал деликатный вопрос — не могли ли те же самые «эксперимен­таторы» сотворить таким способом и изображение, обнару­женное на плащанице? Но кто же может заподозрить благоче­стивых хозяев величайшей святыни в обмане?!

Современная археологическая техника обладает достаточно надежными способами, чтобы установить подлинность или подложность такой вещи, как туринское полотнище: при по­мощи радиоуглеродного анализа можно установить дату, когда был сжат лен, из которого изготовлено полотнище. Если бы выяснилось, что эта дата относится к началу нашего лето­счисления, то это, конечно, было бы серьезным основанием для признания реликвии подлинной. И Келлер скромно при­знает, что теперь дело только за этим — если произвести радиоуглеродный анализ, все станет ясно. Но почему же его не делают? Келлер не строит никаких предположений на этот счет и дает понять читателю, что такое исследование стоит на очереди. Мы позволим себе усомниться в том, что церковь осмелится предпринять этот шаг, ибо вряд ли хозяева плаща­ницы сомневаются в том, что она подложная. Впрочем, не исключено, что ее радиоуглеродный анализ уже давно произ­веден, но о его результатах предпочитают не говорить. Ведь как никак, а этот прием датировки археологических памятни­ков стал применяться еще с 1948 г. — времени для того, чтобы установить древность плащаницы, было вполне достаточно.

Стремясь во что бы то ни стало доказать историчность новозаветных мифов, Келлер прибегает к столь же смехотвор­ным аргументам, как и в отношении ветхозаветных легенд.

Он пытается, например, обосновать историчность евангель­ского сообщения о бегстве «святого семейства» в Египет. В Матарии, видите ли, до сих пор показывают дерево, в тени которого оно укрывалось, а также часовню, где родители Иисуса молились. По этому поводу Келлер разводит глубоко­мысленные рассуждения, ближайшим образом напоминающие гадания на кофейной гуще. Почему святое семейство оказа­лось в Матарии? А потому, что там в свое время Клеопатра и Марк Антоний развели сад и, надо полагать, им при этом помогали еврейские садовники, которые там и поселились. И вполне, дескать, естественно, что святое семейство нашло себе приют именно в Матарии — у земляков. Но откуда изве­стно, что Марк Антоний и Клеопатра прибегали к помощи еврейских садовников и что последние после разведения садов поселились в этом районе? Единственный и достаточно курь­езный аргумент, приводимый здесь Келлером, заключается в том, что в Иудее в районе Иерихона были хорошие сады; следовательно, среди евреев были умелые садовники, которые могли быть приглашены Клеопатрой в Египет и могли потом там поселиться и т. д. Что и говорить — аргументация не из сильных!